Но тогда остальные непосредственно в бой не вступали и ограничились несением охранной службы в деревне и на хуторах.
Эту нежить Стас видел. Они напоминали прямоходящих собакоголовых обезьян, вроде тех, что иногда показывают в телепрограммах про животных. На этом сходство заканчивалось. Неизвестно кем оживленные, повадками отличаясь от обычных мертвяков, твари умели разговаривать и могли даже творить небольшую магию. Всю деятельность они направили на разбой и мелкое пакостничество, как и положено бесам, но в те дни выходцы принесли с собой и смерть. Да и сами навьи повадками отличались от привычных нелюдей. Когда Петр окружил их огненным кольцом, всем стало понятно, что гибель стаи неминуема, бесы имущество, награбленное на хуторе, не побросали и горели заживо, прижимая к себе мешки с добром. Странным оказалось и то, что у всех, кто имел дело с ними, создалось стойкое впечатление, что именно Шилов хутор и являлся главной целью нежити. Но почему? На этот вопрос ни у кого ответа не нашлось.
В зал вошел Аким, шум и голоса быстро смолкли. Поздоровавшись и оглядев пришедших, он вкратце обрисовал сложившуюся ситуацию и с ходу предложил план действий.
Воины мобильными группами сосредотачивались в деревне и ждали команды на выдвижение к выявленным опасным местам. Людям Семена и Петра предстояло заняться хуторами, в которых проживали отделившиеся для самостоятельной жизни семьи. Защита и обеспечение безопасной эвакуации хуторских семей ложились на плечи обоих родов. Охотники и сородичи Алексея смешанными небольшими группами выдвигались вдоль дорог, ведущих из деревни, и, поддерживая постоянную радиосвязь, вели наблюдение и разведку. В общем-то обычная для подобной ситуации схема.
– Слышишь, Афанасьич, – поднялся со своего места ведун Алексей, – я разумею, что наш участковый зомби-помоечников узрел. Поганые твари. Питаются всяческими отходами, но не брезгуют и живым телом. В город они не пойдут, хоть свалок там на каждом углу по куче. Ращупов первым перед ними засветился и машиной переехал кого-то из них именно в то время, когда эти твари силу набирали. Он нарушил ритуал. Значит, они сюда и придут. За ним. От прадеда я слышал, что эти твари издали чуют свою жертву и будут ее преследовать, пока не заберут душу и не сожрут тело. И еще, они – не порождение Камней, это, так сказать, местный продукт, искусственные создания. Появление Зверя два Дня назад как раз и стало следствием некромантического колдовства, а не наоборот. Думается мне, что не так уж Далеко от наших мест колдунишка-некромант гнусный завелся и экспериментирует. Возможно, и силу добавочную от наших Камней черпает. С материалом тоже нет проблем. Слышал я, что возле Онеги старое кладбище размыло. Не там ли этот гад тел набрал? Надо будет этого «любителя экологии» за цирлы попридержать после того, как с его созданиями разберемся. Сейчас, я думаю, самое лучшее – на старой усадьбе участкового нашего посадить. Не одного, конечно. Лучшего места для встречи не найти. Открытое, все подходы просматриваются, а мы там их и встретим. – Ведун повернулся к ошеломленному Стасу. – К тебе они все равно придут, и лучше этому случиться тогда, когда мы сможем тебя защитить.
Притихший весенний лес неподвижно застыл черной бесконечной колоннадой на грязно-сером фоне. На ночном небе ярко высветились звезды. И вот чавкающий звук шагов нарушил ночную тишину. Напрямую, через подмерзшие за ночь сугробы, густые кустарники и заполненные талой водой ямы, брело девять закутанных в белые балахоны фигур. Они шли молча, одновременно ступая, как солдаты в походе – след в след, и оставляя за собой только одну цепочку утоптанных следов. Впереди, указывая дорогу, неспешно брел огромный, размером с теленка, черный пес. Иногда он останавливался и, подняв вверх оскаленную морду, принюхивался. Белые силуэты в такие моменты замирали, но, когда животное с шипеньем выпускало из пасти воздух и начинало двигаться, они послушно трогались следом.
На небольшом экране, установленном на подоконнике уцелевшей стены хуторского дома, просматривались все подробности продвижения помоечников. Никита еще раз удивился уровню технической оснащенности деревенской общины. Сидящий рядом щуплый, похожий на подростка ведун ругнулся и защелкал по кнопкам на пульте. Выдаваемая картинка подернулась рябью, и изображение отдалилось. Экран пошел черными полосами и погас.
– Через полчаса они выйдут к озеру, а там мы их разглядим визуально. – Молодой ведун начал неторопливо укладывать аппаратуру в чемодан, поясняя Басанову увиденное. – Ночная птица свое дело сделала, пора ей кормиться. Других животных эти к себе не подпустят. Так что будем ждать и готовиться к встрече.
Отряд затаился в развалинах старой усадьбы еще засветло. Трое воинов, прибывших с дедом из города, Стас, щуплый ведун и Никита. Один из воинов, не выпуская из рук переносной радиостанции, периодически выходил на связь с бородатым Александром, остальные, расположившись у стены, просто убивали время, вполголоса рассказывая друг другу анекдоты. Лишь Стас беспокойно вглядывался в сторону озера и курил одну сигарету за другой.
Получилось так, что после собрания в клубе Никита сам вызвался пойти в засаду, на что дед Аким с удовлетворением согласился. Остальные, за исключением Стаса, также вызвались добровольно. Даже тщедушный на вид ведун, которого все звали Пашкой, предложил себя сам. Небольшие отряды почти сразу разошлись по своим местам, и когда заинструктированные до умопомрачения участники засады в сопровождении старейшин вышли к старой усадьбе, на деревню начала опускаться ночь.
Молчаливая и без единого огонька Ламбушка, унылые развалины старой усадьбы, легкий морозец и ощущение какой-то нереальности происходящего. Где я? Что я здесь делаю? Все казалось Никите сумбурным сном. Хотелось встряхнуться, открыть глаза и проснуться в шумной студенческой общаге. События, наслоившиеся за каких-то три суматошных дня, при всей своей динамичности и напряженности выбивали из привычной колеи. Питер остался где-то в другой жизни. Родная деревня, казалось бы известная до последнего камешка, предстала неожиданной сказкой. На фоне обычной реальной жизни выявилось сказочно-мистическое действо, которого не должно было быть только потому, что этого не должно быть вообще. Монстры, колдуны и всякая нечисть, о которой спокойно, со знанием дела рассуждали вполне осязаемые, знакомые с детства люди. Родовые знаки, цветными татуировками лежащие на плечах. Непонятные ритуалы и странное для нынешнего времени единение казалось бы таких разных людей. От всего этого у молодого Басанова голова шла не то что кругом – пропеллером.
На фоне этой, часто непонятной, жизни он ощущал себя больше зрителем, чем участником происходившего. Гостем, попавшим на чужой праздник. Все заняты каким-то делом. Ему же оставалось лишь бросаться в эти дела наобум, не представляя до конца того, в чем он принимает участие.
Такое «лирическое» настроение у Никиты возникло под стать окружающей обстановке. Луна испуганно скрылась за черным лесом, и небо давило бездонной темнотой. Тишина окутала все вокруг. Даже деревенские собаки молчали, забившись в тесные будки.
Ожидание, каким бы оно ни было, располагает к разговорам. И Пашка оказался интересным собеседником. Выпускник престижного московского вуза, вернувшийся в родную деревню, для студента-четверокурсника стал еще одной непонятностью в новой жизни Ламбушки. Басанов поинтересовался причинами столь резкого превращения статуса перспективного специалиста в деревенского обывателя. Бестактный вопрос не вызвал у ведуна неприязни или отторжения.
– Все очень просто, – спокойно объяснил он. – Ты ведь и сам сейчас учишься в институте. Закончишь – сразу почувствуешь разницу между студентом и выпускником. Тем более в крупном городе. Я успел немного поработать в столице, но, когда Афанасьевич переманивал меня обратно в Ламбушку, не раздумывая, согласился. Москва – это другой мир. Каждый год тысячи провинциалов приезжают туда за лучшей жизнью, но они там по большому счету не нужны. Город ломает почти всех. Столичный житель изначально поставлен в привилегированное положение. Суди сам. У них есть нормальное образование, связи, деньги, и они не допустят чужака к личной кормушке. Есть, конечно, и те, кто выживают и остаются в Москве, навечно пополняя ряды местных снобов. Но какой ценой! Приходится поступаться совестью, унижаться, подвергаться насмешкам и выживать. Разве у нормального человека существует такой запас прочности, неуязвимая толстокожесть и полное отсутствие личного достоинства? Есть и счастливчики. Хорошо устраиваются в жизни, занимаются любимым делом и живут припеваючи. Их единицы, они обычно известны всей стране, о них слагают мифы. Такая удачная биография – редкость. Все равно что в лотерею миллион выиграть. Обычно о них все слышали, но никто не видел. Можно быть упертым и самонадеянным, считать себя избранным и верить в свое предназначение, но человек – это такая тварь, которая сама себе ставит планку личных достижений. Да только планка или завышена, или занижена. Те, кто намечает маленькие рубежи, – вообще никуда не стремятся и никуда не годятся. А с теми, у кого амбиций выше головы, дел лучше не иметь, они хуже самых поганых чудовищ. Я, к примеру, покрутился в первопрестольной пару лет и понял, что там делать нечего. Как специалист я и здесь котируюсь. У меня в Ламбушке есть все, даже там, в столице, возможности были на порядок ниже, чем здесь. Ты не подумай, что я себе планку принизил и не захотел бороться за место под солнцем. Здесь другое – впервые за последние годы я чувствую себя хорошо. Я ощущаю себя человеком, нужным человеком на своем месте, неодержимым надуманными проблемами. Вернувшись домой, я ничего не потерял, а вот что приобрел, так это уверенность в завтрашнем дне.
Никита слушал спокойный монолог Пашки Седова и старался понять ведуна. Кое-что в его мнении он считал спорным, а кое-что заставляло призадуматься. Проблема приехавших в город за лучшей жизнью была ему знакома до боли. Он сам укатил в Питер за славой и считал, что делает шаги вперед, но, слушая ведуна почему-то засомневался в своем поступательном движении.
Пашка неслышно подошел к разломанной стене и неподвижно застыл, пытаясь что-то разглядеть на чернеющей у берега озера опушке. Воины, насторожившись, подобрались и, взяв снаряженные арбалеты, бесшумно подошли к ведуну.
– Идут, – прошептал побледневший Стас, – я чувствую, как они идут ко мне.
Он прикрыл глаза и, словно прислушиваясь к чему-то, вытянул шею. Ведун озабоченно взглянул на него, затем вытащил из кармана цветные бусы и, прошептав короткое заклинание, надел их на неподвижного милиционера. Стас открыл глаза, недоуменно посмотрел на стоявшего рядом Пашку. Только что бывшие матово-белыми, его щеки начали розоветь, во взгляде появилась осмысленность.
– А оберег то помогает, – заметив недоуменное выражение лица Басанова, усмехнулся он.
В глазах ведуна заиграли смешливые искорки, и Никита вдруг понял, что по возрасту он всего на два-три года постарше его самого.
– Пока эти камни на нем, ни одна нечисть не сможет коснуться его сознания, – со знанием дела объяснил Седов. – Таких ожерелий насчитывается всего несколько штук. Я их привез из Лапландии. Там у местных шаманов всяких прибамбасов много, но только договориться с ними трудно. Не любят они своими атрибутами делиться, – ведун на мгновение замер и, обращаясь ко всем, добавил: – А теперь пора встречать гостей, они сейчас по озеру пойдут. Бить будем с берега. Самое главное – не смотреть им в глаза, а то заворожат и никакой оберег не поможет. Эти твари смертны, и если правильно попасть, они обездвижутся, а дальше – дело техники. Стрелять надо в их поганую пасть. Остальные места ему по барабану. Кстати, собачку я возьму на себя.
Серые силуэты, медленно бредущие по серому льду, казались почти неразличимыми. Они двигались к мыску, на котором бесформенной грудой чернели обвалившиеся стены усадьбы. Затаившись среди прибрежных камней, засада приготовилась к встрече. Пока все шло по намеченному плану. Как-то слишком легко, с неожиданным раздражением подумал Никита, не могут твари действовать так тупо и однообразно, неправильно все это. Не дойдя до них шагов тридцать, помоечники остановились, лишь огромная собака продолжала неспешно двигаться в сторону старой усадьбы.
Ведун, привстав, навскидку разрядил арбалет в приблизившуюся к берегу и оторвавшуюся от остальной нежити собаку. Зверь громко взвыл и прыгнул вперед. В два длинных прыжка черный пес достиг берега, заскрежетал когтями по камням, но стрелы вонзились точно. Огромное тело застыло черным бугром среди серых валунов.
Помоечники со сноровкой опытных солдат развернулись в цепь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59