Что до ее слуг, то я решил оставить их здесь. Утром я отпустил им грехи, дал немного денег на первое время, пока они не найдут нового хозяина, и отправил их восвояси.
– А как же Ронвен? Куда она уехала? – Голос Элейн дрожал от волнения. Вино в бокале, который она сжимала в руке, осталось нетронутым.
– Думаю, она отправилась в лес. Что еще ей оставалось делать?
– И вы думаете, что это по-христиански? Отправить в лес беззащитную женщину благородного происхождения, обречь ее на жизнь среди преступников, воров и убийц! – Элейн поднялась с кресла. При этом несколько капель вина перелилось через край бокала и упало на юбку, но графиня этого не заметила. – Милорд аббат, мне кажется, что вы поступили с Ронвен несправедливо.
– А вы считаете, что она была невиновна? – Аббат тоже встал.
– Да, она убила человека, но это была самооборона. У нее не было выбора.
Удивленный аббат чуть приподнял бровь.
– Прошу прощения, миледи. Боюсь, мне не совсем так рассказывали эту историю. Впрочем, не мне судить об этом. Я дал ей возможность ехать туда, куда она пожелает. Я оставил ей лошадь и не отнял у нее жизнь. Конечно, графу не составит труда отыскать ее. Все, что нужно, – это распустить слух и назначить награду. Тогда ее станет искать всякий, у кого есть кошелек. – Аббат замолчал. Его лицо выражало сострадание. – Я прекрасно понимаю, что она была вашей кормилицей, миледи, и, должно быть, вы очень любили ее. Но прошу вас, не позволяйте этой женщине завладеть вами. Она опасна для каждого, кто находится рядом с ней. Она – само зло. Оказавшись возле нее, я почувствовал это каждой частичкой своего тела и своей души.
Элейн поставила на стол нетронутый бокал и направилась к двери.
– Как вы уже сказали, милорд аббат, она была моей кормилицей, и она любит меня, – сказала она. – А я люблю ее.
IX
Когда Элейн наконец вошла в большой зал, Джон и Робин играли в шахматы. Оба мужчины встали, приветствуя ее.
– Где ты была? – спросил Джон. – Уже поздно. Ты пропустила и обед, и ужин.
Она стянула с замерзших пальцев перчатки; их влажная кожа шумно хлопнула по столу с шахматной доской.
– Я прекрасно знаю это, – резко ответила она. Она вернулась усталая, голодная и разочарованная. – Я ездила в аббатство и немного задержалась там, а на обратном пути мы заблудились в лесу – ошиблись дорогой.
– Тогда все, что вам нужно, – это немного вина и лакомства, чтобы утолить ваш аппетит, миледи! – Робин подвинул вперед свое тяжелое кресло. – Сюда, Элен. Садитесь у огня. Не допрашивай ее, Джон. Не стоит огорчать эту очаровательную леди! – Дерзко улыбаясь, он посмотрел на своего кузена. – Она сама расскажет нам о своих приключениях, но не раньше, чем когда как следует отдохнет.
Робин принял плащ с плеч Элейн и проводил ее к камину.
Она видела, что Джон внимательно наблюдает за ней. Но его беспокоило только ее состояние – в этом Элейн не сомневалась. Он не догадался о Ронвен. Да и как он мог догадаться? Он никогда не узнает, что она где-то поблизости, если, конечно, Ронвен сама не придет сюда. А что, если она придет? Элейн вспомнила о Лунед и стала искать ее в зале, но девушки нигде не было видно. На обратном пути Лунед успокоила впавшую в отчаяние Элейн словами:
– Она знает, где вы. Она найдет вас как-нибудь.
Несмотря на все волнения этого дня, Элейн все сильнее наслаждалась вечером. Робин принес ей вина; наполняя ее бокал, он опустился на колено и бросил себе на руку белоснежную салфетку. Затем, откуда ни возьмись, появился большой серебряный поднос с самыми изысканными блюдами. Как Робину удалось их разогреть, осталось для Элейн загадкой. Она была уверена, что огонь в большой печи давно уже погасили, в кухне прибрались, а двери заперли.
Уверенный в ее любви, Джон уже не беспокоился и не терзался от ревности, когда его жена флиртовала с Робином и смеялась его шуткам. Он был рад, что с лица Элейн наконец исчезла боль, которая тенями лежала вокруг ее глаз. Что бы ни тревожило ее после возвращения, сейчас все это было забыто. Он успокоился, расслабился и вскоре обнаружил, что смеется вместе с ней, наслаждаясь обаянием и чувством юмора этого молодого человека. Уже не в первый раз Джон мечтал иметь такого сына, как Робин. Элейн восхищенно улыбалась и открывала рот, когда Робин протягивал ей кусочек пирожного. Джон вздохнул и отогнал от себя грустные мысли, подав знак музыкантам, которые давно уже ждали подле графского помоста.
Шум постепенно утих; все присутствующие устроились на скамьях, расставленных вдоль стен зала. Кто-то, подстелив плащ, уселся на устланный тростником пол; собаки удобно устроились у камина. Все взгляды нетерпеливо обратились к музыкантам, когда те начали настраивать инструменты. Наконец их глава обратился к Элейн.
– Миледи Честер, что бы вы хотели услышать? Быть может, песню о любви? – предложил он и приподнял брови, ожидая ответа.
– Да, – Элейн улыбнулась. – Сыграйте, пожалуйста, песню о любви.
Она протянула руку Джону. Он подошел, встал за ее спиной и прижал ее пальцы к губам. Робин неотрывно смотрел на них минуты две, затем слегка пожал плечами и отошел в сторону, уступая Джону свое кресло. Он неспешно подошел к камину и присел на корточки у огня.
Этим вечером они долго сидели в тишине и с наслаждением слушали музыку. Элейн слишком устала. Не в силах встать с кресла, она все больше и больше наклонялась, пока ее голова не оказалась на плече Джона. Успокоившись, она чувствовала тепло его тела сквозь ткань накидки. Робин сидел у камина, обхватив руками колени. Его подбородок задумчиво опустился, глаза закрылись. Большой зал был погружен в молчание. Изредка в углу раздавался храп заснувших там охранников, но вскоре и они затихли. Ночь выдалась холодной и ясной. Казалось, что звезды сегодня были необыкновенно далеко от земли.
X
Недалеко от двери служанка с кухни обнималась с кладовщиком. Он расстелил плащ на полу, они оба завернулись в пего и теперь его руки блуждали у нее под юбкой. Девушка лежала тихо, стараясь не хихикать, чувствуя, как нарастает напряжение. Она знала, что скоро они уйдут отсюда и переберутся в конюшню. Лениво приоткрыв глаза, она заметила, что до двери рукой подать. Никто и не заметит, если они тихо прокрадутся во двор. Она повернулась к лежащему рядом ухажеру и решительно убрала его руку со своего бедра. Тот сначала нахмурился, но потом все понял. Он встал и, подбирая с пола плащ, взял ее за руку. Они на цыпочках прокрались вдоль стены, переступая спящих, и подобрались к двери.
Во дворе было очень холодно; дыхание любовников превращалось в белые облака пара. Не в силах ждать, он притянул ее к себе и запустил руки под платье, нащупывая грудь.
– Не здесь, – с придыханием прошептала она. – Графиня отошлет меня, если узнает. Идем в конюшню, там теплее.
Схватив его за руку, она повела его через двор, но почти тут же остановилась.
– Что это? – Теперь пришел его черед отстранить ее руку.
– Я не знаю. Сам посмотри, – сказала она, чувствуя, как от страха у нее перехватило дыхание.
– Где? – Он больше не чувствовал прежней страсти. Уж слишком настороженно звучал голос его подруги.
Светлая фигура стояла в тени за углом, в том месте, где стена соединялась с западным рядом построек. Ее очертания были неясными, они расплывались в тумане, который, казалось, окутывал ее целиком. Внезапно фигура двинулась с места и направилась к углу графского дома.
– Пресвятая Дева Мария! – сипло пробормотал мужчина.
Он остановился как вкопанный, не имея сил повернуться и бежать. Девушка рядом с ним, казалось, перестала дышать.
Они в оцепенении следили за фигурой, которая проплыла мимо них и двинулась вдоль стены дома. Дойдя до угла, она замерла в нерешительности, видимо сомневаясь, стоит ли заходить внутрь. Затем она быстро развернулась и скользнула обратно и уже через мгновение растворилась в темноте.
XI
Дорнхолл. День святой Колумбы
Лунед одну за другой вытащила шпильки из волос Элейн и потянулась за гребнем.
– Ему не полегчало, миледи? – с сочувствием спросила она, когда Элейн устало прикрыла глаза.
– Если только совсем чуть-чуть. Врач говорит, будто ему лучше, но я-то вижу, у него все еще сильный жар. – Элейн тяжело вздохнула.
Она только что вернулась из маленькой боковой комнатки, где на поставленной специально для него узкой постели Джон беспокойно метался в жару. Его мучил кашель, а тело сотрясалось от судорог, то и дело охватывающих его.
– Он сказал мне, что видел призрак Ронвен. – Глаза Элейн блеснули, когда в них отразилось пламя свечи.
– Из-за этого переполох уже во всем поместье, – сказала Лунед и осеклась. – Ее видели уже четыре человека! Что же нам делать?
– Почему бы ей не держаться отсюда подальше? – Увернувшись от гребня, Элейн встала и подошла к камину. С минуту она вглядывалась в языки пламени. – Мы часами рыщем по лесу, а ее нигде нет. А потом она является сюда и начинает преследовать нас!
– А вам не кажется… – Лунед помедлила немного, потом продолжила: – Вам не кажется, что это и вправду призрак? Если что-то случилось с ней в лесу, что-то ужасное, то не могла ли она прийти сюда, чтобы рассказать нам об этом? – Девушка побледнела.
– Это нелепо! Она такая же живая, как и мы с тобой.
– Тогда почему она одета во все белое? Почему она ходит так тихо? Почему никто не может приблизиться к ней?
– Потому что все боятся ее! – Элейн вернулась и присела на стул. – И моли Бога, чтобы никто не решился подойти к ней.
– Вы не сказали графу и сэру Робину, что она жива?
Элейн отрицательно покачала головой. Затем она взяла гребень и провела им по волосам.
– Но вы собираетесь это сделать? – не унималась Лунед.
– Нет. Я хочу увидеть Ронвен, поговорить с ней и дать ей денег. И я хочу, чтобы после этого она исчезла.
Лунед кивнула. Но было еще кое-что. Она должна была сказать это сейчас, откладывать было нельзя. Это мучило ее день и ночь.
– Миледи, когда я говорила с Ронвен, она сказала мне… В общем, она думает, что вы любите не графа, а кого-то другого.
На минуту воцарилось гробовое молчание. Швырнув гребень на пол, Элейн встала.
– Это ложь! Как она посмела? Это неправда! Я никогда не любила никого, кроме Джона, никогда! Я верна ему, и всегда была верна! А ты-то как могла? – Она бросила гневный взгляд на Лунед. – Как у тебя язык повернулся болтать такую чушь!
– Я слышала, как об этом шептались в зале сегодня вечером, – тихо ответила Лунед. – Только поэтому я спросила вас. Просто я хотела выяснить, откуда ветер дует.
Снова воцарилось молчание. Элейн прикрыла глаза.
– Это неправда, – в конце концов прошептала она. – И не смей больше говорить об этом.
– Я сделаю все, что смогу.
– Это причинит столько боли Джону, и все это ложь. Ложь, и ничего больше.
Еду Джону Элейн отнесла сама. Она сидела у его постели и держала поднос, на котором стояли плошки с ароматным жарким и напитками, тарелки с его любимыми пирожными с кремом из взбитых яиц с сахаром. Но у графа почти не было аппетита, он таял буквально на глазах. Прошел и давно кончился праздник Троицы; погода была не по сезону сухой и холодной. Было слышно, как ветер с воем носится по долине, срывает листья с деревьев. С помощью Элейн вел дела Робин; он решал сложные вопросы, когда они возникали, и каждый день брал на себя пару неотложных дел, освобождая несколько часов для Элейн, чтобы та могла провести это драгоценное время у постели Джона. О Ронвен вот уже две недели не было ни слуху ни духу. Элейн перестала ездить в лес, ее мысли были полностью заняты тем, что происходило в поместье.
Наконец Джон стал поправляться. Лихорадка отступила, и взгляд его прояснился; он лежал, откинувшись на подушки.
Элейн, бледная и изможденная, часто приходила к нему, и он брал ее за руку.
– Дорогая, ты выглядишь такой усталой. Прости меня. Каждый раз, когда я заболеваю, тебе становится тяжелее.
– Но ведь теперь тебе гораздо лучше. – Она нежно поцеловала его в лоб.
– Да, теперь мне лучше. Я уже думал, что на сей раз проклятие этой женщины убьет меня. – Он грустно улыбнулся. – Когда свечи потушены, солнце светит ярко и поют птицы, мне не верится в ее злодеяния. Но по ночам, когда лихорадка мертвой хваткой вцеплялась в меня… мне казалось, что я вижу лицо этой женщины каждый раз, когда закрываю глаза.
– Какой женщины? – У Элейн пересохло во рту.
– Твоей любимой Ронвен. Ты не слышала, – люди поговаривают, что видели ее призрак?
Элейн опустила глаза, разглядывая руки.
– Да, я слышала об этом.
– А ты не верила, что она умерла. – Его голос звучал тихо и мягко. – Я знаю, как сильно ты любила ее, Элейн. Ты просто была слишком молода, моя дорогая, чтобы понять, что эта женщина – само зло. Это была не твоя вина, что ты любила ее. И я только рад, что ее больше нет. – Он приподнялся на подушках. – А где Робин?
– Он уединился с твоим секретарем, занят делами государственной важности. – Элейн улыбнулась. – Бедный Робин. Он так побледнел и похудел за прошедшие несколько дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78