Наконец она разжала пальцы, кинжал со звоном упал на пол. Звон, который издал металл, встретившись с камнем, заставил ее очнуться. Она вышла из хижины. Туман рассеялся, на востоке, за грядой гор, небо начинало светлеть. Воздух был чистым, холодным и удивительно прозрачным. Где-то поблизости слышался шум воды. Значит, можно было спуститься к ручью и смыть кровь. Теперь она должна очистить себя водой, а дом – огнем. После этого можно было ехать к Элейн.
Глава одиннадцатая
I
Замок Фозерингей. Апрель 1237
– Твой отец снова здоров! – Сопровождаемый толпой слуг, Джон быстрыми шагами пересек комнату. В руках у него было письмо. Элейн, которая наблюдала за служанками, разбиравшими ее запасы трав, бросилась к нему. С улыбкой Джон протянул ей сложенный лист бумаги. Его лицо осунулось, и он выглядел очень усталым. Начался новый приступ кашля, и Элейн заметила, как муж прижимает руку к груди.
Письмо прислал управляющий ее отца: «Здоровье принца с Божьей помощью почти полностью восстановилось. Он снова может говорить, способность двигаться вернулась к нему. Каждую минуту мы неустанно благодарим Бога за его спасение. Теперь принц снова взял в свои руки власть над Гвинедом. Часть западного Гвинеда, вместе с частью Повиса, он доверил своему сыну Граффиду. С каждым днем он оказывает все больше доверия своему старшему сыну».
– Ну, теперь ты счастлива? – Джон был заворожен счастливым сиянием, которое озарило лицо его жены.
– Очень счастлива! – Она в восторге бросилась к нему на шею. – О, это просто замечательно!
– И теперь мы можем спокойно уехать? Ты не будешь постоянно волноваться за него?
– Можем уехать хоть завтра, если хочешь! – К радости слуг, Элейн, смеясь, закружилась по комнате. Теперь все начнется сначала: осмотр поместий, присутствие при дворе и поездка в Шотландию на пару месяцев. Словом, год будет беспокойным.
Когда они были в Сакли, Джон снова заболел. Леса подернулись легкой зеленой дымкой, по берегам реки раскинулся желтый ковер нарциссов, а Джон слег в постель. Его мучил кашель и подтачивала лихорадка. Элейн послала за врачом и отправила Лунед в поля за травами для настоек и эликсиров. Нужно было пополнить запасы, сделанные когда-то давно, в Фозерингее. Затем она присела возле Джона и взяла его за руку.
– Ты должен поскорее поправиться. Нам еще столько нужно успеть!
Он кивнул. Его дыхание было хриплым и поверхностным, влажная кожа горела. Элейн вытянула ноги и уютно пристроилась на краю постели возле мужа.
– Джон, мне нужно сказать тебе кое-что.
Было еще слишком рано, чтобы знать наверняка, слишком рано даже для надежды. Но впервые в жизни ее месячные не пришли вовремя, а сегодня утром, когда она проснулась, ее мутило и голова была тяжелой. Когда Лунед принесла воду и помогла Элейн умыться, они посмотрели друг на друга с тайным восторгом и обменялись многозначительными улыбками.
Взглянув на Джона, Элейн вдруг испытала панический страх: а вдруг он больше никогда не поправится? Он выглядел слишком усталым, лицо было пепельно-серым. Она решила не скрывать от него своей радости. Нужно было дать ему надежду, желание жить.
– Все очень похоже на то, что у меня будет ребенок. – Она увидела, как огоньки радости вспыхнули в его глазах.
– Ты уверена?
– Нет. – Элейн покачала головой. – Еще слишком рано, чтобы быть уверенной. Но у меня предчувствие, что это так.
– О Элейн, дорогая! – Он приподнялся на локтях и притянул ее к себе. – Я не могу передать тебе, как я счастлив слышать это! Я так долго ждал! Я уже подумал было…
– Ты подумал, что у меня никогда не будет детей, как у бедной тети Джоанны? – Мысль об Александре, как всегда, без приглашения посетила ее и причинила боль. И как всегда, Элейн постаралась как можно скорее прогнать ее прочь. – Ронвен говорила, это все потому, что я еще слишком молода. Нужно было просто подождать немного.
При упоминании о Ронвен ее голос дрогнул. Она все еще скучала по своей кормилице, все еще думала о ней. Правда, маленькая частичка ее чувствовала глубокое облегчение. Несмотря на чувство вины, Элейн в глубине души рада была избавиться от назойливости Ронвен, ее ненависти к Джону. Но хотя Ронвен и не любила его, она дала бы Элейн необходимые лекарства при первых же признаках болезни, если бы та попросила ее об этом. А ее лекарства всегда помогали, в отличие от тех, что прописывают постоянно сопровождающие Джона доктора. Элейн взглянула на мужа. Приятно было видеть, как ожили и засияли его глаза. Врач зашел в комнату и поклонился. Она поцеловала мужа и нехотя сползла с кровати. Доктор пощупал его пульс. Элейн не заметила волнения, появившеюся на лице медика, когда тот положил руку на пылающий лоб графа Честера и заглянул в его воспаленные глаза.
II
Замок Честер. Май
Голова Ронвен была покрыта белой шалью. Она долго объезжала окрестности замка, чтобы выяснить то, что ей было нужно. Граф и графиня все еще были в Фозерингее. Теперь у нее было две лошади: та, которую дала ей Сенена, и вьючный мул, которого она нашла в хлеву у Мэдока, за перегородкой, вместе с другим скотом. Придя в себя, она быстро обшарила лачугу, перебрала скромные пожитки и взяла то, что представляло хоть какую-то ценность: котелок, воскресные туфли Аннест, несколько пенни, спрятанных под камнем у порога, запасную шерстяную шаль. Затем она отпустила животных и подожгла хижину. Там было мало вещей, которые могли гореть. Подстилка из папоротника, каменные стены, мокрый дерн, покрывавший крышу. Но дом нужно было сжечь, чтобы очистить его и избавиться от тел. Когда огонь наконец разгорелся, Ронвен была уже в пути. Достаточно далеко, чтобы ее успели догнать. Но вряд ли кто-то скоро забредет в эту одинокую лачугу, потерянную среди холмов. Прошло еще четыре мучительных дня, пока она добралась до Честера. И теперь ей предстоял еще один долгий переезд в сердце Англии. Но дни скитаний в горах, дни страха были позади. Теперь она пересекла границы Уэльса, и здесь никто не будет искать ее. Теперь у нее две лошади, а перед отъездом из города она найдет себе слугу и сопровождающего, так что никто больше не будет с подозрением смотреть на женщину, путешествующую в одиночку. И теперь у нее было оружие.
III
Сакли
– Ради всего святого, Элейн, ты не должна ездить верхом!
Джону стало лучше уже через три дня. Ласковое солнце наконец превратило почки, покрывавшие живую изгородь вокруг замка, в листья. Бутоны на кустах терновника напоминали россыпь мелкого речного жемчуга. С кустов, отливая золотом, свешивались сережки; ивы у ручья оделись опушкой зелени.
Рука Элейн сжимала уздечку Непобедимого. Она обернулась и с удивлением взглянула на Джона.
– Но почему? Я прекрасно себя чувствую.
Сам Джон выглядел очень плохо. Худое, бледное, осунувшееся лицо было напряжено, он опирался на плечо слуги.
– Прошу тебя, Элейн, не делай этого! – Он с силой оттолкнул слугу и выпрямился, едва держась на ногах. – Я запрещаю!
Уже знакомое чувство непокорности пронизало все ее тело, а от отчаяния и ненависти у Элейн перехватило дыхание. Она уже давно не чувствовала себя такой униженной. Столько недель подряд они были друзьями, любовниками, она доверяла мужу, уважала его. Она постоянно переживала за него, волновалась из-за его болезни. И когда он был болен, она отвечала за все: она вела хозяйство, делала то, что хотела, и могла сколько угодно ездить верхом. Ее рука вцепилась в уздечку, напряглась. Конюх выжидающе смотрел на Элейн, и она заметила насмешку в его глазах. Он обожал ее, но ему приятно было наблюдать, как она терпит поражение. Гневно закусив губу, она медленно выпустила уздечку.
– Возьми его, Хэл. Пусть он пройдется галопом, а потом приведи его обратно. Мы с ним отправимся на прогулку чуть позже.
Высоко подняв голову, она взяла Джона под руку.
– Оставь нас, – приказала она слуге, который сделал шаг, чтобы последовать за ними. – Мы пройдемся по саду.
В западной части имения, на берегу рва, раскинулся прекрасный сад. В траве уже показались бутоны тюльпанов, стены были увиты розами и плющом.
Как только Джон и Элейн оказались одни, она отшатнулась от него, и вспышка гнева, как молния, блеснула в ее глазах.
– Почему? Почему ты унижаешь меня в присутствии слуг? И почему мне нельзя ездить верхом?
– Думаю, не имеет смысла объяснять тебе. Ты и сама прекрасно знаешь, что случилось с королевой Шотландии.
– Королеве Шотландии врачи запретили садиться на лошадь, потому что у нее была угроза выкидыша. А я – совсем дpyгoe дело! Да я даже не знаю точно, ношу ли я ребенка!
– Я уверен, что носишь! – Он подошел к ней и взял ее за руку. – Не сердись на меня, милая. Я просто очень за тебя беспокоюсь.
– Тогда прошу тебя, не запрещай мне ездить верхом. Если меня будет что-то беспокоить, я позабочусь о своем здоровье. – Ее лицо озарила улыбка победителя. – А сейчас именно ты, мой муж, нуждаешься в заботе больше всех. Ты выглядишь таким усталым. Разве врач разрешил тебе вставать?
– Этот врач – дурак. – Он завернулся в плащ. – Он постоянно делает мне кровопускания. После них я становлюсь слабее женщины. Мне гораздо лучше, когда я встаю и выхожу на свежий воздух. И потом, твои лекарства всегда помогают лучше, чем их. Может, это все потому, что я хочу чаще видеть тебя рядом. Чистый эгоизм! – И он робко улыбнулся.
– Это были не мои лекарства, а Ронвен. – От гнева Элейн не осталось и следа. – Иногда мне хочется, чтобы она была здесь. Она столько знала снадобий и заклинаний, которые возвращают людям здоровье! – Она замолчала. – Что с тобой, Джон? Почему ты так смотришь на меня?
Он отпустил ее руку и отвернулся.
– Ронвен никогда не любила меня, Элейн. Знаешь, мне иногда даже кажется…
Его голос слился с порывом ветра. Джон подошел к розовому кусту и склонился над ним, разглядывая красноватые пучки молодых листьев.
– Что ты имеешь в виду?
– Она ведь прокляла меня той ночью на могиле Эиниона. Понимаешь, она прокляла меня!
– И ты считаешь, что ее проклятие заставило болезнь вернуться?
– Вот я и думаю об этом.
– Но она любила меня и никогда бы не причинила вреда тем, кого я люблю. – Она схватила его за руку и приблизилась к нему. – Тебе не стоит считать, что она могла бы причинить тебе вред. Она была не в себе той ночью. Она не ведала, что творит!
– О нет, она прекрасно все понимала! – Он помолчал с минуту, а потом начал кашлять.
– Нет, не говори так! – Элейн отошла от него, мягко ступая по сочной густой траве, сминая тонкие стебли лютиков. – Как ты думаешь, ее больше нет в живых?
– Да. – Его ответ был немногословным.
– Ты считаешь, мой отец приказал ее убить?
– Я думаю, кто-то все же это сделал.
– Одна из камеристок матери написала мне. Она говорит, Даффид объявил Ронвен вне закона и назначил награду за ее поимку.
– Это и нужно было сделать. Иначе они бы косвенно признали факт ее смерти. Забудь о ней, Элейн. Она исчезла, и мы никогда больше ее не увидим.
– Но ведь на самом деле она не исчезла. – Элейн нахмурилась. – Она неотступно преследует тебя. Ты сказал об этом отцу Питеру в Фозерингее, ведь так? И что он тебе ответил?
– Ничего. Он только окропил меня святой водой, помахал кадилом, пробормотал молитву. Потом я отвернулся на секунду, и тогда он сделал знак против дурного глаза и прикоснулся к амулету, висящему у него на шее под крестом. Он думал, что я ничего не увижу. Суеверный дурак! – Джон усмехнулся. – Впрочем, я сам ничуть не лучше. Я боюсь ее.
Неделю спустя ему стало значительно лучше. Подати в Сакли были собраны, хозяйство снова под контролем, все шло своим чередом. Элейн сидела верхом на старой спокойной кобыле. Она скакала рядом с мужем, с другой стороны ехала Лунед, а сзади шел огромный возок с подушками на случай, если им понадобится отдых. Но Элейн не был нужен отдых. Этим утром кровь, струясь между ее бедрами, смыла все надежды. Элейн долго плакала, и теперь она не смела рассказать обо всем Джону. Он так хорошо выглядел, был таким сильным, столько гордости было в его глазах, когда он ехал подле нее. Она выпрямила спину, чтобы облегчить ноющую боль. Сейчас ей хотелось сесть на Непобедимого и гнать, гнать его галопом до тех пор, пока холодный ветер и солнечный свет не очистят ее мозг, как кровь очистила ее бесплодное лоно. Но жеребец был где-то далеко позади, ведомый конюхом.
Джон все поймет. Он будет разочарован, но не зол. Элейн бросила быстрый взгляд в его сторону, ей хотелось поговорить с ним, рассказать обо всем, но мужество покинуло ее. Лучше сделать это, когда они останутся наедине. На случай, если она опять будет плакать.
IV
Фозерингей. Май
Элейн приехала в Фозерингей два дня спустя после праздника Благовещения. Здесь ее приняли с почестями, если не считать нескольких косых взглядов и прохожих со скрещенными пальцами. Переменив лошадей и дождавшись небольшого отряда, с которым прибыла ее камеристка, Элейн выехала к границам Уэльса.
V
Джон обнял Элейн и поцеловал ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Глава одиннадцатая
I
Замок Фозерингей. Апрель 1237
– Твой отец снова здоров! – Сопровождаемый толпой слуг, Джон быстрыми шагами пересек комнату. В руках у него было письмо. Элейн, которая наблюдала за служанками, разбиравшими ее запасы трав, бросилась к нему. С улыбкой Джон протянул ей сложенный лист бумаги. Его лицо осунулось, и он выглядел очень усталым. Начался новый приступ кашля, и Элейн заметила, как муж прижимает руку к груди.
Письмо прислал управляющий ее отца: «Здоровье принца с Божьей помощью почти полностью восстановилось. Он снова может говорить, способность двигаться вернулась к нему. Каждую минуту мы неустанно благодарим Бога за его спасение. Теперь принц снова взял в свои руки власть над Гвинедом. Часть западного Гвинеда, вместе с частью Повиса, он доверил своему сыну Граффиду. С каждым днем он оказывает все больше доверия своему старшему сыну».
– Ну, теперь ты счастлива? – Джон был заворожен счастливым сиянием, которое озарило лицо его жены.
– Очень счастлива! – Она в восторге бросилась к нему на шею. – О, это просто замечательно!
– И теперь мы можем спокойно уехать? Ты не будешь постоянно волноваться за него?
– Можем уехать хоть завтра, если хочешь! – К радости слуг, Элейн, смеясь, закружилась по комнате. Теперь все начнется сначала: осмотр поместий, присутствие при дворе и поездка в Шотландию на пару месяцев. Словом, год будет беспокойным.
Когда они были в Сакли, Джон снова заболел. Леса подернулись легкой зеленой дымкой, по берегам реки раскинулся желтый ковер нарциссов, а Джон слег в постель. Его мучил кашель и подтачивала лихорадка. Элейн послала за врачом и отправила Лунед в поля за травами для настоек и эликсиров. Нужно было пополнить запасы, сделанные когда-то давно, в Фозерингее. Затем она присела возле Джона и взяла его за руку.
– Ты должен поскорее поправиться. Нам еще столько нужно успеть!
Он кивнул. Его дыхание было хриплым и поверхностным, влажная кожа горела. Элейн вытянула ноги и уютно пристроилась на краю постели возле мужа.
– Джон, мне нужно сказать тебе кое-что.
Было еще слишком рано, чтобы знать наверняка, слишком рано даже для надежды. Но впервые в жизни ее месячные не пришли вовремя, а сегодня утром, когда она проснулась, ее мутило и голова была тяжелой. Когда Лунед принесла воду и помогла Элейн умыться, они посмотрели друг на друга с тайным восторгом и обменялись многозначительными улыбками.
Взглянув на Джона, Элейн вдруг испытала панический страх: а вдруг он больше никогда не поправится? Он выглядел слишком усталым, лицо было пепельно-серым. Она решила не скрывать от него своей радости. Нужно было дать ему надежду, желание жить.
– Все очень похоже на то, что у меня будет ребенок. – Она увидела, как огоньки радости вспыхнули в его глазах.
– Ты уверена?
– Нет. – Элейн покачала головой. – Еще слишком рано, чтобы быть уверенной. Но у меня предчувствие, что это так.
– О Элейн, дорогая! – Он приподнялся на локтях и притянул ее к себе. – Я не могу передать тебе, как я счастлив слышать это! Я так долго ждал! Я уже подумал было…
– Ты подумал, что у меня никогда не будет детей, как у бедной тети Джоанны? – Мысль об Александре, как всегда, без приглашения посетила ее и причинила боль. И как всегда, Элейн постаралась как можно скорее прогнать ее прочь. – Ронвен говорила, это все потому, что я еще слишком молода. Нужно было просто подождать немного.
При упоминании о Ронвен ее голос дрогнул. Она все еще скучала по своей кормилице, все еще думала о ней. Правда, маленькая частичка ее чувствовала глубокое облегчение. Несмотря на чувство вины, Элейн в глубине души рада была избавиться от назойливости Ронвен, ее ненависти к Джону. Но хотя Ронвен и не любила его, она дала бы Элейн необходимые лекарства при первых же признаках болезни, если бы та попросила ее об этом. А ее лекарства всегда помогали, в отличие от тех, что прописывают постоянно сопровождающие Джона доктора. Элейн взглянула на мужа. Приятно было видеть, как ожили и засияли его глаза. Врач зашел в комнату и поклонился. Она поцеловала мужа и нехотя сползла с кровати. Доктор пощупал его пульс. Элейн не заметила волнения, появившеюся на лице медика, когда тот положил руку на пылающий лоб графа Честера и заглянул в его воспаленные глаза.
II
Замок Честер. Май
Голова Ронвен была покрыта белой шалью. Она долго объезжала окрестности замка, чтобы выяснить то, что ей было нужно. Граф и графиня все еще были в Фозерингее. Теперь у нее было две лошади: та, которую дала ей Сенена, и вьючный мул, которого она нашла в хлеву у Мэдока, за перегородкой, вместе с другим скотом. Придя в себя, она быстро обшарила лачугу, перебрала скромные пожитки и взяла то, что представляло хоть какую-то ценность: котелок, воскресные туфли Аннест, несколько пенни, спрятанных под камнем у порога, запасную шерстяную шаль. Затем она отпустила животных и подожгла хижину. Там было мало вещей, которые могли гореть. Подстилка из папоротника, каменные стены, мокрый дерн, покрывавший крышу. Но дом нужно было сжечь, чтобы очистить его и избавиться от тел. Когда огонь наконец разгорелся, Ронвен была уже в пути. Достаточно далеко, чтобы ее успели догнать. Но вряд ли кто-то скоро забредет в эту одинокую лачугу, потерянную среди холмов. Прошло еще четыре мучительных дня, пока она добралась до Честера. И теперь ей предстоял еще один долгий переезд в сердце Англии. Но дни скитаний в горах, дни страха были позади. Теперь она пересекла границы Уэльса, и здесь никто не будет искать ее. Теперь у нее две лошади, а перед отъездом из города она найдет себе слугу и сопровождающего, так что никто больше не будет с подозрением смотреть на женщину, путешествующую в одиночку. И теперь у нее было оружие.
III
Сакли
– Ради всего святого, Элейн, ты не должна ездить верхом!
Джону стало лучше уже через три дня. Ласковое солнце наконец превратило почки, покрывавшие живую изгородь вокруг замка, в листья. Бутоны на кустах терновника напоминали россыпь мелкого речного жемчуга. С кустов, отливая золотом, свешивались сережки; ивы у ручья оделись опушкой зелени.
Рука Элейн сжимала уздечку Непобедимого. Она обернулась и с удивлением взглянула на Джона.
– Но почему? Я прекрасно себя чувствую.
Сам Джон выглядел очень плохо. Худое, бледное, осунувшееся лицо было напряжено, он опирался на плечо слуги.
– Прошу тебя, Элейн, не делай этого! – Он с силой оттолкнул слугу и выпрямился, едва держась на ногах. – Я запрещаю!
Уже знакомое чувство непокорности пронизало все ее тело, а от отчаяния и ненависти у Элейн перехватило дыхание. Она уже давно не чувствовала себя такой униженной. Столько недель подряд они были друзьями, любовниками, она доверяла мужу, уважала его. Она постоянно переживала за него, волновалась из-за его болезни. И когда он был болен, она отвечала за все: она вела хозяйство, делала то, что хотела, и могла сколько угодно ездить верхом. Ее рука вцепилась в уздечку, напряглась. Конюх выжидающе смотрел на Элейн, и она заметила насмешку в его глазах. Он обожал ее, но ему приятно было наблюдать, как она терпит поражение. Гневно закусив губу, она медленно выпустила уздечку.
– Возьми его, Хэл. Пусть он пройдется галопом, а потом приведи его обратно. Мы с ним отправимся на прогулку чуть позже.
Высоко подняв голову, она взяла Джона под руку.
– Оставь нас, – приказала она слуге, который сделал шаг, чтобы последовать за ними. – Мы пройдемся по саду.
В западной части имения, на берегу рва, раскинулся прекрасный сад. В траве уже показались бутоны тюльпанов, стены были увиты розами и плющом.
Как только Джон и Элейн оказались одни, она отшатнулась от него, и вспышка гнева, как молния, блеснула в ее глазах.
– Почему? Почему ты унижаешь меня в присутствии слуг? И почему мне нельзя ездить верхом?
– Думаю, не имеет смысла объяснять тебе. Ты и сама прекрасно знаешь, что случилось с королевой Шотландии.
– Королеве Шотландии врачи запретили садиться на лошадь, потому что у нее была угроза выкидыша. А я – совсем дpyгoe дело! Да я даже не знаю точно, ношу ли я ребенка!
– Я уверен, что носишь! – Он подошел к ней и взял ее за руку. – Не сердись на меня, милая. Я просто очень за тебя беспокоюсь.
– Тогда прошу тебя, не запрещай мне ездить верхом. Если меня будет что-то беспокоить, я позабочусь о своем здоровье. – Ее лицо озарила улыбка победителя. – А сейчас именно ты, мой муж, нуждаешься в заботе больше всех. Ты выглядишь таким усталым. Разве врач разрешил тебе вставать?
– Этот врач – дурак. – Он завернулся в плащ. – Он постоянно делает мне кровопускания. После них я становлюсь слабее женщины. Мне гораздо лучше, когда я встаю и выхожу на свежий воздух. И потом, твои лекарства всегда помогают лучше, чем их. Может, это все потому, что я хочу чаще видеть тебя рядом. Чистый эгоизм! – И он робко улыбнулся.
– Это были не мои лекарства, а Ронвен. – От гнева Элейн не осталось и следа. – Иногда мне хочется, чтобы она была здесь. Она столько знала снадобий и заклинаний, которые возвращают людям здоровье! – Она замолчала. – Что с тобой, Джон? Почему ты так смотришь на меня?
Он отпустил ее руку и отвернулся.
– Ронвен никогда не любила меня, Элейн. Знаешь, мне иногда даже кажется…
Его голос слился с порывом ветра. Джон подошел к розовому кусту и склонился над ним, разглядывая красноватые пучки молодых листьев.
– Что ты имеешь в виду?
– Она ведь прокляла меня той ночью на могиле Эиниона. Понимаешь, она прокляла меня!
– И ты считаешь, что ее проклятие заставило болезнь вернуться?
– Вот я и думаю об этом.
– Но она любила меня и никогда бы не причинила вреда тем, кого я люблю. – Она схватила его за руку и приблизилась к нему. – Тебе не стоит считать, что она могла бы причинить тебе вред. Она была не в себе той ночью. Она не ведала, что творит!
– О нет, она прекрасно все понимала! – Он помолчал с минуту, а потом начал кашлять.
– Нет, не говори так! – Элейн отошла от него, мягко ступая по сочной густой траве, сминая тонкие стебли лютиков. – Как ты думаешь, ее больше нет в живых?
– Да. – Его ответ был немногословным.
– Ты считаешь, мой отец приказал ее убить?
– Я думаю, кто-то все же это сделал.
– Одна из камеристок матери написала мне. Она говорит, Даффид объявил Ронвен вне закона и назначил награду за ее поимку.
– Это и нужно было сделать. Иначе они бы косвенно признали факт ее смерти. Забудь о ней, Элейн. Она исчезла, и мы никогда больше ее не увидим.
– Но ведь на самом деле она не исчезла. – Элейн нахмурилась. – Она неотступно преследует тебя. Ты сказал об этом отцу Питеру в Фозерингее, ведь так? И что он тебе ответил?
– Ничего. Он только окропил меня святой водой, помахал кадилом, пробормотал молитву. Потом я отвернулся на секунду, и тогда он сделал знак против дурного глаза и прикоснулся к амулету, висящему у него на шее под крестом. Он думал, что я ничего не увижу. Суеверный дурак! – Джон усмехнулся. – Впрочем, я сам ничуть не лучше. Я боюсь ее.
Неделю спустя ему стало значительно лучше. Подати в Сакли были собраны, хозяйство снова под контролем, все шло своим чередом. Элейн сидела верхом на старой спокойной кобыле. Она скакала рядом с мужем, с другой стороны ехала Лунед, а сзади шел огромный возок с подушками на случай, если им понадобится отдых. Но Элейн не был нужен отдых. Этим утром кровь, струясь между ее бедрами, смыла все надежды. Элейн долго плакала, и теперь она не смела рассказать обо всем Джону. Он так хорошо выглядел, был таким сильным, столько гордости было в его глазах, когда он ехал подле нее. Она выпрямила спину, чтобы облегчить ноющую боль. Сейчас ей хотелось сесть на Непобедимого и гнать, гнать его галопом до тех пор, пока холодный ветер и солнечный свет не очистят ее мозг, как кровь очистила ее бесплодное лоно. Но жеребец был где-то далеко позади, ведомый конюхом.
Джон все поймет. Он будет разочарован, но не зол. Элейн бросила быстрый взгляд в его сторону, ей хотелось поговорить с ним, рассказать обо всем, но мужество покинуло ее. Лучше сделать это, когда они останутся наедине. На случай, если она опять будет плакать.
IV
Фозерингей. Май
Элейн приехала в Фозерингей два дня спустя после праздника Благовещения. Здесь ее приняли с почестями, если не считать нескольких косых взглядов и прохожих со скрещенными пальцами. Переменив лошадей и дождавшись небольшого отряда, с которым прибыла ее камеристка, Элейн выехала к границам Уэльса.
V
Джон обнял Элейн и поцеловал ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78