Надо попытаться, подумал он, добраться до ванной комнаты другим путем.
Проползти, что ли, перекатываясь с боку на бок? Голова страшно болела, но
особой печали он не испытывал. Никогда не оглядываться назад, уж такое
решение он принял раз и навсегда. Который час? Часы должны стоять на
комоде. Полдвенадцатого! С ума сойти. А он все еще валяется.
Я уволен, подумал он.
Вчера на заводе он поступил опрометчиво. Не стоило в таком тоне
разговаривать с мистером Уиндем-Мэтсоном, у которого вогнутое, словно
тарелка, лицо, а нос, как у Сократа, на пальце - кольцо с бриллиантом, и
одежда на золотых застежках-молниях. Другими словами, он олицетворял само
всемогущество. Настоящий монарх. Путаные мысли Фринка совсем смешались.
Вот так, подумал он, еще и занесут меня в черный список. Что толку в
моей квалификации - у меня нет профессии. Пятнадцать лет стажа? Насмарку.
Придется теперь предстать перед Комиссией по разрешению трудовых
споров, где будут пересматривать его рабочую квалификацию. Поскольку ему
так и не удалось выяснить, каковы отношения Уиндем-Мэтсона с "пиноками" -
белым марионеточным правительством в Сакраменто, он не мог ясно
представить себе реальные возможности хозяина влиять на власть предержащих
- японцев. В Комиссии по спорам заправляли "пиноки". По распоряжению
Уиндем-Мэтсона ему придется оправдываться перед четырьмя-пятью
толстомордыми белыми средних лет. Если же там ему не удастся добиться
оправдания, то придется отправиться в одну из экспортно-импортных торговых
миссий, управляемых из Токио, конторы которых наводнили Калифорнию,
Орегон, Вашингтон и ту часть Невады, которая включена в Тихоокеанские
Штаты. Но уж если и там его объяснения оставят без внимания...
Планы, один нелепее другого, возникали и угасали у него в голове,
пока он продолжал валяться в кровати, тупо уставясь взглядом на игру света
и тени на потолке комнаты. Он мог бы, к примеру, перебраться тайком в
Штаты Скалистых Гор. Но они были тесно связаны с ТША, и его могли
выдворить оттуда назад. А что, если податься на Юг? По его телу пробежала
дрожь. Нет. Только не туда. Для белого человека работы там хоть отбавляй,
устроиться на работу гораздо легче, чем в ТША, только... Ему не хотелось
отправляться в такого рода места.
И, что хуже всего, Юг был самым тесным образом связан экономически,
идеологически и одному Богу известно как еще с Рейхом. А Фрэнк Фринк был
евреем.
По-настоящему звали его Фрэнк Финк. Он родился на Восточном
побережье, в Нью-Йорке и был призван в армию Соединенных Штатов Америки в
1941 году, сразу же после поражения России. Когда японцы захватили Гавайи,
его перевели на Западное побережье. Вот здесь он и застрял после войны на
японской стороне от линии размежевания между союзниками по Оси. Здесь
находится он и сегодня, пятнадцатью годами позже. В 1947 году, в день
капитуляции, он едва не сошел с ума. Ненавидя японцев до глубины души, он
поклялся отомстить. Закопал свое оружие в подвале, предварительно смазав и
тщательно упаковав его до того дня, когда он вместе со своими
друзьями-однополчанами поднимет восстание. Однако время оказалось великим
целителем, а тогда он не принял в расчет этот факт. Сейчас он уже не
возвращался к первоначальному замыслу - идее грандиозной кровавой бани,
очищения от "пиноков" и их хозяев, а вспоминая об этом, испытывал такие же
чувства, как при перелистывании засаленных календарей-ежегодников своих
школьных лет. Тогда Фрэнк Финк, по прозвищу "Золотая рыбка", собирался
стать палеонтологом и поклялся жениться на Норме Праут. Норма Праут была
первой красавицей в его классе, и он бесповоротно решил на ней жениться.
Теперь это было настолько же невозвратно, как песни Фреда Аллена и
киноленты Филдса. С 1947 года он перезнакомился, наверное, с добрым
полумиллионом японцев, но его желание расправиться с любым из них или
всеми разом так и не осуществилось ни в первые месяцы оккупации, ни позже.
Оно стало просто абсолютно неуместным.
Погоди. Был один японец, некто мистер Омуро, скупивший арендные права
на большое количество кварталов в центральной части Сан-Франциско, который
какое-то время был владельцем района, где проживал Фрэнк. Мерзкая
личность, подумал он. Прожорливый хищник, он никогда не ремонтировал дома,
перегораживал комнаты, делая из них клетушки все меньше и меньше,
непрерывно повышал квартплату... Омуро беззастенчиво обирал бедняков, в
особенности почти нищих безработных - бывших военнослужащих, во время
депрессии в начале пятидесятых годов. Но именно одна из японских торговых
миссий и приговорила Омуро к смертной казни посредством отсечения головы
за ненасытную алчность. Теперь подобное нарушение суровых, даже жестоких,
но справедливых японских гражданских законов было делом неслыханным. Такое
стало возможным благодаря неподкупности японских государственных
чиновников, особенно тех, что пришли сюда после падения Военного
правительства.
Вспомнив о суровой честности торговых миссий, Фринк несколько
приободрился. Даже Уиндем-Мэтсона могут прогнать как назойливую муху. И
это невзирая на то, что он - владелец "У-М корпорейшн". Фринк, во всяком
случае, надеялся на это "Похоже, я начинаю верить в болтовню о
Тихоокеанском Содружестве Сопроцветания. Странно. Ведь когда-то все это
казалось мне ложью. Пустой пропагандой. А теперь..."
Он поднялся с кровати и нетвердой походкой прошел в ванную. Пока он
брился и мылся, по радио передавали дневной выпуск последних известий.
"Давайте не будем высмеивать эту попытку", - сообщило радио, когда он
прикрыл кран горячей воды.
"Нет, не станем", - с горечью подумал Фринк. Он догадывался о какой
именно попытке говорилось по радио. И все же было во всем этом что-то
смешное, в этом зрелище бесчувственных, унылых тевтонов, марширующих по
поверхности Марса, по красному песку, на который еще не ступала нога
человека. Намыливая щеки, он стал гнусавить себе под нос
прибаутки-экспромты.
- Gott, Herr Kreisleiter. Ist dies vielleicht der Ort wo man das
Konzentrationslager bilden kann? Das Wetter ist so schon. Heiss, aber doch
schon... [О Боже, герр Крайслейтер. Есть ли место, где человек не построил
концлагерь? А погода так прекрасна... Черт побери, все еще прекрасна...]
Тем временем радио продолжало: "Цивилизация Сопроцветания должна
приостановиться и поразмыслить вот над чем: в своих попытках обеспечить
сбалансированное справедливое распределение взаимных обязательств и
ответственности вкупе с соответствующим вознаграждением..." - типичный
жаргон правящей иерархии, отметил про себя Фринк, - "...не потерпели ли мы
неудачу в своевременном определении той будущей арены, на которой будут
разворачиваться деяния народов, будь то нордики, японцы, негроиды..." И
так далее все в том же духе.
Одеваясь, он все еще с удовольствием продолжал напевать себе под нос
строчки собственного сочинения, мешая английские слова с немецкими: "А
погода просто очень хороша. Только нечем, только нечем нам дышать..."
Тем не менее факт остается фактом: Пацифида и пальцем не пошевелила в
деле колонизации других планет. Она была поглощена - вернее, ее засосало,
как в трясину - освоением Южной Америки. В то время как германцы торопливо
запускали в космос один за другим огромные ракетные корабли-роботы, японцы
все еще жгли джунгли во внутренних районах Бразилии и возводили
девятиэтажные жилые дома для недавних охотников за головами. К тому
времени, когда у японцев оторвется от земной поверхности их первый
космический корабль, немцы установят полный контроль над всей Солнечной
системой. Ситуация, прямо противоположная той, что описывалась в старых
учебниках истории - немцы все еще улаживали свои внутренние дела, когда
остальные европейские державы наносили последние мазки на карты своих
колониальных империй. Однако на сей раз, продолжал размышлять Фринк, они
совсем не намерены остаться последними. Они многому научились за это
время.
И тогда мысли его обратились к Африке и к тому эксперименту, который
там проводили наци. И кровь застыла у него в жилах, но он все-таки
преодолел охватившую его робость и снова дал ход воображению.
Вся Африка представляла из себя картину полнейшего опустошения.
Голос диктора продолжал: "...мы должны с гордостью отметить, что
какое бы ударение мы ни делали на основополагающие нужды всех проживающих
на Земле народов, их духовные устремления, которые должны..."
Фрэнк выключил радио. Затем несколько успокоившись, снова включил
его.
"Как Христос на кресте, - подумал он. - Африка. Лишь призраки мертвых
племен. Истребленных ради жизненного пространства... Только вот для кого?
Кто знает? Возможно, даже самые главные вдохновители из Берлина не знают
этого. Банда роботов, то ли что-то строящих, то ли старательно
притворяющихся, что строят. А скорее всего, перемалывающих все, что
попадется под руку. Чудовища из палеонтологического музея, для которых
самая главная цель - это изготовить чашу из черепа врага, целая свора
таких чудовищ, энергично выскребающих содержимое этих черепов - сырые
мозги. Прежде всего для того, чтобы насытиться. Затем приспособить
человеческие кости в качестве кухонной утвари. Какая бережливость во всем
- додуматься не только до того, чтобы пожирать людей, которые пришлись не
по нраву, но и пожирать их из их же собственных черепов! Непревзойденные
специалисты! Первобытный человек в стерильном медицинском халате в одной
из лабораторий Берлинского университета, опытным путем определяющий, для
чего могут сгодиться черепа других людей, их кожа, уши, жир... Да, герр
доктор. Вот новое применение большого пальца ноги. Смотрите, сустав его
можно приспособить в быстродействующем механизме зажигалки для сигарет.
Весь вопрос теперь состоит только в том, сумеет ли герр Крупп наладить их
массовое производство..."
Эти мысли привели его в ужас. Снова преуспевает древний огромный
получеловек-людоед, он еще раз подчинил себе весь мир. Мы целый миллион
лет потратили на то, подумал Фринк, чтобы уйти от него как можно дальше, и
вот теперь он вернулся. И вернулся не просто как наш противник - как
повелитель.
"...мы можем только сожалеть..." - продолжал сладко литься голос
желтолицего краснобая из Токио. "Боже праведный, - подумал Фринк. - А ведь
мы называли их обезьянами, но эти колченогие цивилизованные карлики не
возводят газовых печей и не опускают своих жен в расплавленный сургуч."
"...и мы часто сожалели в прошлом относительно ужасной растраты
человеческого материала в этой фанатичной борьбе, которая выталкивает
огромные массы людей за пределы соблюдающего законность сообщества." Да,
эти японцы очень уважительно относятся к законам. "...Достаточно вспомнить
слова одного всем известного святого Западного мира: какая польза
человеку, если он покорит весь мир, но при этом потеряет душу?
Радио примолкло. Фринк, завязывая шнурок ботинка, тоже замер. Это
была обычная утренняя промывка мозгов.
"Я должен постараться договориться с ними, - со всей отчетливостью
понял он. - Пусть даже я попаду в черный список, но уж лучше это, чем
неминуемая смерть, которая меня ждет, если я покину контролируемую
японцами территорию и покажусь на Юге или в Европе - в любом уголке Рейха.
Мне обязательно надо помириться со стариком Уиндем-Мэтсоном."
Усевшись на кровати и поставив рядом чашку остывшего чая, Фринк
достал свой экземпляр "Книги Перемен". Из кожаного футляра-трубки извлек
49 стебельков тысячелистника. Погрузился в раздумье, чтобы привести в
порядок свои мысли и надлежащим образом сформулировать вопросы.
Вслух он произнес:
- Как мне следует повести себя с Уиндем-Мэтсоном, чтобы все уладилось
по-хорошему? - Он записал вопрос в блокноте, затем стал перебрасывать
палочки из руки в руку, пока не получилась первая линия, начало. Номер
восемь. Половина из 64 гексаграмм тут же отпала. Он разделил палочки и
получил вторую линию. Вскоре, поскольку у него уже был немалый опыт
манипулирования палочками, определились все шесть линий, необходимых для
получения гексаграммы в целом. Даже не обращаясь к таблице, он распознал
ее как пятнадцатую. "Чи-ен". Скромность. Вот как! Слабые воспрянут,
сильные падут, могущественные будут приведены к покорности. Ему не было
необходимости сверяться с текстом - он его знал наизусть. Добрый знак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44