Ты мне лучше вот что скажи: та, другая система, что сменила аристотелевскую, ее что, Ньютон создал?
– Да, Ньютон. Он ее творец и создатель.
– Так он же в безумии был. Может, он сам ничего этого уже и не помнит?
Бен задумался, уставившись в свою тарелку.
– Если оно так, то нам сам Бог в таком случае помог, – наконец сказал он, вздохнул и принялся за свою нетронутую до сих пор еду. – Но очень скоро, да помогут нам земля и небо, я сам докажу все это.
Бен содрогнулся. Черной громадой в ночи возвышался над ним собор, тысяча его узловатых башенок напоминала хребет какого-то ядовитого, ужасного и в то же время прекрасного насекомого Бену казалось, собор построен не из любви к Богу, а из страха перед Ним, как будто его темные шпили-колючки и горгульи могли защитить от гнева Всемогущего, уколоть его, если Он вдруг вздумает поставить на собор ногу.
– Какой воздух свежий, – раздался рядом женский голос.
Бен обернулся и в десяти шагах от себя увидел Ленку.
– Я не слышал, как ты подошла, – сказал он.
– А я не подходила, я тут стояла и ждала.
– Здесь ночью ходить одной опасно.
– Я слышала о Стефане, – сказала она. – И я слышала, что вы дали деньги его вдове. Но это бесполезно. Они даже разговаривать с вами не захотят.
Он подавил в себе раздражение и спросил:
– А ты?
Она показала пальцем на Луну.
– Очень хорошо, – вздохнул он покорно. – Тогда пошли.
Они пересекли двор, прошли мимо статуи святого Георгия, побивающего змия, герой был явно не героических размеров. Рядом с громадой собора возвышалась башня, очень скромная по сравнению с собором. Всего лишь год назад наука обезглавила башню и на место остроконечного шпиля водрузила многогранник из толстого алхимического стекла.
– Возьми меня под руку, – шепотом велел Бен.
– Зачем?
– Если хочешь попасть в башню, возьми меня под руку.
– Ладно. – Ее худенькая рука обвила его руку, и он мгновенно вспомнил другую женщину, которая вот так же держала его под руку, он вспомнил Василису Кареву. Что же его так волнует в Ленке?
Раздался встревоженный голос стражника.
– Кто идет? – проворчал он, берясь рукой за рукоять меча.
– Бенджамин Франклин, ученик сэра Исаака Ньютона. У меня есть дело в обсерватории.
– Да, вас я знаю, сэр. А дама…
– Моя помощница, – ответил Бен и многозначительно подмигнул.
– Понятно, – понимающе сказал стражник. – Проходите.
– Обязательно надо было такую мерзость придумывать? – проворчала Ленка. – В замке и без того очень трудно сохранять хорошую репутацию.
– Особенно если водить дружбу со мной, да? Ну что ж, будем считать, что это твоя плата мне.
– Я не любую цену заплачу. – Ее рука напряглась.
– Конечно, конечно. Не бойся, ты мне уже все заплатила, – сказал он и был вознагражден тем, что рука ее расслабилась.
– Здесь еще есть стражники? – спросила она мгновение спустя.
– Нет.
– Хорошо. – Она вытащила свою руку.
Чувствуя себя немного обиженным, он продолжил подниматься вверх по узкой винтовой лестнице. В башне было абсолютно тихо, и только звук их шагов нарушал тишину. Казалось, что эти шаги принадлежат не им, а призракам какого-нибудь Джона Ди, или Тихо Браге, или Иоганна Кеплера, или безумного императора Рудольфа. Легенды рассказывали, что все эти призраки бродят по этой башне, и даже его пафосная речь о силе науки не могла полностью избавить его от страха повстречать одного из них. Что если бессмертна не только душа, а и эфирная оболочка?
Он на мгновение задержался у двери, за которой, по его мнению, находилась новая лаборатория Ньютона и на которой поблескивал недавно появившийся пифагорейский замок. Понимая, что это пустое дело, он все же попытался открыть дверь своим ключом.
– Что там? – спросила Ленка.
Бен язвительно усмехнулся:
– Думаю, колесо Иезекииля. Но нам надо наверх.
В обсерватории было все так же, как и в последний раз, когда он сюда заходил, вот только небо сегодня сбросило все свои тончайшие покровы, тысячи солнц и планет явились их взору. И телескоп уже пристально рассматривал их своим глазом, не знающим усталости.
– Ну вот мы и пришли.
– О-о-о, – выдохнула Ленка, будто собираясь падать в обморок.
– Что ты хочешь посмотреть?
– Луну.
– Луну так Луну.
Бен подошел к телескопу и начал его настраивать с чуть излишней поспешностью и нетерпением. Сколько времени приходится тратить попусту из-за этой девчонки, а опасность неумолимо приближается.
Одним глазом глядя в окуляр, он крутил колесо до тех пор, пока в фокусе не появилась бледно-желтая половинка Луны.
– Ну, смотри.
Он сделал шаг в сторону от телескопа. Она подошла и замялась в нерешительности:
– А как надо смотреть?
– Закрой один глаз, а другим смотри в окуляр, сюда вот.
Она кивнула и наклонилась к окуляру, застыв, как статуя, и стояла так бесконечно долго. Бен уже начал нетерпеливо топтаться на месте. Наконец, когда он уже собирался оттаскивать ее от телескопа, она сама подняла голову от окуляра, и он был до крайности потрясен – серебром мерцали влажные полоски на ее щеках.
– Спасибо вам, – прошептала она дрожащим голосом. – Теперь мы можем идти.
Он не мог ни сдвинуться с места, ни сказать что-нибудь, ее слезы и лунные блики на лице зачаровали его.
– Мы можем идти, – повторила она, вытирая слезы.
– Пожалуйста, не вытирай слезы, – попросил он.
Ее рука замерла, а потом опустилась вниз.
– Почему? Хотите посмотреть, как плачут горничные, а потом разболтать об этом своим приятелям?
– Да зачем же я буду делать такие недостойные вещи? – сказал он, и уголки ее губ чуть дернулись вверх. – Почему? – очень тихо спросил он. – Почему ты плачешь?
Его вопрос, казалось, удивил ее:
– А вы почему не плачете?
Бен нахмурился и наклонился к окуляру, он был еще влажный от ее слез. Изображение немного расфокусировалось, но он его восстановил.
– Да, это Луна, – сказал он, не отрывая глаз от окуляра.
– А вы что, не видите их? – спросила она. – Там вот, где темные пятна. Это горы отбрасывают тень. Горы такие высокие, что могут задеть Землю и нас, если мы окажемся прямо под ними. Если бы такое могло случиться…
Она говорила очень тихо, нараспев, и вдруг… он тоже их увидел. Он и раньше видел эти горы, знал, что они там есть, он даже имена им дал. Но сейчас совершенно неожиданно его поразили великолепие и значительность самого их существования.
– Я только что увидела горы на Луне, – продолжала Ленка. – Я и думать не смела, что когда-нибудь такое может случиться. Но я всегда об этом мечтала…
Бен почувствовал, что готов расплакаться и от ее слов, и от вида Луны, но в этот момент он услышал, как она начала тихо спускаться по ступенькам вниз.
– Погоди, – позвал он. – Погоди, вернись.
Он поднял на нее глаза, она смотрела на него выжидающе.
– Можно я тебе еще кое-что покажу? Если удача нам улыбнется и небо в той стороне чистое, мы сможем увидеть кольца Сатурна.
– Я не хочу отнимать у вас время, – сказала она. – Я увидела то, что хотела. Мы встретимся с вами утром, в десять. Я знаю, что в это время сэр Исаак уходит на прием к императору.
– Нет, погоди, ты ничего еще толком не видела, – уговаривал ее Бен. – Ты обязательно должна посмотреть кольца Сатурна.
Она посмотрела на него глазами какой-то загадочной ночной птицы, возможно прилетевшей с самой бледной красавицы Луны, и он подумал, что она непременно откажется, и знал, что ему от этого сделается горько. Но она, улыбнувшись, сказала:
– Хорошо.
Через час, когда облака закрыли небо и уже почти ничего нельзя было разглядеть, они начали спускаться.
– Спасибо, – сказал ей Бен.
Она продолжала идти вперед молча, затем вдруг ответила:
– Пожалуйста, не стоит благодарности, – будто знала, что она ему подарила.
– Это ведь не просто любопытство? – спросил он. – Почему тебя так притягивает к Луне? Почему из всех небесных светил ты первой предпочла увидеть именно…
– Тсс, – перебила она. – Там, внизу, уже стражника видно.
Не успели они выйти во двор, как она скользнула в темноту и исчезла, оставив его в еще большей растерянности и замешательстве.
6
Бездна
Красные Мокасины задумчиво глядел на темную, поблескивающую поверхность океана, пытаясь взглядом проникнуть в глубины, увидеть, что скрывается под его мерцающим покровом. Он знал, что когда-то весь мир был бездной, без конца и края, до тех пор, пока не явился Гаштали, у которого вместо глаза – солнце, и он сотворил над бездонными глубинами воды землю. С земли в низший мир можно было спускаться только через узкие проходы – глубокие водоемы, пещеры, непроходимые леса. Лишь самые смелые, самые сильные ихт ахолло отваживались проходить сквозь них, обитатели мрачных глубин ненавидели выскочек с земной тверди и мстили им тем, что ядом наполняли их сердца. Делалось это как бы невзначай – то змея человека укусит, то он воздухом болотным отравится и в лихорадке сляжет. Но нисхождение означало проникновение в сердце хаоса.
Не существовало границы между землей и клубящимся хаосом. Матросы, например, могли легко опускаться в хаос, и существовали у них для того самые простые способы. Либо они напивались рому до одурения, либо непрерывно резались в карты, так что теряли ощущение реальности, либо устраивали бессмысленные драки или воображали, как они заживут, как только сойдут на берег. Красные Мокасины глотнул еще немного рому, чтобы заглушить боль, да к тому же и пресной воды почти не осталось, а рому было вдоволь. Но даже ром не мог вывести его из состояния душевной подавленности. Он немного успокаивался лишь тогда, когда смотрел на небо, не замечая мрака, поглотившего все вокруг, он мечтал о доме. Он оказался там, куда не следовало бы ступать чоктау, даже таким ихт ахолло, как он.
В воде мелькнуло что-то белое. Желая получше рассмотреть, индеец схватился за край борта и наклонился вперед. Но едва руки его коснулись твердой поверхности, как он понял, что совершил ошибку, однако было уже слишком поздно. Все его тело пронзила адская боль, он обмяк и мешком свалился за борт.
С ликующим восторгом бездна поглотила его. Красные Мокасины попытался вынырнуть на поверхность, но за свою короткую жизнь он так и не научился плавать. Его схватили чьи-то сильные руки и потянули вниз. Сопротивляясь, он вдохнул полной грудью и задержал дыхание, но не выдержал, открыл рот, и вода хлынула потоком, заполняя легкие.
Ощущать воду в легких было не так уж страшно, к тому же он почувствовал, что смерть ему не грозит. Под водой было совершенно темно, но и в этой темноте он различил тех, кто увлек его на дно, – белые существа, белее любого европейца, с огромными, как у панцирной щуки, зубами, со сверкающими злобой большими круглыми глазами. Он знал об этих существах из сказок, рассказанных ему в детстве. Это были ока нахолло, белые люди, живущие в воде и ворующие маленьких детей, чтобы пожирать их или превращать в себе подобных. Поскольку ни у одного человека не было возможностей их одолеть, он смирился и расслабился, позволив им тащить его туда, куда они хотели.
Он попал в город, построенный из камня, жидкой грязи и трухлявых бревен. Здесь удушающе пахло гниющим мусором и тухлым мясом. Его привели в полуразрушенный дом, где сидел на возвышении в полном одиночестве ока нахолло и смотрел на черные угли потухшего костра. Голову его обвивали сплетенные угри, подобно тому, как вожди чоктау носили на голове убор из лебединых перьев, его круглые глаза вцепились в Красные Мокасины, а рот оскалился в улыбке.
– Chim achukma? – пробулькал он.
– Okpulo, – ответил Красные Мокасины. – A chishno?
– Неплохо, – продолжил вождь на языке чоктау, – если учесть, что твои люди топчутся у меня над головой, топят в моем океане свои корабли, хоронят своих мертвецов, которые потом гниют и разлагаются прямо у меня под носом.
– Я этого не делаю, – спокойно ответил ему Красные Мокасины. – Давным-давно так делал Гаштали. Он причинил тебе неприятности. Но меня ты зачем похитил?
Вождь ока нахолло вздрогнул и неожиданно превратился из белого в синего.
– Потому что он сотворил тебя и таких, как ты, – ответил он.
– А тебя разве не он сотворил?
– Мы хозяева этого мира. Мы никем не сотворены. – С минуту вождь внимательно изучал Красные Мокасины, затем подался вперед. – Он тебя сотворил из нас. Тебе это известно? Он выкрал тебя в детстве, облепил твое тело глиной и научил тебя ненавидеть нас.
– Да, я боюсь тебя, – признался Красные Мокасины, – но ненависти я к тебе не испытываю. – Он встрепенулся. – Ты поэтому детей воруешь? Тем самым ты хочешь отомстить?
– Да, я украл тебя из мести, но не только. Ты слеплен из жидкой грязи, поэтому ты можешь делать то, чего мы делать не можем, например, ходить по земле. Ты поможешь нам и будешь за это вознагражден.
– Вот как. А наградой мне будет выделенное где-нибудь здесь местечко?
– О! Когда мы разобьем на части ту земляную твердь, что Гаштали воздвиг у нас над головой…
– Она вас стесняет?
Ока нахолло внимательно посмотрел на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Да, Ньютон. Он ее творец и создатель.
– Так он же в безумии был. Может, он сам ничего этого уже и не помнит?
Бен задумался, уставившись в свою тарелку.
– Если оно так, то нам сам Бог в таком случае помог, – наконец сказал он, вздохнул и принялся за свою нетронутую до сих пор еду. – Но очень скоро, да помогут нам земля и небо, я сам докажу все это.
Бен содрогнулся. Черной громадой в ночи возвышался над ним собор, тысяча его узловатых башенок напоминала хребет какого-то ядовитого, ужасного и в то же время прекрасного насекомого Бену казалось, собор построен не из любви к Богу, а из страха перед Ним, как будто его темные шпили-колючки и горгульи могли защитить от гнева Всемогущего, уколоть его, если Он вдруг вздумает поставить на собор ногу.
– Какой воздух свежий, – раздался рядом женский голос.
Бен обернулся и в десяти шагах от себя увидел Ленку.
– Я не слышал, как ты подошла, – сказал он.
– А я не подходила, я тут стояла и ждала.
– Здесь ночью ходить одной опасно.
– Я слышала о Стефане, – сказала она. – И я слышала, что вы дали деньги его вдове. Но это бесполезно. Они даже разговаривать с вами не захотят.
Он подавил в себе раздражение и спросил:
– А ты?
Она показала пальцем на Луну.
– Очень хорошо, – вздохнул он покорно. – Тогда пошли.
Они пересекли двор, прошли мимо статуи святого Георгия, побивающего змия, герой был явно не героических размеров. Рядом с громадой собора возвышалась башня, очень скромная по сравнению с собором. Всего лишь год назад наука обезглавила башню и на место остроконечного шпиля водрузила многогранник из толстого алхимического стекла.
– Возьми меня под руку, – шепотом велел Бен.
– Зачем?
– Если хочешь попасть в башню, возьми меня под руку.
– Ладно. – Ее худенькая рука обвила его руку, и он мгновенно вспомнил другую женщину, которая вот так же держала его под руку, он вспомнил Василису Кареву. Что же его так волнует в Ленке?
Раздался встревоженный голос стражника.
– Кто идет? – проворчал он, берясь рукой за рукоять меча.
– Бенджамин Франклин, ученик сэра Исаака Ньютона. У меня есть дело в обсерватории.
– Да, вас я знаю, сэр. А дама…
– Моя помощница, – ответил Бен и многозначительно подмигнул.
– Понятно, – понимающе сказал стражник. – Проходите.
– Обязательно надо было такую мерзость придумывать? – проворчала Ленка. – В замке и без того очень трудно сохранять хорошую репутацию.
– Особенно если водить дружбу со мной, да? Ну что ж, будем считать, что это твоя плата мне.
– Я не любую цену заплачу. – Ее рука напряглась.
– Конечно, конечно. Не бойся, ты мне уже все заплатила, – сказал он и был вознагражден тем, что рука ее расслабилась.
– Здесь еще есть стражники? – спросила она мгновение спустя.
– Нет.
– Хорошо. – Она вытащила свою руку.
Чувствуя себя немного обиженным, он продолжил подниматься вверх по узкой винтовой лестнице. В башне было абсолютно тихо, и только звук их шагов нарушал тишину. Казалось, что эти шаги принадлежат не им, а призракам какого-нибудь Джона Ди, или Тихо Браге, или Иоганна Кеплера, или безумного императора Рудольфа. Легенды рассказывали, что все эти призраки бродят по этой башне, и даже его пафосная речь о силе науки не могла полностью избавить его от страха повстречать одного из них. Что если бессмертна не только душа, а и эфирная оболочка?
Он на мгновение задержался у двери, за которой, по его мнению, находилась новая лаборатория Ньютона и на которой поблескивал недавно появившийся пифагорейский замок. Понимая, что это пустое дело, он все же попытался открыть дверь своим ключом.
– Что там? – спросила Ленка.
Бен язвительно усмехнулся:
– Думаю, колесо Иезекииля. Но нам надо наверх.
В обсерватории было все так же, как и в последний раз, когда он сюда заходил, вот только небо сегодня сбросило все свои тончайшие покровы, тысячи солнц и планет явились их взору. И телескоп уже пристально рассматривал их своим глазом, не знающим усталости.
– Ну вот мы и пришли.
– О-о-о, – выдохнула Ленка, будто собираясь падать в обморок.
– Что ты хочешь посмотреть?
– Луну.
– Луну так Луну.
Бен подошел к телескопу и начал его настраивать с чуть излишней поспешностью и нетерпением. Сколько времени приходится тратить попусту из-за этой девчонки, а опасность неумолимо приближается.
Одним глазом глядя в окуляр, он крутил колесо до тех пор, пока в фокусе не появилась бледно-желтая половинка Луны.
– Ну, смотри.
Он сделал шаг в сторону от телескопа. Она подошла и замялась в нерешительности:
– А как надо смотреть?
– Закрой один глаз, а другим смотри в окуляр, сюда вот.
Она кивнула и наклонилась к окуляру, застыв, как статуя, и стояла так бесконечно долго. Бен уже начал нетерпеливо топтаться на месте. Наконец, когда он уже собирался оттаскивать ее от телескопа, она сама подняла голову от окуляра, и он был до крайности потрясен – серебром мерцали влажные полоски на ее щеках.
– Спасибо вам, – прошептала она дрожащим голосом. – Теперь мы можем идти.
Он не мог ни сдвинуться с места, ни сказать что-нибудь, ее слезы и лунные блики на лице зачаровали его.
– Мы можем идти, – повторила она, вытирая слезы.
– Пожалуйста, не вытирай слезы, – попросил он.
Ее рука замерла, а потом опустилась вниз.
– Почему? Хотите посмотреть, как плачут горничные, а потом разболтать об этом своим приятелям?
– Да зачем же я буду делать такие недостойные вещи? – сказал он, и уголки ее губ чуть дернулись вверх. – Почему? – очень тихо спросил он. – Почему ты плачешь?
Его вопрос, казалось, удивил ее:
– А вы почему не плачете?
Бен нахмурился и наклонился к окуляру, он был еще влажный от ее слез. Изображение немного расфокусировалось, но он его восстановил.
– Да, это Луна, – сказал он, не отрывая глаз от окуляра.
– А вы что, не видите их? – спросила она. – Там вот, где темные пятна. Это горы отбрасывают тень. Горы такие высокие, что могут задеть Землю и нас, если мы окажемся прямо под ними. Если бы такое могло случиться…
Она говорила очень тихо, нараспев, и вдруг… он тоже их увидел. Он и раньше видел эти горы, знал, что они там есть, он даже имена им дал. Но сейчас совершенно неожиданно его поразили великолепие и значительность самого их существования.
– Я только что увидела горы на Луне, – продолжала Ленка. – Я и думать не смела, что когда-нибудь такое может случиться. Но я всегда об этом мечтала…
Бен почувствовал, что готов расплакаться и от ее слов, и от вида Луны, но в этот момент он услышал, как она начала тихо спускаться по ступенькам вниз.
– Погоди, – позвал он. – Погоди, вернись.
Он поднял на нее глаза, она смотрела на него выжидающе.
– Можно я тебе еще кое-что покажу? Если удача нам улыбнется и небо в той стороне чистое, мы сможем увидеть кольца Сатурна.
– Я не хочу отнимать у вас время, – сказала она. – Я увидела то, что хотела. Мы встретимся с вами утром, в десять. Я знаю, что в это время сэр Исаак уходит на прием к императору.
– Нет, погоди, ты ничего еще толком не видела, – уговаривал ее Бен. – Ты обязательно должна посмотреть кольца Сатурна.
Она посмотрела на него глазами какой-то загадочной ночной птицы, возможно прилетевшей с самой бледной красавицы Луны, и он подумал, что она непременно откажется, и знал, что ему от этого сделается горько. Но она, улыбнувшись, сказала:
– Хорошо.
Через час, когда облака закрыли небо и уже почти ничего нельзя было разглядеть, они начали спускаться.
– Спасибо, – сказал ей Бен.
Она продолжала идти вперед молча, затем вдруг ответила:
– Пожалуйста, не стоит благодарности, – будто знала, что она ему подарила.
– Это ведь не просто любопытство? – спросил он. – Почему тебя так притягивает к Луне? Почему из всех небесных светил ты первой предпочла увидеть именно…
– Тсс, – перебила она. – Там, внизу, уже стражника видно.
Не успели они выйти во двор, как она скользнула в темноту и исчезла, оставив его в еще большей растерянности и замешательстве.
6
Бездна
Красные Мокасины задумчиво глядел на темную, поблескивающую поверхность океана, пытаясь взглядом проникнуть в глубины, увидеть, что скрывается под его мерцающим покровом. Он знал, что когда-то весь мир был бездной, без конца и края, до тех пор, пока не явился Гаштали, у которого вместо глаза – солнце, и он сотворил над бездонными глубинами воды землю. С земли в низший мир можно было спускаться только через узкие проходы – глубокие водоемы, пещеры, непроходимые леса. Лишь самые смелые, самые сильные ихт ахолло отваживались проходить сквозь них, обитатели мрачных глубин ненавидели выскочек с земной тверди и мстили им тем, что ядом наполняли их сердца. Делалось это как бы невзначай – то змея человека укусит, то он воздухом болотным отравится и в лихорадке сляжет. Но нисхождение означало проникновение в сердце хаоса.
Не существовало границы между землей и клубящимся хаосом. Матросы, например, могли легко опускаться в хаос, и существовали у них для того самые простые способы. Либо они напивались рому до одурения, либо непрерывно резались в карты, так что теряли ощущение реальности, либо устраивали бессмысленные драки или воображали, как они заживут, как только сойдут на берег. Красные Мокасины глотнул еще немного рому, чтобы заглушить боль, да к тому же и пресной воды почти не осталось, а рому было вдоволь. Но даже ром не мог вывести его из состояния душевной подавленности. Он немного успокаивался лишь тогда, когда смотрел на небо, не замечая мрака, поглотившего все вокруг, он мечтал о доме. Он оказался там, куда не следовало бы ступать чоктау, даже таким ихт ахолло, как он.
В воде мелькнуло что-то белое. Желая получше рассмотреть, индеец схватился за край борта и наклонился вперед. Но едва руки его коснулись твердой поверхности, как он понял, что совершил ошибку, однако было уже слишком поздно. Все его тело пронзила адская боль, он обмяк и мешком свалился за борт.
С ликующим восторгом бездна поглотила его. Красные Мокасины попытался вынырнуть на поверхность, но за свою короткую жизнь он так и не научился плавать. Его схватили чьи-то сильные руки и потянули вниз. Сопротивляясь, он вдохнул полной грудью и задержал дыхание, но не выдержал, открыл рот, и вода хлынула потоком, заполняя легкие.
Ощущать воду в легких было не так уж страшно, к тому же он почувствовал, что смерть ему не грозит. Под водой было совершенно темно, но и в этой темноте он различил тех, кто увлек его на дно, – белые существа, белее любого европейца, с огромными, как у панцирной щуки, зубами, со сверкающими злобой большими круглыми глазами. Он знал об этих существах из сказок, рассказанных ему в детстве. Это были ока нахолло, белые люди, живущие в воде и ворующие маленьких детей, чтобы пожирать их или превращать в себе подобных. Поскольку ни у одного человека не было возможностей их одолеть, он смирился и расслабился, позволив им тащить его туда, куда они хотели.
Он попал в город, построенный из камня, жидкой грязи и трухлявых бревен. Здесь удушающе пахло гниющим мусором и тухлым мясом. Его привели в полуразрушенный дом, где сидел на возвышении в полном одиночестве ока нахолло и смотрел на черные угли потухшего костра. Голову его обвивали сплетенные угри, подобно тому, как вожди чоктау носили на голове убор из лебединых перьев, его круглые глаза вцепились в Красные Мокасины, а рот оскалился в улыбке.
– Chim achukma? – пробулькал он.
– Okpulo, – ответил Красные Мокасины. – A chishno?
– Неплохо, – продолжил вождь на языке чоктау, – если учесть, что твои люди топчутся у меня над головой, топят в моем океане свои корабли, хоронят своих мертвецов, которые потом гниют и разлагаются прямо у меня под носом.
– Я этого не делаю, – спокойно ответил ему Красные Мокасины. – Давным-давно так делал Гаштали. Он причинил тебе неприятности. Но меня ты зачем похитил?
Вождь ока нахолло вздрогнул и неожиданно превратился из белого в синего.
– Потому что он сотворил тебя и таких, как ты, – ответил он.
– А тебя разве не он сотворил?
– Мы хозяева этого мира. Мы никем не сотворены. – С минуту вождь внимательно изучал Красные Мокасины, затем подался вперед. – Он тебя сотворил из нас. Тебе это известно? Он выкрал тебя в детстве, облепил твое тело глиной и научил тебя ненавидеть нас.
– Да, я боюсь тебя, – признался Красные Мокасины, – но ненависти я к тебе не испытываю. – Он встрепенулся. – Ты поэтому детей воруешь? Тем самым ты хочешь отомстить?
– Да, я украл тебя из мести, но не только. Ты слеплен из жидкой грязи, поэтому ты можешь делать то, чего мы делать не можем, например, ходить по земле. Ты поможешь нам и будешь за это вознагражден.
– Вот как. А наградой мне будет выделенное где-нибудь здесь местечко?
– О! Когда мы разобьем на части ту земляную твердь, что Гаштали воздвиг у нас над головой…
– Она вас стесняет?
Ока нахолло внимательно посмотрел на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67