— Все здесь, в городе?
— Большинство. Но не все.
— А в городе сколько?
— Не знаю, надо посмотреть записи.
— А имена и адреса у вас есть?
— Конечно.
— Хотелось бы взглянуть на них.
— Это фактически будет означать вмешательство в личную жизнь людей, которым такое вмешательство, возможно, совсем не по душе, — заявила Полли.
Энни посмотрела на нее. Можно было сказать, что советовать женщине, прерывать или не прерывать беременность, тоже необходимо рассматривать как вмешательство в личную жизнь, которое кому-то может не понравиться. Но эту мысль Энни не высказала. Она заметила лишь:
— Наверное, мне все же придется получить этот ордер.
— Пусть смотрит, — сказала Полли.
* * *
Эйлин сидела на кровати положив руки на колени, когда в палату вошел Клинг. Она была к нему спиной. По стеклу колотили капли дождя, искажая очертания близрасположенных зданий.
— Привет.
Она повернулась, и он увидел повязку на левой щеке. Толстый слой ваты и лейкопластырь. Она явно плакала: кожа вокруг глаз покраснела и вспухла. Улыбнувшись, Эйлин подняла в знак приветствия руку. И тут же рука бессильно опустилась, белая рука на белой простыне.
— Привет.
Клинг подошел к кровати и поцеловал ее в здоровую щеку.
— Ну, как ты?
— Да ничего, все в порядке.
— Я только что говорил с врачом, они обещают тебя сегодня выписать.
— Очень хорошо.
Клинг не знал, чтобы еще сказать. Он знал, что с ней приключилось, а что сказать, не знал.
— Здорово я выступила, — начала она. — Настоящий полицейский, ничего не скажешь. До того позволила запугать себя, что оба пистолета... — Она отвернулась. Дождь продолжал барабанить по окнам.
— Он изнасиловал меня, Берт.
— Знаю.
— Ну и... — голос у нее сел. — Ну, и что скажешь?
— Так и убил бы подонка, — сказал Клинг.
— Это понятно, но... как ты... как тебе то, что меня изнасиловали?
Клинг с удивлением посмотрел на Эйлин. Она все еще сидела, отвернувшись, словно хотела скрыть повязку, а заодно и рану — свидетельство ее капитуляции.
— Я хочу сказать... что я позволила ему изнасиловать себя?
— Ничего ты ему не позволяла.
— Я полицейский.
— Детка...
— Мне следовало бы... — Эйлин горестно покачала головой. — Я слишком перепугалась, Берт, — едва слышно закончила она.
— Это я за тебя боялся.
— Я думала, он убьет меня.
Эйлин наконец повернулась.
Взгляды их встретились. На глаза у Эйлин навернулись слезы. Часто заморгав, она подавила их.
— Но полицейскому нельзя бояться, Берт! Полицейский должен... я бросила пистолет! Когда он ткнул мне ножом под ребра, я так перепугалась, что бросила пистолет! Он уже был у меня в руке, а я его бросила!
— И я бы сделал то же самое.
— А в ботах у меня был спрятан запасной, маленький браунинг. Я достала его и уже взвела курок, и тут он... тут он полоснул меня по лицу.
Клинг молчал.
— Я и не думала, что будет так больно. Знаешь, когда подбриваешь волосы под мышками или на ногах, бывает, порежешься, ну поболит чуть-чуть, и все, а тут — по лицу. По лицу и, о Боже, Берт, как же было больно! Я знаю, что не красавица, но это единственное мое лицо, другого нет, и когда он...
— Ты неотразима, Эйлин, — прервал ее Берт.
— Уже нет, — Эйлин снова отвернулась. — И вот тогда, когда он ударил меня и я выронила второй пистолет... тогда я поняла... я поняла, что сделаю все, что он от меня захочет. Да, Берт, я позволила ему изнасиловать себя. Позволила.
— А иначе он прикончил бы тебя.
— Такая беспомощность была, такая отвратительная беспомощность, — Эйлин покачала головой.
Клинг не сказал ни слова.
— Ну и... — У Эйлин снова прервался голос. — Наверное, ты все время задаешь себе вопрос, а может, это я сама напросилась...
— Не городи чушь.
— А разве не об этом думают мужчины, когда их жен или подруг...
— Да, ты сама напросилась, — сказал Клинг. — Именно поэтому ты в том месте и оказалась, это твоя работа. Ты делала свое дело, Эйлин, и тебя ранили. И это...
— И еще меня изнасиловали! — Эйлин обернулась к нему. Глаза ее горели.
— И это тоже ранение.
— Нет! Бывало, и тебе доставалось на работе, но после тебя никто не насиловал! И в этом вся разница, Берт.
— Вижу, вижу я эту разницу.
— Сомневаюсь. Потому что иначе ты бы не полоскал мне мозги всеми этими разговорами о работе.
— Послушай, Эйлин...
— Он изнасиловал не полицейского, он изнасиловал женщину! Он меня изнасиловал, Берт! Потому что я женщина!
— Я понимаю.
— Ничего ты не понимаешь! Да и как ты можешь понять? Ты мужчина, а мужчин не насилуют.
— Насилуют и мужчин, — кротко сказал он.
— Где? В тюрьме? Так только потому, что под рукой нет женщины.
— Мужчин тоже насилуют, — повторил Клинг, но распространяться на эту тему не стал.
Она посмотрела на него. Боль, застывшая у него в глазах, была, кажется, такой же сильной, как и та, что она испытала, когда этот мерзавец разрезал ей щеку. Эйлин не сводила с Клинга глаз, словно в самую душу его хотела проникнуть. Злость и отчаяние постепенно проходили. Перед ней Берт, а не какой-то безымянный враг, назовем его, скажем, «Этот». Перед ней Берт Клинг и в конце концов, он-то уж к насилию вовсе никакого отношения не имеет.
— Извини, — сказала она.
— Да ладно, о чем речь.
— Мне не следовало обрушивать все это на тебя.
— А на кого еще? — улыбнулся он.
— Нет, право, мне очень-очень жаль.
Она потянулась к нему. Клинг утопил ее маленькую ладонь в своих руках.
— Никогда не думала, что такое может случиться со мной, — вздохнула Эйлин. — Даже в самых страшных снах присниться не могло. Конечно, я побаивалась, всегда немного волнуешься...
— Ясное дело.
— Но что это в действительности может произойти, я ни секунды не думала. Помнишь, как я фантазировала насчет того, как меня изнасилуют?
Он кивнул.
— Да, фантазии остаются фантазиями до того самого момента, когда превращаются в действительность. Раньше я думала... мне казалось... в общем, чего там говорить, Берт. Мне было страшно. Даже с прикрытием было бы страшно. Но боялась я не того, что изнасилуют. Может, ранят, но не изнасилуют. Я ведь была полицейским, а как полицейского можно...
— Что значит была? Ты и есть полицейский.
— Да, да, Берт, и, пожалуйста, не сомневайся в этом. Помнишь, я говорила, как меня унижает, что приходится быть подсадной уткой? И что я буду просить о переводе на другую работу?
— Помню, конечно.
— Ну, так теперь меня калачом с места не сманишь.
— Отлично, — Берт поцеловал ей руку.
— Потому что... Ведь кто-то должен... Чтобы с другими женщинами того же не случилось. Кто-то должен...
— Да, — сказал Берт, — и этот кто-то — ты.
— Да, я, — Эйлин глубоко вздохнула.
Он прижал ее руку к щеке.
Несколько минут они просидели молча.
Эйлин снова отвернулась, но в последний момент остановилась и посмотрела Клингу прямо в глаза. И в третий раз голос изменил ей:
— А ты... ты будешь любить меня с этим шрамом?
* * *
Бывает, попадаешь в десятку с первого выстрела.
Начать с того, что список запрашивали не десять человек, как запомнилось Элиезеру Фитчу, а только восемь. Трое были из других городов: они собирались открыть местные отделения ГЦО, и им нужна была организационная поддержка. Пятеро — местные: группа в поддержку более строгого отбора книг для библиотек; группа, выступающая против права молодых девушек на гинекологическую консультацию без согласия родителей; группа противников эвтаназии — эти тоже заплатили сто долларов и запросили список вкладчиков ГЦО; и наконец организация, выступающая против принятия поправки о равных правах. И только один запрос был индивидуальным. В письме, полученном ГЦО, говорилось, что автор пишет статью для журнала «Наше право» и хотел бы связаться с людьми, поддерживающими это движение на предмет изложения их взглядов.
Звали его Артур Хейнз.
Сегодня суббота, и Энни рассчитывала застать этого человека дома. Жил он, судя по обратному адресу, в районе Маджесты, где недавно вырос целый комплекс коттеджей с садами. Когда Энни добралась до места, все еще моросил дождь. Дорожки были покрыты мокрыми листьями. Во многих окнах, хотя не было еще и часа дня, горел свет. Энни нашла нужный адрес.
Квартира на первом этаже трехэтажного кирпичного здания. Она позвонила в дверь. Портьеры в гостиной были отдернуты. Стоя у входной двери, Энни смутно различала, что происходит внутри. Две девочки, на вид шести и восьми лет, сидели на полу и с интересом смотрели по телевизору мультики. Услышав звонок, старшая слегка подтолкнула младшую: мол, иди, открывай дверь. Младшая сделала гримасу, поднялась с пола и зашагала к двери, исчезнув из поля зрения Энни. Откуда-то из глубины квартиры донесся громкий женский голос:
— Эй, откроет кто-нибудь дверь?
— Да, мама, ужа открываю. Кто там? — спросила девочка.
— Полиция.
— Сейчас.
Энни приготовилась ждать. Ей было слышно, как девочка объясняет матери, что это полиция, а та велит ей идти к себе в комнату смотреть телевизор.
— Простите, кто там? — на сей раз раздался голос хозяйки.
— Полиция. Откройте, пожалуйста.
Женщина, открывшая дверь, была, наверное, на восьмом месяце беременности и о виде своем явно не думала. Уже час дня, а на ней поверх нижнего белья все еще был купальный халат, и выглядит она, как чудовищно надувшийся пузырь: огромный живот выступает вперед, начинаясь где-то прямо под грудью; не женщина, а дирижабль, правда, с кукольным личиком и изогнутыми губками купидона. Ни помады, ни вообще косметики.
— Да, слушаю вас, — сказала она.
— Мне нужен Артур Хейнз, — откликнулась Энни. — Он здесь живет?
— Я — Лоис Хейнз, его жена. А в чем дело?
— Мне надо поговорить с ним.
— О чем?
Она возвышалась над порогом, как боевой слон. Ей явно не нравилось это субботнее вторжение.
— Хотелось бы задать ему несколько вопросов, — терпеливо сказала Энни.
— Каких вопросов? — упрямо повторила Лоис.
— Послушайте, мэм, можно мне войти?
— Прошу показать ваш жетон.
Энни открыла сумочку и извлекла жетон в пластиковой упаковке. Тщательно изучив его, Лоис сказала:
— Хорошо, но почему вы не можете мне сказать...
— Кто там, детка? — послышался мужской голос.
Из-за спины Лоис показался высокий темноволосый мужчина. Лоис, поворачиваясь к нему, слегка отступила в сторону, и теперь Энни могла хорошо его разглядеть.
Так, за тридцать. Не меньше ста восьмидесяти ростом. Восемьдесят килограммов, это уж как пить дать. Шатен. Голубые глаза.
— Эта дама хочет тебя видеть, — пояснила Лоис. — Говорит, что она полицейский.
Сочетание «дама-полицейский» позабавило Энни, но она даже не улыбнулась. Она сосредоточено разглядывала Хейнза, который с приятной улыбкой на лице приближался к двери.
— Ну что ж, входите, — предложил он. — Что это ты, Ло, держишь человека в дверях? Ты что, не видишь, что на улице дождь? Входите, входите, — и он протянул руку. Жена отступила в сторону. — А в чем дело? — обмениваясь с Энни рукопожатием, спросил Хейнз. — Я что, не там машину поставил? Я думал, по выходным можно парковаться на любой стороне.
— Не знаю, где вы поставили машину, мистер Хейнз, — сказала Энни. — Я здесь совсем по другому делу.
Все трое сгрудились в маленькой прихожей. Девочки, оторвавшись от телевизора, с любопытством смотрели на тетю-полицейского. Живьем они впервые видели женщину-полицейского. Впрочем, на полицейского она совсем не похожа. На ней обыкновенный плащ, а очки залиты дождем. На левом плече у нее висит кожаная сумка, а на ногах туфли на низком каблуке. Девочки решили, что она похожа на тетю Джози из Мэйна. Тетя Джози занимается благотворительной деятельностью.
— Да, а по какому же именно? — спросил Хейнз. — Чем мы можем быть вам полезны?
— Мы могли где-нибудь поговорить с глазу на глаз? — спросила Энни, взглянув на детей.
— Конечно, пошли на кухню. Детка, там еще есть кофе на плите? Чашку кофе выпьете, мисс... простите, не расслышал вашего имени.
— Детектив Энни Ролз.
— Ну что ж, прошу.
Они прошли в кухню и сели за стол. Лоис двинулась к плите, но Энни ее остановила:
— Спасибо, миссис Хейнз, кофе я не буду.
— Только что заварила.
— Нет, нет, спасибо, — повторила Энни. — Мистер Хейнз, вы обращались в организацию под названием Главная Ценность Общества с просьбой переслать вам список ее вкладчиков?
— Да, а что? — в голосе Хейнза явственно прозвучало удивление. Лоис стояла у плиты, внимательно глядя на мужа.
— И для чего вам понадобился этот список?
— Я работал над статьей об участниках движения в защиту жизни.
— Для журнала, верно?
— Да.
— Вы журналист, мистер Хейнз?
— Нет, я учитель.
— Где вы преподаете, мистер Хейнз?
— В средней школе.
— А где школа, здесь, в Маджесте?
— Да, всего в миле отсюда.
— И вы часто пишете в журналы, мистер Хейнз?
— Ну, — Хейнз замешкался и посмотрел на жену, словно решая, говорить ли правду. Она по-прежнему не сводила с него глаз. — Нет, не могу сказать, что слишком часто.
— Но именно эту статью вам хотелось написать?...
— Да. Мне нравится этот журнал, не знаю, попадался ли он вам на глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34