— Почему? — спросила она, удивляясь тому, что так прямо говорит о том, о чем обычно шептались по углам: что он попустительствовал своей дочери, Валтарии, когда та пыталась женить на себе принца, забеременела от Сангланта и вышла замуж за другого человека.
Гельмут только улыбался. Сын его, Бертольд, стоявший достаточно близко, чтобы слышать беседу, тихонько фыркнул. «Стоит запомнить на будущее, — подумала Росвита, — что юноша, помимо физической силы, унаследовал от отца иронический склад ума и неисчерпаемый запас добродушия».
— Я думаю, — вдруг сказал Виллам, — что король должен жениться снова. Королева София опочила в Покоях Света почти два года тому назад. Король — человек крепкой воли, но даже такому человеку всегда полезно иметь рядом с собой женщину, не уступающую духом и происхождением.
Она снова бросила взгляд на Бертольда, пытавшегося сдержать улыбку. Ибо Гельмут среди всех великих маркграфов был известен не чем-нибудь, а своей слабостью к женщинам, и приятно было знать, что дети хоть и осуждают его слабость, но все же снисходительны к отцу. Она вздохнула. Теперь с этим королевским поручением она все больше и больше втягивалась в мирские дела, в интриги, оплетавшие двор. Это не радовало. Хотя бы потому, что отвлекало от работы над «Историей».
— Если он соберется жениться, ему придется хорошо подумать, — сказала она, безропотно подчиняясь необходимости поддерживать разговор на эту тему.
— Не «если», а «когда». Генрих слишком умен, чтобы оставаться неженатым, и когда представится выгодная партия, уверен, он воспользуется случаем. — Гельмут запустил ладонь в седую бороду. На лице герцога все еще была добродушная улыбка, но он явно что-то скрывал. Это чувствовалось особенно сильно, когда Виллам, замолчав на минуту, стал сосредоточенно вглядываться в глубь леса, где шла королевская охота. — Он такой же человек, как все. За одним исключением: у него уже есть один незаконный сын, и плодить новых ему не хочется. Никто не придерется к его добродетелям…
— И справедливо, — поспешно согласилась Росвита. В самом деле, спорить с этим не следовало.
— Но не добродетель руководит им сейчас.
— Вы хотите сказать, что память, а не добродетель, удерживает короля от других женщин? Все это произошло тогда, когда я была еще только послушницей в Корвее, поэтому мне мало что известно. Вы думаете, он все еще любит ту женщину?
— Не женщину! Я не уверен, что это можно назвать любовью. Скорее, колдовством. Поймите, сестра Росвита, ее не интересовал никто из нас. — Улыбка тронула его губы и исчезла снова. — Я говорю это не только потому, что как тщеславный человек сам питал к ней интерес и ее безразличие ущемило мое самолюбие. Конечно, она была красавицей. Ее высокомерие было бы достойно самого императора Тайлефера, спустись он теперь с небес, дабы пообщаться с нами. Ее безразличие к людям было таким… — Он провел рукой по бревну, на котором сидел, поймал муравья и показал его собеседнице. — Она смотрела на нас, как на букашек. — Он щелкнул пальцами, отбросив насекомое в траву. — Может быть, то была простая человеческая надменность, но я всегда чувствовал, что ей что-то нужно от Генриха. Она не любила его, и я так и не понял, чего она хотела.
— Не ребенка?
— Которого сама же и оставила? Он только родился. Нет! — Он покачал головой. — Может, ей просто что-то ударило в голову, и, как лесные звери, она почувствовала, что пришло время, а Генрих просто оказался поблизости. Может, ее племя просто мыслит иначе, чем мы, и нам никогда не понять ее действий. А может, как шепчутся некоторые, тут действуют силы, с которыми и связываться не стоит. — Гельмут пожал плечами. — Санглант умный и храбрый, прирожденный полководец и владыка. Но он всего лишь бастард и всегда останется таковым.
— Мы вернулись к тому, с чего начали, — к цели сегодняшнего путешествия. Я уже отдохнула, маркграф Гельмут. Не пора ли идти?
Он кивнул. Росвита вновь отказалась от предложенной лошади, к отшельнику, известному своей жизнью, уместно было идти пешком, так же смиренно, как в свое время святая Текла шла к блаженному Дайсану просить, чтобы он взял ее в ученицы.
Они пошли вперед. По правде говоря, она откладывала выполнение королевской просьбы, как только могла, надеясь, что король передумает. Но тот не передумал. К тому же отец Бардо теперь оказался в большом затруднении. Херсфордский монастырь был не из богатых, а пока король находился в нем, весь двор приходилось кормить. Больше пяти-шести дней монахи не выдержали бы.
Лесная дорога, по которой они двигались, превратилась в заросшую сорняками тропу с мелколесьем, где изредка встречались крупные деревья. Идти приходилось гуськом, лошади только мешали. Росвита шла впереди, и она не раз извинялась перед сыном маркграфа, которому из-за ее рассеянности частенько доставалось веткой. Но Бертольд не жаловался. День был тихий, теплый и немного душный. Говорят, такая погода предвещает жаркое лето.
На вершине следующего холма лес не рос. Тропа неожиданно вывела их в поле, залитое солнцем и покрытое огромными поваленными камнями, местами поросшее кустарником и чахлыми деревцами. Когда-то здесь жили люди, но теперь лес понемногу восстанавливал свою власть.
Посередине высились четыре огромные насыпи, заросшие буйной травой и полевыми цветами.
— Никогда не подумал бы, что даррийцы строили на таких высоких холмах, — проговорил Виллам, пораженный увиденным.
Росвита подошла к насыпи. Она присела перед камнем, наполовину скрытым в траве. Массивный кусок скалы с вырезанными на нем надписями и изображениями, почти стершимися от времени и непогоды, покрытый трещинами, обросший мхом и лишайником… Что хотели изобразить на нем давно умершие строители? Она пыталась очистить мох с поверхности… Раздвинув густую крапиву у основания огромного, раза в два выше ее, камня, она увидела глубокую дыру, уходящую под землю.
— Похоже, это не даррийские развалины, — сказала она, когда Виллам с сыном подошли ближе. — Смотрите, изображений уже не видно, а даррийские надписи сохраняются обычно хорошо. Кроме того, даррийские крепости имели форму квадрата. Смотрите сюда.
Она повернулась, оглядывая площадку, стоя в самом ее центре, как раз посередине между четырьмя насыпями. Лес окружал их, высокие деревья не давали увидеть, что было внизу холма.
— Кажется, эти стены образуют круг — так, по крайней мере, лежат камни. И насыпи… Не даррийская работа.
— Чья тогда? — спросил Виллам. — Должно быть, камни сюда затаскивали какие-то великаны. Лошадям такое не под силу.
— И высоченный лес, — добавил заинтригованный Бертольд, — это не могло быть фортом. Никакого обзора вокруг.
Росвита снова осмотрела насыпи и линию леса. Посохом отодвинула мешавшие кусты и подошла к одному из холмов. Бертольд последовал за ней, а Виллам остался, переводя дыхание после дороги. Солдаты оставались на опушке леса, отпустив лошадей пощипать траву. Росвите подумалось, что люди боятся приближаться к руинам.
Должно быть, не зря. Некоторые называли развалины «кольцами великанов», другие — «коронами эльфов». Третьи говорили, что это зубы дракона, неожиданно задремавшего и обратившегося в камень, когда рассвет застиг его врасплох. А совсем старые предания рассказывали, что задолго до того, как Аои, Ушедшие, под натиском варваров покинули Дарр, здесь жили и строили дома другие создания: великаны, полулюди, рожденные не то от драконов, не то от ангелов. Они владели знаниями, давно потерянными людьми, точно так же, как потеряны теперь знания, которыми обладала Даррийская Империя — величайший союз людей и эльфов.
Опираясь на посох, она с трудом карабкалась по крутому склону одной из насыпей — судя по положению солнца, западной. Полы длинного платья путались под ногами, мешая идти. Бертольд остался внизу. Он обошел вокруг, пиная ногами камни и кинжалом срезая ветви, преграждавшие путь. Тяжело дыша, Росвита поднялась на самую вершину и с чувством удовлетворения посмотрела вниз. Как она и думала, отсюда можно было видеть то, что было за деревьями. Там, впрочем, ничего интересного не оказалось: вершины других холмов, поднимавшиеся из леса, да голубая небесная гладь. Зато открывалась площадка с насыпями и множество камней, как она и предполагала, опоясывавших холм ровным кругом.
— Посмотрите сюда! — взволнованно вскрикнул Бертольд.
Он стоял у основания насыпи со стороны, противоположной центральному камню. Росвита осторожно спустилась и подошла к юноше одновременно с его отцом. Мальчик порозовел от восторга.
— Я видел такие насыпи раньше. Во владениях матушки их несколько. И всегда там есть ход вниз. Такой, как этот.
Он подобрал крепкую палку и отодвинул каменную плиту, загораживавшую вход. Росвита согнулась, вглядываясь вниз. Темное отверстие зияло, как пасть животного. Оттуда шел спертый воздух с запахом вещей, долго не видевших дневного света. Она содрогнулась и отошла назад. Бертольд, со свойственным юности энтузиазмом, занял ее место и еще дальше отодвинул плиту, делая вход шире.
— Думаешь, это мудро? — спросил вдруг Виллам.
— Мы залезали как-то в такую. — Бертольд сунул голову в глубокое отверстие, голос его звучал приглушенно. Он увидел пустую комнату, немного костей, битую посуду и много грязи.
Виллам коснулся Круга Единства на шее.
— Разве можно беспокоить останки? Хоть бы обращались с ними по-людски… — Тут он замолк.
— Черт возьми! — расстроился Бертольд. — Слишком темно, а у нас нет факела. Даже если я отодвину плиту, проход не прямой и в саму подземную комнату свет не попадет. Надо прийти сюда завтра — с солдатами и факелами. — Он оглянулся через плечо и улыбнулся. — Если позволите, отец.
— Чтобы найти какую-нибудь нежить? — ужаснулся старый Гельмут.
Росвита могла только согласиться с ним. Старую могилу, если это была могила, осквернять не следовало. Но Бертольд этого не понимал.
— Если здесь и было древнее волшебство, то прошло много лет. Оно давно умерло. А вот сокровища в гробнице вполне могут быть.
— Конечно, достойная сестра Росвита, — Виллам обратился к ней за поддержкой, не в силах противостоять жизнерадостному напору сына, — вы, как и я, считаете, что мертвых лучше не беспокоить до тех пор, пока они сами не призовут нас к себе.
— Я мало знаю о магии, маркграф Гельмут. Запрещенное искусство изучают сестры из монастыря святой Валерии, а мы в Корвее работаем над хрониками. Но ко всякому признаку волшебства следует относиться серьезно. Живое это волшебство или мертвое.
Она говорила уверенно, надеясь произвести на юношу впечатление, но тот только кивнул и направился к другим насыпям.
Виллам вздохнул:
— Он хороший мальчик. Но слишком любознательный и неблагоразумный.
— Скоро мы покинем монастырь, маркграф Гельмут. Я обещаю присмотреть за ним.
— Благодарю.
Росвита наблюдала за юношей, но вдруг взгляд ее остановился на следах едва заметных, но ведших как раз в том направлении, что указал ей отец Бардо: «По ту сторону холма найдите звериную тропу». Сам настоятель, судя по всему, так ни разу и не навестил самого известного своей святостью монаха в округе собственного монастыря. Комфорт он предпочитал долгим прогулкам.
«Не возгордись, Росвита, — сказала она себе, — грешно осуждать других».
— Вот наша тропа, — подозвала она остальных, глядя в лес. И в этот момент, стоя спиной ко входу в гробницу, она почувствовала чье-то присутствие, но резко обернулась, и тут же ощущение пропало. Всего лишь каменная насыпь с дырой, заваленной каменными плитами…
Но у Виллама тоже было странное выражение лица.
— Я вдруг почувствовал… Будто кто-то, как слепец, который видит только пальцами, ощупывает меня, пытаясь понять, кто я такой.
— Надо уходить отсюда.
— Я позову сына, — ответил он, — встретимся на тропе.
Гельмут заспешил. Росвита повернулась спиной к гробнице и почувствовала кого-то, правда не так сильно, как раньше, будто этот «кто-то» держался теперь в отдалении. Ей стоило больших усилий идти к тропе, не оборачиваясь.
Гельмут и Бертольд с солдатами ждали ее на узенькой дорожке, ведущей в глубь леса. Но не пройдя и сотни шагов по склону, она увидела россыпь камней и родник, бьющий из небольшой расщелины. И совсем рядом небольшую, свежеоштукатуренную хижину. Соломенная крыша заросла зеленоватым мхом.
Она прислушалась к завывавшему в деревьях ветру, к стуку веток, шуму, который обычно издавали лесные животные, к пению птиц наверху. Ничего не было слышно. На площадке, усеянной камнями, было тихо. Совершенно тихо. Ни звука, если не считать их дыхания.
Виллам и его люди почтительно стояли в стороне, в то время как она направилась к хижине. Тесанная из бревна скамья стояла перед дверью. Внизу двери прорублено небольшое отверстие, достаточное для маленькой зверюшки. Росвита постучала и заговорила мягким голосом:
— Брат Фиделиус? Я Росвита из Корвея, пришла послушать вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71