О том, что ошибки нет и это именно то, о чем он сразу подумал, Карл доподлинно узнал, приблизившись к Яну на три шага. Покалывание в висках сразу усилилось.
Ян поклонился еще раз, сделал шаг назад и отсалютовал сопернику уверенно вскинутым вверх мечом. Карл повторил его движения, лишь чуть изменив их рисунок. Ян был северянином или жил здесь достаточно долго, чтобы перенять культурные традиции северного побережья. А Карл давным-давно принял южный – загорский – стиль, хотя родился и вырос как раз на севере. Но, как бы то ни было, мечи взлетели вверх и поединок начался стремительной атакой Яна.
Как и в прошлый раз Ян ударил резко, без подготовки, нацеливаясь на быстрый, хотя и лишенный внешних эффектов, финал. Карл, однако, выпад парировал, показывая, что случившееся на Беговом поле случайностью не было. Впрочем, Кузнец чего-то подобного, по-видимому, ожидал и не был ни удивлен, ни разочарован. Сегодня он дрался всерьез. Карл тоже не шутил, понимая, что имеет дело с опытным фехтовальщиком, к тому же колдуном.
В течение нескольких десятков секунд они кружились во все ускоряющемся танце поединка, стремительно взвинчивая и без того невероятно быстрый темп и демонстрируя друг другу все более сложные и редкие фехтовальные приемы и их почти невозможные связки. А потом воздух ночи вздрогнул – и силуэт Яна растворился в сгустившемся сумраке. Ян не исчез вовсе, он как бы продолжал быть здесь и сейчас, но в то же время его здесь не было. Было какое-то слабое мерцание на границах полей зрения, была невнятная, ускользающая от взгляда тень среди других теней, было чистое движение, лишенное вещественных примет, которое улавливали не глаза, а… чутье? Возможно, что это было чутье, но Карл не мог позволить себе сейчас философствовать. Он напряг все чувства до предела, ускорился еще больше, вычерпав до дна все резервы своего организма, и отразил две атаки противника, когда меч Яна возникал из ниоткуда и моментально оказывался там, где мгновение назад билось сердце Карла. Долго так продолжаться не могло, и Карл, ясно осознававший, с чем ему пришлось встретиться, сделал то, чего не делал давным-давно. Не делал не только и не столько потому, что в этом не было нужды, а потому, что делать это ему было неприятно, пожалуй, даже омерзительно. Но, когда нет выбора между хорошим и плохим, выбирать приходится между плохим и… много худшим.
Карл резко разорвал боевой контакт, далеко отскочив назад и в сторону, стремительно крутнулся на месте, изменив траекторию своего движения, и вдруг замер. Глаза его были закрыты, а отпущенное на волю воображение молниеносно рисовало в плотной тьме, поглотившей окружающий мир, руку, сжимающую рукоять дорогого кавалерского меча. Белая напряженная рука проявилась во мраке, и, не рассуждая, не пытаясь понять, куда нацелено острие меча Яна, Карл нанес стремительный удар.
Ян закричал, и Карл открыл глаза. Перед ним, обхватив левой рукой правую, искалеченную и окровавленную, корчился Ян. Он больше не мерцал, свечение его кожи погасло, он страдал и был занят теперь исключительно своим страданием. Терпеть боль этот надменный человек не умел.
Карл нагнулся, подобрал с земли меч – это был уже второй меч Яна, ставший его законной добычей, и повернулся к Павлу, спешившему оказать Яну помощь.
– Залоговое письмо, – сказал Карл холодно.
Кузнец его понял и не стал возражать. Он быстро достал из кармана свернутый в трубочку пергамент, отдал Карлу и бросился помогать своему другу. Карл аккуратно положил свиток во внутренний карман камзола, который он так и не снял, подобрал свой плащ и пошел прочь. Он чувствовал страшное опустошение. Силы почти оставили его, и Карлу пришлось сделать огромное усилие, чтобы вернуться домой. В муниципальный сад он шел чуть меньше получаса. Возвращался он почти два часа, преодолевая искушение упасть на камни мостовой прямо там, где сейчас был, и забыться мертвым сном. Упасть и заснуть, чтобы не помнить бархатистого мрака вечной ночи, в которой силой его проклятого воображения рождалась новая реальность.
Он все-таки дошел. Уже начинался рассвет, когда он вошел в свой дом. Дебора, завернутая в одеяло, с зажженной свечой в одной руке и тесаком для рубки дров в другой, стояла посередине кухни.
– Бренди, – прошептал Карл, оседая на пол. – Много бренди.
Перед его глазами уже сгущалась темнота.
– И не давай мне спать, – попросил он из последних сил. – Говори…
10
– Лей! – приказал Карл, склоняясь над бочкой на заднем дворе, и Дебора вылила ему на голову ведро холодной воды.
К сожалению, вода была не настолько холодна, как ему хотелось бы, но выбирать было не из чего.
– Еще, – попросил он, и Дебора опрокинула на него второе ведро.
Волна прохлады омыла уставший мозг Карла, и если не выдернула окончательно его сознание из трясины обессиливающего морока, как сделала бы это вода ледяная, то, во всяком случае, освежила, дав силы для следующего шага.
– Спасибо, – сказал Карл, выпрямляясь.
Вода лилась с него ручьями. Штаны и рубашка сразу стали мокрыми, и озноб робко прошелся своими тонкими холодными пальцами по позвоночнику.
– Иди, – сказал он Деборе, начиная стаскивать через голову рубашку. – Я буду… танцевать.
Мокрая рубашка полетела в сторону, и Карл взялся за пояс.
– Ты уверен? – осторожно спросила Дебора. – Я имею в виду, что ты… Ну, ты ведь только что…
– Был никакой, – усмехнулся Карл. – Ты права, но, если оставить все, как есть, будет только хуже. Иди, я буду танцевать голым.
– С каких это пор ты стал стеснительным, Карл? – усмехнулась Дебора.
– Оставайся, – пожал он плечами и стащил с себя прилипающие к коже штаны. – Только принеси мне, пожалуйста, меч и смотри на здоровье.
11
– И все-таки тебе лучше остаться дома, – сказала Дебора, когда после завтрака он стал собираться в город. – Не знаю, что случилось ночью, но думаю, тебе стоило бы немного отдохнуть.
– Ерунда, – отмахнулся Карл. – Я уже в полном порядке.
«Ты в этом уверен?» – спросил он себя, еще не закончив отвечать Деборе, и вынужден был признать, что, скорее всего, права она, а не он. Но в том-то и дело, что, кто бы из них ни был прав, существовала еще одна правда, которую приходилось принимать в расчет. Карл не хотел ломать ритм. Разрушать гармонию повседневности не есть хорошо вообще, а нынче – и того хуже. Какая интрига закручивалась теперь в Семи Островах, оставалось для Карла пока неясным. Не то чтобы не было у него на этот счет предположений, но предположения потому так и называются, что не являются истинными ответами. А Карл не знал даже того, в одной интриге он увяз – без всякого на то своего желания – или в нескольких. В любом случае, кто-то – один или несколько неизвестных ему игроков – пригласил его на партию, забыв сообщить об этом ему, точно так же как и то, в какую именно игру они играют и каковы ее правила. И значит, единственное, чего он не мог себе позволить, это идти на поводу у событий. Везде, где только можно, следовало ломать рисунок выстраиваемой этими неизвестными игроками интриги. А самое простое, хотя иногда и нелегкое средство, которое всегда под рукой, – это вопреки всем обстоятельствам жить так, как если бы ровным счетом ничего не произошло.
– Ты же видишь, – сказал Карл встревоженной Деборе, – я в полном порядке: свеж и полон сил.
– Ты не спал ночь, – ответила Дебора, обмануть которую, после того что она видела на рассвете, было непросто.
– Я не спал много ночей, – усмехнулся Карл. – И знаешь, у меня бывали такие утра, когда мне предстояло драться не на жизнь, а на смерть, а не рисовать скучающих красоток.
12
Анна жила в маленьком особнячке на берегу узкого и извилистого пролива, разделявшего Вторую и Третью Сестер. Место здесь было довольно низкое и влажное, а в воздухе чувствовались запахи горячего металла и сгоревшего угля. Над арсеналом, находившимся всего в трех кварталах от дома Анны, поднимались дымы, а у причалов Арсенальной гавани стояли пузатые барки, по-видимому, привезшие во владения Кузнецов уголь и железную руду, медь и олово, древесину и свинец с континента. Народ на улицах выглядел более суровым и замкнутым, чем в других районах города, и общая атмосфера, царившая на улицах, больше соответствовала рабочему дню, чем, скажем, суета в квартале художников. Однако там, где жила дочь Кузнеца Анна, улицы были почти безлюдны, но зато они были чище и зеленее, чем вокруг арсенала.
13
– Итак, – Карл смотрел на Анну равнодушным взглядом мастера, не нуждающегося в заработке, но пришедшего к заказчику из одной лишь вежливости, – что бы вы хотели получить за свои деньги, госпожа Анна?
– А что вы можете предложить, мастер Карл? – Анна была насмешлива и даже иронична. Вернее, такой она желала перед Карлом предстать. На самом деле она была взволнована и, возможно, расстроена. Пожалуй, даже зла. Естественно, она пыталась скрыть свои чувства, но то ли из-за молодости и неопытности, то ли из-за живости своего характера надеть настоящую маску Анна не сумела. Все было видно, все скрытое проступало через напускную веселость и заемную иронию.
– Все! – вежливо улыбнулся Карл, которому этот необязательный визит был скучен и тягостен. Сегодня он с удовольствием просто остался бы дома.
«Это старость? – с удивлением подумал он. – Или Судьба уже все за меня решила?»
– Все! – повторил он вслух. – Все, что пожелаете, и даже больше того.
– Вот как? – В ее взгляде плясали всполохи далекого пожара. – Коварная колдунья?
– Колдунья? – переспросил Карл. – Еще нет, пожалуй.
– Что?! – Ее брови взлетели вверх, и гнев окрасил румянцем высокие скулы.
И с таким темпераментом ты пытаешься повелевать огнем? Карл был удивлен и, пожалуй, даже разочарован.
– Я не имел в виду ваши способности, моя госпожа, – сказал он примирительным тоном. – Я только отметил, что образ колдуньи еще не сформировался. Это пока не для вас.
Он поклонился.
Анна испытующе смотрела на него, пытаясь, видимо, понять, что он имел в виду на самом деле. Но этого он пока не знал и сам. Интуиция – капризный инструмент, пользоваться ею непросто. Порой она позволяет заметить то, что скрыто от разума и осознанного внимания, но повелевать интуицией невозможно.
– Тогда, – сказала она задумчиво, – может быть, портрет знатной дамы?
Сейчас она обидится на меня по-настоящему, решил Карл и сказал то, о чем поведало ему его чутье.
– Вы не дама, Анна, – сказал он ровным голосом. – Вам едва исполнилось шестнадцать, – пояснил он, видя, как гнев зажигает пламя в ее глазах.
– Ах, это! – Кажется, Анна искренне расстроилась, оценив свою оплошность.
– Не только, – улыбнулся Карл. – Вы ведь дочь крестьянина, Анна, не так ли?
– Откуда вы знаете? – Она не закричала, а напротив, понизила тон, но зато у Карла закололо в висках.
– А я и не знаю, – ответил он равнодушным тоном. – Я так вижу.
– У вас есть Дар? – Казалось, Анна напугана.
– Не в том смысле, который вы вкладываете в это слово, – покачал головой Карл. – Просто я художник. Это тоже дар, только это слово пишется с маленькой буквы.
– Вот как! – усмехнулась Анна, успевшая уже прийти в себя.
«Боги! – понял вдруг Карл. – Так вот в чем дело! Она изменчива и непостоянна, как пламя…»
– И что же, Карл, вы увидели еще?
– Не знаю, – пожал плечами Карл. – Обычно мое видение воплощается в рисунке, а не в словах. Но мы еще не решили, какой именно портрет вы хотите получить.
– Вы правы, – легко согласилась Анна. – Может быть, обнаженная красавица?
На самом деле позировать ему голой она не желала. Более того, Карл чувствовал, что сама мысль предстать перед ним обнаженной вызывает у Анны отвращение.
«Любопытно, – решил он. – Похоже, что я был не прав и этот визит может оказаться гораздо интереснее, чем я полагал».
– Это не оригинально, поверьте, – сказал он вслух. – Знали бы вы, моя госпожа, у скольких знатных красавиц висят в потаенных местах такие вот портреты!
– И всех их рисовали вы?! – Она была потрясена, никак не меньше.
– Только некоторых, – успокоил Анну Карл. – Причем большинству даже не пришлось для этого обнажаться.
– Как это возможно? – Любопытство оказалось сильнее раздражения.
– Иногда я придумываю им такое тело, какое, на мой взгляд, они хотели бы иметь, – спокойно объяснил Карл. – А иногда мое воображение способно воссоздать природу, ведь наше тело есть лишь часть нас.
Надо признать, ответ Карла вряд ли можно было счесть исчерпывающим, но лучше ответить он не умел. Творение – неосознанный процесс.
– Тогда что? – Анна испытывала растерянность, и чувство это ей было неприятно.
– Если у вас нет никаких ясных пожеланий, – предложил он, – давайте начнем рисовать. Иногда наброски сами указывают на то, во что они могут превратиться.
– Хорошо, – согласилась Анна, хотя было очевидно, что сомнения ее не оставили. – Я должна стоять или мне можно сидеть?
– Постойте немного, если это вас не затруднит, – попросил Карл, раскладывая мольберт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72