Но ей это удалось!
Все молча смотрели на Лиат, а она нервно уставилась на кушетку и рассматривала ее так, словно от этого зависела вся ее дальнейшая жизнь. На кушетке лежало тонкое покрывало кроваво-красного цвета, расшитое золотыми и серебряными нитями, — на нем изображалась сцена охоты. С того места, где стояла Лиат, виднелись лишь гончие, преследующие оленя, три всадника и куропатки, испуганно взмывающие к небу. Стоящий перед Лиат король Генрих закрывал широкой спиной часть искусной вышивки.
— Поэтому нужно обязательно послать вестника к графу Лавастину, — закончил Санглант. — Если проклятие Кровавого Сердца не коснется Лиат, если ее каким-то образом охраняет магия ее отца, то это проклятие падет на графа Лавастина. Кровавое Сердце — могущественный колдун…
— Он мертв, — отрезал Генрих.
— Не случится ничего дурного, если мы пошлем «орла», — неожиданно заговорила Хатуи. — Мы предупредим графа, а дальше он может поступить, как сочтет нужным, — прислушается к сказанному или не обратит на это внимания.
— И гончая, — задумчиво сказал Санглант. — Гончая умерла непонятно почему. Это слишком похоже на руку Кровавого Сердца.
— Что передать графу? — спросила Хатуи. — Как можно преодолеть проклятие?
Санглант беспомощно взглянул на Лиат, но та лишь пожала плечами. Честно говоря, она, как и Генрих, не совсем понимала, о чем говорил принц: может, несколько месяцев, проведенных в плену у Кровавого Сердца, лишили его разума? Или он и в самом деле прав? Может, действительно проклятие, от которого ее защитила магия отца, обрушится теперь на Лавастина?
— Пошли «орла», — приказал Генрих Хатуи, — пусть передаст все, о чем тут говорилось. И быстро возвращается.
Хатуи кивнула и тут же вышла.
Генрих дотронулся до раненой руки, поморщился и поймал взгляд Сангланта, который тоже поморщился — то ли от сочувствия, то ли от осознания собственной вины. Виллам помог королю сесть на кушетку. Генрих, казалось, о чем-то глубоко задумался.
— Ее заметили, — наконец произнес он, пристально изучая Лиат.
«Старайся быть незаметной», — вспомнились ей слова отца. Он был совершенно прав — только так можно было жить спокойно. Но назад дороги нет — что было, то было: она не поехала с Вулфером, не осталась с колдуном из народа Аои, теперь остается только ждать, чем все закончится.
Но даже сейчас она не жалела о своем выборе.
— Граф Лавастин хотел взять ее в свою свиту, а он не дурак. Даже сестра Росвита, которой я всецело доверяю, проявила интерес к этой женщине. Не сомневаюсь, что и другие заметили ее. — Виллам откашлялся, собираясь заговорить, но Генрих продолжал: — Церковь абсолютно права, что держит такие силы под контролем, хотя они по-прежнему существуют. А то, что ты видел, Санглант… — Король поднял руку, и к нему тотчас поспешил слуга с чашей вина. Король отпил глоток, а потом предложил вина дочерям, Росвите и Вилламу. — Возможно, женитьбу на женщине, связанной с колдовством, стоит предпочесть той, что, вероятно, принесет трон Аосты.
— С какой стати мне рассуждать о выгоде и преимуществах, которые даст брак с ней? Она спасла мне жизнь!
— Убив Кровавое Сердце. Ты сам видел силу, которой она обладает.
Санглант покраснел от гнева и выпалил:
— Я бы сошел с ума, сидя в цепях, если бы не думал о ней! — Он произнес это так быстро, словно боялся, что потом не решится выговорить такие неосторожные слова.
— А-а, — протянул Виллам. Таким голосом говорил бы, наверное, человек, на глазах которого только что произошло чудо. Он взглянул на Лиат, она вспыхнула, вспомнив то, что он предлагал ей несколько месяцев назад.
Генрих, казалось, испытал сильную боль при этих словах, он потер рукой висок, нахмурился, потом поднял глаза на сына:
— Санглант, люди нашего круга женятся не для удовольствия и не от избытка чувств. Для этого существуют любовницы. Мы женимся только ради того, чтобы заключить выгодную сделку, обрести союзников или укрепить границы.
— Мне едва ли не с рождения вдалбливали в голову, что я никогда не женюсь, что я просто не могу себе этого позволить. Почему я должен усмирять зов своего сердца? Именно на ней я женился и ей принес клятву верности перед Господом Богом. И ты этот союз оспорить не сможешь.
— Зато я могу судить, имеет ли она право выйти замуж, свободна ли она. Отец Хью был прав: она служит мне и прежде всего должна была получить мое разрешение на брак. Если же считать, что она не состоит на королевской службе, значит, она принадлежит Хью, она его рабыня, и тогда он может делать с ней все что пожелает.
Сапиентия тихонько застонала, словно терпела жестокие муки. Теофану шагнула было к ней, чтобы успокоить, но своенравная принцесса оттолкнула сестру. Тотчас к ней поспешила Росвита.
— Мы еще не говорили об отце Хью, — промолвила тихо Теофану. — И о тех обвинениях, которые я готова выдвинуть против него, отец. Кроме того, я привезла с собой свидетельство матушки Ротгард, написанное ее собственной рукой.
— У меня тоже есть письмо от нее, — добавила Росвита. Сапиентия тихонько всхлипывала на плече священницы. — Разве в вашей свите нет святой монахини, ваше высочество? — обратилась она к Теофану. — Ее зовут сестра Анна, и она приехала, чтобы расследовать это дело.
Теофану смущенно потупилась:
— Сестра Анна? Она ехала с нами из монастыря святой Валерии. Весьма мудрая женщина, набожная и неподкупная. Но она заболела по дороге и несколько дней была на грани жизни и смерти. Мы ухаживали за ней, но после выздоровления она все время носит вуаль — солнечный свет вреден для ее глаз. Я пошлю за ней.
— Откуда мы знаем, — раздраженно воскликнула Сапиентия, — что эта «орлица» не колдунья? А что если она околдовала Хью? — Но она и сама не верила своим словам. — Боже милосердный! Он так явно выказывал свою склонность к ней, простолюдинке, он тем самым унизил меня в глазах всех придворных!
— Тише, ваше высочество, — успокаивала ее Росвита. — Все будет в порядке.
— Я еще не разобрался с этой парочкой, — заметил Генрих. — Но будьте уверены, любое обвинение в колдовстве при моем дворе рассматривается строго и беспристрастно, в особенности если это обвинение окажется правдой. Санглант! — Генрих взмахом руки приказал Сангланту опуститься на колени. — «Орлица». — Лиат опустила голову. Король полностью пришел в себя, успокоился, и она почувствовала, насколько велика его власть. Да и кто бы не содрогнулся, почувствовав на своем челе кроткое дыхание Бога? Одного мановения руки, одного вздоха достаточно, чтобы отправить ее душу в преисподнюю. — Лиатано. Что ты можешь сказать?
Она с трудом выговорила:
— Я в вашей власти, ваше величество.
— Верно. Почему ты вышла замуж за моего сына?
Лиат снова покраснела. Она не осмеливалась посмотреть на стоящих в комнате людей, даже на Сангланта, особенно на Сангланта — слишком ясно она помнила ночь и то, что происходило между ними. Она уставилась на пол, вернее, на прекрасный алый ковер, на котором светлым шелком была вышита восьмиконечная аретузская звезда.
— Я… Я клянусь, ваше величество. Я и не думала о выгоде. Я просто… — Она запнулась. — Я…
— М-да, — Виллам подавил смешок, — боюсь, друг мой Генрих, тут нет ничего того, что мы не видели бы сотни и тысячи раз. Они молоды и красивы и желают лишь одного — того, что может дать обладание молодым и прекрасным телом.
— А что, только молодым дозволено стремиться к плотским утехам, друг мой Гельмут? — рассмеявшись, спросил Генрих. — Да будет так. Если отец и научил ее какому-то колдовству, из-за которого другие так хотят овладеть ею, то я ничего такого не вижу. Но…
Но.
Слово обрушилось на нее, как топор палача.
— Я не потерплю неповиновения от своего сына. Он пришел в этот мир голым, и я одел его. Он ходил пешим, пока я не дал ему лошадь. Мои капитаны учили его, он носит доспех, который дал ему я. Все, что у него есть, он получил от меня и по моей милости. А в своей гордыне он позабыл обо всех моих благодеяниях.
— Я не забыл, — хрипло отозвался Санглант.
— Ты больше не носишь железный ошейник, надетый на тебя Кровавым Сердцем. Где же золотое ожерелье — знак королевского рода, которое показывает, что ты — плоть от моей плоти и кровь от моей крови, наследник королей Вендара и Варре?
— Я не буду его носить.
Санглант высоко вздернул подбородок — упрямый принц, высокие скулы, овал лица и разрез глаз которого говорили о нечеловеческом происхождении.
— Ты меня оскорбляешь. — Слова Генриха прозвучали скорее как вопрос, а не как утверждение. Лиат явно расслышала в нем предупреждающие нотки.
Понимает ли Санглант, что бессмысленно идти против воли короля, что невозможно ему противостоять? Они никогда не смогут ничего противопоставить его силе и власти.
— Я больше не «Королевский дракон».
— Тогда отдай мне пояс, которым я опоясал тебя, когда тебе исполнилось пятнадцать. И верни мне меч, который я вручил тебе после Гента.
Виллам тихо охнул. Даже Сапиентия посмотрела на брата с тревогой, по ее щекам текли слезы. У Лиат сдавило горло. Но Санглант с каким-то мрачным удовлетворением снял пояс, ножны и меч и сложил это все к ногам короля.
— Ты — лишь то, что я из тебя сделал, — зазвучал в звенящей тишине голос Генриха. — Поэтому ты будешь делать то, что я тебе прикажу. Я не скрываю, что спокойно отношусь к многочисленным утехам плоти. Возьми эту женщину в любовницы, если пожелаешь, но поскольку она состоит на королевской службе и не получала моего дозволения на брак, все ее клятвы считаются недействительными. Я вооружу армию и поставлю тебя во главе ее, и ты поведешь эту армию на юг — в Аосту. А когда ты поможешь принцессе Адельхейд вернуть престол, ты женишься на ней. Полагаю, постель королевы послужит тебе достаточным утешением, во всяком случае это намного больше того, что может дать колдунья, какой бы красивой она ни была.
— А как же я, отец? — потребовала Сапиентия. Ее слезы мгновенно высохли.
— Ты станешь маркграфиней Истфолла. Так что тебе нужно научиться править самой.
Сапиентия покраснела, словно он швырнул ей в лицо подачку, однако и не подумала возражать.
— А что со мной, отец? — тихо спросила Теофану. — Что ты ответишь герцогу Конраду?
— Я не доверяю Конраду, — фыркнул Генрих. — И не собираюсь отдавать сокровище человеку, у которого, как я подозреваю, есть свои собственные честолюбивые планы.
— Но, отец…
— Нет, — отрезал он. Теофану ничем не показала, что она расстроена его решением или рада ему. — Так или иначе, церковь скажет, что вы состоите в слишком близком родстве, чтобы жениться. У вас — общий предок в… — Генрих вопросительно посмотрел на Росвиту.
— В седьмом колене, если считать по старому имперскому методу. И в четвертом, если вести исчисление по методу, предложенному святой матерью Гонорией, иерархом, чье правление предшествовало правлению Клементин в Дарре.
— Родственники до пятого колена не могут вступать в брак друг с другом, — удовлетворенно заключил Генрих. — Конрад не получит невесту из моего дома.
Вернулась Хатуи, поклонилась и осталась у двери, ожидая дальнейших приказаний, а они не заставили себя ждать. Генрих обратился к ней:
— «Орлица», передай герцогу Конраду, что я жду его на аудиенцию. Прямо сейчас. А что касается отца Хью…— Отошлите его к иерархам, — прошипела Сапиентия. — Хочу увидеть, как ему вынесут приговор! — И принцесса разразилась бурными рыданиями.
— Так, — продолжил Генрих. — Для меня тут есть письма, и я хочу поговорить с сестрой Анной. — Он поймал взгляд Сангланта, который с молчаливым упрямством стоял на коленях перед отцом. — А ты возвращайся в свои покои и не появляйся до тех пор, пока не будешь готов просить прощения.
Аудиенция закончилась. Лиат встала, колени у нее ломило, но она не осмелилась растереть их в присутствии короля. Санглант помедлил минуту. Он хочет проявить непокорство? Или просто не расслышал? Генрих недовольно пробурчал что-то, принц поднялся, посмотрел на Лиат, потом на сестер…
— Пойдемте, — сказал Виллам не без сочувствия. — Нам уже пора.
Когда они вернулись в комнату Сангланта и за ними захлопнулась дверь, Лиат бросилась в его объятия и некоторое время стояла не шевелясь. Санглант казался прочным, как скала, и очень сильным, она чувствовала, что готова раствориться в нем целиком, без остатка. Куда-то исчезли горечь и гнев, переполнявшие ее. Он слегка покачивал ее из стороны в сторону, как маленького ребенка, а Лиат чувствовала удивительный покой — пусть она была в опале, но вместе с ним. Они с отцом так долго жили вне общества, что она не ощущала, что лишилась чего-то необходимого.
Но что если он и вправду решит, что постель королевы подходит ему гораздо больше, чем ее?
Эйкийская собака тихонько взвизгнула и перевернулась, высунув длинный розовый язык. Санглант встал на колени, набрал из миски воду и дал собаке пить с его ладоней. Кто-то прикрыл ставни, и теперь в углах комнаты сгустились сумерки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Все молча смотрели на Лиат, а она нервно уставилась на кушетку и рассматривала ее так, словно от этого зависела вся ее дальнейшая жизнь. На кушетке лежало тонкое покрывало кроваво-красного цвета, расшитое золотыми и серебряными нитями, — на нем изображалась сцена охоты. С того места, где стояла Лиат, виднелись лишь гончие, преследующие оленя, три всадника и куропатки, испуганно взмывающие к небу. Стоящий перед Лиат король Генрих закрывал широкой спиной часть искусной вышивки.
— Поэтому нужно обязательно послать вестника к графу Лавастину, — закончил Санглант. — Если проклятие Кровавого Сердца не коснется Лиат, если ее каким-то образом охраняет магия ее отца, то это проклятие падет на графа Лавастина. Кровавое Сердце — могущественный колдун…
— Он мертв, — отрезал Генрих.
— Не случится ничего дурного, если мы пошлем «орла», — неожиданно заговорила Хатуи. — Мы предупредим графа, а дальше он может поступить, как сочтет нужным, — прислушается к сказанному или не обратит на это внимания.
— И гончая, — задумчиво сказал Санглант. — Гончая умерла непонятно почему. Это слишком похоже на руку Кровавого Сердца.
— Что передать графу? — спросила Хатуи. — Как можно преодолеть проклятие?
Санглант беспомощно взглянул на Лиат, но та лишь пожала плечами. Честно говоря, она, как и Генрих, не совсем понимала, о чем говорил принц: может, несколько месяцев, проведенных в плену у Кровавого Сердца, лишили его разума? Или он и в самом деле прав? Может, действительно проклятие, от которого ее защитила магия отца, обрушится теперь на Лавастина?
— Пошли «орла», — приказал Генрих Хатуи, — пусть передаст все, о чем тут говорилось. И быстро возвращается.
Хатуи кивнула и тут же вышла.
Генрих дотронулся до раненой руки, поморщился и поймал взгляд Сангланта, который тоже поморщился — то ли от сочувствия, то ли от осознания собственной вины. Виллам помог королю сесть на кушетку. Генрих, казалось, о чем-то глубоко задумался.
— Ее заметили, — наконец произнес он, пристально изучая Лиат.
«Старайся быть незаметной», — вспомнились ей слова отца. Он был совершенно прав — только так можно было жить спокойно. Но назад дороги нет — что было, то было: она не поехала с Вулфером, не осталась с колдуном из народа Аои, теперь остается только ждать, чем все закончится.
Но даже сейчас она не жалела о своем выборе.
— Граф Лавастин хотел взять ее в свою свиту, а он не дурак. Даже сестра Росвита, которой я всецело доверяю, проявила интерес к этой женщине. Не сомневаюсь, что и другие заметили ее. — Виллам откашлялся, собираясь заговорить, но Генрих продолжал: — Церковь абсолютно права, что держит такие силы под контролем, хотя они по-прежнему существуют. А то, что ты видел, Санглант… — Король поднял руку, и к нему тотчас поспешил слуга с чашей вина. Король отпил глоток, а потом предложил вина дочерям, Росвите и Вилламу. — Возможно, женитьбу на женщине, связанной с колдовством, стоит предпочесть той, что, вероятно, принесет трон Аосты.
— С какой стати мне рассуждать о выгоде и преимуществах, которые даст брак с ней? Она спасла мне жизнь!
— Убив Кровавое Сердце. Ты сам видел силу, которой она обладает.
Санглант покраснел от гнева и выпалил:
— Я бы сошел с ума, сидя в цепях, если бы не думал о ней! — Он произнес это так быстро, словно боялся, что потом не решится выговорить такие неосторожные слова.
— А-а, — протянул Виллам. Таким голосом говорил бы, наверное, человек, на глазах которого только что произошло чудо. Он взглянул на Лиат, она вспыхнула, вспомнив то, что он предлагал ей несколько месяцев назад.
Генрих, казалось, испытал сильную боль при этих словах, он потер рукой висок, нахмурился, потом поднял глаза на сына:
— Санглант, люди нашего круга женятся не для удовольствия и не от избытка чувств. Для этого существуют любовницы. Мы женимся только ради того, чтобы заключить выгодную сделку, обрести союзников или укрепить границы.
— Мне едва ли не с рождения вдалбливали в голову, что я никогда не женюсь, что я просто не могу себе этого позволить. Почему я должен усмирять зов своего сердца? Именно на ней я женился и ей принес клятву верности перед Господом Богом. И ты этот союз оспорить не сможешь.
— Зато я могу судить, имеет ли она право выйти замуж, свободна ли она. Отец Хью был прав: она служит мне и прежде всего должна была получить мое разрешение на брак. Если же считать, что она не состоит на королевской службе, значит, она принадлежит Хью, она его рабыня, и тогда он может делать с ней все что пожелает.
Сапиентия тихонько застонала, словно терпела жестокие муки. Теофану шагнула было к ней, чтобы успокоить, но своенравная принцесса оттолкнула сестру. Тотчас к ней поспешила Росвита.
— Мы еще не говорили об отце Хью, — промолвила тихо Теофану. — И о тех обвинениях, которые я готова выдвинуть против него, отец. Кроме того, я привезла с собой свидетельство матушки Ротгард, написанное ее собственной рукой.
— У меня тоже есть письмо от нее, — добавила Росвита. Сапиентия тихонько всхлипывала на плече священницы. — Разве в вашей свите нет святой монахини, ваше высочество? — обратилась она к Теофану. — Ее зовут сестра Анна, и она приехала, чтобы расследовать это дело.
Теофану смущенно потупилась:
— Сестра Анна? Она ехала с нами из монастыря святой Валерии. Весьма мудрая женщина, набожная и неподкупная. Но она заболела по дороге и несколько дней была на грани жизни и смерти. Мы ухаживали за ней, но после выздоровления она все время носит вуаль — солнечный свет вреден для ее глаз. Я пошлю за ней.
— Откуда мы знаем, — раздраженно воскликнула Сапиентия, — что эта «орлица» не колдунья? А что если она околдовала Хью? — Но она и сама не верила своим словам. — Боже милосердный! Он так явно выказывал свою склонность к ней, простолюдинке, он тем самым унизил меня в глазах всех придворных!
— Тише, ваше высочество, — успокаивала ее Росвита. — Все будет в порядке.
— Я еще не разобрался с этой парочкой, — заметил Генрих. — Но будьте уверены, любое обвинение в колдовстве при моем дворе рассматривается строго и беспристрастно, в особенности если это обвинение окажется правдой. Санглант! — Генрих взмахом руки приказал Сангланту опуститься на колени. — «Орлица». — Лиат опустила голову. Король полностью пришел в себя, успокоился, и она почувствовала, насколько велика его власть. Да и кто бы не содрогнулся, почувствовав на своем челе кроткое дыхание Бога? Одного мановения руки, одного вздоха достаточно, чтобы отправить ее душу в преисподнюю. — Лиатано. Что ты можешь сказать?
Она с трудом выговорила:
— Я в вашей власти, ваше величество.
— Верно. Почему ты вышла замуж за моего сына?
Лиат снова покраснела. Она не осмеливалась посмотреть на стоящих в комнате людей, даже на Сангланта, особенно на Сангланта — слишком ясно она помнила ночь и то, что происходило между ними. Она уставилась на пол, вернее, на прекрасный алый ковер, на котором светлым шелком была вышита восьмиконечная аретузская звезда.
— Я… Я клянусь, ваше величество. Я и не думала о выгоде. Я просто… — Она запнулась. — Я…
— М-да, — Виллам подавил смешок, — боюсь, друг мой Генрих, тут нет ничего того, что мы не видели бы сотни и тысячи раз. Они молоды и красивы и желают лишь одного — того, что может дать обладание молодым и прекрасным телом.
— А что, только молодым дозволено стремиться к плотским утехам, друг мой Гельмут? — рассмеявшись, спросил Генрих. — Да будет так. Если отец и научил ее какому-то колдовству, из-за которого другие так хотят овладеть ею, то я ничего такого не вижу. Но…
Но.
Слово обрушилось на нее, как топор палача.
— Я не потерплю неповиновения от своего сына. Он пришел в этот мир голым, и я одел его. Он ходил пешим, пока я не дал ему лошадь. Мои капитаны учили его, он носит доспех, который дал ему я. Все, что у него есть, он получил от меня и по моей милости. А в своей гордыне он позабыл обо всех моих благодеяниях.
— Я не забыл, — хрипло отозвался Санглант.
— Ты больше не носишь железный ошейник, надетый на тебя Кровавым Сердцем. Где же золотое ожерелье — знак королевского рода, которое показывает, что ты — плоть от моей плоти и кровь от моей крови, наследник королей Вендара и Варре?
— Я не буду его носить.
Санглант высоко вздернул подбородок — упрямый принц, высокие скулы, овал лица и разрез глаз которого говорили о нечеловеческом происхождении.
— Ты меня оскорбляешь. — Слова Генриха прозвучали скорее как вопрос, а не как утверждение. Лиат явно расслышала в нем предупреждающие нотки.
Понимает ли Санглант, что бессмысленно идти против воли короля, что невозможно ему противостоять? Они никогда не смогут ничего противопоставить его силе и власти.
— Я больше не «Королевский дракон».
— Тогда отдай мне пояс, которым я опоясал тебя, когда тебе исполнилось пятнадцать. И верни мне меч, который я вручил тебе после Гента.
Виллам тихо охнул. Даже Сапиентия посмотрела на брата с тревогой, по ее щекам текли слезы. У Лиат сдавило горло. Но Санглант с каким-то мрачным удовлетворением снял пояс, ножны и меч и сложил это все к ногам короля.
— Ты — лишь то, что я из тебя сделал, — зазвучал в звенящей тишине голос Генриха. — Поэтому ты будешь делать то, что я тебе прикажу. Я не скрываю, что спокойно отношусь к многочисленным утехам плоти. Возьми эту женщину в любовницы, если пожелаешь, но поскольку она состоит на королевской службе и не получала моего дозволения на брак, все ее клятвы считаются недействительными. Я вооружу армию и поставлю тебя во главе ее, и ты поведешь эту армию на юг — в Аосту. А когда ты поможешь принцессе Адельхейд вернуть престол, ты женишься на ней. Полагаю, постель королевы послужит тебе достаточным утешением, во всяком случае это намного больше того, что может дать колдунья, какой бы красивой она ни была.
— А как же я, отец? — потребовала Сапиентия. Ее слезы мгновенно высохли.
— Ты станешь маркграфиней Истфолла. Так что тебе нужно научиться править самой.
Сапиентия покраснела, словно он швырнул ей в лицо подачку, однако и не подумала возражать.
— А что со мной, отец? — тихо спросила Теофану. — Что ты ответишь герцогу Конраду?
— Я не доверяю Конраду, — фыркнул Генрих. — И не собираюсь отдавать сокровище человеку, у которого, как я подозреваю, есть свои собственные честолюбивые планы.
— Но, отец…
— Нет, — отрезал он. Теофану ничем не показала, что она расстроена его решением или рада ему. — Так или иначе, церковь скажет, что вы состоите в слишком близком родстве, чтобы жениться. У вас — общий предок в… — Генрих вопросительно посмотрел на Росвиту.
— В седьмом колене, если считать по старому имперскому методу. И в четвертом, если вести исчисление по методу, предложенному святой матерью Гонорией, иерархом, чье правление предшествовало правлению Клементин в Дарре.
— Родственники до пятого колена не могут вступать в брак друг с другом, — удовлетворенно заключил Генрих. — Конрад не получит невесту из моего дома.
Вернулась Хатуи, поклонилась и осталась у двери, ожидая дальнейших приказаний, а они не заставили себя ждать. Генрих обратился к ней:
— «Орлица», передай герцогу Конраду, что я жду его на аудиенцию. Прямо сейчас. А что касается отца Хью…— Отошлите его к иерархам, — прошипела Сапиентия. — Хочу увидеть, как ему вынесут приговор! — И принцесса разразилась бурными рыданиями.
— Так, — продолжил Генрих. — Для меня тут есть письма, и я хочу поговорить с сестрой Анной. — Он поймал взгляд Сангланта, который с молчаливым упрямством стоял на коленях перед отцом. — А ты возвращайся в свои покои и не появляйся до тех пор, пока не будешь готов просить прощения.
Аудиенция закончилась. Лиат встала, колени у нее ломило, но она не осмелилась растереть их в присутствии короля. Санглант помедлил минуту. Он хочет проявить непокорство? Или просто не расслышал? Генрих недовольно пробурчал что-то, принц поднялся, посмотрел на Лиат, потом на сестер…
— Пойдемте, — сказал Виллам не без сочувствия. — Нам уже пора.
Когда они вернулись в комнату Сангланта и за ними захлопнулась дверь, Лиат бросилась в его объятия и некоторое время стояла не шевелясь. Санглант казался прочным, как скала, и очень сильным, она чувствовала, что готова раствориться в нем целиком, без остатка. Куда-то исчезли горечь и гнев, переполнявшие ее. Он слегка покачивал ее из стороны в сторону, как маленького ребенка, а Лиат чувствовала удивительный покой — пусть она была в опале, но вместе с ним. Они с отцом так долго жили вне общества, что она не ощущала, что лишилась чего-то необходимого.
Но что если он и вправду решит, что постель королевы подходит ему гораздо больше, чем ее?
Эйкийская собака тихонько взвизгнула и перевернулась, высунув длинный розовый язык. Санглант встал на колени, набрал из миски воду и дал собаке пить с его ладоней. Кто-то прикрыл ставни, и теперь в углах комнаты сгустились сумерки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52