Ей нечем было дышать, она не чувствовала ни рук ни ног, а потом сознание внезапно вернулось к ней. Нжери ощутила вторгшийся в рот чужой язык, исследующий и пробующий ее на вкус. Левая рука арранта все еще ласкала ее груди, а правая поглаживала влажную, разгоряченную кожу живота в непосредственной близости от потаенного местечка между бедрами, которое ныло и болело, пульсировало так, словно туда-то и переместилось сердце молодой женщины. Оно требовало ласки, и рука Эвриха, почувствовав немой призыв, двинулась вниз. Нжери бессознательно приподняла ягодицы, помогая арранту освободить ее от набедренной повязки. Ноги ее сами собой согнулись в коленях и раздвинулись. Ладонь арранта коснулась мягких завитков, покрывавших маленький холмик, пальцы скользнули в увлажненную соком желания пещеру, и Нжери со стоном откинулась на циновку, мечась и дергаясь, точно пронзенная острогой рыба. Тело ее плавилось и само становилось жидким огнем, мысли в голове мешались, из пересохшего рта вырывались низкие протяжные стоны. Ей казалось, что воздух вокруг потрескивает и уже .не только внутри нее, но и вовне кружится и бьется яростное алое пламя.
— Признайся, именно этого ты добивалась? О таком массаже мечтала? — спросил Эврих, склоняясь над форани. Его понимающая, чуть снисходительная улыбка застала ее врасплох, заставив вспомнить, как досаждала она ему, всеми силами стараясь выразить презрение к зарвавшемуся рабу. Еще совсем недавно она требовала бить его палками, жаловалась на него Газахлару, изводила глупыми придирками, властно покрикивая и пренебрежительно выпячивая нижнюю губу, а теперь лежала перед ним совершенно раскрытая, истекающая любовным соком, вздрагивающая и извивающаяся от каждого его прикосновения. Прямо наваждение какое-то! Как она могла дойти до такого бесстыдства? Какой дурой была! Ведь знала же, знала — мужчины не прощают обид, и Эврих, конечно, не был исключением. Что ж, он выбрал подходящий момент, чтобы унизить ее, показать ей отвратную суть стервозной похотливой бабы…
— Ненавижу!.. — процедила она и рванулась с низкого ложа.
Мерзопакостный аррант явно умел читать мысли. Придавив левой рукой ее разметавшиеся волосы, пальцами правой он принялся массировать крохотный узелок, являвшийся средоточием чувственного наслаждения, и Нжери, презирая себя за слабость, закричала от нахлынувшего на нее восторга.
Выгибаясь навстречу чутким пальцам арранта, она будто со стороны слышала свои захлебывающиеся вскрики и стоны, жалобные мольбы и злобные проклятия, а потом что-то лопнуло в ее теле и волна блаженства накрыла ее с головой.
Придя в себя, она некоторое время лежала неподвижно, наслаждаясь необычайной легкостью ставшего словно бы чужим тела. Да, массаж арранта стоил того, чтобы терпеть в своем доме и его, и бесконечную череду Небожителей, спешащих насладиться колдовством «золотых рук золотоволосого». О, если бы они пережили то же, что и она, среди форани началась бы настоящая война за обладание этим искусником. Но с нее хватит. Ее любопытство удовлетворено, и больше она не поддастся его чарам. Нет-нет, она не хочет, чтобы шрамолицый имел над ней такую безграничную власть. Она — Небожительница из клана Зимородка — не станет игрушкой в его руках, какие бы наслаждения они ей ни сулили.
— Тебя все еще сжигает любопытство? — поинтересовался Эврих, нависая над Нжери и легонько поглаживая ее плечи.
— Нет! Нет, довольно! С меня хватит!.. — запротестовала она, но аррант, словно не услышав, прижался ртом к ее рту, не жалея губ молодой женщины и не позволяя ей подняться с ложа.
Напрасно она пыталась оттолкнуть его, он даже не заметил ее усилий. Его пальцы вновь отыскали бугорок наслаждений, и сжавшиеся было ноги ее разошлись в стороны. Оторвавшись от губ Нжери, Эврих принялся целовать ее шею, потом грудь, поочередно посасывая напрягшиеся вишенки сосков, а она, забыв о своем намерении бежать с ложа сладостных пыток, прижимала его голову к своей груди, тихо постанывая и выгибаясь бедрами навстречу пальцам, двигавшимся в немыслимо упоительном ритме.
Нжери не заметила, как аррант оказался лежащим между ее согнутыми, раскинутыми коленями, но, ощутив тяжесть его тела, вздохнула радостно и облегченно. Прежнее намерение оттолкнуть его, прогнать сменилось страхом того, что он покинет ее в тот самый миг, когда она наконец осознала: вся прежняя жизнь, со скучными ее, пресными, иллюзорными радостями, была лишь преддверием к встрече с Эврихом, открывшим ей источник неведомых доселе наслаждений. Да и не только в телесных наслаждениях было, разумеется, дело. Нжери испытывала к нему самые противоречивые чувства: он гневил ее, раздражал, возмущал, восхищал, но не оставлял равнодушным, и это было самым важным. С появлением его в «Мраморном логове» бесцветное существование, а точнее, прозябание, обрело краски, наполнилось эмоциональным содержанием. Как обычные камушки на дне ручья начинают искриться и переливаться, словно самоцветы, так и люди вокруг чудного арранта изменялись, проявляя скрытые до времени свойства характера. Изим, Мфано, Дихтиар, Нгорро, Хаурика да и, наконец, сама она нынешние казались ей ничуть не похожими на прежних, не говоря уже о Газахларе, вновь обретшем не только здоровье, но и вкус к жизни.
Мысли эти молнией пронеслись в голове форани, а затем она почувствовала, как Эврих вошел в нее, и, всхлипнув, подалась ему навстречу, радостно приветствуя вторгшуюся в ее тело чужую твердокаменную плоть. Пальцы и тела их сплелись, уста слились с устами, и, отвечая на каждое движение бедер золотоволосого арранта, Нжери чувствовала себя счастливейшей из смертных. Охватив голову Эвриха руками, а торс ногами, ощущая глубоко в себе его плоть, она желала теперь только одного — чтобы мгновения эти длились до скончания дней. А уж коли это невозможно, пусть повторяются как можно чаще. И так оно, вне всякого сомнения, и будет, ибо она никогда не отпустит от себя этого удивительного мужчину. Посадит подле себя на цепь или сама станет его рабыней, лишь бы не разлучаться. Поскольку жить без него, каким бы странным и чудным он ни был, невозможно, а прозябать она устала и не согласится больше за все сокровища мира.
Однако и эти мятежные, горькие мысли, сопровождаемые уверенностью в том, что Эврих недолго пробудет в «Мраморном логове», истаяли подобно утреннему туману в солнечный день, смытые волнами чистого, бесстыдного наслаждения, коего Нжери не испытывала никогда в жизни.
* * *
Сидя на каменном парапете бассейна, Эврих машинально покачивал в руке сандалию с оборванным ремешком, наблюдая за суетящимися вокруг паланкина рабами. Вот уже несколько дней Газахлар чувствовал себя вполне сносно, а вчера вечером заявил, что настала пора нанести несколько визитов знакомым, подготавливающим его появление при дворе императора Кешо. В чем заключалась эта подготовка, аррант не знал, да и не особенно интересовался. С него было достаточно и того, что Газахлар признал себя здоровым, и, следовательно, обещание свое поставить его на ноги он выполнил, причем значительно прежде условленного срока. Стало быть, в ближайшие дни он сможет покинуть особняк и настало время подумать о том, как выбраться из Мванааке.
Запретив чужеземным судам бросать якорь в гаванях Мавуно, Кешо рассчитывал пополнить казну, взяв под контроль все сделки, совершаемые имперскими купцами. Идея сулила неслыханные барыши, позволяя купцам из Мавуно назначать за привезенные ими в Саккарем, Халисун, Нарлак или Аррантиаду товары любые мыслимые цены. За это император намеревался брать с них весьма высокие налоги, но ничего путного из этой затеи не вышло. Купцы из Аскула — города-порта, номинально считавшегося аррантской колонией, из Кидоты и Афираэну, блюдя собственные интересы, не поддержали начинания Кешо и изрядно погрели себе на этом руки. Падение Аскула, вопреки ожиданиям, еще больше ухудшило положение имперских торговцев, ибо аррантский Царь-Солнце издал подписанный Кворумом эпитиаров указ, призывающий купцов Центрального континента не заключать сделок с «приспешниками Кешо». Как и большинство указов Царя-Солнца, распоряжение это имело характер не запрещения, а констатации существующего положения вещей, поскольку захват имперцами Аскула отвратил от них сердца многих аррантов.
Из разговоров больных Эврих узнал, что немногочисленные торговые суда, отплывавшие из Мванааке, давно уже не посещают Аррантиаду. Они отправляются к берегам Шо-Ситайна, Саккарема или на остров Толми, а пассажиров берут на борт, только ежели те имеют разрешение имперской канцелярии на выезд из страны. До сих пор арранту не приходилось сталкиваться с этакими строгостями, и, услышав о столь явной нелепости, он решил, что либо сей неудобный закон соблюдается не слишком строго, либо получить разрешение на выезд не составит особого труда, но не тут-то было Впрочем, некто Михманган из клана Печального Зайца обещал ему при случае добыть необходимую бумагу, заверив, что это меньшее, чем он может отблагодарить кудесника арранта за спасение глаза.
Вопрос был в другом — позволит ли Газахлар забрать Эвриху из особняка свое имущество. Вопросов вообще было, как обычно, больше, чем ответов. Так, например, Эврих совсем не был уверен, что ему надобно торопиться покинуть Мванааке. Не лучше ли было, коль уж занесла его судьба в столицу империи чернокожих, пожить здесь некоторое время, дабы как следует осмотреться и набрать побольше материала для своих «Странствий» и «Дополнений»? Ведь он еще ни разу не покидал «Мраморного логова» и судить о Городе Тысячи Храмов может лишь по рассказам его обитателей. Спору нет, отправившись в путь, он собирался как можно скорее отыскать Кари, но две-три седмицы не такой уж длительный срок, а когда-то еще доведется ему попасть в эти края?..
Четверо рабов подхватили паланкин с Газахларом и вышли из распахнутых ворот на Верхнюю дорогу, произведшую на Эвриха неизгладимое впечатление, несмотря на то что разглядеть он из-за темноты сумел не слишком-то много. Серебряная лента Гвадиары, окруженная темными кварталами бедноты, в которых не горел ни один огонек, выглядела в высшей степени величественно, но еще сильнее поразили его соединявшие Холмы Небожителей так называемые воздушные — высокие многоарочные мосты, сложенные из грубо отесанных каменных блоков. Глядя на них, Эврих даже без пояснений Шарвана догадался бы, что некогда окружавшие дельту Гвадиары с запада и востока холмы были прорезаны целым рядом ущелий, по которым в сезон дождей мутные потоки воды сбегали в реку. Впоследствии воду эту, благодаря созданию целой системы террас, стали собирать для орошения окружавших столицу садов, отделявших районы бедноты от особняков Небожителей. Через ущелья же были переброшены мосты, образовавшие вокруг города Верхнюю дорогу, которой обитатели Мванааке гордились немногим меньше, чем императорскими садами…
Проводившая мужа до ворот Нжери повернула назад, огляделась по сторонам и, не заметив арранта, двинулась к окруженному одноэтажными флигелями особняку.
— Вот и еще одна проблема, — пробормотал Эврих, задумчиво глядя на молодую женщину, остановившуюся поговорить с попавшейся ей на пути к особняку Хаурикой.
Сознательно изводившая его своим недоверием и недоброжелательством супруга Газахлара, сменив гнев на милость, стала столь заботлива, внимательна и ласкова, что приходилось только удивляться, как это хозяин «Мраморного логова» не проведал еще о ее пламенной любви к своему лекарю. Ну кто бы мог подумать, что, удовлетворив естественное любопытство обделенной мужским вниманием хорошенькой женщины, он накличет худшую из бед, которая только могла их постигнуть? Потому что любовь не к месту — это и впрямь беда, болезнь, лекарства от которой не придумано, а последствия бывают неизменно печальными. Чего стоило одно только выкрикнутое Нжери в пароксизме наслаждения обещание убить Газахлара, если тот вздумает разлучить ее с Эврихом. И ведь это не было вспышкой безумия, нет, наружу выплеснулось то, что день за днем вызревало в душе не на шутку влюбленной форани.
Не раз уже она затевала с ним разговоры о будущем, разрабатывая различные варианты, ни один из которых, по понятным причинам, не казался Эвриху соблазнительным. Например, Нжери предложила ему, переговорив с Газахларом, уехать в одно из дальних своих поместий, входивших в состав ее приданого. Дабы избежать ненужного ему в данный момент скандала, Газахлар, по ее мнению, не станет возражать, тем более что подобные прецеденты случались уже в среде Небожителей. Она готова была бежать с Эврихом в Саккарем, Аррантиаду или Шо-Ситайн — куда он пожелает, а то и официально разойтись с мужем — наиболее сложный и трудоемкий способ начать новую жизнь, но, ежели ее «золотоволосый, изумрудноглазый аррант согласится взять свою Нжери в жены», вполне реальный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— Признайся, именно этого ты добивалась? О таком массаже мечтала? — спросил Эврих, склоняясь над форани. Его понимающая, чуть снисходительная улыбка застала ее врасплох, заставив вспомнить, как досаждала она ему, всеми силами стараясь выразить презрение к зарвавшемуся рабу. Еще совсем недавно она требовала бить его палками, жаловалась на него Газахлару, изводила глупыми придирками, властно покрикивая и пренебрежительно выпячивая нижнюю губу, а теперь лежала перед ним совершенно раскрытая, истекающая любовным соком, вздрагивающая и извивающаяся от каждого его прикосновения. Прямо наваждение какое-то! Как она могла дойти до такого бесстыдства? Какой дурой была! Ведь знала же, знала — мужчины не прощают обид, и Эврих, конечно, не был исключением. Что ж, он выбрал подходящий момент, чтобы унизить ее, показать ей отвратную суть стервозной похотливой бабы…
— Ненавижу!.. — процедила она и рванулась с низкого ложа.
Мерзопакостный аррант явно умел читать мысли. Придавив левой рукой ее разметавшиеся волосы, пальцами правой он принялся массировать крохотный узелок, являвшийся средоточием чувственного наслаждения, и Нжери, презирая себя за слабость, закричала от нахлынувшего на нее восторга.
Выгибаясь навстречу чутким пальцам арранта, она будто со стороны слышала свои захлебывающиеся вскрики и стоны, жалобные мольбы и злобные проклятия, а потом что-то лопнуло в ее теле и волна блаженства накрыла ее с головой.
Придя в себя, она некоторое время лежала неподвижно, наслаждаясь необычайной легкостью ставшего словно бы чужим тела. Да, массаж арранта стоил того, чтобы терпеть в своем доме и его, и бесконечную череду Небожителей, спешащих насладиться колдовством «золотых рук золотоволосого». О, если бы они пережили то же, что и она, среди форани началась бы настоящая война за обладание этим искусником. Но с нее хватит. Ее любопытство удовлетворено, и больше она не поддастся его чарам. Нет-нет, она не хочет, чтобы шрамолицый имел над ней такую безграничную власть. Она — Небожительница из клана Зимородка — не станет игрушкой в его руках, какие бы наслаждения они ей ни сулили.
— Тебя все еще сжигает любопытство? — поинтересовался Эврих, нависая над Нжери и легонько поглаживая ее плечи.
— Нет! Нет, довольно! С меня хватит!.. — запротестовала она, но аррант, словно не услышав, прижался ртом к ее рту, не жалея губ молодой женщины и не позволяя ей подняться с ложа.
Напрасно она пыталась оттолкнуть его, он даже не заметил ее усилий. Его пальцы вновь отыскали бугорок наслаждений, и сжавшиеся было ноги ее разошлись в стороны. Оторвавшись от губ Нжери, Эврих принялся целовать ее шею, потом грудь, поочередно посасывая напрягшиеся вишенки сосков, а она, забыв о своем намерении бежать с ложа сладостных пыток, прижимала его голову к своей груди, тихо постанывая и выгибаясь бедрами навстречу пальцам, двигавшимся в немыслимо упоительном ритме.
Нжери не заметила, как аррант оказался лежащим между ее согнутыми, раскинутыми коленями, но, ощутив тяжесть его тела, вздохнула радостно и облегченно. Прежнее намерение оттолкнуть его, прогнать сменилось страхом того, что он покинет ее в тот самый миг, когда она наконец осознала: вся прежняя жизнь, со скучными ее, пресными, иллюзорными радостями, была лишь преддверием к встрече с Эврихом, открывшим ей источник неведомых доселе наслаждений. Да и не только в телесных наслаждениях было, разумеется, дело. Нжери испытывала к нему самые противоречивые чувства: он гневил ее, раздражал, возмущал, восхищал, но не оставлял равнодушным, и это было самым важным. С появлением его в «Мраморном логове» бесцветное существование, а точнее, прозябание, обрело краски, наполнилось эмоциональным содержанием. Как обычные камушки на дне ручья начинают искриться и переливаться, словно самоцветы, так и люди вокруг чудного арранта изменялись, проявляя скрытые до времени свойства характера. Изим, Мфано, Дихтиар, Нгорро, Хаурика да и, наконец, сама она нынешние казались ей ничуть не похожими на прежних, не говоря уже о Газахларе, вновь обретшем не только здоровье, но и вкус к жизни.
Мысли эти молнией пронеслись в голове форани, а затем она почувствовала, как Эврих вошел в нее, и, всхлипнув, подалась ему навстречу, радостно приветствуя вторгшуюся в ее тело чужую твердокаменную плоть. Пальцы и тела их сплелись, уста слились с устами, и, отвечая на каждое движение бедер золотоволосого арранта, Нжери чувствовала себя счастливейшей из смертных. Охватив голову Эвриха руками, а торс ногами, ощущая глубоко в себе его плоть, она желала теперь только одного — чтобы мгновения эти длились до скончания дней. А уж коли это невозможно, пусть повторяются как можно чаще. И так оно, вне всякого сомнения, и будет, ибо она никогда не отпустит от себя этого удивительного мужчину. Посадит подле себя на цепь или сама станет его рабыней, лишь бы не разлучаться. Поскольку жить без него, каким бы странным и чудным он ни был, невозможно, а прозябать она устала и не согласится больше за все сокровища мира.
Однако и эти мятежные, горькие мысли, сопровождаемые уверенностью в том, что Эврих недолго пробудет в «Мраморном логове», истаяли подобно утреннему туману в солнечный день, смытые волнами чистого, бесстыдного наслаждения, коего Нжери не испытывала никогда в жизни.
* * *
Сидя на каменном парапете бассейна, Эврих машинально покачивал в руке сандалию с оборванным ремешком, наблюдая за суетящимися вокруг паланкина рабами. Вот уже несколько дней Газахлар чувствовал себя вполне сносно, а вчера вечером заявил, что настала пора нанести несколько визитов знакомым, подготавливающим его появление при дворе императора Кешо. В чем заключалась эта подготовка, аррант не знал, да и не особенно интересовался. С него было достаточно и того, что Газахлар признал себя здоровым, и, следовательно, обещание свое поставить его на ноги он выполнил, причем значительно прежде условленного срока. Стало быть, в ближайшие дни он сможет покинуть особняк и настало время подумать о том, как выбраться из Мванааке.
Запретив чужеземным судам бросать якорь в гаванях Мавуно, Кешо рассчитывал пополнить казну, взяв под контроль все сделки, совершаемые имперскими купцами. Идея сулила неслыханные барыши, позволяя купцам из Мавуно назначать за привезенные ими в Саккарем, Халисун, Нарлак или Аррантиаду товары любые мыслимые цены. За это император намеревался брать с них весьма высокие налоги, но ничего путного из этой затеи не вышло. Купцы из Аскула — города-порта, номинально считавшегося аррантской колонией, из Кидоты и Афираэну, блюдя собственные интересы, не поддержали начинания Кешо и изрядно погрели себе на этом руки. Падение Аскула, вопреки ожиданиям, еще больше ухудшило положение имперских торговцев, ибо аррантский Царь-Солнце издал подписанный Кворумом эпитиаров указ, призывающий купцов Центрального континента не заключать сделок с «приспешниками Кешо». Как и большинство указов Царя-Солнца, распоряжение это имело характер не запрещения, а констатации существующего положения вещей, поскольку захват имперцами Аскула отвратил от них сердца многих аррантов.
Из разговоров больных Эврих узнал, что немногочисленные торговые суда, отплывавшие из Мванааке, давно уже не посещают Аррантиаду. Они отправляются к берегам Шо-Ситайна, Саккарема или на остров Толми, а пассажиров берут на борт, только ежели те имеют разрешение имперской канцелярии на выезд из страны. До сих пор арранту не приходилось сталкиваться с этакими строгостями, и, услышав о столь явной нелепости, он решил, что либо сей неудобный закон соблюдается не слишком строго, либо получить разрешение на выезд не составит особого труда, но не тут-то было Впрочем, некто Михманган из клана Печального Зайца обещал ему при случае добыть необходимую бумагу, заверив, что это меньшее, чем он может отблагодарить кудесника арранта за спасение глаза.
Вопрос был в другом — позволит ли Газахлар забрать Эвриху из особняка свое имущество. Вопросов вообще было, как обычно, больше, чем ответов. Так, например, Эврих совсем не был уверен, что ему надобно торопиться покинуть Мванааке. Не лучше ли было, коль уж занесла его судьба в столицу империи чернокожих, пожить здесь некоторое время, дабы как следует осмотреться и набрать побольше материала для своих «Странствий» и «Дополнений»? Ведь он еще ни разу не покидал «Мраморного логова» и судить о Городе Тысячи Храмов может лишь по рассказам его обитателей. Спору нет, отправившись в путь, он собирался как можно скорее отыскать Кари, но две-три седмицы не такой уж длительный срок, а когда-то еще доведется ему попасть в эти края?..
Четверо рабов подхватили паланкин с Газахларом и вышли из распахнутых ворот на Верхнюю дорогу, произведшую на Эвриха неизгладимое впечатление, несмотря на то что разглядеть он из-за темноты сумел не слишком-то много. Серебряная лента Гвадиары, окруженная темными кварталами бедноты, в которых не горел ни один огонек, выглядела в высшей степени величественно, но еще сильнее поразили его соединявшие Холмы Небожителей так называемые воздушные — высокие многоарочные мосты, сложенные из грубо отесанных каменных блоков. Глядя на них, Эврих даже без пояснений Шарвана догадался бы, что некогда окружавшие дельту Гвадиары с запада и востока холмы были прорезаны целым рядом ущелий, по которым в сезон дождей мутные потоки воды сбегали в реку. Впоследствии воду эту, благодаря созданию целой системы террас, стали собирать для орошения окружавших столицу садов, отделявших районы бедноты от особняков Небожителей. Через ущелья же были переброшены мосты, образовавшие вокруг города Верхнюю дорогу, которой обитатели Мванааке гордились немногим меньше, чем императорскими садами…
Проводившая мужа до ворот Нжери повернула назад, огляделась по сторонам и, не заметив арранта, двинулась к окруженному одноэтажными флигелями особняку.
— Вот и еще одна проблема, — пробормотал Эврих, задумчиво глядя на молодую женщину, остановившуюся поговорить с попавшейся ей на пути к особняку Хаурикой.
Сознательно изводившая его своим недоверием и недоброжелательством супруга Газахлара, сменив гнев на милость, стала столь заботлива, внимательна и ласкова, что приходилось только удивляться, как это хозяин «Мраморного логова» не проведал еще о ее пламенной любви к своему лекарю. Ну кто бы мог подумать, что, удовлетворив естественное любопытство обделенной мужским вниманием хорошенькой женщины, он накличет худшую из бед, которая только могла их постигнуть? Потому что любовь не к месту — это и впрямь беда, болезнь, лекарства от которой не придумано, а последствия бывают неизменно печальными. Чего стоило одно только выкрикнутое Нжери в пароксизме наслаждения обещание убить Газахлара, если тот вздумает разлучить ее с Эврихом. И ведь это не было вспышкой безумия, нет, наружу выплеснулось то, что день за днем вызревало в душе не на шутку влюбленной форани.
Не раз уже она затевала с ним разговоры о будущем, разрабатывая различные варианты, ни один из которых, по понятным причинам, не казался Эвриху соблазнительным. Например, Нжери предложила ему, переговорив с Газахларом, уехать в одно из дальних своих поместий, входивших в состав ее приданого. Дабы избежать ненужного ему в данный момент скандала, Газахлар, по ее мнению, не станет возражать, тем более что подобные прецеденты случались уже в среде Небожителей. Она готова была бежать с Эврихом в Саккарем, Аррантиаду или Шо-Ситайн — куда он пожелает, а то и официально разойтись с мужем — наиболее сложный и трудоемкий способ начать новую жизнь, но, ежели ее «золотоволосый, изумрудноглазый аррант согласится взять свою Нжери в жены», вполне реальный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58