Харкен был слишком хорошо обучен, чтобы убежать, но ей пришлось садиться в седло без приступки и посторонней помощи, одновременно держа недовольную эльфийскую кошку, которая постоянно пыталась в отместку оцарапать хозяйку своими острыми коготками. Всей кожей чувствуя, что целители смотрят на нее из своей повозки, Финн с горящими щеками кое-как взобралась в седло, развернула гнедого, ударила его пятками по бокам и бросилась догонять остальных всадников, которые, не останавливаясь, поскакали дальше.
Вскоре после этого мерин неожиданно свернул с дороги и пронесся под низкой веткой, и Финн удержалась в седле лишь благодаря тому, что съехала набок, обеими руками уцепившись за стремя. Еще через полчаса он снова сбросил ее, внезапно скакнув в сторону на полном ходу, а после этого — в полдень, резко остановившись, чтобы попить воды из ленивого коричневого ручейка. Финн перелетела через голову и угодила прямо в воду, немало позабавив всадников. Дункан Железный Кулак сам соскочил со своего коня, чтобы вытащить ее из ручья, сказав через плечо:
— Что ж, Харкен решил, что это место ничем не хуже других, чтобы остановиться на обед. Давайте сделаем привал и дадим лошадям немного отдохнуть.
Мокрая и глубоко униженная, девушка выбралась на берег, тайком потирая ушибленные места и не глядя никому в глаза. Гоблин выскочила следом за ней, с прилипшим к телу мокрым мехом и хвостом, с которого стекала вода. Она уселась спиной к Финн и принялась вылизываться, зашипев на хозяйку, когда та попыталась взять ее на руки.
Никто не обращал на смущенную наездницу и ее кошку никакого внимания, ослабляя подпруги и распаковывая седельные сумки. Финн могла лишь радоваться, что угрюмый первый помощник с «Вероники» не был свидетелем ее позорного падения. Эрвин Праведный не раз твердил, что «погибели предшествует гордость, а падению надменность», и она никак не могла отделаться от мысли, что доказательство его правоты доставило бы ему огромное удовольствие.
Финн готова была бы свернуться калачиком под деревьями и проспать весь день, но к ее ужасу они остановились ровно на столько, чтобы перекусить хлебом, сыром и элем, и снова продолжили путь. Гоблин вполне ясно выразила свое настроение, запрыгнув в повозку и свернувшись там на куче одеял, не удостоив хозяйку и взглядом, когда та попыталась заманить ее обратно к себе на плечо. Финн с радостью присоединилась бы к эльфийской кошке, но гордость не позволила ей признать поражение, поэтому она, морщась и проклиная все на свете, упрямо взобралась на гнедого мерина и, стиснув зубы, вцепилась в поводья, когда он снова рысью понесся вперед.
В конце концов, солнце начало опускаться за высокие пологие холмы, но они продолжали скакать и тогда, когда сумерки превратились в ночь, при свете горящих факелов. Наконец разбили лагерь, но у Финн так затекло и болело все тело, что она еле стояла на ногах. Джоанна без единого слова дала ей горшочек с бальзамом, который нещадно жег кожу, когда она мазала им свои синяки и ноющие мышцы, но зато успокоил боль настолько, что Финн в конце концов смогла отдохнуть.
Второй и третий день стали для нее настоящей пыткой. Финн от души пожалела, что так хвасталась своей удалью, поскольку конь был слишком сильным для нее и постоянно одерживал верх в их борьбе. Но она была исполнена решимости не выказывать слабости перед солдатами, используя каждую каплю силы своего тела и духа, чтобы заставить Харкена подчиниться. Несколько раз она вылетала из седла, но каждый раз садилась обратно и без слова жалобы продолжала путь.
На четвертый день ее мышцы привыкли к бешеной гонке, а бальзам Джоанны смягчал боль от ссадин. К пятому дню Финн почувствовала, что наконец полностью подчинила себе коня, который прекратил свои попытки вышибить ее из седла, промчавшись под низкой веткой или коварно скакнув в сторону на полном ходу. На шестой день она уже наслаждалась возбуждением их головокружительной гонки и даже начала замечать красоту окружающего пейзажа.
Всадники неслись по холмам, понижавшимся в направлении моря, резко заканчиваясь на краю высоких утесов, которые Финн в последний раз видела с палубы «Вероники». Ручьи бежали по широким долинам, часто петляя через небольшие островки леса, где солдаты охотились на птиц и кроликов, разнообразивших их рацион. Там и сям виднелись одинокие крестьянские домики, обычно защищенные высокими каменными стенами. При виде эскадрона солдат работавшие на полях фермеры разворачивались и бегом неслись к дому, крепко запирая ворота. Всадники никогда не останавливались, хотя всем хотелось купить какой-нибудь свежей еды или попроситься на ночлег.
На седьмой день они вступили в стычку с дозором Ярких Солдат. Лахлану не хотелось развязывать бой. Целью похода было спасение потерпевшей кораблекрушение команды «Вероники», а не война со Всеобщим Собранием. Поэтому они просто пронеслись через отряд во весь опор, размахивая по сторонам мечами. Снежное Крыло спикировал с неба на головокружительной скорости, убив одного из солдат одним метким ударом мощных когтей. Гвилим Уродливый вызвал иллюзию змей, заставившую коней противника испуганно шарахнуться назад, а потом, когда Телохранители уже пропали из виду за холмом, скрыл их следы при помощи магии. Нескольких солдат послали оставить ложный след на случай погони, и их путешествие продолжилось в том же порядке, что и прежде. Финн пришлось признать, что на нее произвели впечатление скорость и спокойствие, с которыми все это было проделано. Синие Стражи были воистину закаленными бойцами.
На восьмой день они выехали на берег моря, и Финн начала оглядываться в поисках знакомых ориентиров. Всех терзала тревога, поскольку здесь столько причудливых скал выступало над неспокойным морем, что было непонятно, как же Финн сможет отличить одну от другой. Но она лишь презрительно усмехнулась, сказав:
— Пылающие яйца дракона, вы забыли, что я Ник-Рурах? Я могу найти их даже в темноте с закрытыми глазами, заткнутыми ушами и руками, связанными за спиной!
В тот день они увидели плывущую вдоль побережья флотилию галеонов и около часа прятались за скалами, не желая, чтобы кто-нибудь заметил их в подзорную трубу. Наконец белые паруса скрылись из виду, и они двинулись дальше, осторожно выбирая дорогу на неровной земле.
Внезапно Финн вскрикнула:
— Смотрите! Влюбленные! Тэм называл их так. Видите те скалы, склонившиеся друг к другу, как будто обнимаются? Там мы вышли на берег. А Расселина Нечистого где-то поблизости.
Тени уже удлинились, а свет был очень ярким, как всегда бывает в последние минуты перед заходом солнца. Лахлан хотел стать лагерем в небольшом лесочке в некотором отдалении от берега и вернуться утром, чтобы Финн могла спуститься по скале и отыскать своих товарищей. Но та была полна решимости начать поиски прямо сейчас.
— Этот утес не больше двух сотен футов в высоту, я спущусь по нему за несколько минут! — воскликнула она. — Пожалуйста, Лахлан! Они так тревожатся. К тому же сегодня можно подготовить все, чтобы завтра утром сразу вытащить их без лишней траты времени.
— Но сейчас же прилив, — сказал Лахлан. — А вдруг ты не сможешь вовремя найти пещеру?
— Ой, да я же точно знаю, где она, — ответила Финн. — Я спущусь по скале прямо над Расселиной Нечистого и просто проберусь внутрь. Мне вообще не понадобится ступать на берег.
— Финн, ты можешь сказать, живы ли они до сих пор? — спросила Изолт.
Финн заколебалась.
— Вообще-то, нет, — призналась она. — Я чувствую какое-то мельтешение разумов, но между нами очень много камня.
— Я чувствую боль, — жалобно сказал Томас.
— А пророк? — Лахлан наклонился вперед, нахмурившись. — Ты можешь сказать, жив ли он еще?
Финн пожала плечами.
— Думаю, да. У меня больше нет его креста, который я вернула ему, и нет ничего из его вещей, чтобы прикоснуться к ним для верности. Думаю, он все еще жив, хотя его разум чувствуется очень слабо.
С этими словами она спешилась и принялась проверять свои веревки и воротки, готовясь к спуску. Пока она отсыпалась в ту ночь в лагере, интендант Лахлана подготовил для нее новое снаряжение. Один из армейских кузнецов сковал новые шпильки и квадратный молоток, как тот, который ушел на дно вместе с «Вероникой», и у нее была длинная веревка из волос никс, в свернутом виде превратившаяся в удивительно маленький моток, который Финн повесила на пояс.
Она надежно застегнула эльфийскую кошку в кармане плаща, прочно закрепила веревку из волос никс вокруг выступа скалы и начала проворно скользить по склону утеса.
Утес отбрасывал глубокую тень, но Финн не раз карабкалась по скалам в полной темноте, поэтому вниз спускалась без труда. Веревка была такой скользкой, что она могла съезжать по ней на большой скорости, и такой шелковистой, что при этом не обдирала руки. Время от времени она отталкивалась от поверхности утеса ногами, наращивая скорость. К тому моменту, когда она добралась до входа в пещеру, увенчанные белыми барашками волны уже ревели, захлестывая прибрежные скалы. Финн перевернулась, повиснув вверх ногами над Расселиной Нечистого.
— Эй, Паршивый! — прошептала она.
Внутри произошло какое-то слабое шевеление.
— Финн? — в голосе слышалось недоверие.
— Ага. Можно войти, или ты проткнешь меня своим радостным мечом?
— Нет, что ты, конечно же, заходи. — Диллон шагнул вперед, вглядываясь в темноту. — Где ты, Финн, в воде, что ли?
Она побарабанила ему по макушке.
— Наверху, балда.
Он поднял голову, вздрогнул и почесал в затылке.
— Пылающие яйца дракона!
— Отойди, копуша, ты что, хочешь, чтобы я приземлилась прямо тебе на голову?
Диллон отступил назад, что-то бормоча себе под нос, и Финн гибко скользнула в расселину, грациозно опустившись на землю прямо перед ним.
— Рада тебя видеть, Паршивый, как поживаешь? — спросила она.
Он рассмеялся, все еще потирая макушку.
— Да уж, Финн, чего у тебя не отнять, так это умения делать выход!
— Благодарю вас, добрый сэр, я старалась.
— Откуда, во имя Эйя, ты знала, что я сегодня несу караул?
— Знать такие вещи — мое дело, — ответила она заносчиво. — Я же все-таки Кошка.
Он ухмыльнулся.
— Слава Эйя, ты пришла, Финн, мы все с ума сходили от волнения. Не говоря уж о голоде. Ты принесла еды? Мы уже сто лет не ели ничего, кроме водорослей и ракушек!
Финн кивнула, тряхнув плечами так, что тяжелый мешок упал к ее ногам. Она заглянула через плечо Диллона в глубину расселины и увидела темные фигуры, сгрудившиеся вокруг костра, зажженного в дальнем конце необъятной пещеры. Никто пока ничего не заметил, и их безнадежно поникшие плечи потрясли ее.
— Лахлан и Изолт с солдатами там, наверху, — сказала она. — Они привезли с собой целителей, поскольку здесь есть раненые.
— А как все остальные?
Диллон помрачнел.
— Боюсь, мы потеряли довольно многих.
— Ох, только не пророка! — Финн вдруг стало страшно. Дать Киллиану Слушателю умереть после того, как они проделали такой долгий путь и столько пережили, чтобы спасти его!
— Нет, он все еще жив. Он крепкий старый орешек, несмотря на то, что с виду одна кожа да кости. Он еще и лучше, чем некоторые!
— А Энит? — воскликнула Финн.
— Нет, хотя она и очень слаба. Она едва поднимает голову со своих одеял, и если бы ты пришла чуть позже…
— Ну ладно, — с облегчением сказала Финн. Хотя ей, естественно, было жалко погибших матросов, она могла лишь радоваться, что на их месте не оказались Киллиан Слушатель или старая циркачка с серебряным голосом. Она уже двинулась было вперед, но Диллон положил руку ей на локоть.
— Прости, Финн, но боюсь, что твой старый слуга Дональд…
— Дональд?
— Да, Дональд. Он ловил рыбу со скал, и его смыло волной. Мы с Дайдом пытались спасти его, но все произошло слишком быстро…
Финн оцепенела от потрясения. Ей никогда не приходило в голову беспокоиться за жизнь старого слуги, хотя он был почти того же возраста, как Киллиан или Энит. Она уставилась на Диллона, потом ее лицо внезапно сморщилось, и из глаз полились слезы. Диллон неловко обнял ее, похлопывая по плечу.
— Не горюй, Финн, не горюй, — шептал он.
Финн вытерла глаза.
— Я не могу в это поверить. Он был таким… таким неустрашимым. — Ей в голову не приходило никакого другого слова, кроме того, которое Дональд так часто говорил сам.
— Нам очень его недоставало. Никто из оставшихся особо не умеет управляться с луком и стрелами, а лески упали в море вместе с Дональдом. Мы делали все, что было в наших силах, но нам пришлось очень нелегко.
Он подвел Финн к костру, где ее приветствовали с огромным воодушевлением. Содержимое набитого рюкзака было встречено почти с таким же восторгом, и она начала раздавать еду и виски из большой фляги, чувствуя, как сердце разрывается от горя и жалости. Все потерпевшие кораблекрушение выглядели невероятно худыми и бледными, их одежда превратилась в лохмотья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49