– Здесь просто чудесно, – отозвалась Тони, от избытка чувств даже шмыгнув носом. – А у нас у каждого будет свой шалаш? Или вы собираетесь разместить нас как-то по-другому?
– Вы четверо будете жить в отдельных шалашах, только Великий Учитель будет занимать два, – пояснил Анджо. – Остальным же придется разместиться по шесть человек в шалаше. Все удобства на улице. Извините, но они самые примитивные. Если захотите выйти наружу ночью советую одеться потеплее. Ночи здесь холодные.
Он пристально взглянул на Тони.
– Этот шалаш – ваш. А для Великого Учителя и Данно Аренса мы сделали и кровати подлиннее, и кресла попросторнее. Ну как, сойдет на то время, пока не закончим хижины?
– По мне так просто замечательно, – воскликнула Тони. – А когда будут готовы постоянные жилища?
– Думаю через несколько дней. Максимум через неделю, – ответил Анджо. – Мы добываем материалы, разбирая брошенные дома в округе – не рискуем ничего покупать, чтобы случайно не привлечь чье-нибудь внимание.
Он взглянул на Блейза, Данно и Генри.
– А вам как, подходит?
– Конечно – кивнул Блейз. – Вам и вашим товарищам в такие короткие сроки удалось сотворить настоящее чудо!
– Вообще-то, – признался Анджо, – мы начали уже довольно давно. Хотели устроить здесь что-то вроде собственного штаба.
– Понятно, – сказал Блейз. – Мое жилье давайте посмотрим позже. Сейчас бы я с большим удовольствием перекусил, а затем немного поспал.
Они перекусили – конечно же, жареными кроликами – в общей столовой, устроенной под одной крышей с кухней – самым крупным из всех достроенных к этому времени сооружений, – и отправились спать.
Проснувшись уже в сумерках, Блейз отправился посмотреть почти законченное здание, где ему предстояло записывать свои речи и которое параллельно должно было выполнять функции центрального поста охранной системы лагеря. Он обнаружил, что вокруг лагеря уже установлены оптические и звуковые датчики. Их разместили в камнях и на деревьях таким образом, что любая попытка незаметно проникнуть в лагерь сразу был бы засечена. Блейз включил монитор и некоторое время нажимал кнопки на пульте, привыкая к виду местности на экране. Переключаясь с камеры на камеру, он вдруг оказался невольным свидетелем вечерней прогулки Тони и Генри. Блейз заинтересовался и решил понаблюдать за ними.
– …вы помните, – говорила Тони каким Блейз был в детстве? Когда он впервые появился у вас?
– Другим, – ответил Генри. – Другим… и очень одиноким.
– Да, – сказала Тони, глядя себе под ноги, – в каком-то смысле он самый одинокий человек из всех, кого я когда-либо знала. Иногда я так остро чувствую его одиночество, что мне даже становится больно.
Она взглянула на Генри.
– Но ведь у него есть вы.
– Это верно, – отозвался Генри. – Я люблю его как родного сына. Но он все равно одинок, думаю, что так было всегда – с самого его рождения.
Несколько мгновений они молчали и продолжали прохаживаться взад-вперед. Генри смотрел куда-то вдаль, а Тони задумчиво разглядывала сосновую хвою у себя под ногами. Блейз переключился на другую камеру, чтобы продолжать держать их в поле зрения.
– …как-то иначе, – сказала Тони, когда они подошли почти к самому краю лагеря, где было гораздо светлее, чем под деревьями, – и если бы Блейз не назвал вашу фамилию до того, как я увидела ее написанной, мне бы даже и в голову не пришло, что она произносится «Маклейн». Интересно, почему?
– Дело в том, – пояснил Генри, – что это шотландская фамилия. Вы знаете, где на Старой Земле находится Шотландия?
– Дайте подумать. – Наступила недолгая пауза, пока Тони пыталась припомнить то, что проходила давным-давно в школе. – Кажется, это часть Британских островов, да?
– В каком-то смысле. Проще сказать, что Англия занимает южную, а Шотландия – северную часть самого большого из Британских островов. Но шотландцы жили еще и на Гебридских или, как их иногда называют, Западных островах, лежащих к западу от Шотландии. Именно с них в свое время и прибыли на Ассоциацию мои предки.
– Теперь я вспомнила, – сказала Тони. – Шотландцы говорили на гэльском – а сейчас?
– Не знаю, – сказал Генри. – Лично я на нем не говорю, но мы называемся «Маклейнами» потому, что эта фамилия восходит к человеку, которого звали Гиллейтайн Туайдх. Я, конечно, произношу его имя не совсем так, как произнес бы человек, знающий гэльский, – он улыбнулся ей одной из своих редких мимолетных улыбок, – но означает она «Гиллиан Боевой Топор». Жил этот самый Гиллиан на Островах в тринадцатом веке христианской эры. Два его брата – Лахлан и Лубанах – были родоначальниками двух разных кланов Маклейнов: Маклейнов из Дуарта и Маклейнов из Лохбуя.
Он замолчал.
– Понимаете, это уже другие области Шотландии, – пояснил он. Тони кивнула.
– На Гебридских островах или на большом острове? – спросила она.
– И там и там, – сказал Генри. – Во времена Гиллиана Боевого Топора Маклейны жили в основном на Западных Островах, но потом они завоевали кое-какие земли в самой Шотландии и разделились на четыре клана. Когда я был еще маленьким, мне говорили, что род моего отца восходит к вождю клана Маклейн по имени Рыжий Гектор-Вояка, который пал в сражении при Харлоу, кажется, в тысяча четыреста одиннадцатом году.
– Какие имена! – Тони помотала головой и слегка улыбнулась. – Один – Рыжий Гектор, а тот другой, которого вы упомянули, – Боевой Топор… Ну и имена! Такое впечатление, что они просто завтракали людьми.
– Маклейны всегда были воинственными. – Лицо Генри стало мрачным, он отвернулся.
Тони перестала улыбаться и сочувственно посмотрела на него.
– Я сейчас объясню, почему меня заинтересовала ваша фамилия, – сказала она. – Понимаете, моя фамилия тоже произносится не так, как пишется.
– Вот как! – Генри снова взглянул на нее.
– Да, – кивнула она. – Моя семья родом из Японии – можно было бы считать, что мы японцы, но только фамилия «Лю» не японская. Ее скорее можно встретить среди людей, чьи предки были выходцами из Китая, но никак не из Японии.
– Так, значит, на самом деле ваша фамилия не Лю. – Генри пристально посмотрел на нее.
– И да и нет, – ответила Тони.
Они остановились, подойдя к самому краю сосновой рощи и оказавшись на небольшом сером скалистом выступе. Пологий травянистый склон уходил вниз и терялся из виду где-то вдали, среди раскинувшихся вокруг равнин. Сейчас, на закате, склон казался почти фиолетовым, а там, где его касались лучи уходящего светила – серовато-красноватым.
– Полностью моя фамилия произносится «Рюзодзи», а не «Лю», – продолжила она, помолчав. – Мои предки были среди первых японцев, переселившихся со Старой Земли на Ассоциацию. Они не собирались оставаться там навсегда. Вы, наверное, помните – нам всем рассказывали об этом еще в школе на уроках истории. Организация, в которую входило множество различных религиозных групп, купила у крупных компаний, занимавшихся терраформированием планет, права на заселение обоих Квакерских миров. Поначалу казалось, что эмигрировать хотят очень и очень многие.
– Я знаю, – сказал Генри. – У нас в семье до сих пор хранятся письма тех лет.
Тони с симпатией посмотрела на него.
– Да, – сказала она, – но многие члены этих религиозных групп в конце концов отказались переселяться – или не захотели, или не хватило средств, – и компании побоялись, что слишком небольшое число людей не сможет выжить на новых планетах. Поэтому они стали предлагать тем, кто решится эмигрировать, приличные премии.
Генри утвердительно кивнул.
– Так вот, мои предки и были такими эмигрантами, – продолжала Тони. – Как вам известно, кроме премии, по договору компании обязывались бесплатно вернуть их обратно на Старую Землю через пять лет в случае, если им не понравится на новой планете. Само собой, компаниям вовсе не хотелось тратиться на обратную переправку, но в противном случае им не удалось бы найти достаточное количество желающих. Моя семья рассчитывала получить премию, отправиться на новую планету, построить там дом, потом продать его тем, кто собирался остаться там навсегда, и через пять лет вернуться обратно на Землю.
Тони замолчала, но затем добавила:
– Думаю, ваши предки поступили иначе.
– Да, – произнес Генри, глядя вдаль, – моя семья переселилась по религиозным причинам.
– О, – вздохнула Тони. – Одним словом, мы были одной из немногих японских семей, попавших на Ассоциацию, и очутились в районе, где обосновалось довольно много китайцев, со временем образовавших достаточно крупную общину. Тем временем выяснилось, что бессмысленно возвращаться на Землю, поскольку, как и большинство из тех, кто переселился на новый мир, моя семья недооценила сложность проблемы постройки чего-нибудь стоящего за такой короткий срок, как пять лет, на недавно терраформированной планете. То есть домой они вернулись бы еще более бедными, чем были, когда улетали. И тогда они остались.
Генри снова кивнул. Губы его сжались в тонкую линию.
– И в наши-то дни не так уж легко возделывать землю и этим зарабатывать себе на пропитание. Практически на всех Молодых Мирах.
– Да, – отозвалась Тони. – Теперь-то мы это хорошо знаем. Но, как я уже говорила, там, где мы поселились, оказалось много китайцев. Наша фамилия по-китайски произносилась как «Люзодзи», и постепенно нас так и стали звать, а потом сократили ее до «Лю», и вот уже около сотни лет, именно так она и звучит.
– Понятно, – сказал Генри.
– А что касается моих предков, – начала Тони, – то у нас тоже очень древние корни. Как я уже говорила, полностью наша фамилия звучала как «Рюзодзи». «Рю» – по-японски значит «дракон», «зо» – «создавать» или «строить», а «дзи» – «храм». Мой знаменитый предок жил в шестнадцатом веке – как раз во время войны, длившейся около ста лет, – и был одним из крупнейших аристократов – даймио. Его владения занимали около трети острова Кюсю и, скорее всего, под его началом была армия из нескольких десятков тысяч самураев. В те времена даймио полностью распоряжался жизнью и смертью своих подданных. Этому человеку, Таканобу, когда он умер в 1584 году по христианскому календарю, было пятьдесят шесть лет. После смерти владения его были захвачены и поделены между собой другими феодалами. Конечно, если вы никогда не увлекались японской историей, то, скорее всего, никогда и не слышали его имени.
– Нет, не слышал, – проговорил Генри. – Так, значит, этот Таканобу и был вашим предком?
– Нашим прямым предком был Рюзодзи Масанобу, правнук Таканобу, – пояснила Тони. – Его дед – сын Таканобу – нашел утешение в религии, в христианстве, после смерти Таканобу и последовавшим за ней падением их клана, на собственном опыте убедившись в тщете мирской славы. Потом вспыхнуло восстание христиан в провинции Амакуза-Симбара на острове Кюсю в 1637 году, через двадцать четыре года после запрещения христианства в Японии и через два года после того, как сегунат Токугавы наложил полный запрет на морские путешествия. Может быть, вы читали об этом?
– Нет, не читал, – снова ответил Генри, но взглянул на нее на сей раз с явным интересом.
– Масанобу, конечно же, был христианином, причем одним из тех, кого особенно рьяно преследовал местный даймио, во владениях которого жило больше всего христиан. Местных крестьян немилосердно душили налогами, тогда они восстали и объединились с христианами. Христиане и крестьяне засели в замке Хара на полуострове Симбара. Их предводителем был Амакуза Сиро Токисада, которому в то время едва исполнилось шестнадцать. Четыре месяца они отражали все попытки превосходящих сил самураев взять замок штурмом.
– Значит, их вера была крепка, – заметил Генри.
– Да, – кивнула Тони, – но в конце концов замок был захвачен, и только нескольким его защитникам удалось бежать – поскольку победители хотели уничтожить всех восставших до единого. Одним из спасшихся и был Масанобу, поэтому моя семья ведет свой род непосредственно от него.
Она остановилась и снова улыбнулась Генри.
– Так что, как видите, мы – Рюзодзи – тоже народ воинственный.
Генри мрачно и задумчиво кивнул. Их взгляды встретились, и они некоторое время смотрели друг другу в глаза. Блейз вдруг почувствовал что-то вроде стыда за то, что подглядывает за ними в этот момент. Было совершенно очевидно, что между Тони и Генри установилась какая-то прочная связь.
– Интересно, – наконец произнесла Тони, – какими бы показались мы нашим предкам, если бы вдруг очутились в их времена там, на Старой Земле?
– Вряд ли мы сильно бы отличались от них, – сказал Генри. – Мы такие, какими создал нас Господь – верим мы в него или нет.
– Тогда вряд ли он может упрекнуть нас в том, что мы похожи на своих предков, – сказала Тони.
Генри бросил на нее взгляд.
– Бог судит не только по поступкам, но и по тому, с какой целью они совершены. Возможно, мои предки просто не могли поступать иначе. А я могу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75