Хоть в чем-то она не одна.
Слуги обрубали куски тел троих Гиру-налле; стражники тем временем перешли к следующей клетке. Они извлекли из нее одного ребенка, мальчика лет пяти или шести, — прекрасного, буквально излучавшего кротость и невинность. Одежда свидетельствовала о том, что он сын купца, притом состоятельного. Чистый, ухоженный ребенок, явно любимый родителями. Он дернулся в сторону клетки, и Кейт услышала тоненький, полный ужаса голосок:
— Мама! Папа!
Она судорожно глотнула, удерживая готовые пролиться слезы. Несколько парнисс забрали мальчика у стражников и повели его к центру помоста. Верховный парнисса извлек из-за пояса большой, усыпанный самоцветами кинжал и крикнул:
— А теперь, параглез, узри чудовище!
Он чиркнул кинжалом по лицу ребенка, оставив на нем алую полоску. Мальчик закричал, и Кейт восприняла его ужас как свой собственный. Она тоже ощутила реакцию: крик ребенка превратился в вой; боль выпускала на волю красноглазую, всегда готовую вырваться ярость, полную мощи, певучей крови, текучих преобразующих костей и мышц, стремящихся осуществить славное Превращение.
Тут в руку Кейт впились ногти, голос Дугхалла шепнул ей на ухо:
— Спокойно, девочка.
И Кейт отступила от грани, на которой оказалась незаметно для самой себя. Спасибо богам — всем и каждому — за то, что она Превращалась вчера, иначе, невзирая на любые успокоительные голоса на свете, все-таки выдала бы себя. Ярость вскипала в ней, отказываясь подчиняться воле; Кейт глядела вниз на прекрасного мальчугана, более не являвшегося им. Трансформация сделала его четвероногим существом, лишь отчасти пораженным проклятием Карнея. Должно быть, тюремщики мучили и пугали ребенка, и он много времени проводил в своем втором состоянии; они истощали топливо, питавшее пламя Превращения. Он был еще мал, однако в состоянии Карнея мог представлять опасность для врагов. Преобразившись наполовину, не имея возможности ни закончить Трансформацию, ни сделаться прежним, он только лишь доказывал всем высказанное обвинение: да, он — чудовище. Монстр.
Толпа трепетала от восхищения. Их ожидало зрелище более занимательное, чем раздирание воров на части, более волнующее, чем растерзание медведем; один из почтенных соседей укрывал у себя чудовище, и вот мерзкое создание разоблачено, а с ним и грязные тайны Семьи, сделавшейся преступной. Верховный парнисса крикнул, обращаясь к параглезу:
— Этот ребенок — сын Маршалиса Силкмана, и первые пять лет его жизни в Гаервандий перед богом Абджаном и парниссами ставили другого ребенка, так что чудовищная природа его осталась неразоблаченной. Параглез, в первый истинный день года моего Славненького Жирненького Поросенка Абрамакнара я спрашиваю у тебя, что ты скажешь Семье Силкман?
— Скажу так. За нарушение клятвы, за укрытие чудовища среди нас, за ложь перед людьми и богами, за созданную ими угрозу народному благополучию и за злоумышление против Семей Иберы и народа Халлеса я объявляю виновным всю Семью Силкман — практическим доказательством — и приговариваю всех живых членов этой семьи, принадлежащих к ней по рождению или браку, к смерти во всех поколениях.
Такой приговор мог быть вынесен и семье самой Кейт — не Семье, потому что Галвеи как целое не подлежали общему суду, а именно семье — отцу, матери, сестрам и братьям, ибо ни одну из ветвей Семьи нельзя было считать настолько ценной, чтобы ее нельзя было срезать — ради умиротворения толпы или сохранения власти Семьи как целого.
— Жалуешь ли ты их прощением или милостью?
— Сами боги осудили эту тварь со всеми родичами. Им не будет ни милости, ни прощения.
Мальчик рыдал. Его семья взывала к богам. Стражники привязали ребенка к лошадям. Толпа завизжала в припадке восторга. Кони рванулись вперед.
Глава 9
С полдюжины молодых людей элегантно подпирали колонны или сидели развалясь на белых каменных скамьях, украшавших двор таверны. Единственная служанка, раскрасневшаяся и тревожно поблескивающая глазами, подавала им поднос за подносом. Закупоренные бутылки эля сменяли блюда с нарезанной полосками тушеной свининой и поджаренным хлебом, однако мысли ее были явно обращены не к клиентам и не к увесистым чаевым, на которые она вполне могла рассчитывать; заслышав призывные крики, она всякий раз морщилась. Подав наконец последнее блюдо из заказанного Ри Сабиром угощения, она спросила:
— Потребуюсь ли я вам для чего-нибудь еще?
Наивная крестьянка всем сердцем своим была обращена к религиозному празднику, который она пропускала.
Кто-то из мужчин отозвался на подобный вопрос грубым смешком, однако движением руки Ри велел им молчать.
— Нет. Ступай. Порадуйся на своем празднике. И кланяйся от меня богам, — добавил он, когда женщина исчезла под арками.
— Мы могли бы потешиться с ней, — сказал еще один. Щеки его были украшены двумя доблестными вертикальными шрамами. Рубашка на нем, сшитая из самого легкого и дорогого красного шелка, была столь прозрачной, что служила лишь для того, чтобы подчеркнуть плавные очертания торса; кожаные штаны в обтяжку, намасленные до блеска, выпячивали прочие детали его фигуры.
Черные, приспущенные с голеней сапоги и широкая шляпа алого бархата, золотые ленты, тщательно вплетенные в длинные светлые локоны, выдавали в нем денди, но только дурак принял бы этого человека за слабака. Звали его Янф, был он богат, принадлежал к одному из младших ответвлений Семьи Сабиров и большую часть своей жизни являлся наилучшим другом и ближайшим союзником Ри.
Ри пожал плечами. Он был вымотан, раздражен, тело болело, его терзал волчий голод — как всегда после Трансформации. Если б не праздник, он весь день провалялся бы в постели, то и дело гоняя слуг за едой. Однако сейчас обстоятельства позволяли ему переговорить с глазу на глаз со своими лейтенантами — вдали от посольства Сабиров, а также вдали от шпионов, которыми мог кишеть приятный для глаза наружный дворик этой небольшой таверны и одновременно постоялого двора.
— Верно. Но тогда мы не могли бы побыть вместе.
— Какой в этом толк? Что вообще может быть лучше хорошенькой девчонки?
— Мне нужна ваша помощь.
Пятеро лейтенантов Ри переглянулись, и выражения на их лицах являли гамму различных соотношений любопытства, удивления и опаски.
— Ты знаешь, что можешь располагать нами, — ответил зеленоглазый Валард, тряхнув каштановой головой.
— Не в данном случае. То, что мне нужно сегодня, противоречит обычаям Семьи. Вам придется решить, помогать мне или нет; поэтому я ничего не стану требовать от вас, ибо дело это может поссорить нас с Семьей или погубить.
Ри заметил, что теперь его подручные действительно заинтересовались. Он еще никогда не восставал против законов Семьи, и они понимали это.
Янф отошел от колонны, которую только что подпирал с видом беспредельно утомленного жизнью человека, и опустился на каменную скамью. Просто сел, не приняв самой выгодной позы, не обратившись прекрасным профилем к коридору, — на случай, если в нем вдруг объявится какая-нибудь хорошенькая штучка. Наклонившись вперед, он подпер голову поставленными на колени руками и нахмурился.
— За остальных не скажу, но я готов. И не потому, что в долгу перед тобой, хоть и не забыл об этом, а потому, что ты — мой друг.
Валард кивнул.
— То же скажу и я. Веди, и я последую за тобой. Все равно — куда и зачем.
Широколицый, бледный Трев промолвил:
— Я лично хочу заранее знать, что речь идет не о перевороте. Я не могу рисковать своей семьей по прихоти.
У Трева были две маленькие сестры, ради которых он перевернул бы мир. И хотя во всем остальном на него можно было положиться в той же мере, что и на Валарда или Янфа, Ри знал: Трев никогда не пойдет на дело, способное причинить даже малейший ущерб его сестрам. Он принадлежал к дальней родне и в будущем надеялся устроить выгодный брак своим девушкам.
— Измены не будет, — ответил Ри. — Однако, если вскроется ваша роль, в Семье за это нас не похвалят.
Карил, кузен Ри, старше остальных на несколько лет, задумчиво поглядел на главаря.
— Если ты собираешься сморозить какую-то глупость, по-моему, я просто обязан быть рядом, хотя бы для того, чтобы собрать останки и доставить их твоей матери — когда случится самое худшее. Так что рассчитывай на меня.
Ри засмеялся: Карил всегда ожидает самого худшего.
И повернулся к Джейму, пока не сказавшему ни слова. Такова у него привычка — не браться за дело второпях; но и поражение свое он тоже признает в последнюю очередь. Ри подумал, что, заручившись поддержкой Джейма, может рассчитывать на успех.
— А как насчет тебя?
Джейм неторопливо растянул губы в улыбке.
— Прежде чем сказать да или нет, я хочу знать, что мы будем делать.
Ри усмехнулся. Как это похоже на Джейма. Среди них он был воплощением благоразумия, всегда соблюдал осторожность, раньше всех замечал слабое место в планах и знал, как находить решение еще до того, как ему становилась известна задача. Ри желал, чтобы Джейм был с ним.
— Я хочу украсть девушку, которую Семья намеревается убить.
Лейтенанты Ри дружно разинули рты.
— Девушку? Чего ради? Семья просто засыпает тебя ими, только ты и ловить не хочешь, — заметил Карил.
— Эта — особенная.
— Еще бы не особенная! Ты уже отказал почти всем красавицам в Калимекке.
Янф ухмыльнулся.
— Хотелось бы знать, что именно делает ее такой замечательной.
На этот вопрос Ри откровенно ответить не мог; не потому, что опасался доверить правду пятерым друзьям, а потому, что и сам не знал, в чем она заключается. Как объяснить им, что встреченная им вчера женщина из Семьи Галвеев проникла в самую суть его; что даже сейчас, когда ее нет рядом, он ощущает тепло ее тела, прикасавшегося к нему после схватки с бандитами… Как мог он объяснить им, что мысли его больше не принадлежат ему. Как объяснить, что, закрыв глаза и подумав о ней, он может непостижимым образом определить, где она находится и что чувствует… что сейчас, например, она разгневана из-за какой-то несправедливости и эта несправедливость непонятно отчего незримыми нитями связана и с ним, и с нею. Ри вздохнул.
— Она… такая, как я. Кроме того, она из Галвеев, поэтому мне не позволят взять ее, и поэтому наши хотят ее смерти.
Теперь уже все хмурились, не слишком-то одобряя его намерение вступить в борьбу с Семьей из-за женщины.
Янф спросил:
— И в чем же она похожа на тебя? Такая же безрассудная? Упрямая? Своевольная?
— Она — Карнея, — ответил Ри.
Молчание, последовавшее за этим откровением, по меньшей мере затянулось: лейтенанты Ри удивленно переглядывались между собой. Оно длилось и длилось — по мере того, как взгляды их обращались к нему.
— Карнея, — прошептал Янф. И вновь — молчание. Наконец Джейм сказал:
— Карнея — непростая девушка. Если мы ошибемся, она уничтожит нас. Я бы не вышел против тебя и с дюжиной вооруженных людей… едва ли она окажется слабее. Учитывая то, что сумела прожить так долго. — Он задержал в груди дыхание и с шумом выдохнул. — Единственная неосторожность… и все.
Джейм уставился на свои руки.
— Полагаю, ты собираешься взять ее во время захвата Дома Галвеев?
Ри кивнул.
— Мне кажется, в общем смятении можно будет вывести ее наружу так, что никто не обратит внимания. Я не могу выкрасть ее прямо сейчас — чтобы не поставить под угрозу планы Семьи, касающиеся нападения на Дом Галвеев. Ну а если я позволю себе подождать, покуда оно свершится, девушка почти наверняка окажется мертвой.
Янф спросил:
— Итак, во время вторжения мы в соответствии с планом отправляемся в Дом, но вместо того чтобы ловить и брать в плен Галвеев, ищем во всем этом колоссальном сооружении одну-единственную женщину?
— Правильно.
— Женщину, которая знает весь Дом изнутри, которая не хочет идти с нами и к тому же по чистой случайности способна превратиться в самый смертоносный кошмар, какой даже невозможно себе представить.
— Именно.
Янф пожал плечами.
— Я просто хотел убедиться, что все правильно понял.
Джейм вздохнул.
— Хорошо, в таком случае я просто не могу найти основания для отказа — иначе все вы не переживете и первой стычки. Так что записывайте и меня.
Никто не смог удержаться от смеха. Легко смеяться, подумал Ри, когда все хлопоты и опасности впереди. Когда у собравшихся здесь шестерых молодых людей только и заботы, что пить и есть в приятной тени пальмовых листьев, среди сладких ароматов жасмина и роз. Однако все пятеро только что согласились умереть за него, если придется, и он не мог себе позволить забыть этого или не обратить внимания на то, сколь много значит такое согласие.
— Сейчас она находится в посольстве Галвеев. Перед свадьбой они отправят ее в Калимекку — вместе с прочими, кто не способен участвовать в бою. И до того нам придется выяснить, кто она.
— Так ты не знаешь ее имени? — простонал Янф. Джейм вздохнул.
— Но если мы не знаем ее, то каким образом ты предполагаешь ее найти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Слуги обрубали куски тел троих Гиру-налле; стражники тем временем перешли к следующей клетке. Они извлекли из нее одного ребенка, мальчика лет пяти или шести, — прекрасного, буквально излучавшего кротость и невинность. Одежда свидетельствовала о том, что он сын купца, притом состоятельного. Чистый, ухоженный ребенок, явно любимый родителями. Он дернулся в сторону клетки, и Кейт услышала тоненький, полный ужаса голосок:
— Мама! Папа!
Она судорожно глотнула, удерживая готовые пролиться слезы. Несколько парнисс забрали мальчика у стражников и повели его к центру помоста. Верховный парнисса извлек из-за пояса большой, усыпанный самоцветами кинжал и крикнул:
— А теперь, параглез, узри чудовище!
Он чиркнул кинжалом по лицу ребенка, оставив на нем алую полоску. Мальчик закричал, и Кейт восприняла его ужас как свой собственный. Она тоже ощутила реакцию: крик ребенка превратился в вой; боль выпускала на волю красноглазую, всегда готовую вырваться ярость, полную мощи, певучей крови, текучих преобразующих костей и мышц, стремящихся осуществить славное Превращение.
Тут в руку Кейт впились ногти, голос Дугхалла шепнул ей на ухо:
— Спокойно, девочка.
И Кейт отступила от грани, на которой оказалась незаметно для самой себя. Спасибо богам — всем и каждому — за то, что она Превращалась вчера, иначе, невзирая на любые успокоительные голоса на свете, все-таки выдала бы себя. Ярость вскипала в ней, отказываясь подчиняться воле; Кейт глядела вниз на прекрасного мальчугана, более не являвшегося им. Трансформация сделала его четвероногим существом, лишь отчасти пораженным проклятием Карнея. Должно быть, тюремщики мучили и пугали ребенка, и он много времени проводил в своем втором состоянии; они истощали топливо, питавшее пламя Превращения. Он был еще мал, однако в состоянии Карнея мог представлять опасность для врагов. Преобразившись наполовину, не имея возможности ни закончить Трансформацию, ни сделаться прежним, он только лишь доказывал всем высказанное обвинение: да, он — чудовище. Монстр.
Толпа трепетала от восхищения. Их ожидало зрелище более занимательное, чем раздирание воров на части, более волнующее, чем растерзание медведем; один из почтенных соседей укрывал у себя чудовище, и вот мерзкое создание разоблачено, а с ним и грязные тайны Семьи, сделавшейся преступной. Верховный парнисса крикнул, обращаясь к параглезу:
— Этот ребенок — сын Маршалиса Силкмана, и первые пять лет его жизни в Гаервандий перед богом Абджаном и парниссами ставили другого ребенка, так что чудовищная природа его осталась неразоблаченной. Параглез, в первый истинный день года моего Славненького Жирненького Поросенка Абрамакнара я спрашиваю у тебя, что ты скажешь Семье Силкман?
— Скажу так. За нарушение клятвы, за укрытие чудовища среди нас, за ложь перед людьми и богами, за созданную ими угрозу народному благополучию и за злоумышление против Семей Иберы и народа Халлеса я объявляю виновным всю Семью Силкман — практическим доказательством — и приговариваю всех живых членов этой семьи, принадлежащих к ней по рождению или браку, к смерти во всех поколениях.
Такой приговор мог быть вынесен и семье самой Кейт — не Семье, потому что Галвеи как целое не подлежали общему суду, а именно семье — отцу, матери, сестрам и братьям, ибо ни одну из ветвей Семьи нельзя было считать настолько ценной, чтобы ее нельзя было срезать — ради умиротворения толпы или сохранения власти Семьи как целого.
— Жалуешь ли ты их прощением или милостью?
— Сами боги осудили эту тварь со всеми родичами. Им не будет ни милости, ни прощения.
Мальчик рыдал. Его семья взывала к богам. Стражники привязали ребенка к лошадям. Толпа завизжала в припадке восторга. Кони рванулись вперед.
Глава 9
С полдюжины молодых людей элегантно подпирали колонны или сидели развалясь на белых каменных скамьях, украшавших двор таверны. Единственная служанка, раскрасневшаяся и тревожно поблескивающая глазами, подавала им поднос за подносом. Закупоренные бутылки эля сменяли блюда с нарезанной полосками тушеной свининой и поджаренным хлебом, однако мысли ее были явно обращены не к клиентам и не к увесистым чаевым, на которые она вполне могла рассчитывать; заслышав призывные крики, она всякий раз морщилась. Подав наконец последнее блюдо из заказанного Ри Сабиром угощения, она спросила:
— Потребуюсь ли я вам для чего-нибудь еще?
Наивная крестьянка всем сердцем своим была обращена к религиозному празднику, который она пропускала.
Кто-то из мужчин отозвался на подобный вопрос грубым смешком, однако движением руки Ри велел им молчать.
— Нет. Ступай. Порадуйся на своем празднике. И кланяйся от меня богам, — добавил он, когда женщина исчезла под арками.
— Мы могли бы потешиться с ней, — сказал еще один. Щеки его были украшены двумя доблестными вертикальными шрамами. Рубашка на нем, сшитая из самого легкого и дорогого красного шелка, была столь прозрачной, что служила лишь для того, чтобы подчеркнуть плавные очертания торса; кожаные штаны в обтяжку, намасленные до блеска, выпячивали прочие детали его фигуры.
Черные, приспущенные с голеней сапоги и широкая шляпа алого бархата, золотые ленты, тщательно вплетенные в длинные светлые локоны, выдавали в нем денди, но только дурак принял бы этого человека за слабака. Звали его Янф, был он богат, принадлежал к одному из младших ответвлений Семьи Сабиров и большую часть своей жизни являлся наилучшим другом и ближайшим союзником Ри.
Ри пожал плечами. Он был вымотан, раздражен, тело болело, его терзал волчий голод — как всегда после Трансформации. Если б не праздник, он весь день провалялся бы в постели, то и дело гоняя слуг за едой. Однако сейчас обстоятельства позволяли ему переговорить с глазу на глаз со своими лейтенантами — вдали от посольства Сабиров, а также вдали от шпионов, которыми мог кишеть приятный для глаза наружный дворик этой небольшой таверны и одновременно постоялого двора.
— Верно. Но тогда мы не могли бы побыть вместе.
— Какой в этом толк? Что вообще может быть лучше хорошенькой девчонки?
— Мне нужна ваша помощь.
Пятеро лейтенантов Ри переглянулись, и выражения на их лицах являли гамму различных соотношений любопытства, удивления и опаски.
— Ты знаешь, что можешь располагать нами, — ответил зеленоглазый Валард, тряхнув каштановой головой.
— Не в данном случае. То, что мне нужно сегодня, противоречит обычаям Семьи. Вам придется решить, помогать мне или нет; поэтому я ничего не стану требовать от вас, ибо дело это может поссорить нас с Семьей или погубить.
Ри заметил, что теперь его подручные действительно заинтересовались. Он еще никогда не восставал против законов Семьи, и они понимали это.
Янф отошел от колонны, которую только что подпирал с видом беспредельно утомленного жизнью человека, и опустился на каменную скамью. Просто сел, не приняв самой выгодной позы, не обратившись прекрасным профилем к коридору, — на случай, если в нем вдруг объявится какая-нибудь хорошенькая штучка. Наклонившись вперед, он подпер голову поставленными на колени руками и нахмурился.
— За остальных не скажу, но я готов. И не потому, что в долгу перед тобой, хоть и не забыл об этом, а потому, что ты — мой друг.
Валард кивнул.
— То же скажу и я. Веди, и я последую за тобой. Все равно — куда и зачем.
Широколицый, бледный Трев промолвил:
— Я лично хочу заранее знать, что речь идет не о перевороте. Я не могу рисковать своей семьей по прихоти.
У Трева были две маленькие сестры, ради которых он перевернул бы мир. И хотя во всем остальном на него можно было положиться в той же мере, что и на Валарда или Янфа, Ри знал: Трев никогда не пойдет на дело, способное причинить даже малейший ущерб его сестрам. Он принадлежал к дальней родне и в будущем надеялся устроить выгодный брак своим девушкам.
— Измены не будет, — ответил Ри. — Однако, если вскроется ваша роль, в Семье за это нас не похвалят.
Карил, кузен Ри, старше остальных на несколько лет, задумчиво поглядел на главаря.
— Если ты собираешься сморозить какую-то глупость, по-моему, я просто обязан быть рядом, хотя бы для того, чтобы собрать останки и доставить их твоей матери — когда случится самое худшее. Так что рассчитывай на меня.
Ри засмеялся: Карил всегда ожидает самого худшего.
И повернулся к Джейму, пока не сказавшему ни слова. Такова у него привычка — не браться за дело второпях; но и поражение свое он тоже признает в последнюю очередь. Ри подумал, что, заручившись поддержкой Джейма, может рассчитывать на успех.
— А как насчет тебя?
Джейм неторопливо растянул губы в улыбке.
— Прежде чем сказать да или нет, я хочу знать, что мы будем делать.
Ри усмехнулся. Как это похоже на Джейма. Среди них он был воплощением благоразумия, всегда соблюдал осторожность, раньше всех замечал слабое место в планах и знал, как находить решение еще до того, как ему становилась известна задача. Ри желал, чтобы Джейм был с ним.
— Я хочу украсть девушку, которую Семья намеревается убить.
Лейтенанты Ри дружно разинули рты.
— Девушку? Чего ради? Семья просто засыпает тебя ими, только ты и ловить не хочешь, — заметил Карил.
— Эта — особенная.
— Еще бы не особенная! Ты уже отказал почти всем красавицам в Калимекке.
Янф ухмыльнулся.
— Хотелось бы знать, что именно делает ее такой замечательной.
На этот вопрос Ри откровенно ответить не мог; не потому, что опасался доверить правду пятерым друзьям, а потому, что и сам не знал, в чем она заключается. Как объяснить им, что встреченная им вчера женщина из Семьи Галвеев проникла в самую суть его; что даже сейчас, когда ее нет рядом, он ощущает тепло ее тела, прикасавшегося к нему после схватки с бандитами… Как мог он объяснить им, что мысли его больше не принадлежат ему. Как объяснить, что, закрыв глаза и подумав о ней, он может непостижимым образом определить, где она находится и что чувствует… что сейчас, например, она разгневана из-за какой-то несправедливости и эта несправедливость непонятно отчего незримыми нитями связана и с ним, и с нею. Ри вздохнул.
— Она… такая, как я. Кроме того, она из Галвеев, поэтому мне не позволят взять ее, и поэтому наши хотят ее смерти.
Теперь уже все хмурились, не слишком-то одобряя его намерение вступить в борьбу с Семьей из-за женщины.
Янф спросил:
— И в чем же она похожа на тебя? Такая же безрассудная? Упрямая? Своевольная?
— Она — Карнея, — ответил Ри.
Молчание, последовавшее за этим откровением, по меньшей мере затянулось: лейтенанты Ри удивленно переглядывались между собой. Оно длилось и длилось — по мере того, как взгляды их обращались к нему.
— Карнея, — прошептал Янф. И вновь — молчание. Наконец Джейм сказал:
— Карнея — непростая девушка. Если мы ошибемся, она уничтожит нас. Я бы не вышел против тебя и с дюжиной вооруженных людей… едва ли она окажется слабее. Учитывая то, что сумела прожить так долго. — Он задержал в груди дыхание и с шумом выдохнул. — Единственная неосторожность… и все.
Джейм уставился на свои руки.
— Полагаю, ты собираешься взять ее во время захвата Дома Галвеев?
Ри кивнул.
— Мне кажется, в общем смятении можно будет вывести ее наружу так, что никто не обратит внимания. Я не могу выкрасть ее прямо сейчас — чтобы не поставить под угрозу планы Семьи, касающиеся нападения на Дом Галвеев. Ну а если я позволю себе подождать, покуда оно свершится, девушка почти наверняка окажется мертвой.
Янф спросил:
— Итак, во время вторжения мы в соответствии с планом отправляемся в Дом, но вместо того чтобы ловить и брать в плен Галвеев, ищем во всем этом колоссальном сооружении одну-единственную женщину?
— Правильно.
— Женщину, которая знает весь Дом изнутри, которая не хочет идти с нами и к тому же по чистой случайности способна превратиться в самый смертоносный кошмар, какой даже невозможно себе представить.
— Именно.
Янф пожал плечами.
— Я просто хотел убедиться, что все правильно понял.
Джейм вздохнул.
— Хорошо, в таком случае я просто не могу найти основания для отказа — иначе все вы не переживете и первой стычки. Так что записывайте и меня.
Никто не смог удержаться от смеха. Легко смеяться, подумал Ри, когда все хлопоты и опасности впереди. Когда у собравшихся здесь шестерых молодых людей только и заботы, что пить и есть в приятной тени пальмовых листьев, среди сладких ароматов жасмина и роз. Однако все пятеро только что согласились умереть за него, если придется, и он не мог себе позволить забыть этого или не обратить внимания на то, сколь много значит такое согласие.
— Сейчас она находится в посольстве Галвеев. Перед свадьбой они отправят ее в Калимекку — вместе с прочими, кто не способен участвовать в бою. И до того нам придется выяснить, кто она.
— Так ты не знаешь ее имени? — простонал Янф. Джейм вздохнул.
— Но если мы не знаем ее, то каким образом ты предполагаешь ее найти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53