Базурут не мог ограничиться этой горсткой безумцев. Что-то еще непременно должно было произойти: что-то готовилось, набухало, назревало — он предвидел и высчитал это. Да и чутье подсказывало: худшее впереди. Впрочем, главное он уже успел сделать — яр-дан укрыт, и что бы теперь ни случилось…
— К оружию! Измена! Все сюда! — неожиданно раздался истошный вопль сверху, с третьей, самой высокой террасы, и сердце Вокама забилось гулко и часто — вот оно, началось!
— Гляди, это шуйрусы! — Выступивший из-за спины «тысячеглазого» Регл указал вверх, и Вокам увидел на фоне золотисто-розового закатного неба стаю огромных перепончатокрылых тварей, первая из которых, снизившись над третьей террасой, выпустила из когтистых лап тяжелый, звонко звякнувший о плиты мощения тюк.
— Оружие для заговорщиков! Так вот что замыслил Базурут! — Вокам вздохнул с облегчением. Большая резня и никаких затей — вот как это называется. — Подавай сигнал «статуям».
Стоящий рядом с Реглом, чуть позади Вокама, человек ударил в маленький поясной барабан, и тут же со двора ему тяжким грохотом ответили горбасы. Рокот больших барабанов заглушил крики и заставил высокородных на мгновение оцепенеть. Затем сами собой стали падать холщовые покровы, укрывавшие, как оказалось, вовсе не каменные скульптуры, а легкие деревянные каркасы, внутри которых находились лучники Ильбезара в полном боевом доспехе. Горбасы умолкли по мановению руки Вокама, и в наступившей тишине он громко обратился к толпившейся на террасах и во дворе парчовохалатной знати:
— Почтенные гости! Прошу вас немедленно укрыться в стенах Золотой раковины! Скорее, изменники, покушающиеся на жизнь яр-дана, уже получили оружие от своих сообщников, находящихся за стенами дворца!
Последние слова «тысячеглазого» были заглушены яростными криками и звоном оружия — на верхней террасе сторонники ай-даны и Базурута уже избивали оказавшихся там по неведению приверженцев яр-дана и всех прочих, не пожелавших немедленно примкнуть к заговорщикам. В воздухе запели первые стрелы Ильбезаровых лучников, старавшихся перекрыть ведущие наверх открытые беломраморные лестницы, а люди Вокама, распахнув десяток дверей на первом, втором и третьем этажах дворца, уже уводили высокородных с террас и двора, стремясь, насколько возможно, предотвратить затеянную Хранителем веры резню…
О том, что затевается большая резня, имперский казначей догадался, когда увидел, с какой целеустремленностью вслед за Уагадаром начали подниматься на третью террасу высокородные, не скрывавшие своих симпатий к ай-дане и Базуруту. Группами и по одному, они взбирались по всем восьми лестницам, и случайностью это никак не могло быть хотя бы потому, что не было среди них ни одного приверженца яр-дана, и ежели они поднимались вверх, то казначею следовало, конечно же, спускаться вниз, и так кое-кто из наиболее наблюдательных представителей знатных семейств, не желавших прослыть заговорщиком, и поступил. Однако желание во что бы то ни стало выяснить, каким способом Хранитель веры намерен вооружить пришедших на пир с одними кинжалами гостей, заставило Пананата, вопреки здравому смыслу, не спешить во двор, а занять позицию посреди террасы, между двумя лестницами.
Затеянная во дворе драка была явно прелюдией к чему-то более серьезному, и имперскому казначею хватило одного взгляда на дюжину высокородных молокососов, попытавшихся добраться до яр-дана, чтобы понять: большая часть их будет немедленно перебита, а остальных обезоружат и сволокут в темницу. Не зря же Уагадар, едва взглянув вниз, поспешил отойти ко внешнему краю террасы, всем своим видом давая понять сообщникам, что не имеет к происходящему во дворе ни малейшего отношения. Желтый халат его был виден издалека, и, заметив, что на всех четырех сторонах огибавшей двор верхней террасы собрались, сбившись в плотные группы, все приглашенные на пир служители Кен-Канвале, Пананат понял — развязка близка. Хотя ему, так же как и Вокаму, до последнего момента было неясно, что же затеяли ярун-ды, и тварей с огромными перепончатыми крыльями он обнаружил в закатном небе, лишь когда те оказались над Золотой раковиной.
Прежде других заметили шуйрусов приставленные к Уагадару соглядатаи Вокама, переполошившие криками своими весь дворец и тут же заколотые оказавшимися поблизости высокородными. А затем крылатые твари, повинуясь движениям воздетых в небо рук желтохалатных жрецов, сбросили к их ногам присланные Хранителем времени тюки с оружием. Загремевшие во дворе горбасы и появившиеся из-под укрывавших скульптуры холстин лучники Ильбезара уведомили имперского казначея, что меры по пресечению большой резни приняты и если он не хочет оказаться в числе жертв, то должен немедленно исчезнуть с верхней террасы.
— Ко мне! Все верные яр-дану, ко мне! Мананг! Ма-нанг! — зычным голосом воззвал Пананат, без особого удивления отметив, что в призыве этом особой необходимости не было. Большая часть находившихся на верхней террасе высокородных, не посвященных в замыслы Базурута, ведомая безошибочным чутьем, уже спешила к нему со всех сторон. За ними следовал оказавшийся на крыше дворца десяток лучников Ильбезара, сообразивших, что попали они в самую гущу событий и пользы здесь от их дальнобойного оружия будет мало, если им не удастся объединиться.
Имперский казначей не задумывался над тем, почему все эти люди устремились к нему еще прежде, чем он позвал их. Это было естественно: случалось, над ним хихикали и потешались за глаза, но едва ли кому-нибудь из парчовохалатных хоть раз пришло в голову усомниться в его честности и граничащей с безрассудством отваге. Высокородные знали, что, к кому бы он ни примкнул, сделано это будет из самых чистых побуждений, ибо честь свою Бешеный казначей привык блюсти так же строго, как и вверенную его попечению казну. А это значило, что безоружных он в обиду не даст и кровь невинных даже союзникам своим проливать не позволит.
— Связывайте ремни! Рвите одежду на полосы! Нам , не пробиться к лестницам, придется спускаться тут! — скомандовал Пананат и, подавая пример, первым расстегнул пояс с измятой серебряной пряжкой. Соединил его с перевязью и зацепил за похожее на каменное кружево ограждение террасы. — Лучники, будете прикрывать отход! Без моей команды не стрелять!
Несколько высокородных, замешкавшихся на находившейся по другую сторону двора верхней террасе, попытались пробиться к лестницам и были зарезаны на месте. Три или четыре парня, взобравшись на ограждение, сиганули без веревок на крышу второго этажа. Кое-кто попытался сдаться заговорщикам и был посажен ими на скинутые шайрусами копья. Однако человек тридцать, не считая лучников, все же собрались вокруг имперского казначея — сторонники Базурута, несмотря на кажущуюся сноровистость, проявили непозволительную в подобных обстоятельствах суетливость, нервозность и нерешительность. Понять их было нетрудно: начать вот так, вдруг, ни с того ни с сего, убивать растерянных, безоружных людей, с которыми были знакомы долгие годы и только что вместе сидели за пиршественными столами, оказалось совсем не просто. Но первые капли крови уже пролились, и следовало ожидать, что скоро она потечет ручьями и потоками.
— Эй, кто половчее! Тимотай, Бамеро, проверьте, выдержат ли веревки! Держат? Тогда спускайте женщин, да поживей! Лучники, отдайте свои мечи высокородным, они прикроют вас в случае нужды! Подпустите предателей ближе! А теперь… стреляйте!
Бегущие справа и слева заговорщики один за другим начали валиться на каменные плиты. Брошенные ими копья не достигли цели, а до мечей и боевых топоров дело, может статься, и вообще не дойдет. Женщины, наконец, переправлены на нижнюю террасу, и по наспех связанным веревкам уже соскальзывают безоружные мужчины, Ага, полдюжины предателей, проявивших удивительную прыть и сумевших-таки прорваться сквозь заслон из стрел, встречены теми из высокородных, кто успел разжиться у лучников короткими широкими мечами. Собравшийся было ввязаться в драку Пананат, поколебавшись, вернул кинжал в ножны и попытался отыскать глазами Уагада-ра. Он не любил кровопролития, какими бы причинами оно ни было вызвано, и готов был вступить в переговоры со жрецом до того, как лучники Ильбезара перестреляют всех горе-заговорщиков…
Уагадар понял, что «тысячеглазый» переиграл его, едва только Азани и Кулькеч схватились за кинжалы. Звон стали, как и следовало ожидать, подействовал опьяняюще на молодых высокородных оболтусов, и они, не видя вокруг Баржурмала телохранителей, бросились на него, как стая падальщиков на издыхающего джайгара. Глупцы ринулись в капкан с такой быстротой, что специально подготовленные Базурутом убийцы, наряженные для отвода глаз в желтые халаты жрецов, не успели поразить сына рабыни. Но даже когда отлично справившиеся с порученным делом телохранители уволокли Баржурмала в безопасное место, все еще можно было исправить, если бы не лучники Ильбезара. Их не должно было быть в столице — лазутчики Базурута клялись Предвечным, что видели, как все три сотни их отправились в Хуанкор, дабы разгромить шайку Лимик-Рвиголова, — и вот… Четыре дюжины их оказались во дворе и, судя по крикам и, стонам, столько же, если не больше, засело в стенах дворца и хладнокровно расстреливало джангов, которые, покинув расставленные под открытым небом вокруг Золотой раковины пиршественные столы, пытались прийти на помощь своим господам.
Ярунд стиснув зубы смотрел, как, повинуясь его приказу, парчовохалатные недоумки сбегают по лестницам на треррасу, являвшуюся крышей второго этажа, ломятся в предусмотрительно запертые двери и наглухо заколоченные проемы, ведущие во внутренние галлереи дворца. И гибнут, устилая своими телами лестницы и террасы, пораженные меткими стрелами немногочисленных лучников. Увы, план Базурута оказался никуда не годным — не стоило вовлекать в это дело такую толпу парчовохалатной знати, не надо было одним махом пытаться срубить все неугодные Хранителю времени головы. Нечего было жадничать, для начала хватило бы и одной головы — яр-дана. Впрочем, теперь об этом рассуждать бесполезно — сделанного не исправишь, пора позаботиться о собственной шкуре.
Толстый жрец ловко скинул с себя желтый халат и, вывернув наизнанку, вновь набросил на плечи. Трое ярундов, наблюдавших за Уагадаром с трех разных сторон окружавшей внутренний двор Золотой раковины верхней террасы, повторили его действия. Черно-красные вертикальные полосы, украшавшие изнаночные стороны халатов служителей Кен-Канвале, были теперь хорошо видны в лучах заходящего солнца, и снабженные специальной упряжью шуйрусы, не раз летавшие над дворцом яр-дана в последние полгода, заметят их издалека. Пусть Баржурмал думает, что противники его разгромлены: две с половиной сотни высокородных — ощутимая потеря, однако если кое у кого из погибших сегодня ради чистоты веры не отыщутся наследники, то ярунды утешатся тем, что возьмут на себя заботы об их домах и землях. Если взглянуть на сегодняшнее поражение с этой точки зрения, то придется признать, что даже не слишком удачные замыслы Базурута обладают удивительной способностью приносить щедрый урожай.
Рассуждая подобным образом и поглядывая на четырех быстро приближающихся шуйрусов, ярунд вновь обрел утраченное было душевное равновесие, и лишь одно соображение внушало ему некоторое беспокойство. Хранитель времени был, безусловно, великим человеком и вынашивал в мудрой своей голове огромное количество всевозможнейших и воистину блистательнейших планов. И ближайший сподвижник его — некий Уагадар — занимал в них далеко не последнее место. Так вот, не похоже ли оно на то, которое отведено было выступившим ныне против яр-дана высокородным? Гибели их Базурут, разумеется, не желал, но… Это-то «но» и навело почтенного жреца на неожиданную мысль, что если бы мог он перекинуться на сторону яр-дана, Вокама и Пананата, то чувствовал бы себя, наверно, более счастливым, чем теперь. Ибо Уагадар имел все основания полагать, что зреют, ох зреют в голове Хранителя времени хитроумнейшие замыслы и многим предстоит лишиться жизни, когда он возьмется за их осуществление.
Глава вторая
МАРИКАЛЬ
Уматарой — «Глазом, глядящим в небо» — называли уроборы озеро, окруженное со всех сторон утесами, показавшимися Мгалу похожими на зубцы колоссальной каменной короны. Место это почиталось Народом Вершин священным — не случайно именно сюда доставляли шуйрусы тех, кого Девы Ночи приносили в жертву Сыновьям Оцулаго. Здесь бывшие жертвы жили в течение года, на исходе которого либо приносили клятву верности Народу Вершин и селились в окружающих Озерную твердыню долинах, либо покидали горы Оцулаго, если обычаи горцев не находили отклика в их сердцах или сами уроборы отказывались принимать чужаков в свое племя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— К оружию! Измена! Все сюда! — неожиданно раздался истошный вопль сверху, с третьей, самой высокой террасы, и сердце Вокама забилось гулко и часто — вот оно, началось!
— Гляди, это шуйрусы! — Выступивший из-за спины «тысячеглазого» Регл указал вверх, и Вокам увидел на фоне золотисто-розового закатного неба стаю огромных перепончатокрылых тварей, первая из которых, снизившись над третьей террасой, выпустила из когтистых лап тяжелый, звонко звякнувший о плиты мощения тюк.
— Оружие для заговорщиков! Так вот что замыслил Базурут! — Вокам вздохнул с облегчением. Большая резня и никаких затей — вот как это называется. — Подавай сигнал «статуям».
Стоящий рядом с Реглом, чуть позади Вокама, человек ударил в маленький поясной барабан, и тут же со двора ему тяжким грохотом ответили горбасы. Рокот больших барабанов заглушил крики и заставил высокородных на мгновение оцепенеть. Затем сами собой стали падать холщовые покровы, укрывавшие, как оказалось, вовсе не каменные скульптуры, а легкие деревянные каркасы, внутри которых находились лучники Ильбезара в полном боевом доспехе. Горбасы умолкли по мановению руки Вокама, и в наступившей тишине он громко обратился к толпившейся на террасах и во дворе парчовохалатной знати:
— Почтенные гости! Прошу вас немедленно укрыться в стенах Золотой раковины! Скорее, изменники, покушающиеся на жизнь яр-дана, уже получили оружие от своих сообщников, находящихся за стенами дворца!
Последние слова «тысячеглазого» были заглушены яростными криками и звоном оружия — на верхней террасе сторонники ай-даны и Базурута уже избивали оказавшихся там по неведению приверженцев яр-дана и всех прочих, не пожелавших немедленно примкнуть к заговорщикам. В воздухе запели первые стрелы Ильбезаровых лучников, старавшихся перекрыть ведущие наверх открытые беломраморные лестницы, а люди Вокама, распахнув десяток дверей на первом, втором и третьем этажах дворца, уже уводили высокородных с террас и двора, стремясь, насколько возможно, предотвратить затеянную Хранителем веры резню…
О том, что затевается большая резня, имперский казначей догадался, когда увидел, с какой целеустремленностью вслед за Уагадаром начали подниматься на третью террасу высокородные, не скрывавшие своих симпатий к ай-дане и Базуруту. Группами и по одному, они взбирались по всем восьми лестницам, и случайностью это никак не могло быть хотя бы потому, что не было среди них ни одного приверженца яр-дана, и ежели они поднимались вверх, то казначею следовало, конечно же, спускаться вниз, и так кое-кто из наиболее наблюдательных представителей знатных семейств, не желавших прослыть заговорщиком, и поступил. Однако желание во что бы то ни стало выяснить, каким способом Хранитель веры намерен вооружить пришедших на пир с одними кинжалами гостей, заставило Пананата, вопреки здравому смыслу, не спешить во двор, а занять позицию посреди террасы, между двумя лестницами.
Затеянная во дворе драка была явно прелюдией к чему-то более серьезному, и имперскому казначею хватило одного взгляда на дюжину высокородных молокососов, попытавшихся добраться до яр-дана, чтобы понять: большая часть их будет немедленно перебита, а остальных обезоружат и сволокут в темницу. Не зря же Уагадар, едва взглянув вниз, поспешил отойти ко внешнему краю террасы, всем своим видом давая понять сообщникам, что не имеет к происходящему во дворе ни малейшего отношения. Желтый халат его был виден издалека, и, заметив, что на всех четырех сторонах огибавшей двор верхней террасы собрались, сбившись в плотные группы, все приглашенные на пир служители Кен-Канвале, Пананат понял — развязка близка. Хотя ему, так же как и Вокаму, до последнего момента было неясно, что же затеяли ярун-ды, и тварей с огромными перепончатыми крыльями он обнаружил в закатном небе, лишь когда те оказались над Золотой раковиной.
Прежде других заметили шуйрусов приставленные к Уагадару соглядатаи Вокама, переполошившие криками своими весь дворец и тут же заколотые оказавшимися поблизости высокородными. А затем крылатые твари, повинуясь движениям воздетых в небо рук желтохалатных жрецов, сбросили к их ногам присланные Хранителем времени тюки с оружием. Загремевшие во дворе горбасы и появившиеся из-под укрывавших скульптуры холстин лучники Ильбезара уведомили имперского казначея, что меры по пресечению большой резни приняты и если он не хочет оказаться в числе жертв, то должен немедленно исчезнуть с верхней террасы.
— Ко мне! Все верные яр-дану, ко мне! Мананг! Ма-нанг! — зычным голосом воззвал Пананат, без особого удивления отметив, что в призыве этом особой необходимости не было. Большая часть находившихся на верхней террасе высокородных, не посвященных в замыслы Базурута, ведомая безошибочным чутьем, уже спешила к нему со всех сторон. За ними следовал оказавшийся на крыше дворца десяток лучников Ильбезара, сообразивших, что попали они в самую гущу событий и пользы здесь от их дальнобойного оружия будет мало, если им не удастся объединиться.
Имперский казначей не задумывался над тем, почему все эти люди устремились к нему еще прежде, чем он позвал их. Это было естественно: случалось, над ним хихикали и потешались за глаза, но едва ли кому-нибудь из парчовохалатных хоть раз пришло в голову усомниться в его честности и граничащей с безрассудством отваге. Высокородные знали, что, к кому бы он ни примкнул, сделано это будет из самых чистых побуждений, ибо честь свою Бешеный казначей привык блюсти так же строго, как и вверенную его попечению казну. А это значило, что безоружных он в обиду не даст и кровь невинных даже союзникам своим проливать не позволит.
— Связывайте ремни! Рвите одежду на полосы! Нам , не пробиться к лестницам, придется спускаться тут! — скомандовал Пананат и, подавая пример, первым расстегнул пояс с измятой серебряной пряжкой. Соединил его с перевязью и зацепил за похожее на каменное кружево ограждение террасы. — Лучники, будете прикрывать отход! Без моей команды не стрелять!
Несколько высокородных, замешкавшихся на находившейся по другую сторону двора верхней террасе, попытались пробиться к лестницам и были зарезаны на месте. Три или четыре парня, взобравшись на ограждение, сиганули без веревок на крышу второго этажа. Кое-кто попытался сдаться заговорщикам и был посажен ими на скинутые шайрусами копья. Однако человек тридцать, не считая лучников, все же собрались вокруг имперского казначея — сторонники Базурута, несмотря на кажущуюся сноровистость, проявили непозволительную в подобных обстоятельствах суетливость, нервозность и нерешительность. Понять их было нетрудно: начать вот так, вдруг, ни с того ни с сего, убивать растерянных, безоружных людей, с которыми были знакомы долгие годы и только что вместе сидели за пиршественными столами, оказалось совсем не просто. Но первые капли крови уже пролились, и следовало ожидать, что скоро она потечет ручьями и потоками.
— Эй, кто половчее! Тимотай, Бамеро, проверьте, выдержат ли веревки! Держат? Тогда спускайте женщин, да поживей! Лучники, отдайте свои мечи высокородным, они прикроют вас в случае нужды! Подпустите предателей ближе! А теперь… стреляйте!
Бегущие справа и слева заговорщики один за другим начали валиться на каменные плиты. Брошенные ими копья не достигли цели, а до мечей и боевых топоров дело, может статься, и вообще не дойдет. Женщины, наконец, переправлены на нижнюю террасу, и по наспех связанным веревкам уже соскальзывают безоружные мужчины, Ага, полдюжины предателей, проявивших удивительную прыть и сумевших-таки прорваться сквозь заслон из стрел, встречены теми из высокородных, кто успел разжиться у лучников короткими широкими мечами. Собравшийся было ввязаться в драку Пананат, поколебавшись, вернул кинжал в ножны и попытался отыскать глазами Уагада-ра. Он не любил кровопролития, какими бы причинами оно ни было вызвано, и готов был вступить в переговоры со жрецом до того, как лучники Ильбезара перестреляют всех горе-заговорщиков…
Уагадар понял, что «тысячеглазый» переиграл его, едва только Азани и Кулькеч схватились за кинжалы. Звон стали, как и следовало ожидать, подействовал опьяняюще на молодых высокородных оболтусов, и они, не видя вокруг Баржурмала телохранителей, бросились на него, как стая падальщиков на издыхающего джайгара. Глупцы ринулись в капкан с такой быстротой, что специально подготовленные Базурутом убийцы, наряженные для отвода глаз в желтые халаты жрецов, не успели поразить сына рабыни. Но даже когда отлично справившиеся с порученным делом телохранители уволокли Баржурмала в безопасное место, все еще можно было исправить, если бы не лучники Ильбезара. Их не должно было быть в столице — лазутчики Базурута клялись Предвечным, что видели, как все три сотни их отправились в Хуанкор, дабы разгромить шайку Лимик-Рвиголова, — и вот… Четыре дюжины их оказались во дворе и, судя по крикам и, стонам, столько же, если не больше, засело в стенах дворца и хладнокровно расстреливало джангов, которые, покинув расставленные под открытым небом вокруг Золотой раковины пиршественные столы, пытались прийти на помощь своим господам.
Ярунд стиснув зубы смотрел, как, повинуясь его приказу, парчовохалатные недоумки сбегают по лестницам на треррасу, являвшуюся крышей второго этажа, ломятся в предусмотрительно запертые двери и наглухо заколоченные проемы, ведущие во внутренние галлереи дворца. И гибнут, устилая своими телами лестницы и террасы, пораженные меткими стрелами немногочисленных лучников. Увы, план Базурута оказался никуда не годным — не стоило вовлекать в это дело такую толпу парчовохалатной знати, не надо было одним махом пытаться срубить все неугодные Хранителю времени головы. Нечего было жадничать, для начала хватило бы и одной головы — яр-дана. Впрочем, теперь об этом рассуждать бесполезно — сделанного не исправишь, пора позаботиться о собственной шкуре.
Толстый жрец ловко скинул с себя желтый халат и, вывернув наизнанку, вновь набросил на плечи. Трое ярундов, наблюдавших за Уагадаром с трех разных сторон окружавшей внутренний двор Золотой раковины верхней террасы, повторили его действия. Черно-красные вертикальные полосы, украшавшие изнаночные стороны халатов служителей Кен-Канвале, были теперь хорошо видны в лучах заходящего солнца, и снабженные специальной упряжью шуйрусы, не раз летавшие над дворцом яр-дана в последние полгода, заметят их издалека. Пусть Баржурмал думает, что противники его разгромлены: две с половиной сотни высокородных — ощутимая потеря, однако если кое у кого из погибших сегодня ради чистоты веры не отыщутся наследники, то ярунды утешатся тем, что возьмут на себя заботы об их домах и землях. Если взглянуть на сегодняшнее поражение с этой точки зрения, то придется признать, что даже не слишком удачные замыслы Базурута обладают удивительной способностью приносить щедрый урожай.
Рассуждая подобным образом и поглядывая на четырех быстро приближающихся шуйрусов, ярунд вновь обрел утраченное было душевное равновесие, и лишь одно соображение внушало ему некоторое беспокойство. Хранитель времени был, безусловно, великим человеком и вынашивал в мудрой своей голове огромное количество всевозможнейших и воистину блистательнейших планов. И ближайший сподвижник его — некий Уагадар — занимал в них далеко не последнее место. Так вот, не похоже ли оно на то, которое отведено было выступившим ныне против яр-дана высокородным? Гибели их Базурут, разумеется, не желал, но… Это-то «но» и навело почтенного жреца на неожиданную мысль, что если бы мог он перекинуться на сторону яр-дана, Вокама и Пананата, то чувствовал бы себя, наверно, более счастливым, чем теперь. Ибо Уагадар имел все основания полагать, что зреют, ох зреют в голове Хранителя времени хитроумнейшие замыслы и многим предстоит лишиться жизни, когда он возьмется за их осуществление.
Глава вторая
МАРИКАЛЬ
Уматарой — «Глазом, глядящим в небо» — называли уроборы озеро, окруженное со всех сторон утесами, показавшимися Мгалу похожими на зубцы колоссальной каменной короны. Место это почиталось Народом Вершин священным — не случайно именно сюда доставляли шуйрусы тех, кого Девы Ночи приносили в жертву Сыновьям Оцулаго. Здесь бывшие жертвы жили в течение года, на исходе которого либо приносили клятву верности Народу Вершин и селились в окружающих Озерную твердыню долинах, либо покидали горы Оцулаго, если обычаи горцев не находили отклика в их сердцах или сами уроборы отказывались принимать чужаков в свое племя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70