Вошла Джудит. Рядом с ней Болдуин казался маленьким и хрупким.
По знаку одного из слуг Ивар отошел в сторону и уселся в уголке. Возле стола одна из священниц, ехавших в свите Джудит, напевно произносила что-то над тканью, исписанной словами на даррийском языке, — наверное, один из простых заговоров от болезни, которые подчас использовали клирики. Женщина намочила ткань в уксусе и обернула вокруг камня. Только сейчас Ивар заметил, что служанки Джудит засуетились, раздевая маркграфиню. Они перешептывались и хихикали. Старшая служанка задернула занавеску у кровати, все остальные устроились на полу и приготовились ко сну. Но Ивар не мог заснуть. Он опустился на колени лицом к стене и принялся молиться.
Но он все равно слышал, что происходило вокруг. Похоже, маркграфине пришлось изрядно потрудиться, чтобы выполнить задуманное.
До Ивара доносился шелест простыней, приглушенный смех, вздохи. Он мог представить, что происходит в кровати за занавеской, но он не должен думать об этом… Молитва не шла на ум.
Он услышал, как несколько раз порывисто выдохнул Болдуин, и все стихло.
Ивар с гримасой боли опустился на ковер — от долгого стояния на коленях все его члены онемели — и задремал. Но посреди ночи он проснулся — молодоженам за занавеской не спалось.
Когда наконец они закончили и Ивар снова заснул, ему приснился кошмар. Враг рода человеческого послал ему сон, в котором была Лиат — живая, веселая и близкая.
С утра Джудит выполнила оставшиеся формальности: подарила своему мужу подарки в знак состоявшейся свадьбы. Болдуин получил прекрасный меч с украшенной драгоценными камнями гардой, шелковую аретузскую тунику, маленькую шкатулку из слоновой кости, наполненную кольцами и дорогими застежками для плаща, и двенадцать золотых монет, отчеканенных в Аретузе.
Дядя Болдуина передал ему золотой шарик с колокольчиками внутри, чтобы тот подарил его своей жене.
Подарок Джудит родителям Болдуина оказался гораздо существеннее: они получили несколько поместий в Аосте и Ольсатии, о чем договорились еще пять лет назад, и теперь документы осталось лишь зачитать при всех.
Солнце уже поднялось довольно высоко, когда они наконец продолжили путь. Джудит ехала во главе процессии, предоставив Ивару плестись рядом с Болдуином. Молодой муж, став теперь настоящим мужчиной, собирался отращивать бородку — знак его нового положения.
Ивар легонько похлопал друга по руке. Тот вздрогнул, словно мимолетное прикосновение напугало его.
— С тобой все в порядке? — прошептал Ивар. — Такое впечатление, что тебя лихорадит.
— Не знаю…
Глаза у Болдуина действительно лихорадочно блестели, в его взгляде Ивар явно уловил отблески тех видений, которые мучили его самого всю ночь напролет. Смутившись, оба молодых человека одновременно отвернулись, а когда Ивар вновь решился посмотреть на Болдуина, тот уже устремил взгляд на леди Таллию. Он смотрел на нее так, словно видел впервые.
— Не знаю, — повторил он, но никто не мог поручиться, что он отвечал на вопрос Ивара, а не на собственные мысли. Больше он не произнес ни слова, и Ивар ехал рядом с ним в напряженном молчании.
2
Когда Росвита на ночь клала под подушку «Житие святой Радегунды» — дар умирающего брата Фиделиуса, — ей снились странные сны. Ей слышались голоса, разговаривавшие с ней на незнакомом языке. Из леса выбирались какие-то твари, которые исчезали, как только появлялись настоящие лесные звери. В лучах солнца медленно вращалось золотое колесо. Юный Бертольд мирно спал в каменной пещере под охраной шести юношей, чьи лица сияли нестерпимо ярким золотистым светом. Горные пики сверкали на солнце, а на крыльях ветра танцевали полупрозрачные дэймоны, словно сотканные из лунных лучей. В тени скалы величественно лежал лев, по равнине гончие гнались за оленем, за ними скакали всадники в блестящих одеждах.
— Сестра Росвита!
Кто-то потряс ее за плечо, и она проснулась, вынырнув из мира сновидений. Росвита села, моргая спросонья.
— Прошу прощения, сестра. — Голос брата Константина дрожал, как у ребенка. — Вас хочет видеть король. Вас проводит слуга.
— Хорошо, брат. Отвернитесь, пожалуйста.
Он пробормотал извинения, а Росвита выскользнула из-под одеяла и натянула на себя монашеское одеяние. Сестра Амабилия мирно похрапывала на соседней кровати. Росвита мимоходом позавидовала ее способности спать, ни на что не обращая внимания. Росвита посмотрела на «Житие» и, поддавшись мгновенному импульсу, взяла книгу с собой.
Король ожидал ее за конюшнями. Казалось, он и вовсе не ложился спать. Он смотрел, как его сын мечется по двору. Несмотря на то что в его распоряжении было довольно большое пространство, Санглант двигался, описывая короткий полукруг, словно его по-прежнему удерживала цепь. Принца освободили всего двадцать дней назад, и он еще не привык к свободе.
Едва Росвита приблизилась, огромные собаки зарычали — такие звери запросто могли растерзать человека, и монахиня вздрогнула. На шеях псов поблескивали железные ошейники, от которых шли короткие цепи, удерживающие животных на привязи.
Увидев Росвиту, Генрих показал на Сангланта:
— Он решил отправиться за одной из моих «орлиц», причем даже без эскорта. Возможно, сестра, вы сумеете убедить его остаться здесь, нам с Вилламом это не удалось.
Санглант прекратил метаться и застыл на месте, прислушиваясь — то ли к ее шагам, то ли к пению птиц. Неужели брат Фиделиус действительно услышал о ребенке женщины Аои и человека от птиц? Неужели принц понимает птичий язык? Или он прислушивается к чему-то другому?
— Позвольте мне поехать, ваше величество, — сказал Санглант.
Генрих посмотрел на Росвиту, надеясь, что она вразумит строптивца. Она задумалась.
— Что вас тревожит, ваше высочество? Куда вы хотите уехать? — спросила она наконец.
— К этому времени она должна была возвратиться. Я был терпелив. Но ее ищут. — Он повернулся. — Я могу их чувствовать. Но здесь есть еще что-то, и я не понимаю, что именно. Что если с ней по дороге случилась беда? Я должен ее найти!
Его удерживало только присутствие отца. Генрих никогда не смог бы управлять такой большой страной, если бы не обладал силой воли и целеустремленностью, какие редко встретишь у обычного человека. Только выражение лица короля не позволяло Сангланту тотчас бежать на помощь Лиат.
— Как вы сумеете найти эту «орлицу»? В стране столько дорог…
— Но я чувствую смерть. — Он задрожал, прохрипел что-то, что больше походило на рычание, и упал на колени. — Владычица! Я чувствую, как к ней тянется рука смерти!
— Он сидел на цепи, как собака, и теперь чувствует, как собака, — пробормотал Генрих. — Никто не должен видеть его в таком состоянии.
— Ваше высочество. — Росвита знала, как успокаивать обезумевших людей. Как старшая дочь в доме отца она знала, как усмирить гнев мужчины, много раз она успокаивала и самого короля Генриха. Сейчас она шагнула вперед и осторожно, но вместе с тем твердо положила руку на плечо принца. Он вздрогнул. — Не лучше ли остаться с королем и подождать ее здесь. Так вы не рискуете разминуться. «Орлица», которую вы ищете, возвратится к королю. Если же вы последуете за ней, как вы сумеете найти ее?
Он прикрыл глаза рукой, и Росвита поняла, что Санглант тихо плачет. По крайней мере собаки не могут плакать, значит, он — снова человек. Ободренная этим маленьким успехом, монахиня продолжила:
— Сегодня, ваше высочество, мы снова отправимся в путь. В Верлиде мы вполне можем остановиться на неделю — запасов там хватит. Сколько путей ведут в Верлиду? Вы можете выбрать неверную дорогу и потратите несколько месяцев, чтобы убедиться, что вы с вашей «орлицей» разминулись. Будьте терпеливы.
— Все «орлы» вовремя возвращаются к королю, — мягко сказал Виллам. — Если вы останетесь тут, в конце концов вы встретитесь с ней.
— Она все равно вернется ко мне, — прошептал Санглант.
— Все молодые люди торопят события, — улыбнулся Виллам. — Вы должны быть терпеливы с ним, ваше величество. Ему пришлось многое пережить.
Король, нахмурившись, смотрел на сына. На дорожке, ведущей в часовню, появились клирики. В воздухе зазвучали слова молитв, и выражение лица Генриха изменилось.
— Она красивая молодая женщина, — продолжал Виллам. — Это неплохо, возможно, ее присутствие вернет принцу интерес к женщинам.
— Сын мой, — обратился Генрих к сыну. — Что значит «рука смерти»?
Внезапно Санглант вскочил, словно до него донесся чей-то неведомый голос, и принялся отвязывать цепи, удерживающие собак. Лошади занервничали: собаки рвались к ним. Сангланту пришлось пустить в ход кулаки, чтобы усмирить взбесившихся псов. Принц вскочил на своего коня, приказывая псам держаться рядом, и поскакал к реке.
Король посмотрел на Хатуи. Та кивнула, сразу поняв, что от нее требуется, и поехала за принцем. С едва слышным ропотом за ней отправились четверо солдат.
— Я просто не знаю, что с ним делать, — пробормотал Генрих.
— Оставьте его на некоторое время. Пусть успокоится, — посоветовал Виллам. — А после снова дайте ему «драконов». Хорошее сражение излечит его.
Но Генрих лишь нахмурился:
— Унгрийский король сообщил, что предлагает своего младшего брата в женихи Сапиентии.
Росвита удивилась:
— Разве вы не одобрили прошение салийского принца Гиллиарма? Или сына короля Полении?
— Дикари! — пробормотал Виллам, который сражался с поленийцами до их обращения в веру Единства. — Лучше бы вы выдали ее замуж за молодого Родульфа Варингского и таким образом укрепили с ним отношения. Когда Сапиентия взойдет на трон, ей понадобится поддержка герцогини Иоланды Варингской.
— Он всегда был послушным сыном, — произнес Генрих, глядя на дорогу, по которой ускакал Санглант. — Но я должен полагаться на то, в чем уверен. Бесполезно строить замок на песке, ему нужно прочное основание.
Виллам посмотрел на Росвиту и поднял брови, будто не понял, о чем говорит король. Росвита в ответ лишь пожала плечами.
Перед домом, в котором они остановились на ночь, слуги уже разгружали повозки и вытаскивали сундуки. Росвита увидела, как молодой брат Константин бредет по двору, руки у него были заняты бутылками с чернилами и связками перьев. Он смотрел под ноги и столкнулся с одним из слуг. Выронив чернильницу, он наклонился за ней, но у него из рук тотчас выскользнула связка перьев.
Росвита улыбнулась:
— Ваше величество, можно я пойду и помогу клирикам разобрать пожитки?
Генрих рассеянно кивнул. Но не успела монахиня отойти и на несколько шагов, как король снова позвал ее.
— Спасибо вам, добрый друг, — сказал он и улыбнулся. Росвита лишь склонила голову, как всегда покоренная силой его обаяния.
Росвита догнала Константина как раз вовремя, он только что собрал все перья и теперь пытался встать с колен, не рассыпав всего остального. В следующую секунду до нее донесся знакомый голос. Из дома, сонно моргая и удивленно осматриваясь по сторонам, показались сестра Амабилия и брат Фортунатус. Во двор въехал всадник.
— Где король? — подъезжая, спросил он.
Росвита выступила вперед, желая взять послание, которое, как она думала, привез гонец, но тот отрицательно покачал головой.
— У меня нет послания, — сказал он. — Я герольд маркграфини Джудит. Скоро она вместе со своим женихом присоединится к королевской свите. Маркграфиня сопровождает леди Таллию.
— С женихом! — ошеломленно повторил Фортунатус, а Амабилия воскликнула:
— Боже Всевышний! Что же натворила бедная девочка, если ее так быстро выгнали из монастыря? — Она говорила о леди Таллии.
В поле зрения показались новые всадники, и клирики с надеждой уставились на прибывающих, желая подробнее узнать, что же произошло с леди Таллией. Однако это был раздраженный Санглант, рядом с которым ехали Хатуи и четыре гвардейца, с опаской посматривающие на эйкийских собак. Псы Сангланта пронзительно лаяли, а минуту спустя во двор вышел граф Лавастин со своими черными гончими. Гвалт стал совершенно несусветным, Росвита не выдержала и заткнула уши.
Санглант спрыгнул с коня и попытался утихомирить своих собак, но те продолжали буйствовать при виде гончих, которые благоразумно держались на почтительном расстоянии.
Появился наследник графа Лавастина — молодой лорд Алан, он опустился рядом с собаками и что-то прошептал, гончие тут же успокоились.
Санглант все еще пытался утихомирить своих зверюг, которые лаяли и огрызались. Правая рука принца была в крови — цепь сорвалась и содрала Сангланту кожу. Алан осторожно подошел, опустился на колени и положил руку на голову ближайшей эйкийской собаки.
Росвита зажмурилась, Амабилия прерывисто вздохнула, Фортунатус чертыхнулся, а Константин вздрогнул. Тотчас Росвита укорила себя в трусости и открыла глаза, и перед ней предстала невероятная сцена.
Алан держал руку на голове самого большого и уродливого пса. Тот смирно сидел, дрожа, из пасти у него капала слюна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52