Я в недоумении стал прохаживаться вдоль стеклянных дверей. К тротуару подъехал длинный автомобиль. Из дверей отеля вышел морщинистый старикашка в длинном шерстяном пальто. За ним выбежал человек в ливрее и пихнул меня локтем:
- Ну чего болтаешься, как маятник в одном месте? Намазано вам здесь, что ли? Не будет тебе баксов, понял?
Я в недоумении отошел. Морщинистый прошествовал мимо меня и сел в лимузин. Человек в ливрее впихнул в багажник желтый чемодан и корзину цветов.
Минут через пять вышла Маша.
- Одну розочку я поставила в раздевалке, - сообщила она. - То-то завтра порадуюсь. Понюхаю и все сразу вспомню…
Я вручил ей оставшийся букет и спросил, что бы могли означать слова ливрейного типа.
- Это наш белл-бой. Мишка. Он тебя, наверно, за попрошайку принял.
- Кто меня за кого принял?
- Ну белл-бой, - нетерпеливо повторила она. - Носильщик, по-русски. Тот, кто чемоданы носит. Он подумал, что, как только этот иностранец сдвинется с места, ты достанешь из кармана губную гармошку или дудочку и заиграешь. А Мишке ведь тоже нужно подзаработать, вот он тебя и погнал.
- Да у вас тут целая иерархия, - удивился я. - Прямо конфуцианский Китай.
- Что?
- Ну, короче, Китай такой, - я не стал вдаваться в подробности.
Выбравшись из узких переулков, мы остановили черную «Волгу» с мигалкой. Узнав, что нам к Большому театру, водитель запросил астрономическую сумму. Почему бы это? Ведь тут совсем рядом. Тем не менее я не стал мелочиться, усадил мадам Еписееву, и мы поехали.
В дороге внезапно зазвонил телефон. Водитель снял трубку, но включился почему-то селектор.
- Алешка, падла! - прокричал динамик. - Где тебя черти носят?! Опять налево ездишь?!
- Да нет, Богдан Степаныч, я только пожрать, - виновато пробормотал Алешка.
- Знаю, как ты там жрешь! - продолжал надрываться динамик. - Уже час здесь торчу как проклятый! Меня ж сейчас засекут, что я не на комиссии! А ну дуй сюда немедля!
- Это мой депутат, - пояснил Алешка, убедившись, что связь прервалась. - Прогульщик чертов! Ну ладно, сейчас я вас быстренько.
Он нажал какую-то кнопочку и до упора вдавил педаль газа в пол. Над нами замигали синие блики. Окрестности огласились ревом сирены. Машины шарахнулись в стороны. Да, такой фурор я даже не планировал! Вот повезло!
Мадам Еписеева выглядела слегка пришибленной. От бешеной скорости ее вдавило в кожаное сиденье. Дубленочка при вспышках мигалки отливала благородной синевой чернобурки.
Наш кортеж из одной машины лихо подкатил к колоннам Большого театра. Через несколько секунд в хвост нашей «Волге» пристроился длинный лимузин. Из него вышел знакомый старикан и, с трудом волоча корзину цветов, потащился в театр. Я без сожаления расплатился с Алешкой за доставку. В эту сумму я включил и цену своего поощренного самолюбия.
Мы с Марией прошли через высокие двери. В гардеробе нам предложили взять подзорную трубу.
- Полевая, - зачем-то добавил страж сибирских мехов и турецких кож. - Все как на ладони. Вы ведь, небось, на самую верхотуру забрались.
- Вы бы еще перископ предложили, - усмехнулся я. - Дайте нам обычный театральный бинокль.
Но мадам Еписеева запротестовала. Ей хотелось, чтобы все было «как на ладони». Пришлось взять это нагромождение разнокалиберных линз, пригодное разве что для окопов.
Заняв свое место на балконе третьего яруса, я осознал неожиданную правоту своей шутки. Мое место находилось прямехонько за колонной. Так что без перископа я был как без глаз. Чтобы увидеть происходящее на сцене, приходилось до отказа вытягивать шею. В темноте я расстегнул воротник, чтобы проделывать это телодвижение с наибольшими удобствами, и подумал, что в опере главное - музыка.
Под звуки увертюры я начал изучать Машин профиль. Смотреть было все равно больше некуда. Профиль был хорош. Пухлые губы, аккуратный прямой носик, восторженные глаза. Небольшое ушко, размером с дольку мандарина… В ушке болталась искристая рубиновая капелька. Словом, до первого антракта я рассмотрел лицо Марии в деталях и уже начал подыскивать себе новый объект для изучения. Но слева сидели только две бабушки-театралки, которые время от времени интеллигентно шуршали конфетными обертками.
Заслушавшись Чайковского, я стал вспоминать, как когда-то мы с Катькой вот так же сидели в Театре Советской Армии. Что происходило на сцене, я не помню, поскольку весь спектакль мы целовались. Я посмотрел направо. Мария направила трубу вниз и увлеченно разглядывала зрителей партера. Мои пальцы воровато пробежали по алому бархату кресла и дотронулись до остренького колена мадам Еписеевой. Колено вздрогнуло и отодвинулось.
- Арсений! - строго прошептала его владелица. - Ну что это такое! Мы же в театре!
Раздался звонок.
Вообще-то я не люблю театральные буфеты. И не только из-за тамошних цен. Просто, на мой взгляд, гораздо лучше прогуляться в фойе или посидеть на месте. Почитать программку. Однако мы с Марией, как и сотни других зрителей, устремились именно в буфет.
На Маше было шелковое платье песочного цвета с небольшим декольте на спине. Между лопаток примостились пять крохотных родинок.
Пока мы спускались по лестницам, моя спутница цепко держала меня под руку и с беспокойством поглядывала по сторонам. Не мелькнет ли где еще один такой наряд? Но вокруг были в основном иностранцы, и до тамошних торговых точек столь смелые туалеты, похоже, еще не добрались.
Я оставил Марию у столика, а сам пристроился в хвост длинной очереди, по обилию языков напоминавшей вавилонское столпотворение. Где-то далеко впереди маячила знакомая морщинистая лысина. Свою корзину старик держал на отлете. Как даму.
- Вы крайний? - внезапно раздалось у меня за плечом.
Я обернулся и уже хотел сказать, что я не крайний, а последний, но на меня уставилось знакомое лицо, обрамленное длинными прядями.
- По-моему, мы с вами знакомы, - предположил я, узнав руководителя «тысячи шагов» Вячеслава Мошкарева.
На этот раз он выглядел вполне пристойно. На его худых плечах висел декадентский пиджак в темную клетку, из-за ворота рубашки высовывался розовый шейный платок.
- Что-то не припоминаю, - томно ответил Мошкарев.
- Ну как же, нас познакомила Марина. В вашем… э-э, - тут я замялся, не зная, как назвать заведение этого господина, - театре!
Неизвестно, то ли модернист обиделся, то ли взревновал, но, немного помолчав, он посмотрел куда-то в середину моего туловища и сказал с вызовом:
- Да, этот живот я припоминаю. Недаром говорят, что в стране голод. По-моему, вы его непосредственная причина.
Я оглядел щуплую клетчатую фигурку и отразил удар:
- В таком случае вы его печальное следствие.
Мошкарев вспыхнул и хотел что-то ответить, но тут откуда-то из толпы послышалось легкое звяканье. Гремя авангардными монистами, как каторжник цепями, к нам подошла Марина.
- Мальчики! Вы что, ссоритесь? - закричала она. - А ну - брэк!
Я опасливо покосился на мадам Еписееву, но она стойко несла службу у одноногого столика, настороженно поглядывая на гигантскую люстру под потолком
- Арсений! Вот это встреча! - продолжала голосить Катькина подруга. - Вот уж не ожидала увидеть ТЕБЯ здесь!
Я опять оглянулся и приглушенно выдавил:
- Давай-ка отойдем.
- Это еще зачем?! - взвился Мошкарев.
Мария вздрогнула и принялась шарить в толпе глазами. Марина прикрикнула на гения:
- Славик, ну зачем ты так?! Мы что, не можем поговорить с Арсением? - Она взяла меня под руку и хитровато добавила, желая позлить своего клетчатого спутника: - Пойдем, Сеня, а Славик постоит в очереди.
Я начал бочком пробираться за спасительную колонну. Марина же тащила меня в противоположную сторону, оглушительно тарахтя:
- Я с мужем опять поссорилась. А у Мошкарева как раз были контрамарки. В партер, представляешь? Его кто-то из местных шишек пригласил…
- Уж не сам ли Чайковский? - съязвил я. - А может быть, Пушкин?
- Да нет, по-моему, дирижер. Правда, Мошкарев лапочка? Заметил, как он меня блюдет? Прямо джигит какой-то!
Марину окружало стойкое облако «Шанели», мадам Еписеева не могла не повернуть свой точеный носик на вожделенный аромат. Я скривился, бестолковая Катькина подруга, увидев мою физиономию, приняла это на свой счет.
- Ну что? Обиделся? Ну ладно, ладно. Ты тоже лапочка. Я ведь говорила тебе… - Она еще повысила голос. - Говорила, что я тебя люблю?
- Г-говорила… - прошептали мои бледные уста.
- Подлец!!! - донеслось откуда-то сбоку. - Между нами все кончено!!!
Головы, заполнявшие фойе, начали расходиться в разные стороны, как круги на воде. Людские волны обиженно бороздил затылок мадам Еписеевой.
Глава 31
Полный буйсук
Говоря по-толстовски, все обломалось в доме Смешалкиных. Я предпринял отчаянную попытку рвануться следом за Машей, но публика стояла стеной. Как воды Красного моря перед египетской конницей. Если мадам Еписеева будет сорок лет скитаться по пустыням, то я могу и не дожить до сладостного мига нашей встречи.
Марина изумленно взирала на мои судорожные попытки протиснуться сквозь толпу. Она даже не поняла, что произошло.
- О! Да ты и впрямь сумасшедший, - протянула она.
- Отстань, ради бога! - в сердцах прошипел я. - И зачем только тебя сюда понесло? Ну почему именно сегодня, скажи на милость?!
От стойки буфета отделилась фигура Мошкарева. Он засеменил на своих тоненьких ножках, затряс жидкими волосами и завопил:
- Как вы разговариваете с женщиной! Да еще в святом храме искусства! Немедленно извинитесь!
Перед моим носом появился маленький костистый кулачок. Я отодвинул его в сторону, как ветку, и спокойно сказал:
- Вы бы помолчали о святых храмах. Ваше, с позволения сказать, капище я недавно посетил. Без всякого удовольствия!
- Арсений! Ну что ты такое говоришь? - вступилась за свою религию и ее жреца Марина. - Вячеслав жизнь кладет на то, чтобы донести в закосневшие массы хоть что-то новое!
- Я бы на его месте занялся чем-нибудь другим.
- Арсений!!!
Мошкарев обвил Маринины плечи суковатой рукой и неожиданно миролюбиво проговорил:
- Оставь, Мариночка. Далеко не все понимают мое искусство. В этом МОЯ беда, но никак не публики, - свободной рукой он сделал картинный жест в сторону этой самой «публики», то есть меня. - Но все-таки было бы небезынтересно узнать ваше мнение о святом храме, в котором мы имеем удовольствие находиться. Что вы думаете о Большом?
- Я вообще ненавижу театр! И Большой в частности!
Мое раздражение в свете последних событий выглядело вполне естественным.
Провозвестник нового брезгливо посмотрел на меня и заметил своей спутнице:
- Похоже, этот господин пришел сюда исключительно с гастрономическими целями. В таком случае нам не о чем разговаривать. Я… - Он приосанился. - Я даже не обижаюсь!
- Это правда? - Марина с обожанием заглянула в водянистые глаза Мошкарева.
- Ну конечно, душа моя!
Вальсируя, они стали медленно отплывать к буфетной стойке. Я же похоронным шагом двинулся к выходу.
На улице разыгралась метель. Я поплотнее запахнул пальто и вышел на площадь. К правой ноге что-то прицепилось. Я раздраженно дернул ботинком. Но препятствие не исчезало. Глянув вниз, я обнаружил, что в моей штанине увязла колючка розы. За ней послушно волочился весь остальной букет.
Находка показалась мне символической. Может, не все еще потеряно? Я подобрал обледеневшие цветы и зачем-то сунул их за пазуху. Грудь обдало холодом. Через минуту я почувствовал, как намок Виталькин галстук. Розы начали таять. На глаза навернулись слезы. Глупо и неромантично… Гораздо умнее немедленно вынуть цветы из-за пазухи, пока рубашка не испортилась, и выкинуть к чертям собачьим.
Так я и сделал и с некоторым облегчением зашагал к метро. Дурь все это. На Маше необходимо поставить крест. Я ее, конечно, ни в чем не виню - у каждого свои недостатки. Например, ревнивый характер. Мария вряд ли теперь простит меня. Или я ошибаюсь?
Немного поразмыслив, я поехал к Катьке. Как давно я не видел женщину, которая ни в чем меня не подозревает, ничего не требует, а если и ругается, то вполне беззлобно.
Двор мадам Колосовой являл собой сплошной каток. Недавние лужи покрылись льдом, и я скользил, еле передвигая ноги. Занятый поддержанием равновесия, я потерял бдительность. У подъезда одиноко торчала телефонная будка, а в подворотне опять толпились какие-то личности. Как в прошлый раз… Увидав рой сигаретных огоньков, я не на шутку испугался. Неужели Мухрыгин не шутил, и его дружки изо дня в день поджидают меня у Катькиного подъезда?
«В будку заходить нельзя, - трусливо подумал я. - Это отрежет пути к отступлению». Домой! Скорей!
Я суетливо сунул очки в карман и с ловкостью фигуриста скользнул за будку. Из подворотни доносились мрачные и невнятные голоса.
- …долго еще?
- …околеешь тут совсем…
- …братва, он не придет…
Ага, «братва»! Так и есть, меня поджидают! Мурашки забегали вверх и вниз по моему телу, будто тоже хотели спрятаться.
- …надо домой к нему… тогда уж верняк…
Вот это новости!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46