Дугхалл все-таки сумел держаться за пилотом так, чтобы видеть его спину — хотя это удалось ему с большим трудом. Дугхалл как раз миновал кусты, когда ворота впереди закрылись.
Он улыбнулся, задыхаясь и перегнувшись пополам. Закрыты. Левая ладонь саднила как в пекле. Легкие горели. Мир то исчезал в серой дымке, полной крошечных огоньков, то выплывал из нее. Сердце стремилось вырваться из груди. Это было несущественно. Все было несущественно. Даже если б у него сейчас не оказалось рук или ног, Дугхалл все равно был бы доволен. Сабиры вышвырнуты. Они ушли, снова потерпев поражение.
Прохрустев гравием по тропке между цветочными клумбами, Эйоуюэль остановился возле него.
— Ты собираешься умереть прямо сейчас, старина?
Похоже, дыхание и ему давалось с трудом. Дугхалл приподнял голову.
— Не сегодня, молодой кочеток. Не сегодня.
— Хорошо — потому что я должен кое-что тебе сообщить.
Дугхалл выпрямился и взглянул на хмурившегося рофетианина. Недолгое чувство победы как ветром сдуло.
— Что?
— Она увела аэрибль.
Слова показались Дугхаллу бессмысленными. Он уже успел отметить, что аэрибля нет на месте, однако не осознал, что именно это может означать. В отличие от Эйоуюэля.
— Кто… кто увел аэрибль?
— Кейт.
Дугхалл фыркнул.
— Чепуха! Пойми, она же не имела возможности это сделать. Даже если б она умела летать, посадочная бригада не могла освободить причальные канаты… И потом, куда ей было лететь? Где в конце концов приземлиться? Нет, это — работа сучьих детей Сабиров, и я надеюсь, что они разобьются и сгорят вместе с машиной.
Эйоуюэль, однако, не выглядел убежденным.
— Кейт увела его, — стоял он на своем.
— Как, сынок? Как она могла это сделать?
— Посмотри-ка на землю, — показал Эйоуюэль, и Дугхалл увидел, что причальные канаты остались на посадочных кабестанах.
— Они перерезали их, — усмехнулся он. — Они перерезали канаты.
Дугхалл словно воочию видел, как эти идиоты стараются поднять аэрибль в воздух.
— Если Сабиры обрубили канаты, чтобы взлететь, значит, придется им плясать джигу у Бретвана.
Эйоуюэль покачал головой.
— Канаты остались целыми. Сабиры сделали бы все необходимое, чтобы благополучно переправить корабль в свой Дом. Посадочная бригада прошла бы через весь город, если б это потребовалось. Канаты были выпущены преднамеренно, и это сделала Кейт.
Скрестив руки на груди, Дугхалл ждал объяснений. Которые — он был уверен — ему не понравятся.
— В кабине пилота спрятана рукоять для экстренного высвобождения, — сказал Эйоуюэль. — Она отпускает одновременно все канаты — искусники предусмотрели это на случай нападения врагов при посадке.
Дугхалл нахмурился.
— Значит, вчера ты мог потянуть за нее и поднять нас в воздух…
Пилот затряс головой.
— Да — если бы находился в кабине. Но вчера Кейт стало плохо от этих чар, помнишь? И мы с Типпой были у люка, чтобы сразу побежать за помощью. А там Сабиры потребовали, чтобы он опустился на землю, обещая в противном случае застрелить Типпу.
Дугхалл ничего не забыл.
— Да, теперь кажется, что все было давным-давно, но ты, конечно, прав в этом вопросе. Однако чтобы Кейт увела аэрибль…
Эйоуюэль опустил ладонь на плечо посланника.
— Парат Дугхалл, Кейт умела водить аэрибль. И знала, где находится потайная рукоятка. Она умела управлять и подъемом, и двигателями и несколько раз сама вела этот корабль.
Дугхалл смотрел на него, ошарашенный. Увидев этот взгляд, Эйоуюэль дрогнул.
— Я сам научил ее.
Дугхалл надолго лишился дара речи. Наконец ему удалось выдохнуть:
— Зачем?
Эйоуюэль пожал плечами.
— Ей хотелось научиться. Она была такой сообразительной и ловкой.
Дугхалл почувствовал дрожь в коленках.
— Итак, она не прячется где-нибудь за воротами?
— Нет.
Дугхалл только что был полон надежды, что спасся хотя бы один любимый им человек. Теперь у него осталась лишь горечь неуверенности.
— А какие меры предусмотрели искусники, чтобы посадить корабль, после того как сброшены канаты?
Эйоуюэль надул губы.
— Тут о посадке речи уже не шло. После экстренного взлета нам оставалось лишь долететь до дружественной территории и там разбиться или дотянуть до моря и утопить аэрибль.
— А спасательной лодки на сей счет строители не предусмотрели?
— Нас… э… всегда наставляли в том духе, что нам следует… э… так сказать, утонуть вместе с кораблем.
— Ты хочешь сказать, что у нее нет возможности спастись?
— Никакой. То есть надежной возможности. В самом лучшем случае она могла разбиться на дружественной территории — так, чтобы не получить особых травм. Но если посадочная бригада не заправила аэрибль после посадки — а я не могу даже представить такого, — скорее всего Кейт не сумеет дотянуть до дружественной территории.
Дугхалл обжег пилота яростным взглядом и подумал о Кейт. К.акой исключительный дипломат получился бы из нее! Она могла бы творить для Семьи истинные чудеса. И не только для Семьи. Она была особенной. А теперь приходилось полагать, что она мертва — вместе со всем, ею обещанным.
— Я приказал бы повесить тебя, — бросил он Эйоуюэлю, — но не стану. Семья и так потеряла достаточно людей. Но кровь Кейт на твоих руках, и я это запомню. И когда-нибудь призову к ответу.
Корабль более не раскачивался с боку на бок, теперь он нырял и взмывал, словно бы взбирался на горку, скользил с ее противоположного склона, потом поднимался на следующий и так без конца. Гамак Хасмаля зажил собственной жизнью. На какой-то момент перемена озадачила путешественника. А потом — как только он понял, что это значит, — лицо его озарилось довольной улыбкой. «Кречет» вышел в море — притом направляясь невесть куда, — и это было как нельзя кстати, потому что Хасмалю наконец удалось спастись.
Сунув ноги в туфли, он поднялся по трапу на главную палубу. Слева тянулась цепочка невысоких островков, но «Кречет» шел в открытом море. Капитан стоял у руля, с удовольствием обратив прищуренные глаза к невысокому утреннему светилу. Несколько мореходов, в том числе Кеши-Увечные, не смевшие высовываться на палубу, пока корабль находился в Иберанских водах, устроились среди линей, наслаждаясь крепким ветерком и солнцем. Хасмаль ощущал их радость вновь обретенной свободы и вполне понимал ее. Он и сам чувствовал себя подобным образом.
Отправившись на корму, он кивнул.
— Итак, груз уже на борту?
Капитан улыбнулся.
— И ты без особого промедления оказался в море, как я и обещал. Ты утверждал, что хотел бы как следует поплавать. Значит, место нашего назначения удовлетворит тебя.
— В самом деле?
— Не сомневаюсь. Мы пойдем под парусами до Новтерры. Надеюсь, у тебя есть с собой все необходимое — теперь мы землю разве только увидим. И то не скоро.
Хасмаль громко рассмеялся.
— Добрая весть. Ах, капитан, ты и не знаешь, насколько она добрая.
А потом, прислонясь к поручню, стал разглядывать бегущую назад воду.
— Я так и думал, хотя никогда не слышал от тебя, чего ты… избегаешь.
Капитан не сказал и «от чего бежишь». Пожав плечами, Хасмаль отделался полуправдой.
— Ничего особенного. От женщины. От опасений. Нежеланного будущего.
Ян Драклес расхохотался.
— Хас, я брал тебя на борт, зная, что ты не преступник. Многие мужчины были вынуждены уходить в море, чтобы скрыться от женщины. Откровенно говоря, свое первое путешествие я совершил именно по этой причине.
Хасмаль с любопытством поглядел на него.
— Я понравился молодой девице, а та сказала своему свирепому отцу, что я лишил ее девственности и она предпочитает выйти за меня замуж, чем видеть повешенным на городской площади. Я… ну… я решил, что девушка, способная обмануть отца, обманет и мужа; к тому же я не хотел становиться учеником лавочника, сколь ни богат его товар и полны сундуки. Поэтому я нанялся матросом на уходящий на север корабль и более не оглядывался назад.
Хасмаль подумал об участи, которой ему в конце концов удалось избежать.
— Иногда судьба сулит нечто худшее, чем женитьба или даже смерть, но и то, и другое достаточно скверно.
Капитан вновь рассмеялся.
Зажмурив глаза, Хасмаль подставил лицо солнцу, наполнил грудь морским воздухом и вдруг осознал, что впервые может по-настоящему вздохнуть — с того самого вечера, когда, окутанный магией, испортил Доктииракам праздник Дня Именования… просто потому, что мог это сделать. Свободен, свободен и еще раз свободен; он избежал своей участи, ускользнул от нежеланной судьбы, выиграл свою битву. И пусть он сейчас на корабле, направляющемся невесть куда, и пусть он не переносит море, пусть его мутит от постоянной качки, все это не важно. Он заплатит цену за право быть самим собой.
Винсалис, древний поэт, философ, мудрец и покровитель Соколов, некогда сказал: «Наше искусство выбирает мгновение и человека, а потом гонит его вперед — пока не лопнет сердце, до самого конца; лишь глупец рискует заняться магией, не имея благородной причины».
«Возможно, я и трус, но я не хочу умирать ради Соколов. Я не хочу более служить магии в качестве транспортного средства».
В День Именования он сумел убедить себя в том, что имеет Добрые причины проскользнуть незамеченным внутрь Дома Доктиираков. Улица Каменотесов — да что там! — весь квартал Бремиш кишели слухами о войне, к которой готовилась правившая в городе Семья, рассказами о чужеземных посланцах, представляющих не одно-два враждебных Семейства… Утверждали, будто предстоящая свадьба вовсе не окажется ею, и он решил, что окажет услугу и себе, и Семье. Посему он призвал чары Соколов, дабы понаблюдать за кознями Семей, — уверяя себя при этом, что не праздное любопытство, а только чувство самосохранения движет им, — но, сделав так, пробудил в потустороннем мире интерес к себе и потому оказался связанным с Семьями и лишь чудом не разделил судьбу Галвеев.
«Не играй там, где играют боги — их игры придутся тебе не по вкусу; потом, не забудь: боги плутуют».
Слова Винсалиса. Не слова — руководство к жизни.
Я выучил этот урок, помолился Хасмаль. Благодарю тебя, Водор Имриш, за ласковую заботу, за то, что избавил свое доброе хмотское дитя от рук сующихся не в свое дело Иберанских богов. Обещаю тебе, что никогда более не приму праздное любопытство за чувство самосохранения.
Кейт даже не представляла, сколько проспала. Она едва помнила, как Амели будила ее, торопя на нанятый ею корабль. Еще меньше она помнила, как расплачивалась с капитаном, как объясняла, что у нее нет вещей, а после вселялась в каюту. Впрочем, было очевидно, что она успешно справилась с делом. У нее была крохотная чистая каюта, она лежала в уютной койке, поверх покрывала, так и не сняв сапоги. Одежда выглядела ужасно. Неплохо бы приобрести новые вещи, запастись еще кое-чем… оставалось только надеяться, что в экипаже капитана Драклеса найдутся женщины и одна из них захочет поделиться с ней за определенную плату собственными пожитками, чтобы Кейт было чем прикрыть наготу до прихода в следующую гавань.
Чувствуешь себя лучше?
Голос Амели испугал Кейт. Она буквально подскочила на месте, и ее давно усопшая прабабка расхохоталась.
— Я-то себя чувствую хорошо, — пробормотала Кейт. — Только не надо этого делать.
Ты права. Но ты и представить себе не можешь, как мне одиноко. Так прекрасно вновь иметь возможность поговорить, и до чего здорово, когда тебя кто-нибудь слушает.
Кейт потянулась, зевнула и села. В кабине пахло дубом, кедром, деревянным лаком и свечным воском; на всем лежала печать чьей-то заботы: тертый мыльным камнем пол блестел костяной белизной, а изношенные простыни и тщательно зачиненное одеяло были безукоризненно чисты и пахли аларией и лавандой.
Но разве ты не хочешь поговорить? И я должна так много рассказать тебе…
— Откровенно говоря, нет. По утрам я предпочитаю пребывать в обществе собственных мыслей.
Сейчас далеко за полдень, возможно, и до заката осталось немного.
Кейт расплела волосы и подумала, что хорошо бы найти укромный уголок и вымыть их. Теперь они высохли, но морская вода, в которую ей пришлось окунуться, сделала их тяжелыми и жесткими.
— И вот что. Мне нравится быть одной, тем более что сейчас мне нужно многое обдумать. А потому умолкни и не заговаривай со мной, пока я не попрошу, будь то утро или вечер.
В дверь каюты негромко постучали. Кейт застыла на месте.
— Парата, ты проснулась?
— Да, проснулась, — ответила Кейт.
— У тебя кто-то есть?
Потерев ладонью глаза, Кейт вздохнула.
— Я… разговариваю с собой. Просто проснулась не в духе.
— Я — твоя служанка. Можно войти?
— Входи.
Дверь открылась, и на пороге каюты появилось существо, которое Кейт вовсе не ожидала увидеть здесь. Увечных ей приходилось встречать лишь на Большой Площади Калимекки, где их казнили за проникновение на земли Иберы. Она всегда смотрела на них издалека, и то по большей части отворачивалась. Кейт еще не приходилось сталкиваться с ними лицом к лицу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53