Но в тот момент, когда это случилось, мысли исчезли из его головы. Их просто вышвырнуло оттуда силой могучего удара, и прошло несколько долгих секунд, прежде чем он снова пришел в себя.
К своему немалому удивлению, Карл, отчетливо помнивший, как обнял и поцеловал даму Садовницу, теперь нашел себя сидящим на полу и мотающим головой из стороны в сторону из-за тяжелого звона, которым были наполнены его уши. Однако сейчас же, как только он это осознал, звон исчез, как будто его и не было, и окончательно вернувшийся в себя Карл огляделся по сторонам. Он по-прежнему находился в доме старого аптекаря, который вместе с остальными стоял совсем рядом с ним и смотрел на Карла с выражением неподдельного интереса, смешанного с… восхищением? Да, пожалуй, это было похоже на восхищение, что бы это ни означало на самом деле. Дама Виктория тоже находилась здесь. Стояла в шаге от Карла с выражением безразличия на осунувшемся и поблекшем лице. Вот на этом лице Карл и остановил свой взгляд. Оно о многом ему сказало и о многом напомнило.
Он встал, повел плечами и грустно усмехнулся в душе, понимая уже, какой подарок сделала ему дама Садовница.
– Я твой должник, Виктория, – сказал Карл серьезно и низко поклонился. – Я не знал, что ты умеешь это делать, но, даже если бы знал, никогда бы тебя об этом не попросил. Спасибо.
– Ты сказал, – равнодушно ответила она. – Поторопись, один из охотников идет прямо к тебе.
– Спасибо, – повторил Карл и повернулся к Марту: – Март, а где моя рубашка и…
– Все здесь! – вместо Марта ответил Казимир и, взяв со стола, передал Карлу его одежду.
– Спасибо, – кивнул Карл и стал быстро одеваться. При этом он обнаружил, что кто-то заботливо привел в порядок его рубашку и камзол. Рубашка была аккуратно зашита, а на камзол нашита большая серебряная сова с топазовыми глазами, закрывшая своим телом и крыльями дырку на плече. – Кого я должен поблагодарить за труд и заботу? – спросил он, окидывая взглядом присутствующих. Они по-прежнему хранили молчание, стоя на прежних местах, и Карл теперь понимал выражение их глаз.
Несколько минут назад он был едва ли не при смерти, потом – благодаря зелью Медведя – ожил, но выглядел и вел себя, как человек, выздоравливающий после долгой и тяжелой болезни, что отчасти соответствовало действительности, но, в любом случае, было оправданно. А теперь… Теперь он чувствовал себя почти так же, как семь часов назад, когда прощался с Деборой.
Еще ничего не кончено, сказал он себе, обрывая мысль о Деборе. Если я переживу эту ночь, тогда, возможно… Если, конечно, она сама этого захочет, добавил Карл, старавшийся никогда не кривить душой.
Он обвел присутствующих испытующим взглядом и остановился на Казимире.
– Ты? – удивленно поднял бровь Карл.
– Я, – с выражением неловкости на лице ответил Казимир. – Я подумал, что одежда еще может пригодиться…
– Спасибо, солдат, – поклонился Карл. – Сколько стоит эта сова?
– Пустое, – отмахнулся Казимир.
– Не пустое! – отрезал Карл и, сняв с пояса маленький кошель, в котором было два десятка золотых, подал его Казимиру. – Не отказывайся, Казимир!
– Он здесь! – вдруг сказала Виктория. – Продержись до полуночи!
– А что будет в полночь? – спросил Карл, пристегивая меч к поясу и направляясь к лестнице.
– С полуночи до рассвета колдовать нельзя, – объяснила Виктория. – Новое Серебро!
Да, сказал себе Карл, быстро спускаясь по лестнице, да, Новое Серебро. До полуночи, мысленно повторил он и подошел к двери.
5
Но до полуночи оставалось еще не менее четверти часа и тот, кто пришел за жизнью Карла, мог колдовать сколько душе угодно. Тем более что Ян пришел не один.
Карл вышел из дома Медведя на залитую прозрачным серебром полной луны площадь перед рыбным рынком, и одновременно из сумрака, сгустившегося под сводами аркады слева от него вышли Ян и Анна. Их разделяло не менее ста метров сияющего воздуха, но Карл сразу узнал высокого стройного мужчину в темном – вероятно, красном – коротком плаще и девушку в высокой шляпе с вуалью, падающей на левое плечо.
Мужчина и женщина прошли немного вперед – их шаги отчетливо звучали в тишине, окутавшей пустынную площадь, – и остановились, глядя на Карла. Тогда и Карл неторопливо двинулся им навстречу, сделал несколько шагов и тоже остановился.
Мне торопиться некуда, усмехнулся он про себя. Вам, я вижу, тоже. Поиграем.
За спиной скрипнула дверь и тихо прошелестели легкие шаги – по-видимому, туфли Виктории были на мягких подошвах.
– Уходи, Виктория, – тихо сказал Карл. – Это не твой бой.
– Я тоже так думала, – тихо ответила она из-за его правого плеча.
Интересно, что она увидела? Карл продолжал внимательно следить за Яном и Анной, но те не двигались.
– Ты что-то увидела? – спросил он.
– Ничего, что могло бы тебе помочь. – Голос Виктории был усталый, выцветший. Судя по всему, ей пришлось растратить слишком много сил. – Но я буду здесь, – добавила она. Хотя и не буду драться.
Но Ян этого не знает, понял Карл.
– Что он может? – Вот это был действительно серьезный вопрос.
– Не знаю, – ответила Виктория. – По-моему, он ничего не может, но с ним Анна.
– А что может Анна? – Карл увидел, как из-под аркады выходят двое вооруженных гвардейцев и медленно вдут к нему, обходя все так же неподвижно стоящих Яна и Анну.
– Не знаю. – Голос Виктории был полон печали и сожаления. – Но Анна одна из самых сильных в городе и самая сильная в клане Кузнецов.
На площадь из-под аркады вышли еще двое гвардейцев.
– Уходи, – повторил Карл. – Ян не будет со мной драться, во всяком случае, пока.
«А потом будет поздно, – подумал он со злой усмешкой. – Или я чего-то не знаю?»
– Иди, Виктория, – попросил он, и женщина молча ушла к дому. Она поняла.
Между тем четверо гвардейцев медленно приближались к Карлу и еще двое только что вышли из тени.
Красиво, согласился Карл. И драматично, но глупо. За спиной послышались тяжелые шаги двух мужчин.
– И что это значит? – спросил Карл, оглянувшись через плечо.
– Вы один, мой лорд, – ответил Казимир. – А их шестеро.
– Восемь, – поправил солдата Карл, который увидел и тех двоих, что еще не вышли под свет луны. – Но я спросил не тебя.
– Я умею не только смешивать лекарства, – пожал плечами Март. Вооружен он был солидных размеров саблей, которая тем не менее казалась маленькой в его могучей руке.
Трое – не один, согласился в душе Карл, но вслух сказал только: «Ну-ну!» и снова обернулся к противникам. Последние двое гвардейцев как раз вышли на площадь, и, дав им пройти вперед, следом тотчас двинулся и Ян, сопровождаемый отставшей на шаг Анной.
Просто парад какой-то, а не сведение счетов, подивился Карл, продолжавший с интересом наблюдать за эволюциями Кузнецов.
Гвардейцы приблизились метров на десять и остановились, растянувшись цепью. Ян остановился за их спинами.
Теперь будем говорить, понял Карл. Нет, это не драма, это трагедия.
– Доброй ночи, мастер Карл, – сказал Ян. В его голосе звучало торжество. – Должен заметить, что я вас недооценил.
– Это комплимент? – без улыбки спросил Карл.
– Нет, – улыбнулся Ян. – Констатация факта. Вы великолепный боец, и вас трудно найти. И то и другое имеет какое-то объяснение, но я не склонен заниматься научными изысканиями. Я вас нашел. Это тоже факт.
– Нашли, – кивнул Карл. – Зачем?
– Чтобы закрыть счет, – усмехнулся Ян, однако Карл почувствовал, что сейчас тому не до смеха.
Его душит злоба, и гнев сжигает сердце – вот что понял Карл.
– И для этого вы привели с собой восемь свидетелей и женщину, – равнодушным тоном подытожил Карл. Сейчас он говорил, как мытарь или как крючкотвор.
– Оставьте, Карл! – махнул рукой Ян. – Благородство не для вас. Какое, к демонам, благородство может быть у мужика?
Он хочет унизить меня перед смертью, мысленно покачал головой Карл. Мелкий человек. Такого легко расстроить.
– И то верно, – впервые улыбнулся Карл. – Но вы ошиблись, милейший.
Он поднял правую руку и повернул ее тыльной стороной ладони к Яну.
– Не знаю, видно ли вам, – сказал он голосом, в котором зазвучала сталь, – но это перстень графа империи. И ваш отец, владетель Кьедно Богомил, однажды его целовал, принося мне вассальную клятву.
Карл увидел, как вздрогнул Ян. Еще бы, ведь Карл назвал имя его отца, которое здесь, в Сдоме, вряд ли знали многие, если вообще кто-нибудь знал. Но Ян был точной копией своего покойного отца, причем не только внешне, но и по характеру.
«И слава богам! – признался себе Карл. – Потому что мог бы быть похож на меня, и тогда…»
К счастью, это был не его сын, но убивать сына Ольги Карлу не хотелось тоже.
– Ты Карл Ругер? – потрясенно спросил Ян.
– Я назвался, едва прибыв в город, – ответил Карл, ожидая, чем закончится словесная дуэль.
– Но тогда тебе должно быть… – Ян понял.
– Должно, – согласился Карл. – И многие в Сдоме это поняли раньше тебя.
Секунду или две Ян молчал, по-видимому, переваривая услышанное.
– Ну так у меня есть дополнительный повод убить тебя, Карл Ругер, – переходя на «ты», проорал вдруг Ян. – Даже два!
– Дай, угадаю, – улыбнулся Карл, который уже понял, куда катится кувшин. – Ты знаешь про меня и свою мать, ведь так?
– Знаю. – Ян неожиданно успокоился или, что вернее, просто смог взять себя в руки. Теперь он говорил ровным голосом. – Я читал ее дневник.
– Я тебе завидую. – Карл и в самом деле не отказался бы прочесть дневник Ольги. Она была очень милой женщиной, и воспоминания о ней согревали душу. – Но вернемся к причинам – тебе захотелось съесть мое сердце?
– Нет, – покачал головой Ян. – Я не верю в эти сказки. Но убить Долгоидущего – это тоже подвиг!
– Даже если убиваешь не сам? – восхитился Карл, но, как выяснилось, разговор был уже закончен.
– Убейте их! – приказал Ян и отступил назад, едва не налетев на Анну, стоявшую в продолжение всего разговора опустив голову.
Ну вот и все. Карл взглянул на луну, до полуночи оставались считаные минуты, а к нему уже бежали с обнаженными мечами гвардейцы Кузнецов.
Восемь мечей. Карл вытащил Убивца из ножен и парировал первый удар. Схватка началась.
6
До сих пор Карл еще не смог вспомнить все, но все, что он помнил о своей жизни, так или иначе касалось войны. Приняв много лет назад свой первый бой на стенах осажденного Линда, он, кажется, уже никогда не прекращал сражаться. Его душа тянулась к красоте, но жизнью Карла стало не искусство, а война. Она меняла облик и названия, но всегда оставалась сама собой – войной, и то же самое можно было сказать о нем. За долгие годы Карл успел – и не раз – побывать и солдатом и военачальником. Он менял врагов и сюзеренов, переходил из страны в страну, из языка в язык, но суть была неизменна, он был человеком войны. Шел ли он в бой сам по себе или вел других, командовал ли армиями или выходил на поединок чести, Карл воевал. Война и Дорога стали его Судьбой – или это Судьба определила ему идти и сражаться? Оставалось ли здесь место для сожаления? Возможно, что оставалось, но Карл отвергал сожаление, как низкое и недостойное мужчины чувство.
Все, что Карл делал в жизни, он делал по-настоящему или не делал вовсе. Возможно, поэтому и не знал он, что такое сожаление или раскаяние. Карл никогда и ни с кем не изображал любовника, он всегда любил женщин, которые любили его. И живописью он не «занимался», как иные, пусть даже и более одаренные, чем он, художники. Живописью Карл жил, растворяясь в ней – когда удавалось – до конца, существуя в ней с естественностью рыбы в воде или птицы в небе. И на войне он тоже был самим собой и только самим собой, а война, маленькая она или большая, всегда являлась для него одним и тем же – жестоким противостоянием, в котором ты мог либо победить, либо умереть. Во всяком случае, так, по мнению Карла, должен был думать солдат, идущий в бой. И сейчас, когда Карл снова оказался на войне, его душу не омрачали сомнения и не было в ней места для сожалений, ведь он был человеком войны.
7
Он парировал выпад, который гвардеец – по наивности, не иначе – полагал неожиданным и стремительным, уклонился от другого меча, нацеленного ему в бок, скрестил свой клинок с третьим и закружился наконец в самом странном и страшном танце, какой смогла измыслить богатая на выдумку человеческая изобретательность. Рядом проносились тяжелые мечи, шелестел разрываемый их лезвиями воздух, летели искры от скрещивающихся со звоном клинков, мелькали лица, глаза, руки; подкованные сталью каблуки стучали по брусчатке, выбивая рваный ритм смертельной схватки, вскипевшей вдруг и сразу в наполненной жидким сияющим серебром ночи.
Уличная схватка – без щитов и доспехов – особый бой. Каждый пропущенный удар может стать последним или предпоследним, если ты позволил себя ранить, но зато такой поединок протекает значительно быстрее. Не обремененное тяжестью брони тело способно на большее, чем бессмысленно топтаться на месте, нанося противнику удары, которые более уместны в кузне, чем в поединке, и игнорируя или почти игнорируя ответные атаки в надежде на то, что твои доспехи крепче и что ты более вынослив, чем твой враг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
К своему немалому удивлению, Карл, отчетливо помнивший, как обнял и поцеловал даму Садовницу, теперь нашел себя сидящим на полу и мотающим головой из стороны в сторону из-за тяжелого звона, которым были наполнены его уши. Однако сейчас же, как только он это осознал, звон исчез, как будто его и не было, и окончательно вернувшийся в себя Карл огляделся по сторонам. Он по-прежнему находился в доме старого аптекаря, который вместе с остальными стоял совсем рядом с ним и смотрел на Карла с выражением неподдельного интереса, смешанного с… восхищением? Да, пожалуй, это было похоже на восхищение, что бы это ни означало на самом деле. Дама Виктория тоже находилась здесь. Стояла в шаге от Карла с выражением безразличия на осунувшемся и поблекшем лице. Вот на этом лице Карл и остановил свой взгляд. Оно о многом ему сказало и о многом напомнило.
Он встал, повел плечами и грустно усмехнулся в душе, понимая уже, какой подарок сделала ему дама Садовница.
– Я твой должник, Виктория, – сказал Карл серьезно и низко поклонился. – Я не знал, что ты умеешь это делать, но, даже если бы знал, никогда бы тебя об этом не попросил. Спасибо.
– Ты сказал, – равнодушно ответила она. – Поторопись, один из охотников идет прямо к тебе.
– Спасибо, – повторил Карл и повернулся к Марту: – Март, а где моя рубашка и…
– Все здесь! – вместо Марта ответил Казимир и, взяв со стола, передал Карлу его одежду.
– Спасибо, – кивнул Карл и стал быстро одеваться. При этом он обнаружил, что кто-то заботливо привел в порядок его рубашку и камзол. Рубашка была аккуратно зашита, а на камзол нашита большая серебряная сова с топазовыми глазами, закрывшая своим телом и крыльями дырку на плече. – Кого я должен поблагодарить за труд и заботу? – спросил он, окидывая взглядом присутствующих. Они по-прежнему хранили молчание, стоя на прежних местах, и Карл теперь понимал выражение их глаз.
Несколько минут назад он был едва ли не при смерти, потом – благодаря зелью Медведя – ожил, но выглядел и вел себя, как человек, выздоравливающий после долгой и тяжелой болезни, что отчасти соответствовало действительности, но, в любом случае, было оправданно. А теперь… Теперь он чувствовал себя почти так же, как семь часов назад, когда прощался с Деборой.
Еще ничего не кончено, сказал он себе, обрывая мысль о Деборе. Если я переживу эту ночь, тогда, возможно… Если, конечно, она сама этого захочет, добавил Карл, старавшийся никогда не кривить душой.
Он обвел присутствующих испытующим взглядом и остановился на Казимире.
– Ты? – удивленно поднял бровь Карл.
– Я, – с выражением неловкости на лице ответил Казимир. – Я подумал, что одежда еще может пригодиться…
– Спасибо, солдат, – поклонился Карл. – Сколько стоит эта сова?
– Пустое, – отмахнулся Казимир.
– Не пустое! – отрезал Карл и, сняв с пояса маленький кошель, в котором было два десятка золотых, подал его Казимиру. – Не отказывайся, Казимир!
– Он здесь! – вдруг сказала Виктория. – Продержись до полуночи!
– А что будет в полночь? – спросил Карл, пристегивая меч к поясу и направляясь к лестнице.
– С полуночи до рассвета колдовать нельзя, – объяснила Виктория. – Новое Серебро!
Да, сказал себе Карл, быстро спускаясь по лестнице, да, Новое Серебро. До полуночи, мысленно повторил он и подошел к двери.
5
Но до полуночи оставалось еще не менее четверти часа и тот, кто пришел за жизнью Карла, мог колдовать сколько душе угодно. Тем более что Ян пришел не один.
Карл вышел из дома Медведя на залитую прозрачным серебром полной луны площадь перед рыбным рынком, и одновременно из сумрака, сгустившегося под сводами аркады слева от него вышли Ян и Анна. Их разделяло не менее ста метров сияющего воздуха, но Карл сразу узнал высокого стройного мужчину в темном – вероятно, красном – коротком плаще и девушку в высокой шляпе с вуалью, падающей на левое плечо.
Мужчина и женщина прошли немного вперед – их шаги отчетливо звучали в тишине, окутавшей пустынную площадь, – и остановились, глядя на Карла. Тогда и Карл неторопливо двинулся им навстречу, сделал несколько шагов и тоже остановился.
Мне торопиться некуда, усмехнулся он про себя. Вам, я вижу, тоже. Поиграем.
За спиной скрипнула дверь и тихо прошелестели легкие шаги – по-видимому, туфли Виктории были на мягких подошвах.
– Уходи, Виктория, – тихо сказал Карл. – Это не твой бой.
– Я тоже так думала, – тихо ответила она из-за его правого плеча.
Интересно, что она увидела? Карл продолжал внимательно следить за Яном и Анной, но те не двигались.
– Ты что-то увидела? – спросил он.
– Ничего, что могло бы тебе помочь. – Голос Виктории был усталый, выцветший. Судя по всему, ей пришлось растратить слишком много сил. – Но я буду здесь, – добавила она. Хотя и не буду драться.
Но Ян этого не знает, понял Карл.
– Что он может? – Вот это был действительно серьезный вопрос.
– Не знаю, – ответила Виктория. – По-моему, он ничего не может, но с ним Анна.
– А что может Анна? – Карл увидел, как из-под аркады выходят двое вооруженных гвардейцев и медленно вдут к нему, обходя все так же неподвижно стоящих Яна и Анну.
– Не знаю. – Голос Виктории был полон печали и сожаления. – Но Анна одна из самых сильных в городе и самая сильная в клане Кузнецов.
На площадь из-под аркады вышли еще двое гвардейцев.
– Уходи, – повторил Карл. – Ян не будет со мной драться, во всяком случае, пока.
«А потом будет поздно, – подумал он со злой усмешкой. – Или я чего-то не знаю?»
– Иди, Виктория, – попросил он, и женщина молча ушла к дому. Она поняла.
Между тем четверо гвардейцев медленно приближались к Карлу и еще двое только что вышли из тени.
Красиво, согласился Карл. И драматично, но глупо. За спиной послышались тяжелые шаги двух мужчин.
– И что это значит? – спросил Карл, оглянувшись через плечо.
– Вы один, мой лорд, – ответил Казимир. – А их шестеро.
– Восемь, – поправил солдата Карл, который увидел и тех двоих, что еще не вышли под свет луны. – Но я спросил не тебя.
– Я умею не только смешивать лекарства, – пожал плечами Март. Вооружен он был солидных размеров саблей, которая тем не менее казалась маленькой в его могучей руке.
Трое – не один, согласился в душе Карл, но вслух сказал только: «Ну-ну!» и снова обернулся к противникам. Последние двое гвардейцев как раз вышли на площадь, и, дав им пройти вперед, следом тотчас двинулся и Ян, сопровождаемый отставшей на шаг Анной.
Просто парад какой-то, а не сведение счетов, подивился Карл, продолжавший с интересом наблюдать за эволюциями Кузнецов.
Гвардейцы приблизились метров на десять и остановились, растянувшись цепью. Ян остановился за их спинами.
Теперь будем говорить, понял Карл. Нет, это не драма, это трагедия.
– Доброй ночи, мастер Карл, – сказал Ян. В его голосе звучало торжество. – Должен заметить, что я вас недооценил.
– Это комплимент? – без улыбки спросил Карл.
– Нет, – улыбнулся Ян. – Констатация факта. Вы великолепный боец, и вас трудно найти. И то и другое имеет какое-то объяснение, но я не склонен заниматься научными изысканиями. Я вас нашел. Это тоже факт.
– Нашли, – кивнул Карл. – Зачем?
– Чтобы закрыть счет, – усмехнулся Ян, однако Карл почувствовал, что сейчас тому не до смеха.
Его душит злоба, и гнев сжигает сердце – вот что понял Карл.
– И для этого вы привели с собой восемь свидетелей и женщину, – равнодушным тоном подытожил Карл. Сейчас он говорил, как мытарь или как крючкотвор.
– Оставьте, Карл! – махнул рукой Ян. – Благородство не для вас. Какое, к демонам, благородство может быть у мужика?
Он хочет унизить меня перед смертью, мысленно покачал головой Карл. Мелкий человек. Такого легко расстроить.
– И то верно, – впервые улыбнулся Карл. – Но вы ошиблись, милейший.
Он поднял правую руку и повернул ее тыльной стороной ладони к Яну.
– Не знаю, видно ли вам, – сказал он голосом, в котором зазвучала сталь, – но это перстень графа империи. И ваш отец, владетель Кьедно Богомил, однажды его целовал, принося мне вассальную клятву.
Карл увидел, как вздрогнул Ян. Еще бы, ведь Карл назвал имя его отца, которое здесь, в Сдоме, вряд ли знали многие, если вообще кто-нибудь знал. Но Ян был точной копией своего покойного отца, причем не только внешне, но и по характеру.
«И слава богам! – признался себе Карл. – Потому что мог бы быть похож на меня, и тогда…»
К счастью, это был не его сын, но убивать сына Ольги Карлу не хотелось тоже.
– Ты Карл Ругер? – потрясенно спросил Ян.
– Я назвался, едва прибыв в город, – ответил Карл, ожидая, чем закончится словесная дуэль.
– Но тогда тебе должно быть… – Ян понял.
– Должно, – согласился Карл. – И многие в Сдоме это поняли раньше тебя.
Секунду или две Ян молчал, по-видимому, переваривая услышанное.
– Ну так у меня есть дополнительный повод убить тебя, Карл Ругер, – переходя на «ты», проорал вдруг Ян. – Даже два!
– Дай, угадаю, – улыбнулся Карл, который уже понял, куда катится кувшин. – Ты знаешь про меня и свою мать, ведь так?
– Знаю. – Ян неожиданно успокоился или, что вернее, просто смог взять себя в руки. Теперь он говорил ровным голосом. – Я читал ее дневник.
– Я тебе завидую. – Карл и в самом деле не отказался бы прочесть дневник Ольги. Она была очень милой женщиной, и воспоминания о ней согревали душу. – Но вернемся к причинам – тебе захотелось съесть мое сердце?
– Нет, – покачал головой Ян. – Я не верю в эти сказки. Но убить Долгоидущего – это тоже подвиг!
– Даже если убиваешь не сам? – восхитился Карл, но, как выяснилось, разговор был уже закончен.
– Убейте их! – приказал Ян и отступил назад, едва не налетев на Анну, стоявшую в продолжение всего разговора опустив голову.
Ну вот и все. Карл взглянул на луну, до полуночи оставались считаные минуты, а к нему уже бежали с обнаженными мечами гвардейцы Кузнецов.
Восемь мечей. Карл вытащил Убивца из ножен и парировал первый удар. Схватка началась.
6
До сих пор Карл еще не смог вспомнить все, но все, что он помнил о своей жизни, так или иначе касалось войны. Приняв много лет назад свой первый бой на стенах осажденного Линда, он, кажется, уже никогда не прекращал сражаться. Его душа тянулась к красоте, но жизнью Карла стало не искусство, а война. Она меняла облик и названия, но всегда оставалась сама собой – войной, и то же самое можно было сказать о нем. За долгие годы Карл успел – и не раз – побывать и солдатом и военачальником. Он менял врагов и сюзеренов, переходил из страны в страну, из языка в язык, но суть была неизменна, он был человеком войны. Шел ли он в бой сам по себе или вел других, командовал ли армиями или выходил на поединок чести, Карл воевал. Война и Дорога стали его Судьбой – или это Судьба определила ему идти и сражаться? Оставалось ли здесь место для сожаления? Возможно, что оставалось, но Карл отвергал сожаление, как низкое и недостойное мужчины чувство.
Все, что Карл делал в жизни, он делал по-настоящему или не делал вовсе. Возможно, поэтому и не знал он, что такое сожаление или раскаяние. Карл никогда и ни с кем не изображал любовника, он всегда любил женщин, которые любили его. И живописью он не «занимался», как иные, пусть даже и более одаренные, чем он, художники. Живописью Карл жил, растворяясь в ней – когда удавалось – до конца, существуя в ней с естественностью рыбы в воде или птицы в небе. И на войне он тоже был самим собой и только самим собой, а война, маленькая она или большая, всегда являлась для него одним и тем же – жестоким противостоянием, в котором ты мог либо победить, либо умереть. Во всяком случае, так, по мнению Карла, должен был думать солдат, идущий в бой. И сейчас, когда Карл снова оказался на войне, его душу не омрачали сомнения и не было в ней места для сожалений, ведь он был человеком войны.
7
Он парировал выпад, который гвардеец – по наивности, не иначе – полагал неожиданным и стремительным, уклонился от другого меча, нацеленного ему в бок, скрестил свой клинок с третьим и закружился наконец в самом странном и страшном танце, какой смогла измыслить богатая на выдумку человеческая изобретательность. Рядом проносились тяжелые мечи, шелестел разрываемый их лезвиями воздух, летели искры от скрещивающихся со звоном клинков, мелькали лица, глаза, руки; подкованные сталью каблуки стучали по брусчатке, выбивая рваный ритм смертельной схватки, вскипевшей вдруг и сразу в наполненной жидким сияющим серебром ночи.
Уличная схватка – без щитов и доспехов – особый бой. Каждый пропущенный удар может стать последним или предпоследним, если ты позволил себя ранить, но зато такой поединок протекает значительно быстрее. Не обремененное тяжестью брони тело способно на большее, чем бессмысленно топтаться на месте, нанося противнику удары, которые более уместны в кузне, чем в поединке, и игнорируя или почти игнорируя ответные атаки в надежде на то, что твои доспехи крепче и что ты более вынослив, чем твой враг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72