— Вот вам, господа, и ответ на ваш вопрос, — с удивительным хладнокровием произнес торговец мехами.
— Черт возьми! — воскликнул Жак. — Нам повезло! Еще немного, и мы нырнули бы в эту бездну. Так завершилось бы наше путешествие, и завещанное мне наследство пополнило бы сейфы бразильского правительства.
Жюльен невозмутимо взирал с прибрежной дороги на жуткую, с острыми краями полынью, в которой бились друг о друга ледовые обломки.
— Примите нашу благодарность и поздравления, господин Ловатин! Как заметил сейчас мой друг, вы весьма своевременно велели возницам выехать на берег… Бедный Жак, теперь ты невзлюбишь воду еще сильнее!
— Да уж не говори… Ничего хорошего от нее не жди, если даже такой толщины лед ломается словно стекло!
— Видишь ли, Жак, пласт льда отделяли от воды футов двадцать, и, лишенный опоры, он мог в любой момент рухнуть, что и случилось на наших глазах. Так ведь, месье Ловатин?
— Так-так! И в большие морозы это бывает довольно часто.
— Не понимаю, — произнес Жак, — как могла вода, укрытая таким слоем льда, испариться и образовать пустоту?
— Она не испарилась, — сказал Федор.
— Откуда же тогда эта пустота? Объясните, пожалуйста.
— Притоки промерзают от истока до устья и перестают нести воды в питаемую ими в другое время года реку. Ее же схватывает морозом, когда она еще полноводна, и поэтому, как только поступление воды из притоков уменьшается или вовсе прекращается, под ледяным покрытием появляются пустоты — торосовые ямы-отсеки, не сообщающиеся друг с другом.
— Прекрасно! — воскликнул Жюльен. — Объяснение полное и понятное. Лед, достаточно толстый, сам по себе еще держится, но ломается, стоит только чему-нибудь тяжелому надавить на него сверху. Когда мы подъехали к одной из таких пустот, удары копыт стали гулкими. Ваш опыт, месье Ловатин, подсказал вам, в чем дело, и вы вовремя изменили направление. Еще раз браво и спасибо!
— Это все хорошо, — промолвил Жак, еще не оправившийся от потрясения. — Конечно, выяснять причины некоторых явлений, а также симптомы, позволяющие их предугадать, — дело весьма занятное. Но я все же никак не пойму, почему кучер сам не свернул в сторону, не дожидаясь вашего, столь своевременного приказа.
Федор, улыбнувшись, обратился к вознице по-русски:
— Его превосходительство спрашивает, почему ты не изменил направление, приблизившись к мертвому льду?
Ямщик повернулся всем туловищем к седокам, тряхнул обледеневшей бородой и бросил странный ответ, тотчас переведенный Ловатиным:
— Не знаю, батюшка, не знаю. Я так и ждал, что ты спросишь меня об этом.
— Ну и теперь ты уже ни за что не свернешь на лед?
— Сверну, если прикажешь.
— Ну ладно, а пока держись дороги, смотри не потеряй ее.
— В добрый час, месье Ловатин! — воскликнул Жак. — Будем держаться тракта, и да здравствует коровий паркет, как называют у нас во Франции сушу!
— Точнее было бы сказать «олений паркет», для придания этой идиоме местного колорита, — заметил Жюльен. — Тем более что скоро мы, если не ошибаюсь, повстречаем этих замечательных представителей полярной фауны.
На следующий день, миновав без остановки Синское и Покровское — два так называемых города, похожих на Олекминск, путешественники въехали в Якутск. Жак глазам своим не поверил, оказавшись в столице губернии, на территории которой могли бы свободно расположиться пять таких стран, как Франция.
— И это — тоже город!.. — протянул он разочарованно, рассматривая отстоявшие довольно далеко друг от друга укрытые снегом деревянные дома, выглядывавшие из-за высоких заборов.
— Да, друг мой, и это тоже город, и не столь маленький, если учесть, как приходится человеку бороться с морозами, — ответил ему Жюльен.
— А расположен он очень удачно, — добавил Федор Ловатин. — Основанный неподалеку от места слияния Алдана и Вилюя, Якутск лежит как бы на перекрестке путей, по которым везут продовольствие и меха.
— Но зато какие морозы!.. А сколько в нем жителей?
— Постоянных — шесть тысяч.
— Шесть тысяч? Невероятно!
— И это не считая охотников, рыбаков и купцов, которые появляются здесь время от времени по своим делам. Что же касается тех, кто проживает тут круглый год, то это в основном чиновники и ссыльные — без последних указанная выше цифра была бы вдвое меньше.
— Думаю, только крупная выгода и грозный приказ могут удержать шесть тысяч человек в краю, где средняя годовая температура такая же, как на вершине Монблана, — заявил Жюльен.
— Надеюсь, мы-то здесь пробудем недолго, — заметил Жак. — Солнце заходит, едва появившись, так что день в этих местах — чистая фикция. Поскольку в городе нет никаких развлечений, а комфорта не больше, чем в чуме или избе, я предпочел бы продолжить путь. Что нам тут делать?
— Не забывайте о кое-каких формальностях.
— Ах да, паспортные визы! Но это же быстро: власти, поначалу такие придирчивые, что приходилось показывать официальные бумаги даже простым станционным смотрителям, кажется, заметно ослабили свою бдительность с той поры, как мы попали в Восточную Сибирь.
— Это потому, что здесь они уже не боятся, что ссыльные убегут, — грустно промолвил Федор Ловатин. Затем, быстро сменив тон, словно прогнав дурные мысли, сказал: — Когда вы отправитесь с визитом к генерал-губернатору, я запасусь провизией, и, как только у вас появится желание, мы тотчас тронемся в путь.
Властитель губернии, прочитав письмо, врученное Жюльену генерал-губернатором Иркутска, принял друзей по-царски, угостил их вкусным ужином и поддержал их решение побыстрее отправиться на северо-восток. Один из приведенных сановником аргументов в пользу скорейшего отъезда прозвучал, как показалось друзьям, несколько парадоксально: дальше, по мере продвижения на север, морозы будут слабее.
На паспорт Ловатина, предъявленный французами вместе со своими, тоже поставили визу: отсутствие его владельца, закупавшего провизию, не вызвало у генерал-губернатора никаких подозрений, хотя он и заметил, что имя этого купца ему незнакомо.
Спустя некоторое время трое друзей расположились в просторной комнате за слюдяными окнами, где стояло несколько кушеток, затертых от многолетнего соприкосновения с тулупами и сапогами, и занялись разработкой маршрута.
— К Нижнеколымску ведут две дороги, — разъяснял Федор Ловатин. — Первая, покороче, пролегающая к востоку от Якутска, проходит через Арилатское и Олегнятское, пересекает Амгу, приток Алдана, а затем и сам Алдан в месте его слияния с рекой Хандыга. Перевалив через Верхоянский хребет, мы поднимемся к северо-востоку, подъедем вскоре к Колыме и далее проследуем вдоль нее вплоть до устья. Вторая дорога идет резко на север, пересекает Алдан в месте его слияния с Тукуланом, проходит через Верхоянский хребет на высоте четырехсот метров над уровнем моря, где берет исток река Яна, устремляется за Полярный круг и достигает города Верхоянска, расположенного в ста пятнадцати километрах к северу от южной границы Заполярья. От Верхоянска дорога сворачивает постепенно на юго-восток и через четыреста двадцать километров подходит к реке Арга, притоку Индигирки. Отсюда она снова направляется на север, к городу Зашиверску, лежащему на Полярном круге, затем круто поворачивает на восток, к городу Верхнеколымску, на реке Колыма, и выходит к тому же тракту, что и первая дорога. Ну, что вы об этом думаете?
— Мне все равно, каким путем ехать, — ответил Жак. — А ты как, Жюльен?
— Я полностью доверяю месье Ловатину: он разбирается в этом лучше нас.
— Учтите, господа, поскольку впереди совершенно безлюдные пространства, от выбора пути многое зависит.
— Но, по-видимому, на любом из этих маршрутов есть станции, где можно сменить лошадей?
— Надеюсь. В случае же особых затруднений мы всегда сможем взять у местных жителей нарты, запряженные оленями или собаками.
— А по какой из дорог следуют обычно колонны ссыльных?
— По северной, через Верхоянск.
— Тогда я предпочитаю первую, идущую на северо-восток.
— Я тоже, — с живостью поддержал Федор Ловатин, стараясь казаться спокойным.
— Значит, решено, — равнодушно заключил Жюльен. — В таком случае в дорогу! По крайней мере, там нам не надо будет опасаться встречи еще с каким-нибудь капитаном Еменовым.
Переход через Лену — по проложенной по крепкому льду дороге, плотно утрамбованной с момента открытия санного пути, — начинался у самого Якутска.
Наступили светлые сумерки, позволявшие видеть вокруг не хуже, чем днем, и Жюльен, не упускавший обычно случая еще чему-нибудь научиться, нашел подтверждение феномену, описанному многими современными географами. Речь идет о смещении всех рек вправо. Это явление, связанное с вращением Земли, отчетливо прослеживается на сибирских реках, поскольку здесь округлость Земли, вблизи полюса, заметнее. Мощные реки, образуя излучины, текут с юга на север. На правый, восточный, берег постоянно давит масса воды, размывающей его, а западный берег, от которого река все время отходит, превращается в гряду наносов, простирающихся, насколько хватает глаз. Поэтому противоположные берега совсем не похожи друг на друга: левый — совершенно пологий, чуть выше уровня воды, правый же, подтачиваемый давящей на него водой, — холмистый и нередко обрывистый. Такие различия наблюдаются повсеместно.
Чтобы уберечься от наводнения во время ежегодных паводков, города в Сибири, как и вообще в России, строили на правом берегу — высоком, не затопляемом водой. Но это имело и свои недостатки: река, не признающая никаких преград, вымывает нижние слои отлогого берега, и тот начинает рушиться. Это происходит иногда столь быстро, что сравнительно недавно основанные города, такие, как Семипалатинск, Тобольск, Нарым, частично уже перепланированы.
Все сказанное выше можно проследить на примере берегов Лены возле Якутска. Любознательному географу есть над чем здесь поразмыслить. Правда, Жак, замерзая, только вполуха слушал популярную лекцию, которую специально для него читал его друг.
Заметив вскоре состояние Жака, Жюльен принялся его тормошить:
— А ну-ка, черт возьми, бодрее! Спать сейчас ни в коем случае нельзя! Необходимо сопротивляться апатии, а не то она примет угрожающие формы.
— На меня навалилась такая тяжесть… И потом, я буквально умираю от жажды.
— Это все от мороза. Так что на каждой станции надо пить побольше горячего чая и не стоять на месте.
— Месье Клене прав, — поддержал Жюльена Ловатин. — Хотя, я понимаю, на этой скучной равнине, между Леной, Алданом и Верхоянским хребтом, мне трудно хоть чем-то заинтересовать вас.
— Если уж теперь так нестерпимо холодно, то что же ждет нас потом? Ведь по мере продвижения к северу мороз будет еще сильнее.
— Простите, но это не так. Повыше в горах температура вполне сносная, там раза в два теплее, чем тут.
— Как? — подскочил Жак. — Вы утверждаете, что чем выше, тем теплее?
— Именно так.
— Но это опрокидывает все мои представления о метеорологии. Надо признать, что профессора, перегружая меня чтением классической литературы, почти не давали мне подлинно научных знаний. Итак, вы утверждаете, милый друг, что, поднявшись на несколько километров, мы сможем загорать, увидим кокосовое дерево, акацию и пальму, прямо как на моей будущей фазенде в Жаккари-Мирим? Я совсем не против. Тем более что здесь я не рискую наступить на гремучую змею.
— Ну, не совсем, конечно, так, — весело рассмеялся этой шутке русский, обрадованный, что Жак немного встряхнулся. — И все-таки то, что я вам сказал, — истина, подтвержденная опытом, и мы в этом скоро сами убедимся.
— Хорошо бы побыстрее! Но вы разбудили мое любопытство. Можете ли вы объяснить причину данного феномена?
— С удовольствием. Вы видите, как ясно небо и как спокоен воздух. А ведь стоило бы только подуть ветру, и мороз бы стал непереносим и всерьез опасен. Именно прозрачность и спокойствие воздуха — причина этого кажущегося противоречия. В действительности все довольно просто: более теплый воздух легче и поднимается вверх…
— Это известно… Такая закономерность используется при подъеме воздушных шаров.
— Вот именно… А более холодные и плотные слои воздуха опускаются, как более тяжелые, и скапливаются у поверхности земли. У нас в Европе, где зимой небо всегда облачное, эта смена слоев воздуха длится недолго. В Сибири же благодаря сухому воздуху, безветренной погоде и длинным ночам, в течение которых теплый воздух продолжает подниматься, верхние слои атмосферы прогреваются, а нижние — остывают. Поскольку данное явление неизменно, ото льда свободны не только горы Даурии или Алданского нагорья, но и вершины, расположенные между шестьдесят вторым градусом северной широты и Полярным кругом.
Жак, пораженный эрудицией купца, слов не находил, чтобы выразить ему свое восхищение.
— Да, месье Ловатин, — молвил он наконец, — человек вы удивительный!.. Я все спрашиваю себя, где и когда получили вы столь обширные знания?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89