После возьмите череп, принесите его в Торра-Альту и на камне-сердце разбейте на куски булыжником, взятым с Желтых гор. На каждом осколке начертайте руну надежды. Больше мне нечего вам оставить.
Сколько-то времени она молчала, хватая ртом воздух, потом продолжила:
– Я жила слишком долго. Моя задача не выполнена, и теперь это бремя ляжет на твои плечи, Керидвэн. Но двое – не трое. Великая Матерь не услышит вас, и силы ваши станут иссякать. До дня, когда восстановится Троица, вы останетесь лишь самими собой. Мы тяжко трудились, но не достигли успеха. – Она погладила Рунку по голове. – Дикий зверь… В следующей жизни я хотела бы вернуться и видеть, как ты все еще рыщешь по своим родным холмам. Желтые горы принадлежат не барону и его потомкам – нет, они принадлежат волкам, поселившимся здесь тысячи лет назад, задолго до того, как мы пришли с юга, оставив пещеры древнего мира ради плодородных земель севера. Спар!
– Я здесь, Морригвэн.
– Проследи, чтобы они не вымерли. Ты выбрал руну волка, знак дикой природы. Ты – их страж.
Юноша коснулся гладкой костяной пластинки, которую всегда носил в кармане. Он плакал и не стыдился слез. Плакал не по одной Морригвэн – по ним всем.
Люди, немного расступившись, стояли неподвижно, смотрели, ждали. Ждали всю ночь – долгую и безоблачную, ждали весь следующий день и молились. Солнце взошло и согрело слабое тело старухи, но когда оно вновь ушло на запад, красный закат залил сумерки кровью, а с севера налетел ледяной ветер.
Карга подняла веки.
– Следую за солнцем. Ночью мне слишком холодно. – Она спокойно улыбнулась. – Я постаралась хорошо вас обучить. Сто пятнадцать лет я несла это знамя, – куда дольше, чем надо. Теперь Матерь зовет меня. Моя боль сильнее, чем вы можете себе представить. Я жажду покоя. Керидвэн, прости меня.
Она уронила руки, и последний свет жизни в ее слепых глазах потух.
Ущелье затянула ночь. Волчонок, казавшийся в темноте белым призраком, запрокинул голову и завыл. Его голос взлетел над стенами крепости, пронесся между скалами, полный скорби. Из далеких долин ему ответили родичи. Орел поднялся высоко в лиловое небо, описал круг, касаясь крылом угасающих лучей солнца, и улетел на запад следом за уходящим днем.
Керидвэн прильнула к телу старухи. Каспар, глотая слезы, положил ей руку на плечо, но женщина не замечала его.
– Ей предстоит пройти через страшные леса Иномирья, – негромко произнес Абеляр. – Да будет ее путь к блаженству Аннуина быстрым. Наверное, ей дадут коня, и она поскачет впереди всех душ, и те поклонятся ей, а телу ее вернется былая сила.
Трясущимися пальцами Каспар стиснул в кармане руну волка, вытер глаза. Теперь на нем лежит большая ответственность. Тело Морригвэн уже начало коченеть.
– Троица разрушена, – проговорила Брид, голое ее дрожал. – Я слаба, как никогда прежде. – Она провела рукой по изрезанному морщинами лбу Карги. – Морригвэн, ты нужна нам!
Потом вскинула голову и обернулась к югу, в сторону равнинной Бельбидии.
– Халь, где же ты?
Бельтайнские огни горели всю ночь. Женщины плакали. Бранвульф удалился к себе в залу, Трог поковылял следом. Вскоре пошел туда и Каспар, глядя в землю. За ним увязалась вперевалочку Рунка. Наклонившись, он почесал ей загривок, а та лизнула его ладонь.
Следующим утром люди, поселившиеся вокруг Тора, так и не разошлись. Большинство лежало, скорчившись, у костерков. Кое-кто молча стоял на коленях и молился. Только женщины Торра-Альты продолжали причитать.
Ветер раздувал дым от костров, и весь Тор окутался черным облаком, будто в его пещеры вернулись драконы былых времен. Постепенно паломники, растирая закоченевшие плечи, потянулись в крепость – оплакать мертвую. Морригвэн лежала в тисовой колыбели, ее седые и редкие волосы украсили венком из боярышника.
Цветы напомнили Каспару о Май. Несомненно, она возвратится, услышав о смерти жрицы. Да, конечно же, Май просто обязана отдать ей долг памяти. От надежды на сердце сделалось теплее. Сперва он стоял на стене, глядя, как бесконечная череда паломников подымается по спиральной тропе. Май не показалась. Тогда Каспар спустился вниз и пошел им навстречу, спрашивая, не видал ли кто кареглазую девушку-подростка с каштановыми волосами. Почти все качали головами. Порой кто-нибудь указывал на девиц, подходивших под описание. Но каждая оказывалась не той, кого он ждал.
Все утро Каспар провел в бесплодных поисках. К обеду он вернулся на барбакан – оттуда лучше было видно. Вскоре его внимание привлекла знакомая фигура: вверх по тропе бежал, радостно подпрыгивая, Папоротник.
– Спар! – весело вопил он, перекрикивая печальные песнопения плакальщиков, – Спар, я ее нашел!
Юноша чуть не кубарем скатился по лестнице, растолкал людей и рывком поднял Папоротника так, чтобы мордашка лёсика приходилась вровень с его лицом:
– Где?!
Рожки у Папоротника почти что исчезли, остались лишь мягкие шишечки, еле видимые среди курчавых волос. Но все равно в его огромных глазах, выступающем носе и коже песочного цвета оставалось много оленьего.
– В Ежевичной пуще, к востоку отсюда.
Как же Каспар сам об этом не подумал? Именно туда Май и могла отправиться. У восточных отрогов Желтых гор мало кто жил – только дикари да отшельники. Леса на их северных склонах росли густые, почти непроходимые: кабаны там почти не водились и кустарник не вытаптывали.
– Волки уходят из леса, она будет в безопасности. Зря я беспокоился, – рассказывал возбужденный Папоротник. – Конечно, она теперь взрослая, а уж красивая! – вся в мать. Она меня видела. На целый миг замерла и смотрела на меня.
Каспар медленно опустил его на землю, пытаясь не выдать разочарования. Лёсик говорил о своем детеныше, Петрушке. Об исчезновении Май он ведь и понятия не имел.
– Я рад за тебя, Папоротник. Правда.
Тот пустился в пляс, выбивая чечетку босыми пятками, до сих пор напоминавшими копытца:
– Главное, что с ней теперь ничего не случится. Как она на меня смотрела! Как смотрела! – Вдруг он перестал прыгать и уронил голову: – А потом, Спар, она убежала.
– Ты ведь стал похож на человека, – попробовал утешить его Каспар. – Она тебя принимает за хищника.
У Папоротника на глаза навернулись слезы. Он с отвращением оглядел свое тело:
– Знаю. Потому и пришел сюда. Не хотел, но в лесу больше жить не могу. Попробовал грызть побеги березы и бука – я их раньше очень любил. А теперь у них вкус такой… ну… деревянный. Представляешь?
Каспар полагал, что, вероятно, представляет.
– Есть хочется, Спар. А больше податься некуда. Лёсик уныло посмотрел на него.
– Тебе здесь рады, Папоротник. Конечно же, тебе здесь рады, – поспешил уверить его Каспар.
Однако лёсик уже не слушал, а разглядывал проходящих мимо людей.
– Большое стадо собралось, – заметил он, беспокойно прижимаясь поближе к юноше.
Тот пожал плечами и, подозвав солдата, приказал ему добыть для Папоротника какой-нибудь еды – только без мяса: зелени, фруктов и хлеба.
Вскоре солдат вернулся и принес, помимо того, что велели, большое плоское блюдо с коронным кушаньем поварихи. При виде всего этого роскошества глаза у Папоротника сделались еще больше, чем обычно. Он по очереди хватался то за хлеб, то за зелень, то за фрукты, но раз попробовав медовые пироги, больше ничего другого и видеть не хотел.
– Растолстеешь, – предупредил его Каспар.
Но малыш только блестел жадными глазками и быстро-быстро жевал набитым ртом.
Появление Папоротника отвлекло Каспара от поисков лишь ненадолго. Вскоре он вновь принялся расспрашивать людей, поднимавшихся по тропе, о Май. Лёсик поскакал следом. Желая угодить своему новому покровителю, он толкался среди плакальщиков и в промежутках между пирожками повторял вопросы Каспара. Многие ему улыбались, хотя кое-кто смотрел недовольно – воодушевление Папоротника едва ли гармонировало с общим печальным настроением. Вскоре Каспар потерял лёсика из виду и больше не вспоминал о нем. Он спросил очередных паломников – на сей раз это оказались скотоводы с восточного побережья Йотунна, – не встречалась ли им Май. Те на миг задумались, но потом покачали головами. Не встречалась.
Каспар совсем уже стал падать духом.
– Великая Матерь, – взмолился он, – помоги мне ее найти.
В голове закружились мысли: надо воспользоваться Некрондом и отправить на поиски Май тварей из Иномирья. Но он удержался от этой затеи. В конце концов, он ведь обещал матери не спускаться в подземелье.
Внезапно вновь появился Папоротник. Распихивая плакальщиков локтями и не замечая, что весьма их этим злит, лёсик в ужасе кричал:
– Волк! Волк!
Лицо у него раскраснелось, а ноздри дергались. Каспар не понимал, в чем дело. Не мог же волк оказаться среди такой толпы!
– Успокойся. Нет тут никаких волков. Подумай как следует и расскажи, что ты увидел, – потребовал он, стараясь не подать виду, что Папоротник его раздражает.
– Я всех спрашивал про Май, как ты велел, и вдруг слышу – еще кто-то тоже спрашивает, – принялся растолковывать лёсик. – А вонял он волком. Высокий, в одежде из волчьих шкур, а человеческого запаха вовсе нет – только волчий. Это волк на двух ногах!
Сердце у Каспара тревожно забилось. После нападения, случившегося в Троллесье, Кеовульф тоже утверждал, будто видел странного волка, ходившего на задних лапах. Но что это значит? И зачем еще кому-то искать Май? Он стал прокладывать себе путь наперерез идущим. В какой-то миг среди плакальщиков мелькнул высокий мужчина в плаще из волчьей шкуры, но тут Каспара затерли. Чтобы видеть поверх голов, ему не хватало роста, а когда он выбрался на обочину тропы и влез на большой валун, незнакомец уже пропал.
– Вы не видели человека в волчьей шкуре? – принялся спрашивать Каспар.
Люди смотрели на него непонимающим взглядом. Одна только пятилетняя девочка, сидевшая на руках у матери и плакавшая, проговорила сквозь слезы, что какой-то дядя с большими зубами на нее оскалился.
– Не обращайте внимания, сир, – объяснила женщина. – Устала она, вот и все. Никого ты, милая, не видела.
– Нет, видела! – ныла перепуганная малышка. Дальнейшие расспросы прервал стук копыт и резкая трель горна. «Поберегись!» – крикнул кто-то. Через толпу, злобно ругая и расшвыривая людей, неслись всадники.
– Эй, прекратите немедленно! – воскликнул Каспар, узнав красно-синие овиссийские котты.
Вот уж кого, а дворян из Овиссии он никак не ожидал увидеть среди скорбящих по Морригвэн.
Юноша кинулся следом, но нагнал их лишь во внутреннем дворе Торра-Альты. Лошади овиссийцев были все в пене, а сами они продолжали ругаться.
– Как смеете вы нарушать покой нашего траура! – прогремел Бранвульф. – Неужто ваше дело столь неотложно?
– Именно так! – рявкнул в ответ овиссиец, глядя с высокого седла на барона. – Вы хороните одну старуху, а мы – сотни людей, которых погубили ваши волки. Вы даже в крепости их держите! – Он гневно указал на Рунку, спрятавшуюся за ногами Керидвэн.
Каспар разглядел на его яркой одежде дорогую брошь – знак благородного происхождения. Впалый подбородок, круглое лицо и оттопыренные уши сразу выдавали семейное сходство. Тут и Бранвульф, узнав второго сына барона Годафрида Овиссийского, приветствовал его улыбкой:
– Вижу, ты изменился, Ирвин. Всякий раз, как мы тебя видим, ты делаешься все больше похож на своего брата Тапвелла. Добро пожаловать в Торра-Альту в сей горестный день.
Тот фыркнул и остался сидеть на коне – редкая грубость.
– Я прибыл не затем, чтобы обмениваться любезностями. Сначала вы натравили на наш скот волков, потом бросили троих людей моего отца в темницу, где их пытали и мучили демоны. Но больше мы не потерпим подобного! Мой отец отправился к королю, и будет искать у него управу на Торра-Альту.
Прищурившись, Ирвин наклонился вперед и грозно навис над бароном.
– В Фароне только и говорят о ваших подлых делишках. Нам стало известно о том, как принцесса Кимбелин, принц Ренауд, мой брат и прочие дворяне были захвачены в плен. Король полагает, что в центре заговора против его невесты стоишь ты, Бранвульф! Поэтому, чтобы ты не замедлил предстать перед ним, Его величество удерживает у себя твоего брата Халя.
В руки – хорошо хоть не в лицо – барону полетел пергаментный свиток. Каспар чуть не задохнулся от гнева, однако его отец едва моргнул и спокойно взломал королевскую печать.
– Его величество требует, чтобы я прибыл ко двору, – объявил он. – Разумеется, я подчинюсь, хотя это и весьма неудобно для меня в настоящее время.
Остальное Каспар прочел сам, едва ли не на каждом слове стискивая кулаки. Король угрожал, если до конца месяца Торра-Альта не уничтожит всех волков на своей земле, выступить против баронства с армией. Присев рядом с Рункой, юноша ласково потрепал ее по бокам.
– Я лично прибыл, чтобы доставить это письмо, – провозгласил Ирвин, – и сообщить, что пастухи Овиссии собираются в ополчение. Отец отправит их на помощь королевскому войску, чтобы обеспечить твое подчинение воле Его величества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Сколько-то времени она молчала, хватая ртом воздух, потом продолжила:
– Я жила слишком долго. Моя задача не выполнена, и теперь это бремя ляжет на твои плечи, Керидвэн. Но двое – не трое. Великая Матерь не услышит вас, и силы ваши станут иссякать. До дня, когда восстановится Троица, вы останетесь лишь самими собой. Мы тяжко трудились, но не достигли успеха. – Она погладила Рунку по голове. – Дикий зверь… В следующей жизни я хотела бы вернуться и видеть, как ты все еще рыщешь по своим родным холмам. Желтые горы принадлежат не барону и его потомкам – нет, они принадлежат волкам, поселившимся здесь тысячи лет назад, задолго до того, как мы пришли с юга, оставив пещеры древнего мира ради плодородных земель севера. Спар!
– Я здесь, Морригвэн.
– Проследи, чтобы они не вымерли. Ты выбрал руну волка, знак дикой природы. Ты – их страж.
Юноша коснулся гладкой костяной пластинки, которую всегда носил в кармане. Он плакал и не стыдился слез. Плакал не по одной Морригвэн – по ним всем.
Люди, немного расступившись, стояли неподвижно, смотрели, ждали. Ждали всю ночь – долгую и безоблачную, ждали весь следующий день и молились. Солнце взошло и согрело слабое тело старухи, но когда оно вновь ушло на запад, красный закат залил сумерки кровью, а с севера налетел ледяной ветер.
Карга подняла веки.
– Следую за солнцем. Ночью мне слишком холодно. – Она спокойно улыбнулась. – Я постаралась хорошо вас обучить. Сто пятнадцать лет я несла это знамя, – куда дольше, чем надо. Теперь Матерь зовет меня. Моя боль сильнее, чем вы можете себе представить. Я жажду покоя. Керидвэн, прости меня.
Она уронила руки, и последний свет жизни в ее слепых глазах потух.
Ущелье затянула ночь. Волчонок, казавшийся в темноте белым призраком, запрокинул голову и завыл. Его голос взлетел над стенами крепости, пронесся между скалами, полный скорби. Из далеких долин ему ответили родичи. Орел поднялся высоко в лиловое небо, описал круг, касаясь крылом угасающих лучей солнца, и улетел на запад следом за уходящим днем.
Керидвэн прильнула к телу старухи. Каспар, глотая слезы, положил ей руку на плечо, но женщина не замечала его.
– Ей предстоит пройти через страшные леса Иномирья, – негромко произнес Абеляр. – Да будет ее путь к блаженству Аннуина быстрым. Наверное, ей дадут коня, и она поскачет впереди всех душ, и те поклонятся ей, а телу ее вернется былая сила.
Трясущимися пальцами Каспар стиснул в кармане руну волка, вытер глаза. Теперь на нем лежит большая ответственность. Тело Морригвэн уже начало коченеть.
– Троица разрушена, – проговорила Брид, голое ее дрожал. – Я слаба, как никогда прежде. – Она провела рукой по изрезанному морщинами лбу Карги. – Морригвэн, ты нужна нам!
Потом вскинула голову и обернулась к югу, в сторону равнинной Бельбидии.
– Халь, где же ты?
Бельтайнские огни горели всю ночь. Женщины плакали. Бранвульф удалился к себе в залу, Трог поковылял следом. Вскоре пошел туда и Каспар, глядя в землю. За ним увязалась вперевалочку Рунка. Наклонившись, он почесал ей загривок, а та лизнула его ладонь.
Следующим утром люди, поселившиеся вокруг Тора, так и не разошлись. Большинство лежало, скорчившись, у костерков. Кое-кто молча стоял на коленях и молился. Только женщины Торра-Альты продолжали причитать.
Ветер раздувал дым от костров, и весь Тор окутался черным облаком, будто в его пещеры вернулись драконы былых времен. Постепенно паломники, растирая закоченевшие плечи, потянулись в крепость – оплакать мертвую. Морригвэн лежала в тисовой колыбели, ее седые и редкие волосы украсили венком из боярышника.
Цветы напомнили Каспару о Май. Несомненно, она возвратится, услышав о смерти жрицы. Да, конечно же, Май просто обязана отдать ей долг памяти. От надежды на сердце сделалось теплее. Сперва он стоял на стене, глядя, как бесконечная череда паломников подымается по спиральной тропе. Май не показалась. Тогда Каспар спустился вниз и пошел им навстречу, спрашивая, не видал ли кто кареглазую девушку-подростка с каштановыми волосами. Почти все качали головами. Порой кто-нибудь указывал на девиц, подходивших под описание. Но каждая оказывалась не той, кого он ждал.
Все утро Каспар провел в бесплодных поисках. К обеду он вернулся на барбакан – оттуда лучше было видно. Вскоре его внимание привлекла знакомая фигура: вверх по тропе бежал, радостно подпрыгивая, Папоротник.
– Спар! – весело вопил он, перекрикивая печальные песнопения плакальщиков, – Спар, я ее нашел!
Юноша чуть не кубарем скатился по лестнице, растолкал людей и рывком поднял Папоротника так, чтобы мордашка лёсика приходилась вровень с его лицом:
– Где?!
Рожки у Папоротника почти что исчезли, остались лишь мягкие шишечки, еле видимые среди курчавых волос. Но все равно в его огромных глазах, выступающем носе и коже песочного цвета оставалось много оленьего.
– В Ежевичной пуще, к востоку отсюда.
Как же Каспар сам об этом не подумал? Именно туда Май и могла отправиться. У восточных отрогов Желтых гор мало кто жил – только дикари да отшельники. Леса на их северных склонах росли густые, почти непроходимые: кабаны там почти не водились и кустарник не вытаптывали.
– Волки уходят из леса, она будет в безопасности. Зря я беспокоился, – рассказывал возбужденный Папоротник. – Конечно, она теперь взрослая, а уж красивая! – вся в мать. Она меня видела. На целый миг замерла и смотрела на меня.
Каспар медленно опустил его на землю, пытаясь не выдать разочарования. Лёсик говорил о своем детеныше, Петрушке. Об исчезновении Май он ведь и понятия не имел.
– Я рад за тебя, Папоротник. Правда.
Тот пустился в пляс, выбивая чечетку босыми пятками, до сих пор напоминавшими копытца:
– Главное, что с ней теперь ничего не случится. Как она на меня смотрела! Как смотрела! – Вдруг он перестал прыгать и уронил голову: – А потом, Спар, она убежала.
– Ты ведь стал похож на человека, – попробовал утешить его Каспар. – Она тебя принимает за хищника.
У Папоротника на глаза навернулись слезы. Он с отвращением оглядел свое тело:
– Знаю. Потому и пришел сюда. Не хотел, но в лесу больше жить не могу. Попробовал грызть побеги березы и бука – я их раньше очень любил. А теперь у них вкус такой… ну… деревянный. Представляешь?
Каспар полагал, что, вероятно, представляет.
– Есть хочется, Спар. А больше податься некуда. Лёсик уныло посмотрел на него.
– Тебе здесь рады, Папоротник. Конечно же, тебе здесь рады, – поспешил уверить его Каспар.
Однако лёсик уже не слушал, а разглядывал проходящих мимо людей.
– Большое стадо собралось, – заметил он, беспокойно прижимаясь поближе к юноше.
Тот пожал плечами и, подозвав солдата, приказал ему добыть для Папоротника какой-нибудь еды – только без мяса: зелени, фруктов и хлеба.
Вскоре солдат вернулся и принес, помимо того, что велели, большое плоское блюдо с коронным кушаньем поварихи. При виде всего этого роскошества глаза у Папоротника сделались еще больше, чем обычно. Он по очереди хватался то за хлеб, то за зелень, то за фрукты, но раз попробовав медовые пироги, больше ничего другого и видеть не хотел.
– Растолстеешь, – предупредил его Каспар.
Но малыш только блестел жадными глазками и быстро-быстро жевал набитым ртом.
Появление Папоротника отвлекло Каспара от поисков лишь ненадолго. Вскоре он вновь принялся расспрашивать людей, поднимавшихся по тропе, о Май. Лёсик поскакал следом. Желая угодить своему новому покровителю, он толкался среди плакальщиков и в промежутках между пирожками повторял вопросы Каспара. Многие ему улыбались, хотя кое-кто смотрел недовольно – воодушевление Папоротника едва ли гармонировало с общим печальным настроением. Вскоре Каспар потерял лёсика из виду и больше не вспоминал о нем. Он спросил очередных паломников – на сей раз это оказались скотоводы с восточного побережья Йотунна, – не встречалась ли им Май. Те на миг задумались, но потом покачали головами. Не встречалась.
Каспар совсем уже стал падать духом.
– Великая Матерь, – взмолился он, – помоги мне ее найти.
В голове закружились мысли: надо воспользоваться Некрондом и отправить на поиски Май тварей из Иномирья. Но он удержался от этой затеи. В конце концов, он ведь обещал матери не спускаться в подземелье.
Внезапно вновь появился Папоротник. Распихивая плакальщиков локтями и не замечая, что весьма их этим злит, лёсик в ужасе кричал:
– Волк! Волк!
Лицо у него раскраснелось, а ноздри дергались. Каспар не понимал, в чем дело. Не мог же волк оказаться среди такой толпы!
– Успокойся. Нет тут никаких волков. Подумай как следует и расскажи, что ты увидел, – потребовал он, стараясь не подать виду, что Папоротник его раздражает.
– Я всех спрашивал про Май, как ты велел, и вдруг слышу – еще кто-то тоже спрашивает, – принялся растолковывать лёсик. – А вонял он волком. Высокий, в одежде из волчьих шкур, а человеческого запаха вовсе нет – только волчий. Это волк на двух ногах!
Сердце у Каспара тревожно забилось. После нападения, случившегося в Троллесье, Кеовульф тоже утверждал, будто видел странного волка, ходившего на задних лапах. Но что это значит? И зачем еще кому-то искать Май? Он стал прокладывать себе путь наперерез идущим. В какой-то миг среди плакальщиков мелькнул высокий мужчина в плаще из волчьей шкуры, но тут Каспара затерли. Чтобы видеть поверх голов, ему не хватало роста, а когда он выбрался на обочину тропы и влез на большой валун, незнакомец уже пропал.
– Вы не видели человека в волчьей шкуре? – принялся спрашивать Каспар.
Люди смотрели на него непонимающим взглядом. Одна только пятилетняя девочка, сидевшая на руках у матери и плакавшая, проговорила сквозь слезы, что какой-то дядя с большими зубами на нее оскалился.
– Не обращайте внимания, сир, – объяснила женщина. – Устала она, вот и все. Никого ты, милая, не видела.
– Нет, видела! – ныла перепуганная малышка. Дальнейшие расспросы прервал стук копыт и резкая трель горна. «Поберегись!» – крикнул кто-то. Через толпу, злобно ругая и расшвыривая людей, неслись всадники.
– Эй, прекратите немедленно! – воскликнул Каспар, узнав красно-синие овиссийские котты.
Вот уж кого, а дворян из Овиссии он никак не ожидал увидеть среди скорбящих по Морригвэн.
Юноша кинулся следом, но нагнал их лишь во внутреннем дворе Торра-Альты. Лошади овиссийцев были все в пене, а сами они продолжали ругаться.
– Как смеете вы нарушать покой нашего траура! – прогремел Бранвульф. – Неужто ваше дело столь неотложно?
– Именно так! – рявкнул в ответ овиссиец, глядя с высокого седла на барона. – Вы хороните одну старуху, а мы – сотни людей, которых погубили ваши волки. Вы даже в крепости их держите! – Он гневно указал на Рунку, спрятавшуюся за ногами Керидвэн.
Каспар разглядел на его яркой одежде дорогую брошь – знак благородного происхождения. Впалый подбородок, круглое лицо и оттопыренные уши сразу выдавали семейное сходство. Тут и Бранвульф, узнав второго сына барона Годафрида Овиссийского, приветствовал его улыбкой:
– Вижу, ты изменился, Ирвин. Всякий раз, как мы тебя видим, ты делаешься все больше похож на своего брата Тапвелла. Добро пожаловать в Торра-Альту в сей горестный день.
Тот фыркнул и остался сидеть на коне – редкая грубость.
– Я прибыл не затем, чтобы обмениваться любезностями. Сначала вы натравили на наш скот волков, потом бросили троих людей моего отца в темницу, где их пытали и мучили демоны. Но больше мы не потерпим подобного! Мой отец отправился к королю, и будет искать у него управу на Торра-Альту.
Прищурившись, Ирвин наклонился вперед и грозно навис над бароном.
– В Фароне только и говорят о ваших подлых делишках. Нам стало известно о том, как принцесса Кимбелин, принц Ренауд, мой брат и прочие дворяне были захвачены в плен. Король полагает, что в центре заговора против его невесты стоишь ты, Бранвульф! Поэтому, чтобы ты не замедлил предстать перед ним, Его величество удерживает у себя твоего брата Халя.
В руки – хорошо хоть не в лицо – барону полетел пергаментный свиток. Каспар чуть не задохнулся от гнева, однако его отец едва моргнул и спокойно взломал королевскую печать.
– Его величество требует, чтобы я прибыл ко двору, – объявил он. – Разумеется, я подчинюсь, хотя это и весьма неудобно для меня в настоящее время.
Остальное Каспар прочел сам, едва ли не на каждом слове стискивая кулаки. Король угрожал, если до конца месяца Торра-Альта не уничтожит всех волков на своей земле, выступить против баронства с армией. Присев рядом с Рункой, юноша ласково потрепал ее по бокам.
– Я лично прибыл, чтобы доставить это письмо, – провозгласил Ирвин, – и сообщить, что пастухи Овиссии собираются в ополчение. Отец отправит их на помощь королевскому войску, чтобы обеспечить твое подчинение воле Его величества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78