Где, похоже, я иду под номером один.
— Расскажите мне все, что знаете о нем.
— Не так уж много.
— Он угонщик машин?
— Представления не имею.
— Но ведь он же приходил сюда к вам? Вы хотите сказать, что вы не...
— Тогда я встретилась с ним в первый раз. И в последний. Послушай, ты не возражаешь, если я принесу что-нибудь выпить? Мне это просто необходимо. Хочешь верь, хочешь нет, но смерть Бэза меня просто потрясла.
— Чувствуй себя как дома, — разрешил он.
Она встала с диванчика и подошла к старинному комоду. Отворила дверцу, вынула бутылку джина.
— Тебе опять виски? — спросила она.
— Только не в три часа дня.
— Терпеть не могу виски, — поморщилась она. — А когда кончается твое дежурство? Я переведу стрелки вперед.
— В четыре. Даже без четверти четыре.
— Почему бы не нарушить правила?
— Нет, — сказал он, — спасибо.
Она пожала плечами, вытащила подносик со льдом (комод оказался небольшим холодильником), положила несколько кубиков в стакан и добавила приличную порцию джина.
— За золотые дни и фиолетовые ночи, — сказала она и выпила.
— Расскажите мне о Микки, — попросил он.
Мэрилин подошла к кровати и присела на край.
— Он приехал в город на несколько дней. Моя подруга Диди попросила его мне позвонить. Все. Точка.
— Вы всегда принимаете незнакомых людей? Которые могут оказаться угонщиками машин?
— Я не знала, что он угоняет машины. Если это действительно так. И мы никуда с ним не ходили. Мы просто...
— Но вы были одеты, как будто куда-то собирались. Шикарное синее платье, сапфировые серьги, высокие каблуки...
— Так ты заметил, — сказала она и отпила джин. — А может быть, я так оделась специально для тебя?
— Ладно, хватит, — оборвал ее Уиллис.
— Ты не слишком-то высокого мнения о себе?
— Да. И вообще считаю себя куском дерьма. Может быть, не станем проводить сеанс психотерапии? Если вы никуда не ходили с этим бандитом Микки Террилом...
— Мы немного выпили, и потом он пошел своей дорогой. Почему это ты так на него злишься?
— Воры всегда меня злят, — буркнул Уиллис. — И давайте не будем отклоняться от темы. Вы мне сказали, что куда-то уходите с подругой, что собираетесь с ней поужинать.
— Да, — Мэрилин вновь отпила из своего стакана. — Пожалуй, я тут солгала.
— Почему?
— Потому что если бы я сказала, что Микки — мужчина, ты бы начал задавать те самые вопросы, которые задаешь сейчас, а я не хочу, чтобы ты считал, что я из тех женщин, что встречаются с незнакомыми мужчинами. Это бы тебя только разозлило, вот как сейчас.
— Я ничуть не злюсь! — запротестовал Уиллис.
— Вы только послушайте — это он-то не злится, — Мэрилин закатила глаза.
Он помолчал.
— Ну и зануда же ты! — наконец сказал он.
— Спасибо, — она приветственно подняла стакан. — Скоро четыре, знаешь?
Он взглянул на часы.
— Может быть, теперь выпьешь виски?
— Нет.
— А может, подойдешь и поцелуешь меня? — предложила она.
Он посмотрел на нее, и сердце его неожиданно сильно забилось.
— Если хочешь, только скажи, — она улыбнулась.
— Я бы не прочь.
— Тогда подойди и сделай, что хочешь.
Он подошел и сел рядом.
— Я никого из них не убивала, — прошептала она и поцеловала его.
Губы их приоткрылись, головы склонились, языки сплелись. Он оторвался от Мэрилин и посмотрел на нее в упор.
Ее глаза мерцали при свете бра. Не говоря ни слова, она расстегнула блузку. Бюстгальтера на ней не было. Он увидел полные груди с аккуратными сосочками, коснулся их и поцеловал. Она расстегнула свои джинсы и сняла их. Его рука скользнула к ее трусикам, погладила ее между ног. Она ответила страстным вздохом, похожим на шипение змеи, и вся выгнулась, когда он стал стягивать с нее трусики, ее рука нашла молнию на его брюках и, расстегнув, освободила его взбухшую плоть. Сама она при этом отвернула глаза, как монашенка.
Часы на старинном комоде громко тикали, как бы задавая своим мерным стуком ритм их торопливому совокуплению. На мгновение показалось, что в тот момент, когда он проник в нее, часы остановились, затем снова застучали, давая аккомпанемент. Однако их тела нашли другой темп, бешеный, мощный, сотрясающий до самого основания и вызвавший у нее сначала резкие короткие вздохи, затем стон и, наконец, громкий вскрик, похожий на вопль ирландской плакальщицы, было в нем что-то примитивно-животное и пугающее.
Они вцепились друг в друга со всей силой, извиваясь, издавая стоны и вскрики. Опьяненный ее насыщенным парами джина дыханием, ошеломленный ее воплями, весь отдавшись этому бешеному, опережающему время ритму, Уиллис помнил о том, что он полицейский, расследующий двойное убийство, помнил о той невероятной тайне, стоявшей между ними — двумя совершенно незнакомыми людьми. Но эта тайна с каждым страстным движением уходила из его сознания все дальше и дальше.
— Давай, скорее! — кричала она. — О Боже, давай же!
Тайны.
Потом она рассказала Уиллису о своем отце — своем настоящем отце, о его золотых деньках и фиолетовых ночах. Он был алкоголиком, избивал мать до синяков, когда напивался. Однажды он попытался сделать то же самое с Мэрилин — пришел домой, пьяный в стельку, ворвался в ее комнату, когда она уже собиралась лечь спать и надевала ночную рубашку. С ремнем в руках он с руганью стал гоняться за ней по всему дому. На следующий день она ушла из этого дома навсегда.
— Я отправилась на автовокзал на Кулидж-авеню, — рассказывала она. — На мне была форма школы святого
Игнатия — в Маджесте я ходила в эту школу — короткая плиссированная юбка и синий блейзер с вышитым золотом гербом школы, вот здесь, — сказала она, касаясь левой груди. — Стоял прекрасный майский день, до моего шестнадцатилетия оставалось три месяца, а я села в автобус и отправилась прямиком в Калифорнию. Он был подонок, можешь мне поверить. Считается, что самыми большими пьяницами являются ирландцы, так ведь? Так вот мой папаша был чемпионом среди пьяниц во всей Маджесте, а его родители родились в Лондоне.
Уиллис с жадностью ловил каждый произносимый ею звук, чувствуя, как растет близость, гораздо более тесная, чем та физическая, которая была между ними несколько минут назад. Он прижал ее к себе и слушал.
— И вот я приехала в Калифорнию, — говорила она, — чтобы оказаться подальше от отца. Ну скажи, кому хочется, чтобы его избивали? И там я связалась с одним парнем, штангистом. У него были мускулы, как у гориллы, да и волосы росли по всему телу, даже на спине. Ненавижу мужчин, у которых на спине растут волосы! И еще с татуировками. С мужиками, у которых есть татуировки, надо быть поосторожнее, они все мерзавцы и подонки, да еще с приветом. И я точно знаю, что большинство бандитов носят татуировки, ты это знал?
— Да, — кивнул Уиллис.
— Ну да, конечно — ты же полицейский. Тот парень не был бандитом, но он регулярно избивал меня, как избивал бы папаша, если бы я осталась дома в Маджесте. Ну как тебе это нравится? Вот уж ирония судьбы! Он говорил мне, что до тех пор, пока не стал заниматься штангой, был тощим хиляком, и лишь спорт сделал его человеком, придал уверенности в себе. Однажды из-за него я чуть не попала в больницу.
В один прекрасный день я не выдержала и вызвала полицию, они были чрезвычайно любезны и вежливы, не то что здесь — ты уж меня извини. Сняли шляпы: «Да, мисс? В чем проблема, мисс?» Я стою с подбитым глазом и распухшей губой — этот мистер Америка разминает перед ними свои мускулы, а они меня спрашивают, неужели я действительно хочу подать на него жалобу. И тогда я поняла, что это ничего не изменит. Однако, когда он в следующий раз снова попытался поднять на меня руку, я разбила ему голову бутылкой. «Теперь твоя очередь вызывать полицию, ты, подонок!» — сказала я ему. Полицию он вызывать не стал, но больше меня не трогал. Через неделю мы разошлись. Я думаю, он просто не мог оставаться с человеком, который больше не позволял регулярно делать из себя отбивную. Мне кажется, некоторым мужикам просто нравится избивать женщин, не спрашивай меня, почему. Ты ведь не из таких?
— Нет, — ответил Уиллис.
— Я так и думала, — сказала Мэрилин. — Во всяком случае, я прожила одна где-то около года, а за несколько месяцев до моего семнадцатилетия меня нашла мама. Она сказала, что вышла замуж за техасского миллионера... ну, этого Джесси, моего отчима... и я стала жить с ними в Хьюстоне. Счастливый финал, правда? Я обожаю истории со счастливым концом, а ты?
День постепенно перешел в вечер. И поскольку она была с ним так откровенна, так свободно и раскованно отдала ему тело и душу, поверив свои секреты, он тоже стал рассказывать ей о том, что он чувствовал, когда много лет назад застрелил двенадцатилетнего мальчика, однако внимание ее на этот раз было занято совсем другим.
— Никогда не знаешь, как обернется жизнь, — говорила она. — Ну, давай, я хочу, чтобы он опять встал. Вот моя знакомая, она одно время позировала для Нелсона Райли, ты с ним встречался, это художник, ну давай, малыш, — так вот, она была танцовщицей, никак не могла найти работу, но не желала сдаваться и, наконец, все же договорилась о просмотре с хореографом. Во-вот, так уже лучше, я забыла ее имя, одна из самых известных хореографов, и вот теперь моя подруга танцует в балете Айсолы, ого, ну и огромный же ты стал... — И в конце концов он снова навалился на нее, и она снова кричала в оргазме так, что звенели стекла всех домов в городе.
Теперь она его слушала.
Теперь, когда желание утолено, когда их тайна была подтверждена и спокойно лежала между их еще покрытыми испариной телами среди сбитых простыней, когда сквозь окна стали проникать ночные звуки этого города — вот теперь она действительно слушала.
Они накрылись одеялом, и она лежала в его объятиях, а он шептал в ночной тишине, пытаясь рассказать ей свою тайну, свой страшный секрет, снова рассказать ей об этих двух мертвых женщинах и владельце винного магазина, лежащих на полу, и о пистолете в руках двенадцатилетнего мальчика, и о его взгляде.
— "Опусти пистолет", — сказал я, но он приближался. Я выстрелил дважды, прямо в грудь, но он продолжал двигаться, и я сделал последний выстрел в голову, прямо между глаз. Я все же думаю, что он уже был мертв и двигался чисто рефлекторно, как курица с отрубленной головой. Последний выстрел был не нужен. Я уверен, что попал ему в сердце. — Он помолчал. — Его мозги забрызгали меня с ног до головы...
Наступила долгая пауза. Он слышал, как она тяжело дышала, лежа рядом с ним.
— Бедняжка, — наконец сказала она. — Но ты не должен мучиться из-за этого, ей-богу. Ты выполнял свою работу, он уже убил троих...
— Да, но...
— Он бы убил и тебя тоже, если бы ты позволил ему. Ты просто выполнил свою работу.
— Ты не понимаешь!
— Да нет, я понимаю. Ты...
— Мне это понравилось, — сказал Уиллис.
Она снова замолчала. Ему хотелось знать, о чем она думает. Наконец она сказала: «Перестань терзать себя» — и стала устраиваться поудобнее, собираясь заснуть. Она перекинула на него одну ногу и обняла за талию. Но сон не шел к нему. Он все время думал над своими словами: «Мне это понравилось».
Они проснулись в одиннадцать утра.
— Привет, лапуся, как поживает страшный убийца? — Она зевнула, затем потянулась, села и, бросив взгляд на часы, моментально вскочила с кровати.
— О Господи, мне же в двенадцать надо быть у врача! Боже, мы должны были завести будильник. Поставь, пожалуйста, кофе, — с этими словами она исчезла за дверью ванной.
Он спустился на кухню, вынул из холодильника пакет с апельсиновым соком и поставил на конфорку кофейник. Мэрилин появилась минут через десять в очень элегантном, очевидно сшитом на заказ, костюме такого же цвета, как ее глаза, блузке и туфлях на маленьком каблуке.
— Ты помнишь, что говорил вчера ночью? — сказала она, усаживаясь напротив него. — Налей, пожалуйста, кофе. О том, что тебе понравилось? Убивать?
Он снял с плиты кофейник и стал разливать кофе по чашкам. Их взгляды встретились.
— Так вот, это все нормально, то, что тебе это понравилось. Понимаешь, я в своей жизни много что делала, иногда совершенно ужасные вещи, но вынуждена признать, — потом я понимала, что мне это нравилось. А потом, пойми, это ГОРОД. А значит, здесь могут происходить самые ужасные вещи... хотя ты и так это знаешь, ты же полицейский. И ты или сдаешься и позволяешь задавить себя, или выбрасываешь все это из головы и выживаешь. Который час?
— Половина двенадцатого.
— Думаю, что успею. Просто он обычно устраивает скандал, если хоть чуть-чуть опоздаешь. Я пытаюсь тебе объяснить вот что — ты или позволяешь городу отравить себя, или же пьешь эту отраву как мед. Значит, ты убил человека, и тебе это понравилось. Ну и что такого? Забудь об этом. — Она допила кофе, вынула из сумочки зеркальце и помаду.
Тайны.
Секреты.
Она выпятила губы, подкрашивая их в ярко-красный цвет. Затем приложила салфетку, на которой тут же отпечатались кроваво-красные следы. Бледная лошадка, бледный всадник, интересная бледность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— Расскажите мне все, что знаете о нем.
— Не так уж много.
— Он угонщик машин?
— Представления не имею.
— Но ведь он же приходил сюда к вам? Вы хотите сказать, что вы не...
— Тогда я встретилась с ним в первый раз. И в последний. Послушай, ты не возражаешь, если я принесу что-нибудь выпить? Мне это просто необходимо. Хочешь верь, хочешь нет, но смерть Бэза меня просто потрясла.
— Чувствуй себя как дома, — разрешил он.
Она встала с диванчика и подошла к старинному комоду. Отворила дверцу, вынула бутылку джина.
— Тебе опять виски? — спросила она.
— Только не в три часа дня.
— Терпеть не могу виски, — поморщилась она. — А когда кончается твое дежурство? Я переведу стрелки вперед.
— В четыре. Даже без четверти четыре.
— Почему бы не нарушить правила?
— Нет, — сказал он, — спасибо.
Она пожала плечами, вытащила подносик со льдом (комод оказался небольшим холодильником), положила несколько кубиков в стакан и добавила приличную порцию джина.
— За золотые дни и фиолетовые ночи, — сказала она и выпила.
— Расскажите мне о Микки, — попросил он.
Мэрилин подошла к кровати и присела на край.
— Он приехал в город на несколько дней. Моя подруга Диди попросила его мне позвонить. Все. Точка.
— Вы всегда принимаете незнакомых людей? Которые могут оказаться угонщиками машин?
— Я не знала, что он угоняет машины. Если это действительно так. И мы никуда с ним не ходили. Мы просто...
— Но вы были одеты, как будто куда-то собирались. Шикарное синее платье, сапфировые серьги, высокие каблуки...
— Так ты заметил, — сказала она и отпила джин. — А может быть, я так оделась специально для тебя?
— Ладно, хватит, — оборвал ее Уиллис.
— Ты не слишком-то высокого мнения о себе?
— Да. И вообще считаю себя куском дерьма. Может быть, не станем проводить сеанс психотерапии? Если вы никуда не ходили с этим бандитом Микки Террилом...
— Мы немного выпили, и потом он пошел своей дорогой. Почему это ты так на него злишься?
— Воры всегда меня злят, — буркнул Уиллис. — И давайте не будем отклоняться от темы. Вы мне сказали, что куда-то уходите с подругой, что собираетесь с ней поужинать.
— Да, — Мэрилин вновь отпила из своего стакана. — Пожалуй, я тут солгала.
— Почему?
— Потому что если бы я сказала, что Микки — мужчина, ты бы начал задавать те самые вопросы, которые задаешь сейчас, а я не хочу, чтобы ты считал, что я из тех женщин, что встречаются с незнакомыми мужчинами. Это бы тебя только разозлило, вот как сейчас.
— Я ничуть не злюсь! — запротестовал Уиллис.
— Вы только послушайте — это он-то не злится, — Мэрилин закатила глаза.
Он помолчал.
— Ну и зануда же ты! — наконец сказал он.
— Спасибо, — она приветственно подняла стакан. — Скоро четыре, знаешь?
Он взглянул на часы.
— Может быть, теперь выпьешь виски?
— Нет.
— А может, подойдешь и поцелуешь меня? — предложила она.
Он посмотрел на нее, и сердце его неожиданно сильно забилось.
— Если хочешь, только скажи, — она улыбнулась.
— Я бы не прочь.
— Тогда подойди и сделай, что хочешь.
Он подошел и сел рядом.
— Я никого из них не убивала, — прошептала она и поцеловала его.
Губы их приоткрылись, головы склонились, языки сплелись. Он оторвался от Мэрилин и посмотрел на нее в упор.
Ее глаза мерцали при свете бра. Не говоря ни слова, она расстегнула блузку. Бюстгальтера на ней не было. Он увидел полные груди с аккуратными сосочками, коснулся их и поцеловал. Она расстегнула свои джинсы и сняла их. Его рука скользнула к ее трусикам, погладила ее между ног. Она ответила страстным вздохом, похожим на шипение змеи, и вся выгнулась, когда он стал стягивать с нее трусики, ее рука нашла молнию на его брюках и, расстегнув, освободила его взбухшую плоть. Сама она при этом отвернула глаза, как монашенка.
Часы на старинном комоде громко тикали, как бы задавая своим мерным стуком ритм их торопливому совокуплению. На мгновение показалось, что в тот момент, когда он проник в нее, часы остановились, затем снова застучали, давая аккомпанемент. Однако их тела нашли другой темп, бешеный, мощный, сотрясающий до самого основания и вызвавший у нее сначала резкие короткие вздохи, затем стон и, наконец, громкий вскрик, похожий на вопль ирландской плакальщицы, было в нем что-то примитивно-животное и пугающее.
Они вцепились друг в друга со всей силой, извиваясь, издавая стоны и вскрики. Опьяненный ее насыщенным парами джина дыханием, ошеломленный ее воплями, весь отдавшись этому бешеному, опережающему время ритму, Уиллис помнил о том, что он полицейский, расследующий двойное убийство, помнил о той невероятной тайне, стоявшей между ними — двумя совершенно незнакомыми людьми. Но эта тайна с каждым страстным движением уходила из его сознания все дальше и дальше.
— Давай, скорее! — кричала она. — О Боже, давай же!
Тайны.
Потом она рассказала Уиллису о своем отце — своем настоящем отце, о его золотых деньках и фиолетовых ночах. Он был алкоголиком, избивал мать до синяков, когда напивался. Однажды он попытался сделать то же самое с Мэрилин — пришел домой, пьяный в стельку, ворвался в ее комнату, когда она уже собиралась лечь спать и надевала ночную рубашку. С ремнем в руках он с руганью стал гоняться за ней по всему дому. На следующий день она ушла из этого дома навсегда.
— Я отправилась на автовокзал на Кулидж-авеню, — рассказывала она. — На мне была форма школы святого
Игнатия — в Маджесте я ходила в эту школу — короткая плиссированная юбка и синий блейзер с вышитым золотом гербом школы, вот здесь, — сказала она, касаясь левой груди. — Стоял прекрасный майский день, до моего шестнадцатилетия оставалось три месяца, а я села в автобус и отправилась прямиком в Калифорнию. Он был подонок, можешь мне поверить. Считается, что самыми большими пьяницами являются ирландцы, так ведь? Так вот мой папаша был чемпионом среди пьяниц во всей Маджесте, а его родители родились в Лондоне.
Уиллис с жадностью ловил каждый произносимый ею звук, чувствуя, как растет близость, гораздо более тесная, чем та физическая, которая была между ними несколько минут назад. Он прижал ее к себе и слушал.
— И вот я приехала в Калифорнию, — говорила она, — чтобы оказаться подальше от отца. Ну скажи, кому хочется, чтобы его избивали? И там я связалась с одним парнем, штангистом. У него были мускулы, как у гориллы, да и волосы росли по всему телу, даже на спине. Ненавижу мужчин, у которых на спине растут волосы! И еще с татуировками. С мужиками, у которых есть татуировки, надо быть поосторожнее, они все мерзавцы и подонки, да еще с приветом. И я точно знаю, что большинство бандитов носят татуировки, ты это знал?
— Да, — кивнул Уиллис.
— Ну да, конечно — ты же полицейский. Тот парень не был бандитом, но он регулярно избивал меня, как избивал бы папаша, если бы я осталась дома в Маджесте. Ну как тебе это нравится? Вот уж ирония судьбы! Он говорил мне, что до тех пор, пока не стал заниматься штангой, был тощим хиляком, и лишь спорт сделал его человеком, придал уверенности в себе. Однажды из-за него я чуть не попала в больницу.
В один прекрасный день я не выдержала и вызвала полицию, они были чрезвычайно любезны и вежливы, не то что здесь — ты уж меня извини. Сняли шляпы: «Да, мисс? В чем проблема, мисс?» Я стою с подбитым глазом и распухшей губой — этот мистер Америка разминает перед ними свои мускулы, а они меня спрашивают, неужели я действительно хочу подать на него жалобу. И тогда я поняла, что это ничего не изменит. Однако, когда он в следующий раз снова попытался поднять на меня руку, я разбила ему голову бутылкой. «Теперь твоя очередь вызывать полицию, ты, подонок!» — сказала я ему. Полицию он вызывать не стал, но больше меня не трогал. Через неделю мы разошлись. Я думаю, он просто не мог оставаться с человеком, который больше не позволял регулярно делать из себя отбивную. Мне кажется, некоторым мужикам просто нравится избивать женщин, не спрашивай меня, почему. Ты ведь не из таких?
— Нет, — ответил Уиллис.
— Я так и думала, — сказала Мэрилин. — Во всяком случае, я прожила одна где-то около года, а за несколько месяцев до моего семнадцатилетия меня нашла мама. Она сказала, что вышла замуж за техасского миллионера... ну, этого Джесси, моего отчима... и я стала жить с ними в Хьюстоне. Счастливый финал, правда? Я обожаю истории со счастливым концом, а ты?
День постепенно перешел в вечер. И поскольку она была с ним так откровенна, так свободно и раскованно отдала ему тело и душу, поверив свои секреты, он тоже стал рассказывать ей о том, что он чувствовал, когда много лет назад застрелил двенадцатилетнего мальчика, однако внимание ее на этот раз было занято совсем другим.
— Никогда не знаешь, как обернется жизнь, — говорила она. — Ну, давай, я хочу, чтобы он опять встал. Вот моя знакомая, она одно время позировала для Нелсона Райли, ты с ним встречался, это художник, ну давай, малыш, — так вот, она была танцовщицей, никак не могла найти работу, но не желала сдаваться и, наконец, все же договорилась о просмотре с хореографом. Во-вот, так уже лучше, я забыла ее имя, одна из самых известных хореографов, и вот теперь моя подруга танцует в балете Айсолы, ого, ну и огромный же ты стал... — И в конце концов он снова навалился на нее, и она снова кричала в оргазме так, что звенели стекла всех домов в городе.
Теперь она его слушала.
Теперь, когда желание утолено, когда их тайна была подтверждена и спокойно лежала между их еще покрытыми испариной телами среди сбитых простыней, когда сквозь окна стали проникать ночные звуки этого города — вот теперь она действительно слушала.
Они накрылись одеялом, и она лежала в его объятиях, а он шептал в ночной тишине, пытаясь рассказать ей свою тайну, свой страшный секрет, снова рассказать ей об этих двух мертвых женщинах и владельце винного магазина, лежащих на полу, и о пистолете в руках двенадцатилетнего мальчика, и о его взгляде.
— "Опусти пистолет", — сказал я, но он приближался. Я выстрелил дважды, прямо в грудь, но он продолжал двигаться, и я сделал последний выстрел в голову, прямо между глаз. Я все же думаю, что он уже был мертв и двигался чисто рефлекторно, как курица с отрубленной головой. Последний выстрел был не нужен. Я уверен, что попал ему в сердце. — Он помолчал. — Его мозги забрызгали меня с ног до головы...
Наступила долгая пауза. Он слышал, как она тяжело дышала, лежа рядом с ним.
— Бедняжка, — наконец сказала она. — Но ты не должен мучиться из-за этого, ей-богу. Ты выполнял свою работу, он уже убил троих...
— Да, но...
— Он бы убил и тебя тоже, если бы ты позволил ему. Ты просто выполнил свою работу.
— Ты не понимаешь!
— Да нет, я понимаю. Ты...
— Мне это понравилось, — сказал Уиллис.
Она снова замолчала. Ему хотелось знать, о чем она думает. Наконец она сказала: «Перестань терзать себя» — и стала устраиваться поудобнее, собираясь заснуть. Она перекинула на него одну ногу и обняла за талию. Но сон не шел к нему. Он все время думал над своими словами: «Мне это понравилось».
Они проснулись в одиннадцать утра.
— Привет, лапуся, как поживает страшный убийца? — Она зевнула, затем потянулась, села и, бросив взгляд на часы, моментально вскочила с кровати.
— О Господи, мне же в двенадцать надо быть у врача! Боже, мы должны были завести будильник. Поставь, пожалуйста, кофе, — с этими словами она исчезла за дверью ванной.
Он спустился на кухню, вынул из холодильника пакет с апельсиновым соком и поставил на конфорку кофейник. Мэрилин появилась минут через десять в очень элегантном, очевидно сшитом на заказ, костюме такого же цвета, как ее глаза, блузке и туфлях на маленьком каблуке.
— Ты помнишь, что говорил вчера ночью? — сказала она, усаживаясь напротив него. — Налей, пожалуйста, кофе. О том, что тебе понравилось? Убивать?
Он снял с плиты кофейник и стал разливать кофе по чашкам. Их взгляды встретились.
— Так вот, это все нормально, то, что тебе это понравилось. Понимаешь, я в своей жизни много что делала, иногда совершенно ужасные вещи, но вынуждена признать, — потом я понимала, что мне это нравилось. А потом, пойми, это ГОРОД. А значит, здесь могут происходить самые ужасные вещи... хотя ты и так это знаешь, ты же полицейский. И ты или сдаешься и позволяешь задавить себя, или выбрасываешь все это из головы и выживаешь. Который час?
— Половина двенадцатого.
— Думаю, что успею. Просто он обычно устраивает скандал, если хоть чуть-чуть опоздаешь. Я пытаюсь тебе объяснить вот что — ты или позволяешь городу отравить себя, или же пьешь эту отраву как мед. Значит, ты убил человека, и тебе это понравилось. Ну и что такого? Забудь об этом. — Она допила кофе, вынула из сумочки зеркальце и помаду.
Тайны.
Секреты.
Она выпятила губы, подкрашивая их в ярко-красный цвет. Затем приложила салфетку, на которой тут же отпечатались кроваво-красные следы. Бледная лошадка, бледный всадник, интересная бледность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30