Все это, конечно, требовало времени и кропотливой работы, но зато потом Карл мог рисовать в полное свое удовольствие. А поглядев мельком, как рисуют настоящие художники, он добавил к угольному карандашу еще и сухие белила, прорисовывая ими освещенные места. После этого его рисунки приобрели объем и жизнь и в конце концов привлекли внимание леди Альбы, но, увы, только затем, чтобы она обнаружила среди них свой портрет нагишом.
– Ну?! – настойчиво повторила она.
– Я никогда не видел вас без одежды, – наконец выдавил из себя Карл. – Нигде. Я… я просто смотрел на вас, и… Ну, это получилось как-то само собой. Я не знаю, как объяснить. Я, когда рисую, и не думаю вовсе.
– Вот как, – задумчиво произнесла женщина и снова посмотрела на рисунок. – Я верю тебе, Карл. Видимо, ты просто очень захотел меня увидеть. Вот и увидел… А что ты еще умеешь делать? – неожиданно спросила она после короткой паузы, в течение которой с интересом рассматривала другой рисунок, тот, на котором Карл изобразил ее кобылу-трехлетку.
– Я умею петь, – ответил Карл и добавил после секундного размышления: – Но не очень хорошо.
– Жаль. – Было похоже, что леди Альба и в самом деле жалеет, что Карл не умеет петь. – А что ты умеешь делать хорошо?
– Я умею убивать, – ответил Карл и вдруг почувствовал, что успокоился, потому что от Судьбы не уйдешь.
– Убивать? – удивилась женщина. – И многих ты успел убить, Карл?
– Точно не знаю, – сказал Карл, который действительно этого не знал. – Но думаю, десятка полтора наберется.
– Где же ты успел убить так много людей? – Вопрос очевидным образом заинтересовал леди Альбу, и ее глаза засветились темным огнем.
– В Линде, ваша милость, – нехотя ответил Карл.
– Вторая война Лиги? – быстро и серьезно спросила леди Альба. – Пять лет назад?
– Да, – признал Карл. – Да, это так.
Но женщина желала знать подробности:
– Сколько же тебе тогда было?
– Семнадцать, ваша милость. – А вот Карла этот разговор начинал утомлять.
– И ты убивал солдат илимского короля?
– Да, – кивнул Карл. – Они осадили Линд, и мы должны были защищаться.
– Вот как, – задумчиво произнесла леди Альба, обдумывая слова Карла. – Интересно. Никогда бы не подумала, что ты боец.
Карл вздрогнул. Уже скоро пять лет, как никто не поминал его прозвища.
Леди Альба снова, но уже по-другому – с другим выражением в темных глубоких глазах – осмотрела Карла.
– Ты мечник, разумеется? – спросила она.
– Да, – согласился Карл. – Я сражался мечом. Но потом я раздобыл себе секиру, она во время приступов куда как сподручней.
– Когда вы заканчиваете отделку кабинета? – неожиданно спросила леди Альба.
– Дня через три все будет готово, ваша милость, – сразу же ответил Карл и из осторожности добавил: – Я так думаю.
– Очень хорошо, – без улыбки кивнула леди Альба. – Когда закончите, возьми расчет у своего хозяина и приходи ко мне. Я предупрежу слуг, и тебя пропустят.
– Зачем же мне приходить к вам, ваша милость? – удивился Карл.
– Чтобы стать человеком, Карл, – серьезно ответила она. – Ты ведь хочешь стать человеком?
– Хочу. – Он действительно чувствовал в себе силы стать чем-то большим, чем было написано ему на роду.
– Тогда приходи, – улыбнулась она. – Не пожалеешь!
Карл думал, что понимает, о чем говорит леди Альба, но, как показало время, он ничего не понимал. Оказалось, что он не нужен ей как мужчина, что не его красота и стать привлекли к нему ее внимание. Леди Альба не стала его любовницей, хотя в дальнейшем не раз позировала ему нагой. Она была любовницей герцога Якова, она любила своего мужа, лорда Томаса Альбу. По мгновенному капризу, которые нередко случались у Сабины Альбы, она проводила ночи и с другими понравившимися ей мужчинами, но не с ним. Никогда. Ни разу.
Однако все остальные, включая герцога и ее собственного мужа, думали иначе. Как ни странно, это поднимало Карла в их глазах, делая чем-то большим, чем он был на самом деле. Иногда ему, правда, приходилось платить за свою репутацию, но плата, если иметь в виду то, что он получил на самом деле, была ничтожной.
Карл жил в замке Альба, и относились к нему здесь как к дворянину, которым он не был. У него появились время и досуг, чтобы читать, а библиотека лорда Альбы была старой и богатой. Он читал все подряд, с жадностью заполняя пустоты в своем образовании, которое на поверку оказалось даже не поверхностным, а просто никаким. А еще он получил возможность рисовать столько, сколько хотел, и так, как ему хотелось.
Сабина отдала короткий приказ, и с тех пор Карл не знал недостатка в бумаге, пергаменте, красках или в чем-либо другом, что могло ему потребоваться. Между тем среди книг, заполнявших три большие комнаты в Угловой башне, Карл нашел и «Наставления» Георга Грудого, и «Атлас» Гаркуна, и «Пролегомены пластических искусств» Альтера Окуня. Они заменили ему живых учителей, но и за теми дело не стало. Имея деньги и свободное время, Карл вернулся на Соляной спуск не как вор и попрошайка, а как человек, которому были рады в любой мастерской.
Он пользовался полной свободой, являясь гостем замка, а не приживалкой. Леди Альба была непреклонна лишь в одном. Вести себя он был обязан именно как гость леди Альбы, то есть как дворянин, а не как простолюдин. Ему пришлось научиться вести себя за столом и ездить верхом, и вести куртуазную беседу. Она брала его ко двору, заставляла выходить к гостям, когда знатные господа посещали ее замок. И, когда однажды он получил свой первый вызов на дуэль и спросил Сабину, что же теперь делать, она лишь с удивлением посмотрела на него и сказала с холодным раздражением:
– О таком не спрашивают, сударь! Если вы получили вызов, вы обязаны драться.
Когда он убил третьего ревнивца, леди Альба вызвала его к себе в кабинет и сказала:
– По отзывам секундантов, вы недурно владеете мечом, Карл, но все же вам следует отточить технику. Имейте это в виду.
И с этого дня Карл стал заниматься с учителем фехтования.
А еще через полгода лорд Альба забрал его в поход в качестве своего офицера для поручений. Но за неделю до того, как Карл ушел в свою первую кампанию, Сабина позвала его к себе ночью, однако не затем, о чем он было подумал, а затем, зачем и пригласила его однажды к себе в дом. В эту ночь леди Альба объяснила ему, что отнюдь не каждый художник способен увидеть, как выглядит его модель без одежды, и что многое иное, доступное глазам Карла, не дано видеть другим, пусть даже более одаренным, чем он, художникам. Она объяснила, в чем заключается его талант, и позволила сделать шаг за границу возможного. Она научила Карла «смотреть сквозь Тьму».
7
Тьма. Она оживала на глазах, наполнялась силой и обретала плоть, но по мере того, как менялась тьма, окружавшая Карла, и сам он менялся тоже. Тьма высасывала из него жизнь медленно, по капле, но в то же время стремительно и неумолимо. И все-таки это еще была не та тьма, к которой он шел.
Сил или желания открыть глаза у него уже не оставалось. Начинался последний этап «маршрута», и Карл «шел» вперед, увлекаемый безжалостным ритмом умирания.
8
Старшего убру звали Афрам. Он был опытным солдатом, а значит, умел не только убивать.
Когда Карл пришел в себя в следующий раз, он уже лежал на медвежьей шкуре, брошенной прямо на землю у жарко горевшего костра. Он лежал лицом вниз, потому что из его спины по-прежнему торчал стилет Софии, но теперь Карл хотя бы не страдал от холода. Впрочем, не зря говорят, что у монеты две стороны. Согретый теплом, идущим от костра, Карл снова стал чувствовать боль, причиняемую глубоко засевшим в его теле клинком, и слабость, вызванную потерей крови.
– Очнулся? – спросил по-убрски кто-то невидимый Карлу.
– Да, спасибо. – Сил говорить у Карла не было, но молчать значило нарушить этикет.
– Ну раз очнулся, значит, шанс есть, – сказал тот же низкий рокочущий голос. – Меня зовут Афрам, а кто ты?
– Я Карл, – сказал Карл. – Но Молящийся за Всех Ишэль нарек меня Рогемом.
– Боец, – по-загорски повторил Афрам. – Хорошее имя. Кто поручился за тебя, Рогем?
– Владетель Нагум, – ответил Карл и добавил, вспомнив убрское вежество: – Мой друг и брат.
– Ты брат Нагума? – удивился Афрам. – Вот оно как!
Он помолчал немного, видимо, осмысливая услышанное, и заговорил снова:
– Я сделаю все, что могу, господин мой Рогем, но ты должен знать: я не лекарь и даже не коновал. Я солдат.
– Делай, что можешь, Афрам, – сказал Карл. – И пусть будет, как решит Всевышний.
Судьба, спросил он мысленно, что же ты молчишь?
– Если ты умрешь, – спросил между тем Афрам, – что еще мы можем для тебя сделать?
Хороший вопрос, мысленно усмехнулся Карл и неожиданно вспомнил о том, что тревожило его все это время, что было с ним и во мраке беспамятства, и тогда, когда, очнувшись в зимнем лесу, полз он к дороге, и теперь, когда лежал у убрского костра.
Меч.
И в тот момент, когда он вспомнил о мече, он вспомнил и еще кое-что, казалось, навеки канувшее во Мрак. Тревога о судьбе меча была настолько сильной, что, даже утратив сознание, а может быть, именно потому, что не мог он в беспамятстве мыслить рационально, Карл совершил то, что крайне редко позволял себе делать, находясь в здравом уме и твердой памяти. Пребывая во Тьме, Карл посмотрел сквозь нее и, конечно, увидел то, что страстно желало узнать его верное сердце.
– Далеко ли мы от Сиены? – спросил Карл, чувствуя, что силы покидают его.
– Час перехода верхом, – не задумываясь ответил Афрам.
Пять миль, перевел для себя Карл. Всего пять миль.
– На Старом валу в Сиене живет мэтр Антэ, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал твердо. – Он лекарь и мог бы мне помочь, если я доживу до утра.
– Утром он будет здесь, – пообещал Афрам.
– На площади Роз, – продолжил Карл, отчаянно сражающийся с телесной немощью, – стоит дворец. Он называется Ловчий Двор. Там остался мой меч.
Он замолчал, собираясь с силами для последнего броска.
– Хозяйку зовут София Цук, – сказал он наконец. – Она убила меня из-за меча. Меч у нее в спальне.
– Я убью ее, – спокойно сказал Афрам, выслушав Карла. – А меч вернется к тебе. Если ты умрешь, я положу его к тебе в могилу. А теперь терпи!
И Карл терпел. Как ни был он слаб теперь, единственное, что могли услышать убру, когда Афрам извлекал нож из спины Карла и прижигал рану, было мычание, раздававшееся сквозь прокушенную зубами губу.
9
Тьма сгустилась, обрела плоть и суть, и Карл понял, что он достиг конца «маршрута». Перед ним и вокруг него сплотился Великий Мрак.
Что дальше?
Имелось несколько способов выразить свое желание, но Карла вели сейчас интуиция, художественное чувство, охотничье чутье… Все, что угодно, только не разум, не логика, не расчет, и Карл полностью доверился своему таланту.
Негода?
Нет, яд негоды всего лишь проложил для Карла дорогу. «Маршрут», единожды проторенный отравой, сваренной из соцветий этого неприметного растения, открылся снова уже при помощи другого яда, гораздо менее известного, но не менее смертоносного – эссенции, полученной из корней негоды.
Инструмент.
Да, негода была всего лишь инструментом, и к тому, зачем пожаловал Карл во владения Тьмы, она отношения не имела.
Табачник?
Карл ощутил сомнение, но было похоже, что в этом квесте и Людо был тоже лишь инструментом, а не целью или указанием на цель.
Чет – нечет, да или нет. Простая игра в отгадки со своей собственной интуицией, которая, как оказалось, знает больше, чем он сам.
Мэтр Казимир?
Художественное чувство сказало: нет. Но тогда кто?
Альба?
Альба.
В этом имени был заложен двойной смысл. Альба?
Да, но не леди Альба, а лорд Альба, с которым Карл ушел на войну, а значит…
Петра?
Грудь сжало предчувствием постижения.
Петра… Нет, снова не женщина, а мужчина, не Петра Крагор, а ее муж, который…
Что?!
Из глубин памяти поднялся смутный образ: размытые пятна черного на светло-желтом… Буквы, слова, обрывок фразы: «Господарь Нового Города Альберт взял в жены даму Антонию…»
Вот как!
Если бы он мог сейчас закричать, он бы кричал – от ужаса, удивления… счастья? Да, вероятно, и от счастья тоже. Но Карл уже не мог кричать и не хотел, он только отметил то, что случайно всплыло во время поиска, и отодвинул в сторону. Это был ложный след. Не здесь, не сейчас. Когда-нибудь, если приведется…
Значит, все-таки Табачник?
Табачник, яд негоды, предательская стрела…
И эта тропинка тоже уводила Карла в сторону.
Людо, начал он новый поиск, и ряд начал выстраиваться сам собой.
Людо Табачник… Гавриель и его меч.
Меч. Но меч лишь условие, одно из возможных средств. Должен быть инструмент, хотя Виктория и утверждала обратное, вот только…
Яр?
Перед внутренним взором Карла прямо на фоне сгустившейся Тьмы возникла картина, казалось, давно вымаранная из памяти временем и туманом забвения.
Рука императора, лежащая на столешнице маленького столика, инкрустированного опалами и серебром. Рука, длинные сильные пальцы, на одном из которых надет массивный перстень с рубинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Ну?! – настойчиво повторила она.
– Я никогда не видел вас без одежды, – наконец выдавил из себя Карл. – Нигде. Я… я просто смотрел на вас, и… Ну, это получилось как-то само собой. Я не знаю, как объяснить. Я, когда рисую, и не думаю вовсе.
– Вот как, – задумчиво произнесла женщина и снова посмотрела на рисунок. – Я верю тебе, Карл. Видимо, ты просто очень захотел меня увидеть. Вот и увидел… А что ты еще умеешь делать? – неожиданно спросила она после короткой паузы, в течение которой с интересом рассматривала другой рисунок, тот, на котором Карл изобразил ее кобылу-трехлетку.
– Я умею петь, – ответил Карл и добавил после секундного размышления: – Но не очень хорошо.
– Жаль. – Было похоже, что леди Альба и в самом деле жалеет, что Карл не умеет петь. – А что ты умеешь делать хорошо?
– Я умею убивать, – ответил Карл и вдруг почувствовал, что успокоился, потому что от Судьбы не уйдешь.
– Убивать? – удивилась женщина. – И многих ты успел убить, Карл?
– Точно не знаю, – сказал Карл, который действительно этого не знал. – Но думаю, десятка полтора наберется.
– Где же ты успел убить так много людей? – Вопрос очевидным образом заинтересовал леди Альбу, и ее глаза засветились темным огнем.
– В Линде, ваша милость, – нехотя ответил Карл.
– Вторая война Лиги? – быстро и серьезно спросила леди Альба. – Пять лет назад?
– Да, – признал Карл. – Да, это так.
Но женщина желала знать подробности:
– Сколько же тебе тогда было?
– Семнадцать, ваша милость. – А вот Карла этот разговор начинал утомлять.
– И ты убивал солдат илимского короля?
– Да, – кивнул Карл. – Они осадили Линд, и мы должны были защищаться.
– Вот как, – задумчиво произнесла леди Альба, обдумывая слова Карла. – Интересно. Никогда бы не подумала, что ты боец.
Карл вздрогнул. Уже скоро пять лет, как никто не поминал его прозвища.
Леди Альба снова, но уже по-другому – с другим выражением в темных глубоких глазах – осмотрела Карла.
– Ты мечник, разумеется? – спросила она.
– Да, – согласился Карл. – Я сражался мечом. Но потом я раздобыл себе секиру, она во время приступов куда как сподручней.
– Когда вы заканчиваете отделку кабинета? – неожиданно спросила леди Альба.
– Дня через три все будет готово, ваша милость, – сразу же ответил Карл и из осторожности добавил: – Я так думаю.
– Очень хорошо, – без улыбки кивнула леди Альба. – Когда закончите, возьми расчет у своего хозяина и приходи ко мне. Я предупрежу слуг, и тебя пропустят.
– Зачем же мне приходить к вам, ваша милость? – удивился Карл.
– Чтобы стать человеком, Карл, – серьезно ответила она. – Ты ведь хочешь стать человеком?
– Хочу. – Он действительно чувствовал в себе силы стать чем-то большим, чем было написано ему на роду.
– Тогда приходи, – улыбнулась она. – Не пожалеешь!
Карл думал, что понимает, о чем говорит леди Альба, но, как показало время, он ничего не понимал. Оказалось, что он не нужен ей как мужчина, что не его красота и стать привлекли к нему ее внимание. Леди Альба не стала его любовницей, хотя в дальнейшем не раз позировала ему нагой. Она была любовницей герцога Якова, она любила своего мужа, лорда Томаса Альбу. По мгновенному капризу, которые нередко случались у Сабины Альбы, она проводила ночи и с другими понравившимися ей мужчинами, но не с ним. Никогда. Ни разу.
Однако все остальные, включая герцога и ее собственного мужа, думали иначе. Как ни странно, это поднимало Карла в их глазах, делая чем-то большим, чем он был на самом деле. Иногда ему, правда, приходилось платить за свою репутацию, но плата, если иметь в виду то, что он получил на самом деле, была ничтожной.
Карл жил в замке Альба, и относились к нему здесь как к дворянину, которым он не был. У него появились время и досуг, чтобы читать, а библиотека лорда Альбы была старой и богатой. Он читал все подряд, с жадностью заполняя пустоты в своем образовании, которое на поверку оказалось даже не поверхностным, а просто никаким. А еще он получил возможность рисовать столько, сколько хотел, и так, как ему хотелось.
Сабина отдала короткий приказ, и с тех пор Карл не знал недостатка в бумаге, пергаменте, красках или в чем-либо другом, что могло ему потребоваться. Между тем среди книг, заполнявших три большие комнаты в Угловой башне, Карл нашел и «Наставления» Георга Грудого, и «Атлас» Гаркуна, и «Пролегомены пластических искусств» Альтера Окуня. Они заменили ему живых учителей, но и за теми дело не стало. Имея деньги и свободное время, Карл вернулся на Соляной спуск не как вор и попрошайка, а как человек, которому были рады в любой мастерской.
Он пользовался полной свободой, являясь гостем замка, а не приживалкой. Леди Альба была непреклонна лишь в одном. Вести себя он был обязан именно как гость леди Альбы, то есть как дворянин, а не как простолюдин. Ему пришлось научиться вести себя за столом и ездить верхом, и вести куртуазную беседу. Она брала его ко двору, заставляла выходить к гостям, когда знатные господа посещали ее замок. И, когда однажды он получил свой первый вызов на дуэль и спросил Сабину, что же теперь делать, она лишь с удивлением посмотрела на него и сказала с холодным раздражением:
– О таком не спрашивают, сударь! Если вы получили вызов, вы обязаны драться.
Когда он убил третьего ревнивца, леди Альба вызвала его к себе в кабинет и сказала:
– По отзывам секундантов, вы недурно владеете мечом, Карл, но все же вам следует отточить технику. Имейте это в виду.
И с этого дня Карл стал заниматься с учителем фехтования.
А еще через полгода лорд Альба забрал его в поход в качестве своего офицера для поручений. Но за неделю до того, как Карл ушел в свою первую кампанию, Сабина позвала его к себе ночью, однако не затем, о чем он было подумал, а затем, зачем и пригласила его однажды к себе в дом. В эту ночь леди Альба объяснила ему, что отнюдь не каждый художник способен увидеть, как выглядит его модель без одежды, и что многое иное, доступное глазам Карла, не дано видеть другим, пусть даже более одаренным, чем он, художникам. Она объяснила, в чем заключается его талант, и позволила сделать шаг за границу возможного. Она научила Карла «смотреть сквозь Тьму».
7
Тьма. Она оживала на глазах, наполнялась силой и обретала плоть, но по мере того, как менялась тьма, окружавшая Карла, и сам он менялся тоже. Тьма высасывала из него жизнь медленно, по капле, но в то же время стремительно и неумолимо. И все-таки это еще была не та тьма, к которой он шел.
Сил или желания открыть глаза у него уже не оставалось. Начинался последний этап «маршрута», и Карл «шел» вперед, увлекаемый безжалостным ритмом умирания.
8
Старшего убру звали Афрам. Он был опытным солдатом, а значит, умел не только убивать.
Когда Карл пришел в себя в следующий раз, он уже лежал на медвежьей шкуре, брошенной прямо на землю у жарко горевшего костра. Он лежал лицом вниз, потому что из его спины по-прежнему торчал стилет Софии, но теперь Карл хотя бы не страдал от холода. Впрочем, не зря говорят, что у монеты две стороны. Согретый теплом, идущим от костра, Карл снова стал чувствовать боль, причиняемую глубоко засевшим в его теле клинком, и слабость, вызванную потерей крови.
– Очнулся? – спросил по-убрски кто-то невидимый Карлу.
– Да, спасибо. – Сил говорить у Карла не было, но молчать значило нарушить этикет.
– Ну раз очнулся, значит, шанс есть, – сказал тот же низкий рокочущий голос. – Меня зовут Афрам, а кто ты?
– Я Карл, – сказал Карл. – Но Молящийся за Всех Ишэль нарек меня Рогемом.
– Боец, – по-загорски повторил Афрам. – Хорошее имя. Кто поручился за тебя, Рогем?
– Владетель Нагум, – ответил Карл и добавил, вспомнив убрское вежество: – Мой друг и брат.
– Ты брат Нагума? – удивился Афрам. – Вот оно как!
Он помолчал немного, видимо, осмысливая услышанное, и заговорил снова:
– Я сделаю все, что могу, господин мой Рогем, но ты должен знать: я не лекарь и даже не коновал. Я солдат.
– Делай, что можешь, Афрам, – сказал Карл. – И пусть будет, как решит Всевышний.
Судьба, спросил он мысленно, что же ты молчишь?
– Если ты умрешь, – спросил между тем Афрам, – что еще мы можем для тебя сделать?
Хороший вопрос, мысленно усмехнулся Карл и неожиданно вспомнил о том, что тревожило его все это время, что было с ним и во мраке беспамятства, и тогда, когда, очнувшись в зимнем лесу, полз он к дороге, и теперь, когда лежал у убрского костра.
Меч.
И в тот момент, когда он вспомнил о мече, он вспомнил и еще кое-что, казалось, навеки канувшее во Мрак. Тревога о судьбе меча была настолько сильной, что, даже утратив сознание, а может быть, именно потому, что не мог он в беспамятстве мыслить рационально, Карл совершил то, что крайне редко позволял себе делать, находясь в здравом уме и твердой памяти. Пребывая во Тьме, Карл посмотрел сквозь нее и, конечно, увидел то, что страстно желало узнать его верное сердце.
– Далеко ли мы от Сиены? – спросил Карл, чувствуя, что силы покидают его.
– Час перехода верхом, – не задумываясь ответил Афрам.
Пять миль, перевел для себя Карл. Всего пять миль.
– На Старом валу в Сиене живет мэтр Антэ, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал твердо. – Он лекарь и мог бы мне помочь, если я доживу до утра.
– Утром он будет здесь, – пообещал Афрам.
– На площади Роз, – продолжил Карл, отчаянно сражающийся с телесной немощью, – стоит дворец. Он называется Ловчий Двор. Там остался мой меч.
Он замолчал, собираясь с силами для последнего броска.
– Хозяйку зовут София Цук, – сказал он наконец. – Она убила меня из-за меча. Меч у нее в спальне.
– Я убью ее, – спокойно сказал Афрам, выслушав Карла. – А меч вернется к тебе. Если ты умрешь, я положу его к тебе в могилу. А теперь терпи!
И Карл терпел. Как ни был он слаб теперь, единственное, что могли услышать убру, когда Афрам извлекал нож из спины Карла и прижигал рану, было мычание, раздававшееся сквозь прокушенную зубами губу.
9
Тьма сгустилась, обрела плоть и суть, и Карл понял, что он достиг конца «маршрута». Перед ним и вокруг него сплотился Великий Мрак.
Что дальше?
Имелось несколько способов выразить свое желание, но Карла вели сейчас интуиция, художественное чувство, охотничье чутье… Все, что угодно, только не разум, не логика, не расчет, и Карл полностью доверился своему таланту.
Негода?
Нет, яд негоды всего лишь проложил для Карла дорогу. «Маршрут», единожды проторенный отравой, сваренной из соцветий этого неприметного растения, открылся снова уже при помощи другого яда, гораздо менее известного, но не менее смертоносного – эссенции, полученной из корней негоды.
Инструмент.
Да, негода была всего лишь инструментом, и к тому, зачем пожаловал Карл во владения Тьмы, она отношения не имела.
Табачник?
Карл ощутил сомнение, но было похоже, что в этом квесте и Людо был тоже лишь инструментом, а не целью или указанием на цель.
Чет – нечет, да или нет. Простая игра в отгадки со своей собственной интуицией, которая, как оказалось, знает больше, чем он сам.
Мэтр Казимир?
Художественное чувство сказало: нет. Но тогда кто?
Альба?
Альба.
В этом имени был заложен двойной смысл. Альба?
Да, но не леди Альба, а лорд Альба, с которым Карл ушел на войну, а значит…
Петра?
Грудь сжало предчувствием постижения.
Петра… Нет, снова не женщина, а мужчина, не Петра Крагор, а ее муж, который…
Что?!
Из глубин памяти поднялся смутный образ: размытые пятна черного на светло-желтом… Буквы, слова, обрывок фразы: «Господарь Нового Города Альберт взял в жены даму Антонию…»
Вот как!
Если бы он мог сейчас закричать, он бы кричал – от ужаса, удивления… счастья? Да, вероятно, и от счастья тоже. Но Карл уже не мог кричать и не хотел, он только отметил то, что случайно всплыло во время поиска, и отодвинул в сторону. Это был ложный след. Не здесь, не сейчас. Когда-нибудь, если приведется…
Значит, все-таки Табачник?
Табачник, яд негоды, предательская стрела…
И эта тропинка тоже уводила Карла в сторону.
Людо, начал он новый поиск, и ряд начал выстраиваться сам собой.
Людо Табачник… Гавриель и его меч.
Меч. Но меч лишь условие, одно из возможных средств. Должен быть инструмент, хотя Виктория и утверждала обратное, вот только…
Яр?
Перед внутренним взором Карла прямо на фоне сгустившейся Тьмы возникла картина, казалось, давно вымаранная из памяти временем и туманом забвения.
Рука императора, лежащая на столешнице маленького столика, инкрустированного опалами и серебром. Рука, длинные сильные пальцы, на одном из которых надет массивный перстень с рубинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72