Слова Тимилаты явились для них полной неожиданностью и даже самого Базурута на какое-то время лишили дара речи.
Воспользовавшись этим, ай-дана подошла к Баржур-малу, и сын рабыни обнял ее за плечи. Жест этот был воспринят собравшимися как подтверждение ее слов, обещание защиты и вызов, брошенный тем, кто требовал принесения яр-дана в жертву.
— Ну что ж, послушаем ярунда Хетахора, — проскрежетал Базурут с единственной, похоже, целью выиграть время и собраться с мыслями.
Маленький седенький старичок, утопавший в роскошном желтом одеянии из негнущейся парчи, скрытый до этого момента от глаз высокородных мефренгами, среди которых Мисаурэнь углядела Шигуб и стоявшего подле нее Эмрика, выступил вперед и нетвердым, блеющим голоском произнес:
— Ай-дана Тимилата и яр-дан Баржурмал произнесли положенные обеты перед ликом Кен-Канвале в дворцовом святилище. Данной мне властью я скрепил их союз в присутствии Вокама, Пананата, Гуновраса и еще семерых высокородных свидетелей, собственноручно подписавшихся под брачным договором. Союз Тимилаты и Баржурмала не может быть расторгнут, ибо непорочность ай-даны была принесена на алтарь Предвечного.
Над головами мефренг взвилось, подобно воинскому штандарту, бело-красное полотнище, и, сообразив, что это — окровавленная кружевная простыня с брачного ложа ай-даны, Мисаурэнь едва не расхохоталась. Однако на мланго эта испачканная кровью принадлежность постельного белья произвела совершенно иное впечатление. Высокородные словно обезумели, и стены храма потрясли крики, слившиеся в неистовый рев:
— Многие лета! Слава! Счастья молодым! Ай-да-на! Ай-да-на! Яр-дан Бар-жур-мал! Яр-дан Бар-жур-мал!..
Мисаурэнь впилась взглядом в лицо Базурута, ожидая, что Хранитель веры немедленно прибегнет к тем крайним мерам, которые имелись, вероятно, у него в запасе на случай, если события выйдут из-под его контроля. Но Базурут, как это ни странно, ничем не выразил своего неудовольствия и вовсе не выглядел раздосадованным или разочарованным. Снисходительно улыбаясь, он терпеливо ожидал, когда высокородные вдоволь накричатся, как будто неожиданное замужество ай-даны не явилось для него тяжким ударом и не выставило его дураком в глазах всей империи.
— Теперь, как видите, вопрос о престолонаследова-нии решился сам собой, — обратилась Тимилата к собравшимся в храме, когда крики начали стихать. — Нам нет нужды выслушивать чьи-либо пророчества по этому поводу, и самое время, мне кажется, обратиться к Кен-Канвале с благодарной молитвой…
— Едва ли поспешность, проявленная высокочтимой Тимилатой при вступлении в брак с сыном рабыни, уместна во всех случаях жизни, — вкрадчиво изрек Базурут и, убедившись, что слова его несколько охладили восторг парчовохалатной знати, решившей уже было, что скоропалительное замужество ай-даны разом положит конец всем разногласиям и спорам, грозившим привести к большому кровопролитию, продолжал: — Видения, посланные Кен-Канвале, можно трактовать по-разному, но неразумно отмахиваться от них и от слов служителей его, как от докучливых мух. Радость и горе, счастье и беды — все в руках Предвечного, и пусть Священный огонь послужит напоминанием всем вам, что самые разумные на первый взгляд поступки, совершенные людьми, не всегда угодны Кен-Канвале, не говоря уже о поступках не слишком разумных. Совершая те или иные деяния, даже венценосные особы должны руководствоваться велениями Предвечного, а потому не лишним будет все же выслушать пророчества Рашалайна.
— Хранитель-то, как видно, не собирается униматься! — проворчала Мисаурэнь, тщетно пытаясь найти контакт с мозгом Базурута и не желая смириться с тем, что относится он к той самой породе людей, на которых чары ее не действуют. Рашалайна ей давеча удалось, для его же пользы, заставить помолчать несколько мгновений, которыми весьма удачно воспользовалась Тимилата, а вот получится ли этот фокус с Хранителем веры — предугадать было трудно. В отличие от Вокама, который, наслушавшись об удивительных ее способностях от Гиля, позаботился, чтобы она вместе со своими спутниками очутилась в ближайшем к помостам ряду высокородных, Мисаурэнь совсем не была уверена, что окажется в состоянии «придержать» Хранителя веры, хотя необходимость в этом, без сомнения, еще возникнет. Даже если Рашалайн измыслит самоё благоприятное пророчество для новобрачных, Базурут не успокоится, пока не учинит какую-нибудь отвратительную каверзу. Увидев, что он сделал с Марикаль, ведьма удостоверилась, что Хранитель веры способен на любую мерзость…
— Видение, которым удостоил меня Предвечный, в самом деле касалось Земли Истинно Верующих и показалось мне столь важным, что я счел своим долгом поведать вам о нем, — начал Рашалайн спокойным, умиротворяющим голосом, столь непохожим на бессвязные выкрики брызжущих слюной пророков, вещавших на базарах едва ли не каждого города империи, что высокородные против воли напрягли слух. — Я видел кровь и резню, зажженные на стенах гигантского дворца-пирамиды факелы и жертвоприношение, призванное отвратить гнев Кен-Канвале от Земли Истинно Верующих. Жертва была принесена и принята, и я, подобно высокочтимому Базуруту, решил, что избежать этого невозможно. Теперь я склонен трактовать увиденные мною образы по-другому.
Резня уже произошла в Золотой раковине, а факелы еще будут зажжены на крыше дворца Повелителя империи, возвещая о двух величайших событиях, принесших мир вашей стране. О свадьбе ай-даны и яр-дана и восшествии Баржурмала на отцовский престол. Что же касается жертвы, то разве невинность Тимилаты не была принесена ею на брачное ложе и не явилась тем лучшим, что могла она отдать ради блага своих подданных? Священный огонь вспыхнул, дабы подтвердить, что бракосочетание совершилось по воле Божественного Кен-Канвале и угаснет, не причинив никому вреда, если жители империи, чтя его волю и заветы предков, не поднимут в этот день оружия на родичей своих, единоверцев и земляков…
Речь Рашалайна лилась плавно и неспешно, завораживая слушателей, заставляя их по-новому взглянуть на пророчества Хранителя веры, и, внимая бывшему отшельнику, Гиль с гордостью думал о том, что не ошибся в старике. Какие бы видения ни посещали его, как бы ни любил он вкусно поесть, бестревожно поспать на мягком ложе, как ни хотелось ему обеспечить себе безбедную старость, Рашалайн говорил то, что должен был сказать мудрец, не считаясь с бедами, которые мог накликать на свою голову. Хотя, казалось бы, что ему, чужеземцу, до того, будут ли мланго резать друг другу глотки и приносить человеческие жертвы своему богу или сумеют избежать усобицы и сберечь империю, обитателям которой нет нужды опасаться за сохранность имущества и самой жизни? Так нет же, он говорил и говорил, забыв о собственной корысти и безопасности, будто и не догадывался, что за такую «поддержку» Базурут ему, чем бы дело ни кончилось, первому велит кишки выпустить…
Хранитель веры, впрочем, надобно отдать ему должное, от миротворческой речи Рашалайна с лица не спал, зубами скрипеть не начал и, дождавшись ее завершения, произнес, дружелюбно поглядывая на стоящих на соседнем помосте новобрачных:
— Я вижу, слова нашего заморского гостя пришлись вам по душе. Не стану опровергать их, каждый человек вправе по-своему толковать видения, посланные ему Кен-Канвале, однако обычно люди доверяют это дело ярун-дам и не раскаиваются. Случается, впрочем, что и ярун-ды, выдавая желаемое за действительность, ошибаются. Кто же ошибается на этот раз? Кто, неверно истолковав волю Предвечного, готов ввергнуть страну в пучину бедствий? По глубокому убеждению Рашалайна и Хетахора, поспешившего, не задумываясь о последствиях, объявить дочь Богоравного Мананга и сына рабыни мужем и женой, брак между ними является угодным Кен-Канвале. Я же продолжаю утверждать, что Баржурмал должен быть принесен в жертву. Такова воля Предвечного, и так, по законам божеским и человеческим, должно поступить. Ибо если не смущает высокородных, что мать яр-дана была рабыней, так, может, хотя бы напоминание о том, что он женился на собственной сестре, заставит их перестать восторгаться этим чудовищным во всех отношениях союзом, за признание которого все мы будем держать ответ перед Божественным Кен-Канвале?
— Тимилата сводная сестра яр-дана! Что ты предлагаешь? Брак заключен, о чем тут еще говорить?… — Шум в зале начал нарастать, но Базурут поднял обе руки и простер их над головами собравшихся, призывая их выслушать его до конца.
— Все мы хотим знать истинную волю Предвечного, не искаженную толмачами, сколь бы искусными они ни были. И мы можем узнать ее немедленно, не выходя их этого храма! Помните, мы находимся в святилище Обретения Истины! Зажженный Кен-Канвале священный огонь горит перед нами! Все вы видели, как я, верный служитель Предвечного, прошел сквозь Холодное пламя, и оно не причинило мне вреда! Так пусть же Тимилата и Баржурмал, у которых после свершения обряда бракосочетания одна судьба, тоже пройдут сквозь Священный огонь! Если союз их угоден Кен-Канвале, я первый назову Баржурмала Повелителем империи. Если же нет… Пусть гнев Предвечного поразит тех, кто так или иначе провинился перед ним, но минует невинных и избавит Землю Истинно Верующих от уготованных ей бед и напастий! — Базурут повернулся к соседнему помосту и громко вопросил: — Скажи, Баржурмал, справедливо ли будет, если за грехи твои, вольные или невольные, неисчислимые беды обрушатся на всех обитателей империи?
— Нет! — Голос яр-дана впервые прозвучал в этот день в храме Обретения Истины, и высокородные, все как один, уставились на внебрачного сына Богоравного Мананга.
— Тимилата, готова ли ты пройти сквозь Священный огонь вместе со своим мужем и доказать тем самым, что он достоин быть Повелителем империи?
— Да! — гордо вскинув голову, крикнула ай-дана.
— О, Самаат! Да это же настоящее убийство! — пробормотал Гиль, продираясь сквозь толпу выряженных в цвета яр-дана Вокамовых джангов к Баржурмалу. — Пустите! Да пустите же! Яр-дан! Можно войти только в золотисто-зеленый огонь! Только в золотисто-зеленый, помни!
«Тысячеглазый» сделал все, что было в человеческих силах, стремясь обеспечить безопасность яр-дана. Лучники Ильбезара, ночные стервятники Мисюма, городские ичхоры, его собственные джанги и люди преданнейших сторонников Баржурмала, таких как Пананат и Азани, не спускали глаз с Базурута и окружавших его ярундов. Они следили за каждым движением жрецов, и все же предчувствие беды не покидало Вокама с начала Священного дня. Если бы опасность, грозящая Баржурмалу, исходила не от Хранителя веры, он не терзался бы попусту и давно нанес упреждающий удар, однако Главный жрец Кен-Канвале — не какой-нибудь зарвавшийся фор или наместник взбунтовавшейся провинции, и пока злоумышления его против яр-дана не станут явными и доказуемыми, даже самые исполнительные подчиненные «тысячеглазого» не осмелятся поднять руку на любимца Предвечного.
Испокон веку служители Кен-Канвале были опорой Повелителей империи, и Вокам не собирался ломать устоявшийся порядок вещей. Ему надо было всего лишь заменить Базурута каким-нибудь здравомыслящим ярун-дом, и все стало бы на свои места. И он, разумеется, сделал бы это, не подвергая Баржурмала ни малейшей опасности, будь у него в запасе хотя бы полгода. Но времени не было: внезапная смерть Мананга и восстание в Чивилунге способствовали укреплению власти Базурута больше, чем двадцатилетнее пребывание в должности Хранителя веры. А тут еще этот проклятый кристалл, привезенный Ушамвой и Ваджиролом из Бай-Балана…
Ситуация складывалась поистине отчаянная, и, если бы не появление чужеземцев, посланных, казалось, самим Предвечным, чтобы помешать осуществлению планов Базурута, Вокам не остановился бы перед убийством Хранителя веры, что ввергло бы империю в пучину гражданской войны, представлявшейся все же «тысячеглазому» меньшим злом, чем безраздельное владычество желтохалатников.
Сначала Вокам принял чернокожего юношу, вытащившего якобы Марикаль из застенков дворца Хранителя веры, за подсыла Базурута, однако после разговора с его товарищами пришел к убеждению, что, сколь ни невероятна рассказанная ими история, она, скорее всего, соответствует истине. Проверить кое-какие детали не составляло труда, но главное, эти люди были в самом деле теми, за кого себя выдавали. Предполагать, что они отправились из Бай-Балана в Махаили по наущению посланных Базурутом ярундов, было слишком нелепо, а подкупить их во время путешествия по империи Хранитель веры не успел бы просто потому, что те опередили всех гонцов, спешивших предупредить самого «тысячеглазого» о появлении светлокожих чужеземцев, пришедших из-за гор Оцулаго. Окончательно же убедило Вокама в их правдивости магическое действо по перенесению в тело безумной Марикаль души исфатейской принцессы — людей, обладающих подобными способностями, Базуруту трудно было подкупить или убедить выступить на его стороне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Воспользовавшись этим, ай-дана подошла к Баржур-малу, и сын рабыни обнял ее за плечи. Жест этот был воспринят собравшимися как подтверждение ее слов, обещание защиты и вызов, брошенный тем, кто требовал принесения яр-дана в жертву.
— Ну что ж, послушаем ярунда Хетахора, — проскрежетал Базурут с единственной, похоже, целью выиграть время и собраться с мыслями.
Маленький седенький старичок, утопавший в роскошном желтом одеянии из негнущейся парчи, скрытый до этого момента от глаз высокородных мефренгами, среди которых Мисаурэнь углядела Шигуб и стоявшего подле нее Эмрика, выступил вперед и нетвердым, блеющим голоском произнес:
— Ай-дана Тимилата и яр-дан Баржурмал произнесли положенные обеты перед ликом Кен-Канвале в дворцовом святилище. Данной мне властью я скрепил их союз в присутствии Вокама, Пананата, Гуновраса и еще семерых высокородных свидетелей, собственноручно подписавшихся под брачным договором. Союз Тимилаты и Баржурмала не может быть расторгнут, ибо непорочность ай-даны была принесена на алтарь Предвечного.
Над головами мефренг взвилось, подобно воинскому штандарту, бело-красное полотнище, и, сообразив, что это — окровавленная кружевная простыня с брачного ложа ай-даны, Мисаурэнь едва не расхохоталась. Однако на мланго эта испачканная кровью принадлежность постельного белья произвела совершенно иное впечатление. Высокородные словно обезумели, и стены храма потрясли крики, слившиеся в неистовый рев:
— Многие лета! Слава! Счастья молодым! Ай-да-на! Ай-да-на! Яр-дан Бар-жур-мал! Яр-дан Бар-жур-мал!..
Мисаурэнь впилась взглядом в лицо Базурута, ожидая, что Хранитель веры немедленно прибегнет к тем крайним мерам, которые имелись, вероятно, у него в запасе на случай, если события выйдут из-под его контроля. Но Базурут, как это ни странно, ничем не выразил своего неудовольствия и вовсе не выглядел раздосадованным или разочарованным. Снисходительно улыбаясь, он терпеливо ожидал, когда высокородные вдоволь накричатся, как будто неожиданное замужество ай-даны не явилось для него тяжким ударом и не выставило его дураком в глазах всей империи.
— Теперь, как видите, вопрос о престолонаследова-нии решился сам собой, — обратилась Тимилата к собравшимся в храме, когда крики начали стихать. — Нам нет нужды выслушивать чьи-либо пророчества по этому поводу, и самое время, мне кажется, обратиться к Кен-Канвале с благодарной молитвой…
— Едва ли поспешность, проявленная высокочтимой Тимилатой при вступлении в брак с сыном рабыни, уместна во всех случаях жизни, — вкрадчиво изрек Базурут и, убедившись, что слова его несколько охладили восторг парчовохалатной знати, решившей уже было, что скоропалительное замужество ай-даны разом положит конец всем разногласиям и спорам, грозившим привести к большому кровопролитию, продолжал: — Видения, посланные Кен-Канвале, можно трактовать по-разному, но неразумно отмахиваться от них и от слов служителей его, как от докучливых мух. Радость и горе, счастье и беды — все в руках Предвечного, и пусть Священный огонь послужит напоминанием всем вам, что самые разумные на первый взгляд поступки, совершенные людьми, не всегда угодны Кен-Канвале, не говоря уже о поступках не слишком разумных. Совершая те или иные деяния, даже венценосные особы должны руководствоваться велениями Предвечного, а потому не лишним будет все же выслушать пророчества Рашалайна.
— Хранитель-то, как видно, не собирается униматься! — проворчала Мисаурэнь, тщетно пытаясь найти контакт с мозгом Базурута и не желая смириться с тем, что относится он к той самой породе людей, на которых чары ее не действуют. Рашалайна ей давеча удалось, для его же пользы, заставить помолчать несколько мгновений, которыми весьма удачно воспользовалась Тимилата, а вот получится ли этот фокус с Хранителем веры — предугадать было трудно. В отличие от Вокама, который, наслушавшись об удивительных ее способностях от Гиля, позаботился, чтобы она вместе со своими спутниками очутилась в ближайшем к помостам ряду высокородных, Мисаурэнь совсем не была уверена, что окажется в состоянии «придержать» Хранителя веры, хотя необходимость в этом, без сомнения, еще возникнет. Даже если Рашалайн измыслит самоё благоприятное пророчество для новобрачных, Базурут не успокоится, пока не учинит какую-нибудь отвратительную каверзу. Увидев, что он сделал с Марикаль, ведьма удостоверилась, что Хранитель веры способен на любую мерзость…
— Видение, которым удостоил меня Предвечный, в самом деле касалось Земли Истинно Верующих и показалось мне столь важным, что я счел своим долгом поведать вам о нем, — начал Рашалайн спокойным, умиротворяющим голосом, столь непохожим на бессвязные выкрики брызжущих слюной пророков, вещавших на базарах едва ли не каждого города империи, что высокородные против воли напрягли слух. — Я видел кровь и резню, зажженные на стенах гигантского дворца-пирамиды факелы и жертвоприношение, призванное отвратить гнев Кен-Канвале от Земли Истинно Верующих. Жертва была принесена и принята, и я, подобно высокочтимому Базуруту, решил, что избежать этого невозможно. Теперь я склонен трактовать увиденные мною образы по-другому.
Резня уже произошла в Золотой раковине, а факелы еще будут зажжены на крыше дворца Повелителя империи, возвещая о двух величайших событиях, принесших мир вашей стране. О свадьбе ай-даны и яр-дана и восшествии Баржурмала на отцовский престол. Что же касается жертвы, то разве невинность Тимилаты не была принесена ею на брачное ложе и не явилась тем лучшим, что могла она отдать ради блага своих подданных? Священный огонь вспыхнул, дабы подтвердить, что бракосочетание совершилось по воле Божественного Кен-Канвале и угаснет, не причинив никому вреда, если жители империи, чтя его волю и заветы предков, не поднимут в этот день оружия на родичей своих, единоверцев и земляков…
Речь Рашалайна лилась плавно и неспешно, завораживая слушателей, заставляя их по-новому взглянуть на пророчества Хранителя веры, и, внимая бывшему отшельнику, Гиль с гордостью думал о том, что не ошибся в старике. Какие бы видения ни посещали его, как бы ни любил он вкусно поесть, бестревожно поспать на мягком ложе, как ни хотелось ему обеспечить себе безбедную старость, Рашалайн говорил то, что должен был сказать мудрец, не считаясь с бедами, которые мог накликать на свою голову. Хотя, казалось бы, что ему, чужеземцу, до того, будут ли мланго резать друг другу глотки и приносить человеческие жертвы своему богу или сумеют избежать усобицы и сберечь империю, обитателям которой нет нужды опасаться за сохранность имущества и самой жизни? Так нет же, он говорил и говорил, забыв о собственной корысти и безопасности, будто и не догадывался, что за такую «поддержку» Базурут ему, чем бы дело ни кончилось, первому велит кишки выпустить…
Хранитель веры, впрочем, надобно отдать ему должное, от миротворческой речи Рашалайна с лица не спал, зубами скрипеть не начал и, дождавшись ее завершения, произнес, дружелюбно поглядывая на стоящих на соседнем помосте новобрачных:
— Я вижу, слова нашего заморского гостя пришлись вам по душе. Не стану опровергать их, каждый человек вправе по-своему толковать видения, посланные ему Кен-Канвале, однако обычно люди доверяют это дело ярун-дам и не раскаиваются. Случается, впрочем, что и ярун-ды, выдавая желаемое за действительность, ошибаются. Кто же ошибается на этот раз? Кто, неверно истолковав волю Предвечного, готов ввергнуть страну в пучину бедствий? По глубокому убеждению Рашалайна и Хетахора, поспешившего, не задумываясь о последствиях, объявить дочь Богоравного Мананга и сына рабыни мужем и женой, брак между ними является угодным Кен-Канвале. Я же продолжаю утверждать, что Баржурмал должен быть принесен в жертву. Такова воля Предвечного, и так, по законам божеским и человеческим, должно поступить. Ибо если не смущает высокородных, что мать яр-дана была рабыней, так, может, хотя бы напоминание о том, что он женился на собственной сестре, заставит их перестать восторгаться этим чудовищным во всех отношениях союзом, за признание которого все мы будем держать ответ перед Божественным Кен-Канвале?
— Тимилата сводная сестра яр-дана! Что ты предлагаешь? Брак заключен, о чем тут еще говорить?… — Шум в зале начал нарастать, но Базурут поднял обе руки и простер их над головами собравшихся, призывая их выслушать его до конца.
— Все мы хотим знать истинную волю Предвечного, не искаженную толмачами, сколь бы искусными они ни были. И мы можем узнать ее немедленно, не выходя их этого храма! Помните, мы находимся в святилище Обретения Истины! Зажженный Кен-Канвале священный огонь горит перед нами! Все вы видели, как я, верный служитель Предвечного, прошел сквозь Холодное пламя, и оно не причинило мне вреда! Так пусть же Тимилата и Баржурмал, у которых после свершения обряда бракосочетания одна судьба, тоже пройдут сквозь Священный огонь! Если союз их угоден Кен-Канвале, я первый назову Баржурмала Повелителем империи. Если же нет… Пусть гнев Предвечного поразит тех, кто так или иначе провинился перед ним, но минует невинных и избавит Землю Истинно Верующих от уготованных ей бед и напастий! — Базурут повернулся к соседнему помосту и громко вопросил: — Скажи, Баржурмал, справедливо ли будет, если за грехи твои, вольные или невольные, неисчислимые беды обрушатся на всех обитателей империи?
— Нет! — Голос яр-дана впервые прозвучал в этот день в храме Обретения Истины, и высокородные, все как один, уставились на внебрачного сына Богоравного Мананга.
— Тимилата, готова ли ты пройти сквозь Священный огонь вместе со своим мужем и доказать тем самым, что он достоин быть Повелителем империи?
— Да! — гордо вскинув голову, крикнула ай-дана.
— О, Самаат! Да это же настоящее убийство! — пробормотал Гиль, продираясь сквозь толпу выряженных в цвета яр-дана Вокамовых джангов к Баржурмалу. — Пустите! Да пустите же! Яр-дан! Можно войти только в золотисто-зеленый огонь! Только в золотисто-зеленый, помни!
«Тысячеглазый» сделал все, что было в человеческих силах, стремясь обеспечить безопасность яр-дана. Лучники Ильбезара, ночные стервятники Мисюма, городские ичхоры, его собственные джанги и люди преданнейших сторонников Баржурмала, таких как Пананат и Азани, не спускали глаз с Базурута и окружавших его ярундов. Они следили за каждым движением жрецов, и все же предчувствие беды не покидало Вокама с начала Священного дня. Если бы опасность, грозящая Баржурмалу, исходила не от Хранителя веры, он не терзался бы попусту и давно нанес упреждающий удар, однако Главный жрец Кен-Канвале — не какой-нибудь зарвавшийся фор или наместник взбунтовавшейся провинции, и пока злоумышления его против яр-дана не станут явными и доказуемыми, даже самые исполнительные подчиненные «тысячеглазого» не осмелятся поднять руку на любимца Предвечного.
Испокон веку служители Кен-Канвале были опорой Повелителей империи, и Вокам не собирался ломать устоявшийся порядок вещей. Ему надо было всего лишь заменить Базурута каким-нибудь здравомыслящим ярун-дом, и все стало бы на свои места. И он, разумеется, сделал бы это, не подвергая Баржурмала ни малейшей опасности, будь у него в запасе хотя бы полгода. Но времени не было: внезапная смерть Мананга и восстание в Чивилунге способствовали укреплению власти Базурута больше, чем двадцатилетнее пребывание в должности Хранителя веры. А тут еще этот проклятый кристалл, привезенный Ушамвой и Ваджиролом из Бай-Балана…
Ситуация складывалась поистине отчаянная, и, если бы не появление чужеземцев, посланных, казалось, самим Предвечным, чтобы помешать осуществлению планов Базурута, Вокам не остановился бы перед убийством Хранителя веры, что ввергло бы империю в пучину гражданской войны, представлявшейся все же «тысячеглазому» меньшим злом, чем безраздельное владычество желтохалатников.
Сначала Вокам принял чернокожего юношу, вытащившего якобы Марикаль из застенков дворца Хранителя веры, за подсыла Базурута, однако после разговора с его товарищами пришел к убеждению, что, сколь ни невероятна рассказанная ими история, она, скорее всего, соответствует истине. Проверить кое-какие детали не составляло труда, но главное, эти люди были в самом деле теми, за кого себя выдавали. Предполагать, что они отправились из Бай-Балана в Махаили по наущению посланных Базурутом ярундов, было слишком нелепо, а подкупить их во время путешествия по империи Хранитель веры не успел бы просто потому, что те опередили всех гонцов, спешивших предупредить самого «тысячеглазого» о появлении светлокожих чужеземцев, пришедших из-за гор Оцулаго. Окончательно же убедило Вокама в их правдивости магическое действо по перенесению в тело безумной Марикаль души исфатейской принцессы — людей, обладающих подобными способностями, Базуруту трудно было подкупить или убедить выступить на его стороне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70