работа или виселица! Толпа сдалась. Морено лично возглавил работающих, увлекая их собственным примером. Он поднимал камни, переносил трупы, копал могилы и сделал передышку лишь тогда, когда удостоверился, что вновь вернул к жизни людей, пострадавших от катастрофы.
Ибарра так и не оправилась от разрушительного удара, нанесенного ей жестокой стихией, и, когда двое друзей увидели это селение спустя одиннадцать лет после землетрясения, значительная часть его, несмотря на усилия муниципалитета, представляла собой руины. Правда, жилые дома кое-как восстановили, но было ясно, что эра процветания для Ибарры закончилась — и надолго.
Пробыв в городе только двенадцать часов, наши французы вновь двинулись в южном направлении и прошли всего лишь в пятнадцати километрах от вулкана Имбабуры. Давно потухший, он время от времени выбрасывает огромное количество грязи и различных органических веществ. Говорят даже, что его название состоит из двух слов: «имба», обозначающего у местных жителей маленькую черную рыбешку Pimelodus cyclopum, и «бура» — «производить». И действительно, в 1691 году люди собрали несметное число выброшенных из чрева горы указанных выше крохотных существ, которые, по-видимому, кишмя кишели в некоем подземном водоеме.
Передвигаясь по немыслимым дорогам, путешественники прошли через местечки Тупигаче, Тобокундо и Качиуанго, прежде чем увидели слева от себя величественно возвышавшийся на пять тысяч девятьсот метров над уровнем моря великолепный вулкан Каямбе — по высоте вторую после Чимборасо вершину Эквадора.
Неожиданно остановившись, Жюльен протянул руку в сторону огромного конуса, увенчанного плотным слоем снега, сиявшего под лучами жаркого эквадорского солнца ослепительным блеском.
— Хочешь знать, — спросил он у своего друга, — в каком месте земного шара мы находимся сейчас?
— Догадываюсь, — ответил Жак, к которому после чудесного исцеления Жюльена, спасенного плодами цедрона, вновь вернулось хорошее настроение. — Мы оказались на той самой воображаемой линии, что делит землю на два полушария — северное и южное — и где полуденное солнце не дает тени и может своими прямыми лучами осветить дно глубокого колодца, а день и ночь составляют ровно по двенадцать часов… Короче, мы на экваторе, не так ли?
— Ты совершенно прав, — улыбнулся Жюльен.
— Вот ты улыбаешься… А хочешь, я скажу тебе — почему?
— Хочу.
— Ты вообразил, будто бы твой друг, канцелярская крыса из префектуры Сена, намеревается поздравить себя с тем, что добрался сюда, не пользуясь мачтой и парусом, а также избежав знаменитого морского крещения на экваторе.
— Вот как? Нет, ты ошибся. Просто, очутившись в таком месте, я чувствую себя счастливым, на седьмом небе, и, когда гляжу на этого гиганта с шапкой снега наверху, мне приходят на память слова известного путешественника.
— А именно?
— Путешественник, которого я имею в виду, — это месье Гумбольдт. Если только память не изменяет мне, он закончил свое описание этого района следующими словами: «Здесь проходит эта идеальная линия, проведенная как бы самой природой через один из своих самых грандиозных памятников, с тем чтобы надвое разделить земной шар». Под памятником ученый подразумевал, понятно, вулкан Каямбе.
На следующее утро друзья были в Кито, расположенном на 0°13' южнее экватора.
Сколь бы ни было велико их желание как можно быстрее продвигаться по избранному пути, им пришлось все же задержаться на несколько дней в эквадорской столице. Выносливость человеческого организма имеет свои пределы, и небольшой отдых после тяжелой дороги и особенно тех волнений, которые пережили французы, когда Жюльена укусила змея, был вовсе не лишним. Кроме того, новости, полученные ими по прибытии в город, оказались настолько серьезными, что перед друзьями встала настоятельная необходимость углубленного изучения политической обстановки в странах, которые они намеревались посетить.
Им потребовалось полдня, чтобы получить представление об этом старинном и во многом оригинальном городе, обосновавшемся на высоте две тысячи девятьсот метров над уровнем моря на плато Анд, у подножия вулкана Пичинча, чей кратер шириной в сто двадцать метров не знает покоя. Обладая удивительной способностью цепко удерживать в памяти наиболее интересное из увиденного ими даже при беглом осмотре достопримечательностей, наши землепроходцы совершили короткую экскурсию по крутым улицам, не знавшим такой роскоши, как автомобиль, и взобрались на окруженный городскими строениями холм Панасильо, с вершины которого были видны развалины храма Солнца и открывалась поразительная, единственная в своем роде панорама — вершины семи вулканов: Каямбе, Антизаны, Корасона, Синчулагуа, Иниса, Котопахи и Пичинча, — из коих два последних — действующие.
Вскоре путешественники вернулись к реальной действительности, а именно: сошли с холма на улицы города — это убогое местообитание козочек и лам — и нанесли визит французскому консулу, принявшему их с самой искренней сердечностью и милостиво предоставившему в их распоряжение целое собрание журналов за многие месяцы. Эта любезность была для друзей тем более бесценной, что они, практически изолированные от цивилизованного мира с тех пор, как покинули Мехико, абсолютно ничего не ведали о важных событиях, разыгравшихся в Перу, Боливии и Чили. Наконец, консул, будучи заранее осведомлен о маршруте своих соотечественников, предупредил их сперва о почти непреодолимых трудностях, которые их ожидают в пути, а затем подробнейшим образом обрисовал ситуацию, сложившуюся к тому времени в трех указанных выше странах и посвятил друзей в государственные тайны, с тем чтобы они смогли в случае, если не откажутся от своего смелого намерения, осознать, по крайней мере, суровую реальность и принять надлежащие меры с целью уменьшить риск.
Именно об этой обстановке в трех южноамериканских странах и пойдет речь в следующей главе.
ГЛАВА 8
Тихоокеанская война . — Схватка между кровными родственниками. — Плачевное политическое, экономическое и финансовое положение в Перу и Боливии. — Процветание Чили. — Trabajo & cordura . — Сокровища пустыни Атакама. — Предприимчивость чилийских тружеников. — Возмутительный грабеж. — Объявление войны. — Секретный договор. — Военно-морские силы Перу и Чили. — Блокада Икике. — Морское сражение. — Верность клятве. — Героизм моряков «Эсмеральды». — Поднятый флаг. — Поражение перуанцев. — Гибель «Индепенденции».
Начало октября 1879 года. Как уже известно читателю, три южноамериканские республики терзала жестокая война, продолжительность которой невозможно было заранее предугадать. Перу в союзе с Боливией схлестнулась с Чили. Схватка между государствами, возросшими из ствола одного и того же генетического дерева, долгое время в равной степени страдавшими от колониального рабства и населенными представителями одних и тех же рас и народов, являлась по своему характеру чуть ли не гражданской войной и оттого приняла исключительно яростные формы.
Мы не будем объяснять здесь в подробностях мотивы этого конфликта, весьма неприглядные, если говорить о Перу и Боливии, чьи государственные мужи, обанкротившись окончательно, в глубине души своей лелеяли мечту о войне, которая списала бы все их просчеты и принесла бы устроителям бойни ордена и состояния. Почва для вооруженного столкновения давно уже была подготовлена, особенно в Перу. Эта страна, лишившись былого величия и обратив свое название, служившее некогда синонимом процветания, в пустой звук, начала прибегать ко всякого рода уловкам, чтобы заявлять постоянно о своем существовании.
Как бы ни было строго это суждение, автор вышесказанного, располагая соответствующими свидетельствами, взял себе за абсолютное правило прибегать к жесткости и беспристрастности в своих оценках описываемых им событий и, считая возможным ограничиться некоторыми фактами, решил привести в подтверждение своих слов следующий отрывок из выпущенной парижским издательством «Плон» книги дипломата высшего класса графа Шарля д'Юрселя «Южная Америка»:
«Пренебрегая своим будущим, эта страна (Перу 1876 года), владеющая несметными природными богатствами, которые видишь буквально на каждом шагу, давно уже впала в спячку. Всякое новое правительство поднимает наверх целую толпу своих фаворитов. Но при первых же политических переменах новых чиновников увольняют на пенсию, подчас очень высокую. В случае кончины такого бюрократа пенсией продолжают пользоваться его вдова и даже дети. В общем, многие граждане считают, будто государство обязано обеспечивать их всяческими благами, и посему казна, и без того истощенная, быстро скудеет в результате подобных политических перипетий. В 1868 году в Перу, когда президентом был полковник Балта, имела место целая серия авантюрных мероприятий, таких, как сооружение железных дорог, доков и памятников, явившееся для страны непомерным грузом и почти не принесшее ей доходов. По прошествии известных кровавых дней дон Мануэль Пардо, избранный в 1872 году президентом в результате некоторых манипуляций, постоянно ссылаясь на высшие интересы, полностью опустошил государственную казну и до основания разрушил систему общественного кредита. Лучшее тому доказательство — курс перуанских ценных бумаг, упавший с семидесяти четырех франков четыре года назад до двенадцати в нынешнем, 1876 году. Бумажные деньги, единственные в обращении, день ото дня теряют в цене: я наблюдал падение цены соля до двадцати пяти центов, тогда как еще недавно за него давали сорок восемь!
Такое положение вещей, естественно, наносит ощутимый урон торговле, резко сокращается импорт, и вполне вероятно, что, когда до конца будут исчерпаны все ресурсы, все возможности, республику Перу сотрясет один из тех ужасных кризисов, из которых любая страна выбирается лишь с огромным трудом».
Высказывание поистине пророческое, подтвержденное невероятно жестокими по своему характеру событиями, случившимися спустя три месяца после написания процитированных выше строк.
«Однако, — продолжает месье д'Юрсель, — не следует полагать, что в Лиме всех охватила прострация. Ситуация оригинальна: каждый мнит себя экономистом и предлагает через газеты новое средство спасения страны.
Что касается революции, то она уже близка, и любой претендент на высший пост, будь то реакционер или радикал, считает себя вправе, если представится случай, предать все огню и мечу исключительно во благо сограждан».
Не менее шатким было положение дел и в Боливии, где некое подобие правительства, послав ко всем чертям республиканский строй, не сочло нужным сохранить даже внешние его атрибуты.
«В Боливии, — говорит наш известный соотечественник Шарль Вьенер, — парламент существует, так сказать, лишь как забытый параграф в национальной хартии. Двести заправил, известных под именем «первый батальон», назначают и отставляют президентов, причем тринадцать из четырнадцати граждан, занимавших сей высший государственный пост после основания республики, или были убиты, или изгнаны из страны, или погибли сами».
Не сомневаемся, что данного короткого обзора вполне достаточно нашему читателю, чтобы понять, какова была внутренняя ситуация в этих двух странах-союзниках.
Еще одно слово, касающееся Перу или, скорее, ее вооруженных сил. В 1878 году — еще в мирное время — в этой сравнительно небольшой стране насчитывалось 4200 солдат, 3870 офицеров всех рангов, включая двадцать шесть генералов, и 5400 жандармов, или вооруженных полицейских, что составляет в общей сложности 13 470 человек — храбрецов, не знающих усталости, энергичных, собранных и без предрассудков.
Совершенно иным было положение в Чили. Освободившись в 1810 году от жестокого, ничего, кроме разорения, не принесшего ей владычества Испании, эта республика тружеников, вместо того чтобы заниматься политикой и говорильней, взялась за осуществление девиза, выраженного в двух словах — «trabajo» и «cordura», то есть «работа» и «здравый смысл». И вскоре она стала поражать всех непривычным для бывших испанских колоний в Америке и очень редким в остальных районах мира таким явлением, как легальная смена правительства: с 1830 года все главы исполнительной власти занимали свой пост строго в соответствии с законом, а не в результате революций. Естественно, такое положение вещей привело к процветанию страны.
Отвлечемся же от причин сего феномена и вдумаемся в бесстрастные и вместе с тем красноречивые цифры. При испанском владычестве население Чили не превышало 500 тысяч человек, а ее доход едва достигал двух с половиной миллионов франков. Зато в 1879 году на территории этого государства проживало уже два миллиона 225 тысяч человек, национальный же доход составил 107 миллионов 470 тысяч франков. И это убеждает в достигнутых чилийцами успехах сильнее всяких слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Ибарра так и не оправилась от разрушительного удара, нанесенного ей жестокой стихией, и, когда двое друзей увидели это селение спустя одиннадцать лет после землетрясения, значительная часть его, несмотря на усилия муниципалитета, представляла собой руины. Правда, жилые дома кое-как восстановили, но было ясно, что эра процветания для Ибарры закончилась — и надолго.
Пробыв в городе только двенадцать часов, наши французы вновь двинулись в южном направлении и прошли всего лишь в пятнадцати километрах от вулкана Имбабуры. Давно потухший, он время от времени выбрасывает огромное количество грязи и различных органических веществ. Говорят даже, что его название состоит из двух слов: «имба», обозначающего у местных жителей маленькую черную рыбешку Pimelodus cyclopum, и «бура» — «производить». И действительно, в 1691 году люди собрали несметное число выброшенных из чрева горы указанных выше крохотных существ, которые, по-видимому, кишмя кишели в некоем подземном водоеме.
Передвигаясь по немыслимым дорогам, путешественники прошли через местечки Тупигаче, Тобокундо и Качиуанго, прежде чем увидели слева от себя величественно возвышавшийся на пять тысяч девятьсот метров над уровнем моря великолепный вулкан Каямбе — по высоте вторую после Чимборасо вершину Эквадора.
Неожиданно остановившись, Жюльен протянул руку в сторону огромного конуса, увенчанного плотным слоем снега, сиявшего под лучами жаркого эквадорского солнца ослепительным блеском.
— Хочешь знать, — спросил он у своего друга, — в каком месте земного шара мы находимся сейчас?
— Догадываюсь, — ответил Жак, к которому после чудесного исцеления Жюльена, спасенного плодами цедрона, вновь вернулось хорошее настроение. — Мы оказались на той самой воображаемой линии, что делит землю на два полушария — северное и южное — и где полуденное солнце не дает тени и может своими прямыми лучами осветить дно глубокого колодца, а день и ночь составляют ровно по двенадцать часов… Короче, мы на экваторе, не так ли?
— Ты совершенно прав, — улыбнулся Жюльен.
— Вот ты улыбаешься… А хочешь, я скажу тебе — почему?
— Хочу.
— Ты вообразил, будто бы твой друг, канцелярская крыса из префектуры Сена, намеревается поздравить себя с тем, что добрался сюда, не пользуясь мачтой и парусом, а также избежав знаменитого морского крещения на экваторе.
— Вот как? Нет, ты ошибся. Просто, очутившись в таком месте, я чувствую себя счастливым, на седьмом небе, и, когда гляжу на этого гиганта с шапкой снега наверху, мне приходят на память слова известного путешественника.
— А именно?
— Путешественник, которого я имею в виду, — это месье Гумбольдт. Если только память не изменяет мне, он закончил свое описание этого района следующими словами: «Здесь проходит эта идеальная линия, проведенная как бы самой природой через один из своих самых грандиозных памятников, с тем чтобы надвое разделить земной шар». Под памятником ученый подразумевал, понятно, вулкан Каямбе.
На следующее утро друзья были в Кито, расположенном на 0°13' южнее экватора.
Сколь бы ни было велико их желание как можно быстрее продвигаться по избранному пути, им пришлось все же задержаться на несколько дней в эквадорской столице. Выносливость человеческого организма имеет свои пределы, и небольшой отдых после тяжелой дороги и особенно тех волнений, которые пережили французы, когда Жюльена укусила змея, был вовсе не лишним. Кроме того, новости, полученные ими по прибытии в город, оказались настолько серьезными, что перед друзьями встала настоятельная необходимость углубленного изучения политической обстановки в странах, которые они намеревались посетить.
Им потребовалось полдня, чтобы получить представление об этом старинном и во многом оригинальном городе, обосновавшемся на высоте две тысячи девятьсот метров над уровнем моря на плато Анд, у подножия вулкана Пичинча, чей кратер шириной в сто двадцать метров не знает покоя. Обладая удивительной способностью цепко удерживать в памяти наиболее интересное из увиденного ими даже при беглом осмотре достопримечательностей, наши землепроходцы совершили короткую экскурсию по крутым улицам, не знавшим такой роскоши, как автомобиль, и взобрались на окруженный городскими строениями холм Панасильо, с вершины которого были видны развалины храма Солнца и открывалась поразительная, единственная в своем роде панорама — вершины семи вулканов: Каямбе, Антизаны, Корасона, Синчулагуа, Иниса, Котопахи и Пичинча, — из коих два последних — действующие.
Вскоре путешественники вернулись к реальной действительности, а именно: сошли с холма на улицы города — это убогое местообитание козочек и лам — и нанесли визит французскому консулу, принявшему их с самой искренней сердечностью и милостиво предоставившему в их распоряжение целое собрание журналов за многие месяцы. Эта любезность была для друзей тем более бесценной, что они, практически изолированные от цивилизованного мира с тех пор, как покинули Мехико, абсолютно ничего не ведали о важных событиях, разыгравшихся в Перу, Боливии и Чили. Наконец, консул, будучи заранее осведомлен о маршруте своих соотечественников, предупредил их сперва о почти непреодолимых трудностях, которые их ожидают в пути, а затем подробнейшим образом обрисовал ситуацию, сложившуюся к тому времени в трех указанных выше странах и посвятил друзей в государственные тайны, с тем чтобы они смогли в случае, если не откажутся от своего смелого намерения, осознать, по крайней мере, суровую реальность и принять надлежащие меры с целью уменьшить риск.
Именно об этой обстановке в трех южноамериканских странах и пойдет речь в следующей главе.
ГЛАВА 8
Тихоокеанская война . — Схватка между кровными родственниками. — Плачевное политическое, экономическое и финансовое положение в Перу и Боливии. — Процветание Чили. — Trabajo & cordura . — Сокровища пустыни Атакама. — Предприимчивость чилийских тружеников. — Возмутительный грабеж. — Объявление войны. — Секретный договор. — Военно-морские силы Перу и Чили. — Блокада Икике. — Морское сражение. — Верность клятве. — Героизм моряков «Эсмеральды». — Поднятый флаг. — Поражение перуанцев. — Гибель «Индепенденции».
Начало октября 1879 года. Как уже известно читателю, три южноамериканские республики терзала жестокая война, продолжительность которой невозможно было заранее предугадать. Перу в союзе с Боливией схлестнулась с Чили. Схватка между государствами, возросшими из ствола одного и того же генетического дерева, долгое время в равной степени страдавшими от колониального рабства и населенными представителями одних и тех же рас и народов, являлась по своему характеру чуть ли не гражданской войной и оттого приняла исключительно яростные формы.
Мы не будем объяснять здесь в подробностях мотивы этого конфликта, весьма неприглядные, если говорить о Перу и Боливии, чьи государственные мужи, обанкротившись окончательно, в глубине души своей лелеяли мечту о войне, которая списала бы все их просчеты и принесла бы устроителям бойни ордена и состояния. Почва для вооруженного столкновения давно уже была подготовлена, особенно в Перу. Эта страна, лишившись былого величия и обратив свое название, служившее некогда синонимом процветания, в пустой звук, начала прибегать ко всякого рода уловкам, чтобы заявлять постоянно о своем существовании.
Как бы ни было строго это суждение, автор вышесказанного, располагая соответствующими свидетельствами, взял себе за абсолютное правило прибегать к жесткости и беспристрастности в своих оценках описываемых им событий и, считая возможным ограничиться некоторыми фактами, решил привести в подтверждение своих слов следующий отрывок из выпущенной парижским издательством «Плон» книги дипломата высшего класса графа Шарля д'Юрселя «Южная Америка»:
«Пренебрегая своим будущим, эта страна (Перу 1876 года), владеющая несметными природными богатствами, которые видишь буквально на каждом шагу, давно уже впала в спячку. Всякое новое правительство поднимает наверх целую толпу своих фаворитов. Но при первых же политических переменах новых чиновников увольняют на пенсию, подчас очень высокую. В случае кончины такого бюрократа пенсией продолжают пользоваться его вдова и даже дети. В общем, многие граждане считают, будто государство обязано обеспечивать их всяческими благами, и посему казна, и без того истощенная, быстро скудеет в результате подобных политических перипетий. В 1868 году в Перу, когда президентом был полковник Балта, имела место целая серия авантюрных мероприятий, таких, как сооружение железных дорог, доков и памятников, явившееся для страны непомерным грузом и почти не принесшее ей доходов. По прошествии известных кровавых дней дон Мануэль Пардо, избранный в 1872 году президентом в результате некоторых манипуляций, постоянно ссылаясь на высшие интересы, полностью опустошил государственную казну и до основания разрушил систему общественного кредита. Лучшее тому доказательство — курс перуанских ценных бумаг, упавший с семидесяти четырех франков четыре года назад до двенадцати в нынешнем, 1876 году. Бумажные деньги, единственные в обращении, день ото дня теряют в цене: я наблюдал падение цены соля до двадцати пяти центов, тогда как еще недавно за него давали сорок восемь!
Такое положение вещей, естественно, наносит ощутимый урон торговле, резко сокращается импорт, и вполне вероятно, что, когда до конца будут исчерпаны все ресурсы, все возможности, республику Перу сотрясет один из тех ужасных кризисов, из которых любая страна выбирается лишь с огромным трудом».
Высказывание поистине пророческое, подтвержденное невероятно жестокими по своему характеру событиями, случившимися спустя три месяца после написания процитированных выше строк.
«Однако, — продолжает месье д'Юрсель, — не следует полагать, что в Лиме всех охватила прострация. Ситуация оригинальна: каждый мнит себя экономистом и предлагает через газеты новое средство спасения страны.
Что касается революции, то она уже близка, и любой претендент на высший пост, будь то реакционер или радикал, считает себя вправе, если представится случай, предать все огню и мечу исключительно во благо сограждан».
Не менее шатким было положение дел и в Боливии, где некое подобие правительства, послав ко всем чертям республиканский строй, не сочло нужным сохранить даже внешние его атрибуты.
«В Боливии, — говорит наш известный соотечественник Шарль Вьенер, — парламент существует, так сказать, лишь как забытый параграф в национальной хартии. Двести заправил, известных под именем «первый батальон», назначают и отставляют президентов, причем тринадцать из четырнадцати граждан, занимавших сей высший государственный пост после основания республики, или были убиты, или изгнаны из страны, или погибли сами».
Не сомневаемся, что данного короткого обзора вполне достаточно нашему читателю, чтобы понять, какова была внутренняя ситуация в этих двух странах-союзниках.
Еще одно слово, касающееся Перу или, скорее, ее вооруженных сил. В 1878 году — еще в мирное время — в этой сравнительно небольшой стране насчитывалось 4200 солдат, 3870 офицеров всех рангов, включая двадцать шесть генералов, и 5400 жандармов, или вооруженных полицейских, что составляет в общей сложности 13 470 человек — храбрецов, не знающих усталости, энергичных, собранных и без предрассудков.
Совершенно иным было положение в Чили. Освободившись в 1810 году от жестокого, ничего, кроме разорения, не принесшего ей владычества Испании, эта республика тружеников, вместо того чтобы заниматься политикой и говорильней, взялась за осуществление девиза, выраженного в двух словах — «trabajo» и «cordura», то есть «работа» и «здравый смысл». И вскоре она стала поражать всех непривычным для бывших испанских колоний в Америке и очень редким в остальных районах мира таким явлением, как легальная смена правительства: с 1830 года все главы исполнительной власти занимали свой пост строго в соответствии с законом, а не в результате революций. Естественно, такое положение вещей привело к процветанию страны.
Отвлечемся же от причин сего феномена и вдумаемся в бесстрастные и вместе с тем красноречивые цифры. При испанском владычестве население Чили не превышало 500 тысяч человек, а ее доход едва достигал двух с половиной миллионов франков. Зато в 1879 году на территории этого государства проживало уже два миллиона 225 тысяч человек, национальный же доход составил 107 миллионов 470 тысяч франков. И это убеждает в достигнутых чилийцами успехах сильнее всяких слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89