Были когда-то во Вселенной одни
только частицы первозданной пыли, горячий газообразный водоворот, и ничего
более, и так будет снова. А жизнь - она всего лишь заполняет промежуток
между этими состояниями, Айн Аугенблик. Космические процессы ускоряются,
превращая живое снова в гранит и метан; колесо вселенской истории крушит
жизнь. Все в этом мире только временное. И они - эти безумцы - как раз и
способствуют своей деятельностью торжеству гранита, праха, стремления к
небытию. Они хотят помочь природе.
И, еще подумал он, я догадываюсь почему. Они хотят сами стать
движущей силой истории, а не ее жертвами. Они отождествляют себя с Богом,
с его всемогуществом и верят в свою богоподобность. Именно в этом суть их
безумия. Они захвачены стереотипом; их коллективное "Я" увеличивается в
объеме так, что они уже сами не в состоянии разобрать, с чего начинали, и
тогда божественность их покидает. Это не высокомерие, не гордыня; это
отрицание личности, доведенное до своего логического предела, когда уже
нельзя провести грань между тем, кто поклоняется какому-нибудь богу, и
тем, кто сам считает себя богом и требует поклонения. Не человек пожрал
Бога - Бог пожрал человека.
Чего они не в состоянии постичь - так это беспомощности человека. Я
мал, я слаб, я совершенно безразличен окружающей меня Вселенной. Она
просто не замечает меня. Я живу неприметно. Но почему это плохо? Разве так
не лучше? Тех, кого боги замечают, они уничтожают. Оставайся малым - и ты
избегнешь ревности сильных мира сего.
Отстегивая свой привязной ремень, Бейнс произнес:
- Мистер Лотце, этого я еще никогда никому не говорил. Я - еврей.
Лотце поглядел на него как на человека, достойного сожаления.
- Вы об этом ни за что не догадались, - продолжал Бейнс, - потому что
внешне я ничем не похож на еврея. Я изменил форму носа, сделал меньше
жировые поры на лице, химическим путем осветлил кожу, даже изменил форму
черепа. Короче говоря, по внешности меня невозможно уличить. Я вхож в
самые высшие сферы нацистского общества и действительно часто там бываю.
Никто меня не разоблачит. И... - тут он сделал паузу, стал близко, очень
близко к Лотце, и добавил таким тихим голосом, что слышать его мог только
Лотце. - И есть еще другие такие, как я. Вы слышите? Мы не погибли. Мы все
еще существуем. Мы живем, не замечаемые никем.
- Служба безопасности... - заикаясь, начал было Лотце.
- Служба СД может проверить мои анкеты, - сказал Бейнс. - Вы можете
донести на меня. Но у меня очень сильные связи. Некоторые из моих
покровителей - арийцы, некоторые - тоже евреи, занимающие самые высокие
должности в Берлине. Ваш донос выбросят в корзину для мусора, а затем,
немного спустя, я донесу на вас. И благодаря все тем же моим связям вы
окажетесь в исправительном лагере. - Он улыбнулся, чуть поклонился и
двинулся вдоль прохода, подальше от Лотце, пока не присоединился к другим
пассажирам.
Все спустились по трапу на холодное, продуваемое ветрами посадочное
поле. Уже в самом низу Бейнс снова оказался на какое-то мгновенье рядом с
Лотце.
- По правде говоря, - произнес Бейнс, шагая рядом с Лотце, - мне не
нравятся ваши взгляды, мистер Лотце, поэтому я не сомневаюсь в том, что
обязательно донесу на вас. - Он резко ускорил шаг, оставив Лотце позади.
В дальнем конце поля, у входа в вестибюль вокзала, прибывших ожидало
довольно большое число встречающих. Родственники, друзья пассажиров,
некоторые из них махали руками, вглядывались в лица, приветливо улыбались.
Чуть впереди остальных стоял коренастый японец средних лет, хорошо одетый,
в английском пальто, в заостренных полуботинках и в шляпе-котелке. Рядом с
ним стоял японец помоложе. На лацкане пальто японца средних лет был значок
одной из влиятельнейших Тихоокеанских торговых миссий имперского
правительства. Это он, - понял Бейнс. - Мистер Нобусуке Тагоми явился
собственной персоной, чтобы встретить меня.
Сделав шаг вперед, японец отозвался первым.
- Герр Бейнс... Добрый вечер, - и нерешительно поклонился.
- Добрый вечер, мистер Тагоми, - произнес Бейнс и протянул японцу
руку. Они обменялись рукопожатиями, затем раскланялись.
Молодой японец тоже поклонился, лицо его сияло.
- Несколько прохладно на этом открытом поле, - сказал Тагоми. - Мы
вернемся в центр города на принадлежащем миссии вертолете. Вас это
устраивает? Или вы бы хотели сначала привести себя в порядок? - Он с
нескрываемым волнением смотрел в лицо Бейнсу.
- Мы могли бы сразу тронуться, - ответил Бейнс. - Я хочу
зарегистрироваться в гостинице. Вот только мой багаж...
- Мистер Котомихи позаботится о нем, - успокоил его Тагоми. - А затем
последует за нами. Видите ли, сэр, на этом вокзале багажа приходится
дожидаться в очереди добрый час. Дольше, чем продолжался ваш полет.
Мистер Котомихи улыбнулся в знак согласия.
- Хорошо, - сказал Бейнс.
- Сэр, - произнес Тагоми. - Я приготовил для вас подарок.
- Зачем? - удивился Бейнс.
- Чтобы завоевать вашу благосклонность. - Тагоми засунул руку в
карман пальто и извлек оттуда небольшую коробку. - Отобран среди лучших
образцов Американского искусства, которые только доступны. - Он протянул
коробку Бейнсу.
- Спасибо, - Бейнс принял коробку из рук Тагоми.
- Всю вторую половину дня специальные эксперты проверяли правильность
выбора, - сказал Тагоми. - Это - подлинный образец прежней, ныне умирающей
культуры США, редчайшее, чудом сохранившееся произведение, отмеченное
печатью ушедшей безмятежной эпохи.
Бейнс открыл коробку. В ней были ручные часики с изображением Микки
Мауса, лежавшие на подушечке из черного бархата.
Тагоми над ним подшучивает? Бейнс поднял глаза и увидел
сосредоточенное, взволнованное лицо мистера Тагоми. Нет, это не было
шуткой.
- Большое спасибо, - сказал Бейнс. - В самом деле, невероятно.
- В настоящее время во всем мире имеется всего лишь несколько, самое
большее, десять пар часов с Микки Маусом выпуска 1938 года, - пояснил
Тагоми, вглядываясь в лицо Бейнса, упиваясь его реакцией, его пониманием
ценности подарка. - Таких часов, сэр, нет ни у одного из знакомых мне
коллекционеров.
Они вошли в здание вокзала и вместе поднялись по рампе.

4
Глядя на то, как его бывший работодатель вразвалку проковылял по
коридору и вошел в главное производственное помещение "У-М Корпорейшн",
Фрэнк Фринк отметил про себя, что самым странным в Уиндем-Мэтсоне то, что
он вовсе не похож на человека, которому может принадлежать хоть один
завод. Он был похож на завсегдатая злачных мест, пропойцу, которого
отмыли, дали частую одежду, побрили, подстригли, хорошо накормили и
выпустили на свет божий, дав ему пять долларов, чтобы он мог начать новую
жизнь. Был он с виду нерешителен, суетлив, порой даже вкрадчив, хитрые
глаза его так и бегали, как бы расценивая каждого встречного как
потенциального противника, который сильнее его и которого надо было
ублажать и успокаивать. Вся его манера поведения, казалось, говорила: меня
все хотят обжулить.
И тем не менее, старик У-М в действительности был человеком очень
могущественным. Ему принадлежали контрольные пакеты акций во множестве
промышленных, торговых и строительных предприятий. Владел он и заводом
"У-М Корпорейшн".
Следуя за стариком, Фринк распахнул большую стальную дверь в главное
производственное помещение, где грохотали самые различные станки и машины,
к шуму которых он уже давно привык так же, как и к виду рабочих у этих
машин, вспышкам сварочных аппаратов, норам стружки, движению. Старик
вошел. Фринк ускорил шаг.
- Мистер Уиндем-Мэтсон! - окликнул он хозяина.
Старик остановился перед бригадиром Эдом Маккарти. Они оба стали
смотреть на приближающегося к ним Фринка.
Нервно облизав губы, Уиндем-Мэтсон произнес:
- Мне очень жаль, Фрэнк, но я уже никак не могу взять вас назад на
работу. Я не зевал и сразу же нанял человека на ваше место, думая, что вы
уже не вернетесь. После всего того, что вы сказали. - Он тут же отвел в
сторону свои маленькие круглые глазки - такая уклончивость, Фринк это
давно понял, была у старика в крови.
- Я зашел забрать свой инструмент. Больше ни за чем, - сказал Фринк.
- Ну что ж, давайте посмотрим, - пробурчал У-М, очевидно, с
инструментом Фринка ему не все было ясно. Повернувшись к Эду Маккарти, он
произнес:
- Как я полагаю, это больше по вашей части, Эд. Может быть, вы
все-таки приютите Фрэнка у себя. У меня других дел по горло. - Он бросил
взгляд на свои карманные часы. - Послушайте, Эд. Мы обсудим все позже. Мне
нужно бежать дальше, - он похлопал Эда по волосатой руке и затрусил прочь,
не оглядываясь назад.
Эд Маккарти и Фринк продолжали стоять вместе.
- Ты пришел попроситься назад на работу? - сказал Маккарти чуть
погодя.
- Да, - ответил Фринк.
- Я восхищаюсь тем, что ты сказал вчера.
- Я тоже, - произнес Фринк. - Вот только, господи, я никак не могу
придумать, где бы еще мог работать. - Он испытывал подавленность и
безнадежность. - Ты это знаешь. - В прошлом они часто делились друг с
другом своими неприятностями.
- Нет, я этого не понимаю, - сказал Маккарти. - Ты умеешь управляться
с гибочной машиной не хуже любого другого на Побережье. Я видел, как ты
изготавливал деталь за пять минут, включая окончательную полировку. И за
исключением сварки...
- Я никогда не говорил, что умею варить, - сказал Фринк.
- А ты никогда не думал завести свое собственное дело?
- К-какое д-дело? - застигнутый вопросом врасплох, Фринк стал
заикаться.
- Ювелирное.
- О, ради бога!
- Изготовление на заказ оригинальных изделий, не ширпотреб, -
Маккарти отвел его в угол цеха, где было не так шумно. - Тысячи за две
долларов ты мог бы арендовать небольшой подвал или мастерскую. Когда-то я
набрасывал эскизы женских сережек и кулонов. Помнишь? Настоящий
современный модерн. - Подобрав кусок наждачной бумаги, он начал на обороте
чертить, медленно и сосредоточенно.
Заглянув через его плечо, Фринк увидел эскиз браслета, волнистые
линии составляли абстрактный рисунок. - И на такое есть спрос? - Сколько
он помнил, в цене были традиционные - даже старинные - изделия. -
Современные украшения американского производства никому не нужны. Да и нет
таких со времени окончания войны.
- Ну так создавай рынок сбыта, - сделав сердитую мину, сказал
Маккарти.
- Ты хочешь сказать, чтобы я сам их продавал?
- Отдавай их в магазины. Ну, хотя бы вот - как он там называется? На
Монтгомери-Стрит, это тот большой шикарный художественный салон.
- "Художественные промыслы Америки", - сказал Фринк. Он никогда не
заходил в такие фешенебельные, дорогие магазины. Мало ли кто из
американцев в них заходил. Это у японцев были такие деньги, чтобы делать
покупки в подобных магазинах.
- Ты знаешь, чем торгуют эти барышники? - спросил Маккарти. - И на
чем делают состояния? На несчастных серебряных пряжках для поясов, которые
делают индейцы в Нью-Мексико. На всяком барахле, которое разбирают
туристы. Это считают национальным искусством.
Фринк надолго задумался над тем, что сказал Маккарти.
- Я знаю, что они еще продают, - сказал он наконец. - Да и ты знаешь.
- Знаю, - согласился Маккарти.
Они оба знали - потому что оба были в этом замешаны самым
непосредственным образом, и притом уже давно.
Официально завод "У-М Корпорейшн" был зарегистрирован как
предприятие, выпускающее кованые стальные лестницы, ограждения, каминные
решетки и декоративные элементы новых многоквартирных домов. Производство
всех этих изделий было серийным по одним и тем же стандартным образцам.
Для нового сорокаквартирного здания один и тот же элемент повторялся сорок
раз кряду. Официально завод был сталелитейным предприятием. Но вдобавок к
этому, на нем велось еще и другое производство, оно-то и давало ощутимую
прибыль.
Применяя самое разнообразное и сложное оборудование, инструменты и
материалы, "У-М Корпорейшн" в большом количестве подделывал довоенные
изделия американского производства. Этими подделками осторожно, но умело
подпитывалась оптовая торговля произведениями ремесленного искусства, и
они смешивались в подлинными изделиями, собираемыми по всему материку. Как
и в торговле почтовыми марками и редкими монетами никто не мог даже
приблизительно определить процент фальшивок в обращении. И никто -
особенно розничные торговцы и сами коллекционеры - не хотел задаваться
этим вопросам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44