Хотя сердце его и так разрывалось на части, поскольку он не видел стоящего преемника, которому мог бы передать, без ущерба для страны, надзор за имперской казной. И если предстояло ему выбирать между благополучием родины и счастьем Тимилаты… Впрочем, кто знает, где ай-дана найдет свою долю?..
— Я не вправе обижаться на тебя, ибо был среди немногих, слышавших устное завещание Мананга, которое столь упорно пытаются оспорить ай-дана и Хранитель веры, — медленно произнес Пананат. — Однако позволь заметить, что если ты, желая узнать потаенные думы человека, тут же напоминаешь ему о своих подозрениях и требуешь доказать сказанное, это едва ли подвигнет его к откровенности. Догадки и предсказания не могут быть подтверждены письменными свидетельствами и показаниями очевидцев, потому-то ни я, ни Вокам стараемся не высказывать их, дабы не прослыть клеветниками, коих при дворе и так более чем достаточно.
Имперский казначей взглянул исподлобья на яр-дана, вид которого свидетельствовал о том, что чувствует тот себя весьма неловко, и, едва заметно улыбнувшись углами сжатых по обыкновению в прямую линию губ, продолжал:
— И все же я поделюсь с тобой своими догадками. По моим предположениям, Базурут вызвал или в ближайшее время вызовет в столицу войска, стоящие в Мугозеби, Яликуве, Хутманге, а может статься, даже в Адабу и Дзобу. Думаю, кто-нибудь из них откликнется на призыв защитить истинную веру и заодно сменить прозябание в провинции на не пыльную службу в Ул-Патаре. Причем если даже командиры гарнизонов останутся верными присяге, среди младших офицеров всегда отыщутся недовольные, готовые поднять мятеж…
Речь имперского казначея была прервана появлением слуги, с поклоном вошедшего в кабинет и доложившего:
— Яр-дан, высокородные начинают съезжаться. Вы велели предупредить, когда настанет время встретить их. — Он с виноватым видом покосился на Пананата.
— Хорошо, передай Вокаму, что я сейчас спущусь. — Баржурмал знаком отпустил слугу и повернулся к имперскому казначею: — Тебя прервали на самом интересном. Если бы я не начал вспоминать глупые сплетни, распускаемые нашими недругами…
— Это самое существенное из того, о чем я хотел предупредить тебя, — Пананат заколебался. Слуга пришел как нельзя более кстати, и теперь он может промолчать — у него будет чем оправдаться перед самим собой.
— Ты ведь хотел сказать что-то еще? Это касается Тимилаты? — Баржурмал подошел к Пананату почти вплотную, и теперь ему приходилось смотреть на него снизу вверх — имперский казначей был на голову выше яр-дана, хотя и того никто не назвал бы низкорослым.
— Да, касается, — неожиданно для себя произнес Пананат. — Совет мой, быть может, покажется тебе странным и диким, но, последовав ему, ты загонишь Базурута в такой угол, выбраться из которого ему будет очень и очень непросто. Тебе следует жениться на Тимилате. И сделать это необходимо до Священного дня.
— Ты… ты в своем уме? Жениться на сестре?
— На сводной сестре, — сухо уточнил имперский казначей. — И не говори мне, что ты не любишь ее, а она скорее умрет, чем выйдет за тебя замуж. Никто не интересуется чувствами Повелителя империи, когда тот вступает в брак, и никто не запретит вам после его заключения иметь сколько угодно любовников и любовниц. Вы можете ненавидеть друг друга, но это единственный способ по крайней мере вдвое сократить число сторонников Хранителя веры, ибо поддерживать мятежного жреца, выступив против законного Повелителя империи, это совсем не то же самое, что встать на сторону того или иного наследника престола, права которых на него в равной степени сомнительны.
— Но Тимилата…
— Прецеденты внутрисемейных браков имеются, и событие это не оскорбит чувств высокородных, хотя ахать, охать и перешептываться они, конечно же, будут. Впрочем, как ты догадываешься, необходимость давать подобный совет не приводит меня в восторг, и если ты по каким-либо причинам не пожелаешь им воспользоваться, в претензии я не буду. — Имперский казначей широким шагом пересек кабинет и распахнул дверь. — А теперь иди, встречай гостей. И помни о том, что убийцы уже наточили кинжалы и приготовили самый смертоносный яд, который сумели отыскать в империи и за ее пределами. Иди и будь осторожен. Береги себя — ты нужен своим подданным, даже тем, кто ныне ненавидит тебя, ибо не видит дальше собственного носа и не может представить бедствий, которые вызовет приход к власти Хранителя веры.
Луга, зеленеющие среди подпирающих небо утесов, рощи деревьев с круглыми, пушистыми кронами и весело скачущие по каменистому руслу ручьи показались Мгалу поистине сказочным зрелищем после голой, унылой, раскисшей от непрекращающихся дождей степи. А когда из-за облаков выглянуло солнце и раскинувшиеся перед очами северянина земли засияли чистыми, радостными красками, он почти забыл о своем бедственном положении. Единственный раз в жизни довелось ему прежде взглянуть на мир глазами взмывшей в поднебесье птицы, когда он поднялся на Орлиный перевал, но Облачные горы не шли ни в какое сравнение с горами Флатараг. Суровые, лишенные зелени и жизни, Облачные горы не зря представлялись ассунам, монапуа, дголям и Лесным людям олицетворением севера. Покрытые снегом и льдом вершины, грохот обвалов, бездонные черные ущелья и злые, холодные ветры, норовившие скинуть путника с узкой, вьющейся по краю пропасти тропы, навсегда врезались в память Мгала, и такими же негостеприимными, коварными и непригодными для жизни представлялись ему Флата-рагские горы. Легенды нгайй не противоречили этим представлениям, и, покачиваясь в мелкоячеистой сети, влекомой тремя крылатыми созданиями, северянин испытал настоящее потрясение при виде сочной растительности изобильных долин, в которых паслись стада коз и баранов, стояли аккуратные, словно нарисованные, деревеньки, окруженные квадратами полей и огороженных плетнями огородов.
Сети и духовые трубки, стреляющие ядовитыми шипами, уже навели Мгала на мысль, что уроборы не являются племенем монстров, которыми Девы Ночи пугали своих дочерей. Теперь же, созерцая картины мирной жизни, он начал подозревать, что у Сыновей Оцулаго было значительно больше оснований взирать на нгайй с отвращением, ибо крылья за спиной представлялись ему меньшим злом, чем обычай приносить в жертву чудовищам женщин.
Лив издала глухой стон, зашевелилась, и Мгал зашипел от боли: нгайям удалось-таки пырнуть его копьем в левую руку, нанести несколько глубоких, продолжавших обильно кровоточить царапин и стукнуть чем-то тяжелым по голове.
— Тише ты, не ворочайся! Все кости мне переломаешь! — Он попытался повернуть голову — веревки, из которых была сплетена сеть, впивались ему в лицо, а тело, скрюченное совершенно невообразимым образом, совсем одеревенело.
— Ты здесь? Слава Шимберлалу! О-о-о!.. Что это? Где мы? Значит, Сыновья Оцулаго все же получили свою жертву? — В голосе девушки звучали истерические, визгливые нотки, и северянин пожалел, что Лив не может видеть расстилавшийся под ними ландшафт, который наверняка подействовал бы на нее успокаивающе. Зато она могла сколько угодно разглядывать крылатых тварей над своей головой, а он был лишен этого удовольствия…
— Не знаю, как насчет других, но нас они определенно получили. Не уверен, что мое присутствие доставит им удовольствие, хотя обнадеживает уже то, что до сих пор не бросили, тащат, надрываются, — проворчал Мгал.
— О, Шимберлал! Хорошо, что ты тут… А что с Бемсом?
— Понятия не имею. Ты видешь этих отпрысков Оцулаго? Какие они из себя?
— Жуть! Лучше бы уж не видеть! Помесь человека с огромной летучей мышью! Брюхо мохнатое, лапищи по бокам торчат с когтищами, а лица как у Дев Ночи. Ну, в общем, довольно человеческие лица…
— Человеческие лица — это хорошо. Хотелось бы мне посмотреть на них… — Мгал попробовал извернуться, чтобы хоть одним глазком взглянуть на удивительных летунов. — Ага, начинаем снижаться.
Ритм хлопающих где-то над головой крыльев изменился, вершины скал рванулись навстречу, и северянин увидел сверкающее в солнечных лучах озеро, похожее на отполированное серебряное зеркало в обрамлении узкой полоски раскидистых низкорослых деревьев. Окружавшие его утесы напоминали зубцы короны, у основания которых чернели кое-где входы в пещеры. Несколько лодок застыли на ровной глади озера, находившегося, по странной прихоти природы, значительно выше большинства долин, над которыми пролетали Сыновья Оцулаго.
Уютное место, подумал северянин, без крыльев на этот горный кряж не очень-то заберешься. А значит, и удрать отсюда будет нелегко. Последнее соображение, впрочем, ничуть не огорчило его — цветущий вид горного края подействовал на Мгала умиротворяюще. Тем не менее он не только любовался быстро приближающимся озером, но и внимательно оглядывал местность, запоминая на случай побега положение утесов с наиболее выразительными очертаниями.
Уроборы летели все ниже и ниже и, наконец, описав над озером плавный полукруг, опустили свою добычу на каменную террасу, полого сбегавшую от входов в пещеры к тихо плещущейся о берег воде. Заглядевшись на темнокожих людей, начавших выскакивать из пещер, заслышав знакомый шум крыльев, Мгал слишком поздно сообразил, что поза его не способствует удачному приземлению. Как ни дергался и ни елозил он, стараясь втянуть голову в плечи и спрятать лицо, как ни бережно опускали своих пленников Сыновья Оцулаго, ему все же пришлось проехать несколько локтей по шероховатому и неровному утесу. Лоб, правую щеку, плечо и бедро северянина опалило огнем, потом сеть обвисла, опала, и ничуть не пострадавшая Лив радостно завопила:
— Люди! Обыкновенные люди, мачту им в задницу!
— Слезь с меня, женщина, — попросил Мгал, сплевывая кровь и каменную крошку. Он и сам видел, что встречали крылатых тварей самые что ни на есть обыкновенные люди: мужчины в коротких штанах и рубахах, девки в платьях, юбках и блузках — все как положено, никакой шерсти на теле, никаких крыльев за спиной.
Выпутавшись из упавшей на нее сети, Лив сползла с северянина и поднялась на ноги. Мгал, ругаясь вполголоса, расправил онемевшие члены и кое-как выпрямился, чувствуя, что его отчаянно качает из стороны в сторону. Окинув кровоточащие ссадины и царапины беглым взглядом и убедившись, что, несмотря на ужасающий вид, шкуру ему попортили не так сильно, как можно было ожидать, он уставился на толпившуюся в дюжине шагов от него группу людей, однако рассмотреть их толком не успел. Воздух вновь наполнился хлопаньем громадных крыльев, и, вскинув голову, северянин увидел, как две пары летунов снижаются над каменной террасой. Две опутанные сетями пленницы одна за другой были опущены на утес, но Мгал не смотрел на них — внимание его было всецело поглощено Сыновьями Оцулаго. Огромные кожистые крылья, казалось, действительно принадлежат чудовищным летучим мышам, торчащие в стороны когтистые лапы их — тоже, однако руки, головы и даже покрытые шерстью тела были очень похожи на человеческие. Настолько похожи, что северянин нахмурился, силясь поймать ускользающую догадку.
Три крылатых существа, опустив добычу, взмыли вверх, последовав, очевидно, за уроборами, принесшими Лив и Мгала, четвертое же, сделав круг над головами собравшихся на каменной террасе людей, неожиданно снова пошло на снижение и уселось на огромный деревянный насест, установленный неподалеку от пещер. Вцепилось в него когтистыми лапами, потопталось на исцарапанном бревне, хлопая перепончатыми крыльями, и северянин ахнул от удивления.
— Да их же двое! Двое, ведьмин сок. Человек и… У него не было слов, чтобы назвать крылатое существо, от которого, отстегнув ременную сбрую, отделился темнолицый мужчина, закутанный в странное меховое одеяние, оставлявшее открытыми руки и лицо. Ромбовидное тело летающей твари с маленькой ушастой головкой состояло, казалось, из опутанного мышцами скелета и производило столь отталкивающее впечатление, что Мгал невольно попятился и сделал знак, оберегающий от злых духов и всевозможной нежити.
— Что за мерзкая зверюга! Божество, сотворившее такую гадость, обладало, по-видимому, весьма своеобразным чувством юмора! — пробормотала Лив, не в силах отвести глаз от маленького страшилища.
— Мы называем их шуйрусами. И поверьте, доброта и отзывчивость этих милых существ полностью искупают недостатки, присущие их внешности. Сотворили же их не боги, а люди, отдаленные наши предки, мечтавшие парить в небесах подобно птицам, — произнес темнолицый мужчина, незаметно приблизившийся к Мгалу и Лив, пока те пялили глаза на человека в меховом одеянии, подкармливавшего перепончатокрылого летуна чем-то вкусненьким.
— Стало быть, это вы и есть Сыновья Оцулаго? — Северянин окинул незнакомца оценивающим взглядом и отметил, что оружия у него нет. Хороший признак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— Я не вправе обижаться на тебя, ибо был среди немногих, слышавших устное завещание Мананга, которое столь упорно пытаются оспорить ай-дана и Хранитель веры, — медленно произнес Пананат. — Однако позволь заметить, что если ты, желая узнать потаенные думы человека, тут же напоминаешь ему о своих подозрениях и требуешь доказать сказанное, это едва ли подвигнет его к откровенности. Догадки и предсказания не могут быть подтверждены письменными свидетельствами и показаниями очевидцев, потому-то ни я, ни Вокам стараемся не высказывать их, дабы не прослыть клеветниками, коих при дворе и так более чем достаточно.
Имперский казначей взглянул исподлобья на яр-дана, вид которого свидетельствовал о том, что чувствует тот себя весьма неловко, и, едва заметно улыбнувшись углами сжатых по обыкновению в прямую линию губ, продолжал:
— И все же я поделюсь с тобой своими догадками. По моим предположениям, Базурут вызвал или в ближайшее время вызовет в столицу войска, стоящие в Мугозеби, Яликуве, Хутманге, а может статься, даже в Адабу и Дзобу. Думаю, кто-нибудь из них откликнется на призыв защитить истинную веру и заодно сменить прозябание в провинции на не пыльную службу в Ул-Патаре. Причем если даже командиры гарнизонов останутся верными присяге, среди младших офицеров всегда отыщутся недовольные, готовые поднять мятеж…
Речь имперского казначея была прервана появлением слуги, с поклоном вошедшего в кабинет и доложившего:
— Яр-дан, высокородные начинают съезжаться. Вы велели предупредить, когда настанет время встретить их. — Он с виноватым видом покосился на Пананата.
— Хорошо, передай Вокаму, что я сейчас спущусь. — Баржурмал знаком отпустил слугу и повернулся к имперскому казначею: — Тебя прервали на самом интересном. Если бы я не начал вспоминать глупые сплетни, распускаемые нашими недругами…
— Это самое существенное из того, о чем я хотел предупредить тебя, — Пананат заколебался. Слуга пришел как нельзя более кстати, и теперь он может промолчать — у него будет чем оправдаться перед самим собой.
— Ты ведь хотел сказать что-то еще? Это касается Тимилаты? — Баржурмал подошел к Пананату почти вплотную, и теперь ему приходилось смотреть на него снизу вверх — имперский казначей был на голову выше яр-дана, хотя и того никто не назвал бы низкорослым.
— Да, касается, — неожиданно для себя произнес Пананат. — Совет мой, быть может, покажется тебе странным и диким, но, последовав ему, ты загонишь Базурута в такой угол, выбраться из которого ему будет очень и очень непросто. Тебе следует жениться на Тимилате. И сделать это необходимо до Священного дня.
— Ты… ты в своем уме? Жениться на сестре?
— На сводной сестре, — сухо уточнил имперский казначей. — И не говори мне, что ты не любишь ее, а она скорее умрет, чем выйдет за тебя замуж. Никто не интересуется чувствами Повелителя империи, когда тот вступает в брак, и никто не запретит вам после его заключения иметь сколько угодно любовников и любовниц. Вы можете ненавидеть друг друга, но это единственный способ по крайней мере вдвое сократить число сторонников Хранителя веры, ибо поддерживать мятежного жреца, выступив против законного Повелителя империи, это совсем не то же самое, что встать на сторону того или иного наследника престола, права которых на него в равной степени сомнительны.
— Но Тимилата…
— Прецеденты внутрисемейных браков имеются, и событие это не оскорбит чувств высокородных, хотя ахать, охать и перешептываться они, конечно же, будут. Впрочем, как ты догадываешься, необходимость давать подобный совет не приводит меня в восторг, и если ты по каким-либо причинам не пожелаешь им воспользоваться, в претензии я не буду. — Имперский казначей широким шагом пересек кабинет и распахнул дверь. — А теперь иди, встречай гостей. И помни о том, что убийцы уже наточили кинжалы и приготовили самый смертоносный яд, который сумели отыскать в империи и за ее пределами. Иди и будь осторожен. Береги себя — ты нужен своим подданным, даже тем, кто ныне ненавидит тебя, ибо не видит дальше собственного носа и не может представить бедствий, которые вызовет приход к власти Хранителя веры.
Луга, зеленеющие среди подпирающих небо утесов, рощи деревьев с круглыми, пушистыми кронами и весело скачущие по каменистому руслу ручьи показались Мгалу поистине сказочным зрелищем после голой, унылой, раскисшей от непрекращающихся дождей степи. А когда из-за облаков выглянуло солнце и раскинувшиеся перед очами северянина земли засияли чистыми, радостными красками, он почти забыл о своем бедственном положении. Единственный раз в жизни довелось ему прежде взглянуть на мир глазами взмывшей в поднебесье птицы, когда он поднялся на Орлиный перевал, но Облачные горы не шли ни в какое сравнение с горами Флатараг. Суровые, лишенные зелени и жизни, Облачные горы не зря представлялись ассунам, монапуа, дголям и Лесным людям олицетворением севера. Покрытые снегом и льдом вершины, грохот обвалов, бездонные черные ущелья и злые, холодные ветры, норовившие скинуть путника с узкой, вьющейся по краю пропасти тропы, навсегда врезались в память Мгала, и такими же негостеприимными, коварными и непригодными для жизни представлялись ему Флата-рагские горы. Легенды нгайй не противоречили этим представлениям, и, покачиваясь в мелкоячеистой сети, влекомой тремя крылатыми созданиями, северянин испытал настоящее потрясение при виде сочной растительности изобильных долин, в которых паслись стада коз и баранов, стояли аккуратные, словно нарисованные, деревеньки, окруженные квадратами полей и огороженных плетнями огородов.
Сети и духовые трубки, стреляющие ядовитыми шипами, уже навели Мгала на мысль, что уроборы не являются племенем монстров, которыми Девы Ночи пугали своих дочерей. Теперь же, созерцая картины мирной жизни, он начал подозревать, что у Сыновей Оцулаго было значительно больше оснований взирать на нгайй с отвращением, ибо крылья за спиной представлялись ему меньшим злом, чем обычай приносить в жертву чудовищам женщин.
Лив издала глухой стон, зашевелилась, и Мгал зашипел от боли: нгайям удалось-таки пырнуть его копьем в левую руку, нанести несколько глубоких, продолжавших обильно кровоточить царапин и стукнуть чем-то тяжелым по голове.
— Тише ты, не ворочайся! Все кости мне переломаешь! — Он попытался повернуть голову — веревки, из которых была сплетена сеть, впивались ему в лицо, а тело, скрюченное совершенно невообразимым образом, совсем одеревенело.
— Ты здесь? Слава Шимберлалу! О-о-о!.. Что это? Где мы? Значит, Сыновья Оцулаго все же получили свою жертву? — В голосе девушки звучали истерические, визгливые нотки, и северянин пожалел, что Лив не может видеть расстилавшийся под ними ландшафт, который наверняка подействовал бы на нее успокаивающе. Зато она могла сколько угодно разглядывать крылатых тварей над своей головой, а он был лишен этого удовольствия…
— Не знаю, как насчет других, но нас они определенно получили. Не уверен, что мое присутствие доставит им удовольствие, хотя обнадеживает уже то, что до сих пор не бросили, тащат, надрываются, — проворчал Мгал.
— О, Шимберлал! Хорошо, что ты тут… А что с Бемсом?
— Понятия не имею. Ты видешь этих отпрысков Оцулаго? Какие они из себя?
— Жуть! Лучше бы уж не видеть! Помесь человека с огромной летучей мышью! Брюхо мохнатое, лапищи по бокам торчат с когтищами, а лица как у Дев Ночи. Ну, в общем, довольно человеческие лица…
— Человеческие лица — это хорошо. Хотелось бы мне посмотреть на них… — Мгал попробовал извернуться, чтобы хоть одним глазком взглянуть на удивительных летунов. — Ага, начинаем снижаться.
Ритм хлопающих где-то над головой крыльев изменился, вершины скал рванулись навстречу, и северянин увидел сверкающее в солнечных лучах озеро, похожее на отполированное серебряное зеркало в обрамлении узкой полоски раскидистых низкорослых деревьев. Окружавшие его утесы напоминали зубцы короны, у основания которых чернели кое-где входы в пещеры. Несколько лодок застыли на ровной глади озера, находившегося, по странной прихоти природы, значительно выше большинства долин, над которыми пролетали Сыновья Оцулаго.
Уютное место, подумал северянин, без крыльев на этот горный кряж не очень-то заберешься. А значит, и удрать отсюда будет нелегко. Последнее соображение, впрочем, ничуть не огорчило его — цветущий вид горного края подействовал на Мгала умиротворяюще. Тем не менее он не только любовался быстро приближающимся озером, но и внимательно оглядывал местность, запоминая на случай побега положение утесов с наиболее выразительными очертаниями.
Уроборы летели все ниже и ниже и, наконец, описав над озером плавный полукруг, опустили свою добычу на каменную террасу, полого сбегавшую от входов в пещеры к тихо плещущейся о берег воде. Заглядевшись на темнокожих людей, начавших выскакивать из пещер, заслышав знакомый шум крыльев, Мгал слишком поздно сообразил, что поза его не способствует удачному приземлению. Как ни дергался и ни елозил он, стараясь втянуть голову в плечи и спрятать лицо, как ни бережно опускали своих пленников Сыновья Оцулаго, ему все же пришлось проехать несколько локтей по шероховатому и неровному утесу. Лоб, правую щеку, плечо и бедро северянина опалило огнем, потом сеть обвисла, опала, и ничуть не пострадавшая Лив радостно завопила:
— Люди! Обыкновенные люди, мачту им в задницу!
— Слезь с меня, женщина, — попросил Мгал, сплевывая кровь и каменную крошку. Он и сам видел, что встречали крылатых тварей самые что ни на есть обыкновенные люди: мужчины в коротких штанах и рубахах, девки в платьях, юбках и блузках — все как положено, никакой шерсти на теле, никаких крыльев за спиной.
Выпутавшись из упавшей на нее сети, Лив сползла с северянина и поднялась на ноги. Мгал, ругаясь вполголоса, расправил онемевшие члены и кое-как выпрямился, чувствуя, что его отчаянно качает из стороны в сторону. Окинув кровоточащие ссадины и царапины беглым взглядом и убедившись, что, несмотря на ужасающий вид, шкуру ему попортили не так сильно, как можно было ожидать, он уставился на толпившуюся в дюжине шагов от него группу людей, однако рассмотреть их толком не успел. Воздух вновь наполнился хлопаньем громадных крыльев, и, вскинув голову, северянин увидел, как две пары летунов снижаются над каменной террасой. Две опутанные сетями пленницы одна за другой были опущены на утес, но Мгал не смотрел на них — внимание его было всецело поглощено Сыновьями Оцулаго. Огромные кожистые крылья, казалось, действительно принадлежат чудовищным летучим мышам, торчащие в стороны когтистые лапы их — тоже, однако руки, головы и даже покрытые шерстью тела были очень похожи на человеческие. Настолько похожи, что северянин нахмурился, силясь поймать ускользающую догадку.
Три крылатых существа, опустив добычу, взмыли вверх, последовав, очевидно, за уроборами, принесшими Лив и Мгала, четвертое же, сделав круг над головами собравшихся на каменной террасе людей, неожиданно снова пошло на снижение и уселось на огромный деревянный насест, установленный неподалеку от пещер. Вцепилось в него когтистыми лапами, потопталось на исцарапанном бревне, хлопая перепончатыми крыльями, и северянин ахнул от удивления.
— Да их же двое! Двое, ведьмин сок. Человек и… У него не было слов, чтобы назвать крылатое существо, от которого, отстегнув ременную сбрую, отделился темнолицый мужчина, закутанный в странное меховое одеяние, оставлявшее открытыми руки и лицо. Ромбовидное тело летающей твари с маленькой ушастой головкой состояло, казалось, из опутанного мышцами скелета и производило столь отталкивающее впечатление, что Мгал невольно попятился и сделал знак, оберегающий от злых духов и всевозможной нежити.
— Что за мерзкая зверюга! Божество, сотворившее такую гадость, обладало, по-видимому, весьма своеобразным чувством юмора! — пробормотала Лив, не в силах отвести глаз от маленького страшилища.
— Мы называем их шуйрусами. И поверьте, доброта и отзывчивость этих милых существ полностью искупают недостатки, присущие их внешности. Сотворили же их не боги, а люди, отдаленные наши предки, мечтавшие парить в небесах подобно птицам, — произнес темнолицый мужчина, незаметно приблизившийся к Мгалу и Лив, пока те пялили глаза на человека в меховом одеянии, подкармливавшего перепончатокрылого летуна чем-то вкусненьким.
— Стало быть, это вы и есть Сыновья Оцулаго? — Северянин окинул незнакомца оценивающим взглядом и отметил, что оружия у него нет. Хороший признак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70