– Илан? Ты когда проснулся? – Охрипшим со сна голосом спросила Люция.
Паренёк деловито вытер нос рукавом рубашки и с небрежным превосходством ответил:
– Давно… Мы уж зайца приготовить успели, а ты всё дрыхнешь.
Ведьма закуталась в одеяло и с сомнением огляделась:
– А где волшебник? – Бестолково спросила она, словно бы уж и шагу не могла сделать без Тороя. Прямо маленькая, заблудившаяся в лесу девочка, которой непременно нужен провожатый охранитель.
– Здесь волшебник.
Глухо хлопнула входная дверь, впустив в маленькую сторожку огромный белый клуб холодного воздуха. Вместе с зябким сквозняком ввалился, отряхиваясь от снега, и Торой. Его едва можно было разглядеть за огромной охапкой дров. По чести сказать, лишь уже набрав приличную стопку поленцев, маг догадался, что отныне вроде как может поддерживать жар в очаге и без хвороста. Ну да ладно. Силу надо беречь, мало ли что?
И вот он стоял у порога, старательно топая ногами, чтобы сбить с обуви снег.
– Проснулась всё ж таки. – Проворчал волшебник и с подозрением спросил, – Или мальчишка разбудил?
Люция мотнула головой. Девушка, конечно, уже поняла, что проказник Илан попросту водил у ней под носом ароматной миской и наслаждался тем, как она чмокает во сне, но не выдавать же озорника.
– Нет, сама проснулась. Пахнет вкусно. Ты и стряпать умеешь? – Она снова принюхалась. – Или это волшебство?
Маг усмехнулся и аккуратно сложил дрова возле очажка.
– Да какое уж там волшебство, разве можно из пустоты создать тушёную зайчатину? По мне так нет. Заяц этот ещё сегодня утром резво скакал по лесу. Пока мы с Иланом его не поймали. Правда, что ли? – И он подмигнул пареньку.
Илан посмотрел на Тороя едва ли не с обожанием и кивнул.
В голову ведьме закралось смутное подозрение…
– Торой, – шепотом начала она, наклонившись к магу, – ты, что… Ты его заколдовал, чтобы он не плакал?
Волшебник беззаботно пожал плечами, отряхнул руки и ответил:
– Вот ещё. Надо больно. Всё, давайте завтракать.
Люция снова с подозрением покосилась на мальчугана. Он, хотя и имел весьма зарёванный вид, но старался держаться по-взрослому невозмутимо – откуда, интересно, в ребёнке столько выдержки? И всё-таки ведьма (как выяснилось – на беду) не удержалась от горестного вздоха и соблазна пожалеть сиротинку – посмотрела с жалостью на ребятёнка и сочувствующе погладила по вихрастой макушке, даже против воли всхлипнула, вспомнив покойницу Фриду Дижан. И видно, что-то было во взгляде жалельщицы такое, отчего мальчишка сперва горько потупился, а потом и вовсе забыл о напускной взрослости – уткнулся колдунке в плечо и незамедлительно завсхлипывал.
Волшебник, который только-только поднёс ко рту ложку с восхитительным ароматным куском зайчатины, досадливо поморщился и испепелил ведьму взглядом. Девушка попыталась было пожать плечами – мол, а я-то чего? – но Тороя это, как и следовало ожидать, не проняло.
Илан же продолжал самозабвенно всхлипывать, больно вцепившись Люции в талию маленькими, но на удивление сильными руками. Ведьма гладила острые подрагивающие плечики и досадовала на свою неуместную и несвоевременную сердобольность. Видать, с лихвой хватило в её взгляде пресловутой бабской тоскливости и приторной жалости, раз у мальчугана сразу глаза на мокром месте сделались.
Маг, наконец, устав ожидать, когда внучок зеркальщика успокоится, сокрушённо вздохнул и рассеянно потрепал всхлипывающего Илана по макушке.
– Не плачь, всё же не совсем один остался, вон и Люция рядом, с ней не пропадёшь.
Утешение на поверку оказалось сомнительным, поскольку лишь пробудило новый приступ рыданий. Мальчик ничего не ответил, а вместо того, чтобы успокоиться, только ещё яростнее вцепился в рубашку (а заодно и бока) ведьмы.
Паренёк горько всхлипывал, болезненно прощаясь с тем привычным, что навсегда потерял – родным городом и домом, заботливыми и ласковыми родителями, любимым дедом, так и не родившемся братом (или то была сестра?)… Люция ласково поглаживала вихрастую льняную макушку и шептала что-то ласковое. Постепенно её голос и привычные уже интонации оказали своё волшебное действие – внучок зеркальщика начал успокаиваться. Наконец, он оторвал зарёванное лицо от ведьминого плеча и бросил косой взгляд на Тороя, стоявшего рядом. Волшебник был невозмутим и, словно озадачен. Встретившись глазами с мальчишкой, маг по-свойски подмигнул ему, а потом раскрыл ладонь, над которой вспыхнул, переливаясь, язычок яркого белого пламени – точь-в-точь такой же, как тот, что парил под потолком.
Илан, непривычный к каким бы то ни было чудесам, восторженно распахнул глаза и с некоторой опаской протянул руку. Искрящееся пламя стекло в сложенную лодочкой ладошку. Мальчишка склонился над огоньком с тем любопытством, с каким его ровесники рассматривали бы какого-нибудь редкого жука. Весёлое пламя плясало и переливалось, не обжигая кожу. Паренек осторожно, кончиками пальцев, подвинул лепесток огня на ладони и с восторгом вздохнул – подарок волшебника засиял всеми оттенками жёлтого, превратившись из ослепительно-белого в золотой.
Люция поверх головы Илана посмотрела на Тороя, который наблюдал за собственным творением с ничуть не меньшим восторгом, словно бы создал огонёк впервые в жизни… Почувствовав взгляд ведьмы, чародей улыбнулся и, наконец, сказал:
– Ну, мы поедим сегодня или подождём, пока всё окончательно остынет и превратится в холодец?
Илан, наконец-то, оторвал завороженный взгляд от переливающегося лепестка пламени и обрадовано кивнул. Люция, которая отчего-то чувствовала себя ужасно виноватой, тоже поспешно кивнула и радостно потёрла руки в предвкушении грядущей трапезы – дурманящие ароматы зайчатины вызывали уже едва ли не головокружение.
* * *
Они как раз заканчивали завтракать, когда за маленьким оконцем сторожки неожиданно начало светать… Зябкие сиреневые сумерки, что за последние дни стали едва ли не привычными, сменились нежно-розовыми тёплыми красками рассвета. Люция так и застыла с ложкой, не донесённой до рта, а потом испуганно повернулась к Торою:
– Посмотри, колдовство идёт на убыль. Значит, проснулся не только Илан, но и все остальные?..
Волшебник согласно кивнул и невозмутимо продолжил трапезу, словно ничего необычного не произошло. У него, правда, затаилось в душе подозрение, что на самом деле Илан проснулся одним из первых, может быть, даже самым первым, но делиться этим предположением с Люцией Торой не стал – какая в сущности разница? Все предположения, даже самые смелые, нынче были бы пустой тратой времени.
Тем временем мальчик, который одной рукой ловко управлялся с ложкой, а другой играл с переливающимся огоньком, удивлённо вскинул голову. Да, когда он проснулся, Торой рассказал ему о том, что случилось безо всякой утайки – и про зиму, и про волшебный сон, и про колдовство. Внучку зеркальщика даже понравилось, что самый настоящий маг разговаривает с ним, как со взрослым.
А теперь паренёк сидел в маленькой сторожке, держал на ладони переливающийся волшебный огонёк и чувствовал себя так, словно стоял на пороге какого-то увлекательного приключения. Наверное, ему следовало бояться. Да, наверное, следовало… Но он не боялся. Отчего-то ему было спокойно в компании двух волшебников. Спокойно, а ещё донельзя интересно. Вот только не маячили бы в голове жуткие воспоминания о той самой ночи, когда ящерообразные люди вторглись в дом его родителей, не вспоминались бы страшные минуты отчаяния и ужаса, когда мальчишка цеплялся за свою няньку и скулил от страха… Да и просто, не мучили бы мысли о том, что отныне он остался сиротой. Лучше уж думать, что родители и дед живы-здоровы, а он всего лишь отправился в путешествие с их на то позволения. Да, если думать вот так, будет, пожалуй, легче. Мальчик горько вздохнул. Плакать он больше не мог. Во всяком случае, сегодня. Сегодня он пролил и без того слишком много слёз.
Люция словно почувствовала испуг и смятение мальчишки. Ладонь ведьмы мягко опустилась на льняную макушку и взъерошила непослушные волосы. Вообще, у колдуньи была масса вопросов непосредственно к Торою и, сказать по правде, она несколько досадовала на то, что Илан проснулся так некстати и теперь вот приходилось уделять испуганному пареньку должное внимание – жалеть и опекать. Ведьма винила себя за эдакую чёрствость, но всё равно окончательно отделаться от мерзкого чувства досады не могла. Очень уж хотелось поговорить с магом с глазу на глаз, не отвлекаясь на ребёнка. Торой же сидел и спокойно уплетал зайчатину. Погруженный в глубокие раздумья, он смотрел куда-то в пустоту. Ведьме показалось, что волшебник борется сам с собой, словно принимая какое-то важное решение… Может быть, он хотел о чём-то сказать своим спутникам?
Девушка снова зачерпнула из плошки мясной подливки и, решив не морочить себе голову всякой ерундой, с наслаждением отправила ложку в рот. Уж кого-кого, а столь отменного повара молоденькая ведьма в волшебнике не подозревала. По чести сказать, Люция даже радовалась тому, что безмятежно дрыхла, пока маг кухарил. Не пришлось помогать и тем самым опозориться. Готовить-то она не умела. Совсем. То ли дело – зелья какие или, на худой конец, чаи травяные… Хотя, положа руку на сердце, зелья у неё получались ещё более дрянные, чем стряпня. А, уж если бы, не приведи Сила, кто-то задался целью сыскать во всей округе самую скверную повариху, то соперниц у Тороевой спутницы точно бы не оказалось.
Колдунка снова вздохнула и принялась сосредоточенно жевать, лелея в душе надежду, что, аккурат после завтрака сможет-таки поговорить с магом и заодно вызнать у него, зачем он обманул её тогда, в таверне, не согласившись лечить раненое бедро? Наврал ещё с три короба, будто раны волшебством не исцеляются… А ведь вон, израненные руки ни капельки даже и не болят, да и обветрившиеся обкусанные губы тоже не ноют, а уж от саднящих кровоточащих трещин вовсе не осталось следа. Нет, всё-таки этот волшебник что-то да темнит…
– Торой, – наконец нарушила Люция тишину сторожки, – Ты говорил, будто как только я проснусь, ты мне что-то расскажешь…
Маг вскинул голову и пустыми глазами уставился перед собой. Ведьма осеклась на полуслове и испуганно прислушалась к тишине. Чего ему ещё примерещилось? За оконцем по-прежнему подвывал ветер, вот разве что только утро разгулялось в полную силу – сугробы сияли и ослепительно искрились под солнечными лучами.
Но Торой и не подумал отвечать, он бросил ложку на скамью и скомандовал ведьме:
– Одевайся, мигом!
Люция растерянно вытаращила глаза, не понимая, чем вызвана неожиданная спешка. Опять что ли чародей кого-то там почувствовал? Вон, замер, как борзая, взявшая след, разве только носом не водит. Видать и вправду прислушивается к чему-то. Девушка озадаченно посмотрела на мага, а потом и сама изо всех сил напрягла слух, силясь уловить ту неведомую опасность, которая так переполошила волшебника. Ничего. Даже ветер и тот стих. Ведьма потёрла кончик носа и, решив, что паника преждевременна, снова взялась за ложку. Когда же Торой вновь перевёл глаза на колдунью и увидел её по-прежнему невозмутимо и со вкусом жующей, то так яростно цыкнул, что Люция едва не подавилась от неожиданности.
– Мигом! Кому сказано?! Ну?!
Однако вредная девчонка успела-таки забросить в рот ещё пару ложек рагу и лишь после этого опрометью бросилась к своему платью, поспешно жуя на ходу. Голод, конечно, не тётка, но и спорить с взбешённым чародеем – себе дороже, лучше уж подчиниться, тем более, он и впрямь мог услышать что-то эдакое. Как ни крути, а способности Люции отличались незавидной посредственностью, в отличие от Тороевых.
Илан, совершено растерянный таким резким переходом от мирной трапезы к поспешному бегству, застыл на скамье – перепуганный и белый, словно лежащий за окном снег – только худые пальцы судорожно вцепились в сиденье. Неожиданно для себя Торой опустился на корточки перед сжавшимся в комок ребёнком и мягко сказал:
– Не бойся, мы тебя в обиду не дадим.
Он ещё помнил себя мальчишкой, а потому знал, как это страшно – оказаться в незнакомом месте с незнакомыми людьми. Вот только, когда Торой покинул отчий дом, ему было намного проще, чем теперь приходилось внучку зеркальщика. Всё-таки Торой был волшебником и, даже будучи несмышлёным ребёнком, вполне мог защититься. Да и родителей его не убивали. Те сами отказались от сына в пользу увесистого кошеля с серебром. Надо сказать, маг их за это не винил. А вот теперь чародей утешал испуганного паренька, каким был когда-то и сам.
– Не бойся, слышишь?
Илан кивнул и громко сглотнул застрявший в горле комок. Торой тем временем продолжил:
– Я же говорил тебе, что нам придётся убегать. И всё-таки бояться не надо. Ты же мужчина. Так ведь? Маленький, но мужчина, и мы с тобой должны что?..
Он вопросительно поднял брови, ожидая ответа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79