«И ведь он даже не допускает мысли о том, что это правда, — подумал Баллуш, сочувственно глядя на Армоля. — Не удивлюсь, если через два-три дня отцом-настоятелем в монастыре Кожаных Крыльев будет кто-нибудь другой».
(И в этом Тихоход не ошибся — но причину замены угадать бы не смог, при всём своем желании.)
— Что случилось? — переспросил у Неспокойного Хэйр. — Прозверевшего, которому мы не вняли, заживо сожрали муравьи. Так же, как и исповедника, что выслушал прозверевшего, но не принял его слова всерьез. Позже подобный случай повторился — и, увы, мы опять оказались невнимательны и не поняли, что к чему. Однако в тот раз погиб не только прозверевший — мы лишились одного из наших амбаров, который муравьи уничтожили вместе с продуктами, — не осталось ни щепки, ни крошки! …Признаюсь, братья, я никогда и помыслить не мог, что во всём Ллаургине Отсеченном найдется столько муравьев. И я многим готов пожертвовать, чтобы никогда больше не видеть ничего подобного.
— Жертвовать надлежит без надежды и без торга! — прокаркал Анкалин-Пустынник. — Смирение!.. Вот чего не хватает этому миру! Потому и нисходят сюда зверобоги, чтобы научить нас ему.
— Если они низойдут, некого будет учить, — кривя тонкие губы, заявил патт Ларвант Тулш. Фигурка кабарги, вырезанная из красного дерева, улеглась у него на груди кровавым пятном. — Но вообще-то в одном Армоль прав: мы похожи на сверчков. Хватит перебивать друг друга и скакать от мысли к мысли, будто… — Сбившись, он махнул в воздухе рукой и неловко закончил: — Будто сверчки! Осканнарт, это всё, что вы хотели нам сообщить?
— Почти всё. Насколько я понимаю, не только в нашем эпимелитстве происходили случаи подобного рода, с появлением фистамьеннов и… наказанием невнимательных? — Большинство настоятелей и многие из паттов склонили головы, подтверждая это. — Тогда почему же ни один из нас не сообщил остальным? Перепугались? Или решили, что ни к чему тревожить тех, кто и так скоро узнает? Вот, — Хэйр снова показал на часы, — вот то, чем являемся все мы, братья. Ни прошлое, ни настоящее ничему не учит человека — и в этом он более, чем в чём-либо еще, отличается от животных. Однажды попавший в капкан, волк всегда станет обходить железные челюсти стороной; нажравшаяся яду, но выжившая крыса никогда больше не прикоснется к отравленному мясу. А человек, сколько ни тычь его, как щенка мордой в нагаженное, в прошлые ошибки, по-прежнему будет их совершать. Мы похожи на гиен, которые стоят у самой кромки океана и готовы разорвать друг друга в клочья за шмат дохлой клячи, — и не видят, что на них надвигается волна цунами. А лезвия продолжают вращаться, несмотря ни на что. — Осканнарт коснулся стрелки-меча и отдернул руку, уколовшись. Он повернул окровавленную ладонь к сидевшим за столом иерархам: — Вот это ждет каждого из нас. Крови и смертей не избежать, ибо зверобоги — признайтесь наконец в этом себе! — начали нисходить в Ллаургин. Но, — он выдернул из-за рукавного отворота платок и потер ладонь, — но у нас еще есть возможность избежать большой крови и ограничиться наименьшим количеством смертей. Если вы хотите этого…
Зал взорвался нестройными восклицаниями — испуганными, яростными или удивленными. Тагратваллу в который раз пришлось стучать жезлом и призывать к порядку. Наконец, когда таковой более-менее установился, слово взял Ларвант Тулш.
— Что вы хотите нам предложить? — спросил он у Хэйра. — Если память мне не изменяет, в прошлые Нисхождения и крови и смертей было предостаточно, да и вообще бедствий, больших и малых, тоже. Или вы, Осканнарт, научились договариваться с Сатьякалом?
— Безумие! — гневно воскликнул Анкалин-Пустынник. — Ересь изрекаешь, Ларвант, ересь! Коли уж зверобоги в непостижимой мудрости и милости своей решили низойти в Ллаургин, кто способен помешать им? Лишь безумец или же гнусный вероотступник полагает, будто наделен силою, соразмерной с силой Сатьякала!
— Таковых среди нас нет, — неожиданно мягко произнес Хэйр. — И в этом, братья, наше преимущество.
— Преимущество?! Как можно говорить о преимуществе по отношению к зверобогам?! — всхлипнул Гимфройс Смиренный.
— Успокойтесь, я говорю не о преимуществе по отношению к кому-либо, а о преимуществе в данной ситуации. — Осканнарт улыбнулся, и Баллуш улыбнулся тоже, понимая, что Хэйр попросту балуется освоенными в университете приемами софистики. Удивительно, но больше ни один из Двадцати Четырех не заметил этого, а сидевшие вдоль стен писцы и секретари, может, и обратили внимание, но не могли сейчас вмешаться. — Давайте, — продолжал Хэйр, — порассуждаем логически. Всякий раз зверобоги нисходили в Ллаургин по какой-либо причине. Значит, таковая есть (или недавно появилась) и в нашем случае.
— Только безумец или гнусный вероотступник!..
— Помолчите, Анкалин! — рассердился Тагратвалл. — И дайте наконец Хэйру закончить мысль.
— Благодарю. Итак, причина, которая вынудила… хорошо, из-за которой Сатьякал решил низойти. Благо, у нас есть «Бытие», где каждая из причин предыдущих Нисхождений описана — и мы можем сравнивать. Первое не в счет, сами понимаете почему. Второе, случившееся в двухсотом году, было направлено на истребление пралюдей, ибо они поклонялись Тринадцатому. В нашем случае не годится, потому что потомки пралюдей, живущие в Тайнангине, намного малочисленнее своих предков, а что касается запретников, все мы с вами помним указания самого же Сатьякала на сей счет, тайные буллы Альвакара Последнего и постановления соответствующих Соборов. Далее, Третье Нисхождение, как сказано в Книге, было направлено на окончательное уничтожение Тринадцатого, каковое вроде бы и состоялось. Однако вспомним о Носителях.
— Носители — ложь!
— Анкалин!
— Спасибо, Тагратвалл. Ложь они или нет, но согласитесь, Анкалин, что люди, считающие себя Носителями, появлялись в Ллаургине чересчур часто, чтобы на это не обращать внимания, и недостаточно часто, чтобы можно было говорить о мистификациях, организованных… ну, хотя бы теми же запретниками. Далее. Позабыв на время о Носителях, вернемся к причине нового Нисхождения. Списавшись с некоторыми из присутствующих здесь архиэпимелитов и настоятелей, я отнюдь не из чистого любопытства поинтересовался, чего именно требовал через прозверевших Сатьякал. Разумеется, разумеется, Анкалин, намерения зверобогов непостижимы! И большую часть их распоряжений сами мы вряд ли когда-нибудь поймем. Однако остается еще и меньшая. Согласно которой зверобоги усердно ищут нескольких людей, обладающих некими феноменальными способностями… точнее, тех, кто при определенных условиях инициирует возникновение рядом с собой неких феноменов, чью природу на данный момент ни Церковь, ни чародеи, ни ученые не способны объяснить адекватно. Хорошо, Анкалин, не буду больше… постараюсь не использовать заумных слов. Тем более что слова остаются словами, а факты фактами. Например, как это ни поименуй, никуда не деться от того, что один из монахов нашего монастыря в течение нескольких недель наблюдал за так называемым Носителем. Причем сам Носитель и не подозревал о своих способностях — и об интересе к его персоне Муравья Вездесущего.
— Наконец-то! Наконец-то от говорильни мы начинаем переходить к делу. Так где этот ваш монах? И где — «так называемый» Носитель?
«Вот именно, — подумал Тихоход. — Где?»
— На оба ваших вопроса, Эмвальд, один ответ. Здесь.
— Так покажите нам их!
— Здесь — это неподалеку от Храма. В Старом Клыке. Я хотел взять брата Хуккрэна с собой на заседание Собора, но вчера ему показалось, что на одной из улочек Клыка он видел упомянутого Носителя. И сегодня я был вынужден отпустить брата Хуккрэна на поиски этого… человека.
— Неужто вы не могли дождаться заседания, а уж потом отпускать вашего монаха на поиски Носителя? И почему вы вообще отпустили Носителя в прошлый раз?
— В прошлый раз так повелел Муравей, — отчеканил Осканнарт Хэйр. — Что же до нынешней ситуации… Неужели ваши прозверевшие, братья, не сообщили вам о натяжении пространственно-временной ткани и о том, что вероятность падения на прихрамовый район Узла чрезвычайно высока? Или вы не знаете, что это — один из наиболее характерных признаков пребывания рядом нескольких Носителей? Их необходимо обнаружить до того, как они привлекут снисходительное внимание — с этой целью я отправил в Старый Клык, в Лимн и на Ярмарочный холм тех из прозверевших, кто способен, как я надеюсь, отыскать Носителей. И, конечно, в их числе был отослан брат Хуккрэн, ведь он знает в лицо человека по имени Иссканр. Человека, который в прошлом году был причиной падения Держателей в Сна-Тонре.
* * *
Горбатый старик, похожий на терзаемого пухоедами филина, ковылял по осеннему полю. Он не думал, что так скоро вынужден будет уйти. Он пришел в Клык, к Храму чтобы убедиться в своих подозрениях, но так и не успел.
— Слишком много, — шептал он, тупо глядя себе под ноги. Поле было неровным, земля подмерзла только сверху и часто оседала под тяжестью его тела. Намного легче было бы идти по дороге, однако сейчас там слишком много путников, и все они направляются в Клык или к Храму, а он идет в противоположную сторону. — Слишком много… — Впрочем, слова его явно касались не тех, кто шел по дороге. — Неужели они не почувствовали этого? Неужели?.. Дураки! Они даже не понимают…
Хотя он и сам не вполне понимал. За последние лет десять — не так уж давно! — в мире что-то разительно изменилось. И прежде, чем старик успел сообразить, что же происходит, это «что-то» начало диктовать свои условия, устанавливать свои правила. А никто («дураки!») так ничего и не заметил.
Поле закончилось, старик вошел в старый, опустевший лес и поковылял дальше, держась в виду дороги, но не выходя на нее. Там по-прежнему было слишком много людей.
Костерок он заметил издалека и решил обойти по кривой. Но не сумел — то ли по треску веток, то ли по нелепой случайности старика заметили тоже.
— Эй, дедуля, куды чапаешь?
— Гля, парни, какой хрукт выкотился из чашшы! Ну леший, взаправдный леший!
— Тока, слышь, одно подозрительно — чегой-то он не как все?
— То ись?
— Да, не мути, Косяра! Чё те не нравицца?
— Ну чего старый от Храма идет, када все — к Храму.
— А вот мы у него и спросим. Или ты, дед, Сатьякал не уважаешь?
— Не-е, не уважает, по глазам вижу!
— Нехорошо это, парни! Мы ж уважаем?
— А то!
— Ясен подсолнух!
— И я об чём! Выходит, это нас обижает старичина-то! Нас не уважает, ёлки-морковки!
— Да-а, не порядок. За такое надо б тебе, ста… Ох, ё!.. Ха-х! Шустрый дед попался. Вжарь ему, Косяра, за Тошнотика. Как он бедолагу-то!..
— Н-на!
— Ты что ж себе думаешь, стервь?! Мочи его, парни!
— Н-на, паскудина! Н-на! н-на!
— Н-на!
— Погодь, дай разок Тошнотику вдарить. Это святое. Да всё уже, подох дед. Ну-тка, что у него в котомке. Негусто.
— Ну, мы ж не заради поживы, верно? Мы за идею!
— А то!
— Ладно, парни. Жухайте трупяка вон в те кусты да пойдем супца похлебаем. К завтряму б с рассветца в Храм успеть, пока цейрмоньял не начался. А то потом не протолкнемся.
— Сча', ребят, я тока сапоги стяну с деда — и с вами. Хучь и рванье, а зазря добро выкидывать тоже не годицца, верно?
— Давай уж, стягуй… Мы, чай, не зандробы какие, подожжом тя!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ (окончание)

К'Дунель решается. Просьба Строптивицы. «Так надо, конопатая…» Возможен ли договор с Сатьякалом? О прогрессе, времени и доверии (в который раз!) «Да, так просто: взял и отдал!» Первый шаг на пути к… Пелене. Сломанная шарманка и растоптанная маска. «Рисуй!» «Я — не „прелесть“… » Одно непременное условие. Возвращаясь в Сна-Тонр. Очень подозрительный запах

Доверие к другим — монета дураков.
Обманешь лопуха — и здрасьте, был таков!
Доверие к другим — надежнее железа:
способно удержать друзей, казнить — врагов.
Кайнор из Мьекра по прозвищу Рыжий Гвоздь
— Жокруа? Вы ли это?
Не ждал, капитан? Да уж, не ждал, даже помыслить не мог, что встретишь здесь своего давнего знакомца.
А следовало бы догадаться. Ведь именно в Лимне из года в год останавливаются высокопоставленные паломники, представляющие на Соборе королевский двор.
Так чего удивляешься, капитан?
— Я. Это я, господин Тайлог.
— Почему вы не в форме, капитан?
— Я взял отпуск, господин Тайлог. — «Эта старая задница, которая состоит в своре верховного иппэаса секретарем, всегда с господином Камэном на короткой ноге. А наш иппэас, господин Камэн Свендирэг (чтоб его зандробы… защекотали!) — как ни верти, твой непосредственный начальник, его не объедешь даже на тайных, чрезвычайно важных приказах господина Фейсала. Свендирэг, едва пронюхает о чем-нибудь „этаком“, непременно вставит тебе свечи куда надо. Пусть не сей момент, пусть через месяц-два после того, как уляжется пыль и господин Фейсал утратит бдительность, но вставит и подожжет: а не скачи через голову вышестоящего, капитан!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89