— «Думаю, нам стоит заняться кое-чем, о чем ты уже говорил. Ты хотел бы научиться читать то, чего не видишь? Например, сегодняшнее письмо Риченде, которое ты хотел прочитать.»
Коналл сглотнул, глаза его расширились. — «Вы можете научить меня этому?»
«Думаю, что да — теперь. Один мой слепой знакомый постоянно пользуется этим. Конечно, это не так быстро, как читать глазами, но в этом есть свои плюсы — кроме того, если ты сможешь овладеть этим, то, значит, ты сможешь научиться и кое-чему еще. Все эти способности могут очень пригодиться принцу,» — с этими словами Тирсель вынул из-за голенища кинжал и вопросительно посмотрел на Коналла. — «Кажется, ты хочешь попробовать?»
Коналл несколько недоверчиво поглядел на обнаженный клинок, но как только Тирсель указал киналом на кусок земли рядом с краем плаща, на котором они сидели, он улыбнулся и согласно кивнул. Когда Коналл пододвинулся поближе, чтобы сесть, скрестив ноги, слева от Тирселя, тот лезвием кинжала начал чертить на земле какой-то узор, похожий на лабиринт.
«То, что я сейчас рисую, называется узором для фокусировки,» — объяснял Тирсель, продолжая чертить. — «Потом физический узор будет тебе не нужен — во всяком случае, для данной процедуры — но он помогает сконцентрироваться. Мне думается, что нам стоит начать с использования этого узора при помощи маятника. Твоя медаль Камбера при тебе?»
«Да».
Пока Тирсель дочерчивал последние штрихи своей работы и убирал кинжал, предварительно ловко обтерев его лезвие о свой сапог, Коналл вытащил из-под ворота своей туники серебряную цепочку и снял ее через голову. Когда он передал ее Тирселю, медаль, висевшая на цепочке, заискрилась в солнечных лучах как какая-то драгоценность.
«Хорошо,» — сказал Тирсель, держа цепочку большим и указательным пальцами так, чтобы медаль висела на высоте примерно ладони над узором, и останавливая его движение другой рукой.
«Так. Я уже научил тебя пользоваться маятником для концентрации. На этот раз я хочу, чтобы не маятник управлял движением твоего разума , а ты
— движением маятника. И не рукой, а разумом.»
«М-м-м?»
«Просто смотри. Обрати внимание, что узор — это единая непрерывная линия, которая постепенно закручивается к центру. Начнем с того, что помести неподвижно висящий маятник вот здесь, прямо над внешним краем узора, а затем, сконцентрировавшись на медали… заставим ее раскачиваться таким образом, чтобы она, двигаясь над узором, приблизилась к его центру. Видишь? Медаль начала двигаться, а моя рука осталась неподвижной…»
«Вижу,» — прошептал Коналл, протягивая руку к цепочке. — «Дайте мне попробовать.»
Кивнув, Тирсель отдал ему цепочку и помог остановить ее колебание.
«Хорошо,» — сказал он, убирая руку. — «А теперь сконцентрируйся на пути, по которому должен пройти маятник, а не на нем самом. Отпечатай узор в своем разуме и пусть тебя ведет по нему к центру. Конечный результат, кстати, называется „центровка“ вне зависимости от того, каким образом ты достигаешь этого состояния..»
Когда Коналл последовал его указаниям, и в то же мгновение маятник начал раскачиваться, Тирсель спокойно обнял парня за плечи. Еще до того, как он установил ментальный контакт, он почувствовал, как Коналл, сосредотачиваясь, мысленно идет по пути, по которому должен будет пройти маятник. Держа руку над затылком Коналла, он установил над его разумом легкий контроль, чтобы помочь ему расслабиться.
«Отлично,» — пробормотал он. — «Просто расслабься и концентрируйся на узоре.»
Но Коналлу его помощь была не нужна. Он уже входил в транс, становившийся все глубже с каждым ударом сердца — но какой-то частью своего разума, которая оставалось непонятной для Тирселя, полностью осознавал, что его разумом управляет кто-то еще.
Этот факт удивил Тирселя, несмотря на то, что Коналл не выказывал и тени сопротивления. Не менее непонятным было и то, откуда взялась способность к осознанию этого. Одно дело распознать прикосновение чужого разума — люди, которые регулярно сталкивались с Дерини, часто учились этому, чтобы сознательно помочь достижению нужного результата. То, что сделал Коналл, когда Тирсель считывал его воспоминания об Азиме, относилось именно к этой категории — весьма похвальное достижение, но не такое уж неожиданное, если учесть продолжительность и интенсивность их совместных занятий.
Но осознавать, что ты находишься под контролем кого-то еще — это совсем другое дело, несмотря на то, что Коналл не мог сопротивляться этому… хотя в свете того, что Коналл рассказал ему о своей встрече с Ричендой, такая способность не стала бы полной неожиданностью.
Он проверил установленные им барьеры, чтобы убедиться, действительно ли Риченда не заметила их, но все вроде бы, было в порядке. Изъятие и запрятывание воспоминаний Коналла о нем и их занятиях было сложной задачей, тем более, что его работа должна была выдержать проверку Ричендой, но ему, похоже, все-таки удалось добиться своего. Хоть он и не смог пройти сквозь блоки, установленные Ричендой — честно говоря, он и не надеялся, что ему это удастся — но он пришел к выводу, что Риченду интересовали только установленные ею блоки. Слава Богу!
Но как только Тирсель продолжил свое изучение памяти Коналла, он заметил, что некоторые вторичные участки памяти, которые он обособил, готовя Коналла к встречам с другими Дерини, казались затененными, как будто были прикрыты дополнительными экранами — почти как у Дерини! И было похоже, что именно из-за этого Коналл смог почувствовать, что им управляет чужой разум.
Вот это было действительно интересным — но Тирсель решил не тратить на это время, а то они могли не успеть выполнить то, что собирались. Коналл вошел в транс, почти достаточно глубокий для того, чтобы перейти к следующей стадии, рука его неподвижно замерла над узором, а медаль, висевшая на цепочке, раскачтваясь, все увереннее двигалась вдоль узора к его центру.
Потрясенный Тирсель вышел из разума Коналла и просто наблюдал, как Коналл становится еще неподвижнее, и ввел себя в транс, чтобы провести принца через следующую стадию обучения.
«Хорошо,» — сказал он, слегка притрагиваясь ко лбу Коналла, чуть выше закрытых глаз, забрал маятник и мягко прижал руки Коналла к земле. — «А теперь расслабься, и следи за образами, которые я буду тебе передавать. Просто расслабься и смотри…»
Часом позже, ликующий Коналл научился не только читать вслепую, но и сам придумал другие способы применения этого своего нового умения.
«Этим же можно пользоваться, чтобы открывать запертые двери!» — широко раскрыв глаза, выдохнул принц, — «а, может быть, даже для того, чтобы смотреть сквозь закрытую дверь.»
«Боюсь, это пока немного за пределами твоих способностей,» — вежливо хихикнув, сказал Тирсель, — «хотя, кто знает, как далеко ты сможешь пройти теперь, после того, как ты прошел через это препятствие?»
Коналл только усмехнулся и, уставившись на травинку, зажатую им иежду пальцев, наблюдал, как ее конец, повинуясь его воле, сворачивается, переплетается и, наконец, завязывается узлом.
А Тирсель, подстелив плащ, лежал на спине и, закинув руки за голову, предавался мечтам о том, как с каким триумфом он представит своего ученика Совету Камбера.
Тем временем, вторжение армии Халдейна в Меару продолжалось. Следующим утром, стоя у подножья холмов, раскинувшихся к юго-западу от Ратаркина, Келсон и Морган, прикрывтые от посторонних взглядов их оседланными конями, слушали возбужденное донесение покрытого пылью р'кассанского лазутчика.
«Государь, я уверен, что они не заметили нас,» — докладывал солдат. — «Я думаю, что это отряд, отставший от главной меарской армии. Если в течение часа послать отряд, примерно равный им по силам, то их можно будет отсечь и взять живыми еще до того, как они поймут, что произошло.»
«Сколько их?» — спросил Морган.
«Джемет насчитал почти шестьдесят лошадей, Ваша светлость. В каньоне, к которому мы не смогли подобраться, можно спрятать еще двадцать, но не больше. Мы полностью уверены, что все они на конях. Ни один командир, находясь в здравом уме, не оставит пехоту настолько позади основных сил.»
«Вы исходите из того, что Ител Меарский в здравом уме,» — сухо сказал Келсон, теребя пряжку своего доспеха, — «но вы, похоже, правы. Как далеко они находятся?»
«Примерно часах в двух езды, Сир. И я… мне показалось, хоть я и не присягну в этом… мне показалось, что ими командовал сам принц Ител!»
Келсон мгновенно обернулся к Моргану, лицо его превратилось в неподвижную маску, и только в глазах его светилась жизнь.
«Государь, я все понял,» — тихо сказал Морган.
По еле заметному кивку Келсона Морган подал лазутчику знак встать подальше между лошадьми, чтобы прикрыться от любопытных глаз, и снял перчатку.
«Думаю, что нам стоить повнимательнее разглядеть, что ты там увидел,»
— небрежно сказал он. — «Я не сомневаюсь в верности твоего донесения, но если там действительно Ител, то мы должны знать как можно больше подробностей.»
Но прежде чем Морган успел выполнить свою задумку, в его мозгу щелкнул, подобно хворосту под ногами в осеннем лесу, новый приказ Келсона:
Подумав, я хочу сам узнать, что он видел.
«Киркон, встань вот здесь, между нами,» — добавил Морган, разворачивая солдата лицом к Келсону, когда король снял свои кольчужные перчатки и засунул их за пояс.
Киркон не выказал и тени сопротивления, когда Морган, встав у него за спиной, крепко взял его за плечи, а Келсон подошел поближе. Все лазутчики знали, что всякий раз, когда они докладывали королю или его Защитнику, те могли считать их мысли, чтобы прояснить ситуацию, и большинство из них научилось не бояться и не возражать против считывания. Среди них все шире распространялось мнение, усиленно поддерживаемое Келсоном и Морганом, что для чтения мыслей необходимо, чтобы Дерини дотронулся обнаженной рукой до головы или шеи того, чьи мысли он хочет прочесть. На самом деле, было достаточно запястья, руки или любой другой части тела, и, при необходимости, Дерини могли считывать мысли через перчатки и прочую одежду, но Келсон посчитал, что если люди будут думать , что эта способность Дерини имеет свои пределы, это поможет избавиться от страха тем, кто регулярно сталкивался с ними.
Так что когда король, коснувшись висков лазутчика кончиками пальцев, посмотрел ему в глаза, тот не пошевелился, только несколько раз нервно моргнул.
«Киркон, вздохни поглубже,» — пробормотал Келсон.
Все кончилось еще до того, как лазутчик успел вздохнуть второй раз. Когда Келсон вышел из его разума и убрал руки от головы лазутчика, тот, почувствовав облегчение, только слегка покачнулся на ногах.
«Будут какие-нибудь распоряжения, Сир?» — спокойно спросил Морган, продолжая держать лазутчика за плечи.
Келсон резко отвернулся и, уперев покрытый броней локоть в седло своего коня, прижал кулак к зубам. Его лицо стало напоминать маску еще больше, чем прежде.
«Иди, Киркон. Благодарю тебя,» — тихо сказал он. Пока лазутчик не ушел, он не произнес больше ни слова.
«Аларик, мне нужны все свежие копейщики Найджела,» — тихо сказал он.
— «И Ваша тяжелая корвинская конница впридачу. Похоже, на этот раз он от нас не уйдет.»
«Ител?» — спросил Морган.
«Да,» — раздался тихий, суровый ответ; глаза Келсона стали ледяными.
— «Да, это Ител, и да поможет святой Камбер свершится святому возмездию!»
«Он мог отстать от основных сил не просто так,» — предостерег Морган.
— «Это может оказаться ловушкой…»
Келсон покачал головой. — «Нет, это не ловушка. Мы знаем , где находится остальная меарская армия. И мы знаем, что Сикард, где бы он ни был, слишком далеко от нас. Нет, Ител, наконец, совершил смертельную ошибку. И теперь он мой !»
«Хорошо, государь,» — еле слышно произнес Морган, у которого хватало ума не спорить с королем, когда тот был в подобном настроении. — «Позвать офицеров, чтобы Вы могли отдать им приказы?»
Келсон, мечтая о возмездии, обратил взгляд к холмистой равнине к югу от Ратаркина и коротко кивнул. Глаза его стали безжалостными.
Этим ранним июльским утром мечты о мести завладели не только королем, но и королевой, только вот Джеана, в отличие от своего сына, ощущала, что мстят ей, а не она. Она рано поднялась — вернее, рано покинула свои покои
— все равно она не спала всю ночь, не в силах избавиться от видения, которое мучало ее разум с прошлого полдня. Стоило ей закрыть глаза, как ей являлся обвиняющий образ Камбера Кулдского, слова которого кололи и мучили.
Джеана, Джеана, зачем ты гонишь меня?
Но она не поняла, что случилось, даже когда во второй половине дня высказала отцу Амбросу свое недовольство тем, что он прочитал не то, что следовало.
«Вы хотите сказать, что я прочитал не ту проповедь, Ваше Величество? Я не помню этого. Разве я читал не то же самое, что и во время заутрени?»
«Зачем Вы насмехаетесь надо мной, святой отец!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Коналл сглотнул, глаза его расширились. — «Вы можете научить меня этому?»
«Думаю, что да — теперь. Один мой слепой знакомый постоянно пользуется этим. Конечно, это не так быстро, как читать глазами, но в этом есть свои плюсы — кроме того, если ты сможешь овладеть этим, то, значит, ты сможешь научиться и кое-чему еще. Все эти способности могут очень пригодиться принцу,» — с этими словами Тирсель вынул из-за голенища кинжал и вопросительно посмотрел на Коналла. — «Кажется, ты хочешь попробовать?»
Коналл несколько недоверчиво поглядел на обнаженный клинок, но как только Тирсель указал киналом на кусок земли рядом с краем плаща, на котором они сидели, он улыбнулся и согласно кивнул. Когда Коналл пододвинулся поближе, чтобы сесть, скрестив ноги, слева от Тирселя, тот лезвием кинжала начал чертить на земле какой-то узор, похожий на лабиринт.
«То, что я сейчас рисую, называется узором для фокусировки,» — объяснял Тирсель, продолжая чертить. — «Потом физический узор будет тебе не нужен — во всяком случае, для данной процедуры — но он помогает сконцентрироваться. Мне думается, что нам стоит начать с использования этого узора при помощи маятника. Твоя медаль Камбера при тебе?»
«Да».
Пока Тирсель дочерчивал последние штрихи своей работы и убирал кинжал, предварительно ловко обтерев его лезвие о свой сапог, Коналл вытащил из-под ворота своей туники серебряную цепочку и снял ее через голову. Когда он передал ее Тирселю, медаль, висевшая на цепочке, заискрилась в солнечных лучах как какая-то драгоценность.
«Хорошо,» — сказал Тирсель, держа цепочку большим и указательным пальцами так, чтобы медаль висела на высоте примерно ладони над узором, и останавливая его движение другой рукой.
«Так. Я уже научил тебя пользоваться маятником для концентрации. На этот раз я хочу, чтобы не маятник управлял движением твоего разума , а ты
— движением маятника. И не рукой, а разумом.»
«М-м-м?»
«Просто смотри. Обрати внимание, что узор — это единая непрерывная линия, которая постепенно закручивается к центру. Начнем с того, что помести неподвижно висящий маятник вот здесь, прямо над внешним краем узора, а затем, сконцентрировавшись на медали… заставим ее раскачиваться таким образом, чтобы она, двигаясь над узором, приблизилась к его центру. Видишь? Медаль начала двигаться, а моя рука осталась неподвижной…»
«Вижу,» — прошептал Коналл, протягивая руку к цепочке. — «Дайте мне попробовать.»
Кивнув, Тирсель отдал ему цепочку и помог остановить ее колебание.
«Хорошо,» — сказал он, убирая руку. — «А теперь сконцентрируйся на пути, по которому должен пройти маятник, а не на нем самом. Отпечатай узор в своем разуме и пусть тебя ведет по нему к центру. Конечный результат, кстати, называется „центровка“ вне зависимости от того, каким образом ты достигаешь этого состояния..»
Когда Коналл последовал его указаниям, и в то же мгновение маятник начал раскачиваться, Тирсель спокойно обнял парня за плечи. Еще до того, как он установил ментальный контакт, он почувствовал, как Коналл, сосредотачиваясь, мысленно идет по пути, по которому должен будет пройти маятник. Держа руку над затылком Коналла, он установил над его разумом легкий контроль, чтобы помочь ему расслабиться.
«Отлично,» — пробормотал он. — «Просто расслабься и концентрируйся на узоре.»
Но Коналлу его помощь была не нужна. Он уже входил в транс, становившийся все глубже с каждым ударом сердца — но какой-то частью своего разума, которая оставалось непонятной для Тирселя, полностью осознавал, что его разумом управляет кто-то еще.
Этот факт удивил Тирселя, несмотря на то, что Коналл не выказывал и тени сопротивления. Не менее непонятным было и то, откуда взялась способность к осознанию этого. Одно дело распознать прикосновение чужого разума — люди, которые регулярно сталкивались с Дерини, часто учились этому, чтобы сознательно помочь достижению нужного результата. То, что сделал Коналл, когда Тирсель считывал его воспоминания об Азиме, относилось именно к этой категории — весьма похвальное достижение, но не такое уж неожиданное, если учесть продолжительность и интенсивность их совместных занятий.
Но осознавать, что ты находишься под контролем кого-то еще — это совсем другое дело, несмотря на то, что Коналл не мог сопротивляться этому… хотя в свете того, что Коналл рассказал ему о своей встрече с Ричендой, такая способность не стала бы полной неожиданностью.
Он проверил установленные им барьеры, чтобы убедиться, действительно ли Риченда не заметила их, но все вроде бы, было в порядке. Изъятие и запрятывание воспоминаний Коналла о нем и их занятиях было сложной задачей, тем более, что его работа должна была выдержать проверку Ричендой, но ему, похоже, все-таки удалось добиться своего. Хоть он и не смог пройти сквозь блоки, установленные Ричендой — честно говоря, он и не надеялся, что ему это удастся — но он пришел к выводу, что Риченду интересовали только установленные ею блоки. Слава Богу!
Но как только Тирсель продолжил свое изучение памяти Коналла, он заметил, что некоторые вторичные участки памяти, которые он обособил, готовя Коналла к встречам с другими Дерини, казались затененными, как будто были прикрыты дополнительными экранами — почти как у Дерини! И было похоже, что именно из-за этого Коналл смог почувствовать, что им управляет чужой разум.
Вот это было действительно интересным — но Тирсель решил не тратить на это время, а то они могли не успеть выполнить то, что собирались. Коналл вошел в транс, почти достаточно глубокий для того, чтобы перейти к следующей стадии, рука его неподвижно замерла над узором, а медаль, висевшая на цепочке, раскачтваясь, все увереннее двигалась вдоль узора к его центру.
Потрясенный Тирсель вышел из разума Коналла и просто наблюдал, как Коналл становится еще неподвижнее, и ввел себя в транс, чтобы провести принца через следующую стадию обучения.
«Хорошо,» — сказал он, слегка притрагиваясь ко лбу Коналла, чуть выше закрытых глаз, забрал маятник и мягко прижал руки Коналла к земле. — «А теперь расслабься, и следи за образами, которые я буду тебе передавать. Просто расслабься и смотри…»
Часом позже, ликующий Коналл научился не только читать вслепую, но и сам придумал другие способы применения этого своего нового умения.
«Этим же можно пользоваться, чтобы открывать запертые двери!» — широко раскрыв глаза, выдохнул принц, — «а, может быть, даже для того, чтобы смотреть сквозь закрытую дверь.»
«Боюсь, это пока немного за пределами твоих способностей,» — вежливо хихикнув, сказал Тирсель, — «хотя, кто знает, как далеко ты сможешь пройти теперь, после того, как ты прошел через это препятствие?»
Коналл только усмехнулся и, уставившись на травинку, зажатую им иежду пальцев, наблюдал, как ее конец, повинуясь его воле, сворачивается, переплетается и, наконец, завязывается узлом.
А Тирсель, подстелив плащ, лежал на спине и, закинув руки за голову, предавался мечтам о том, как с каким триумфом он представит своего ученика Совету Камбера.
Тем временем, вторжение армии Халдейна в Меару продолжалось. Следующим утром, стоя у подножья холмов, раскинувшихся к юго-западу от Ратаркина, Келсон и Морган, прикрывтые от посторонних взглядов их оседланными конями, слушали возбужденное донесение покрытого пылью р'кассанского лазутчика.
«Государь, я уверен, что они не заметили нас,» — докладывал солдат. — «Я думаю, что это отряд, отставший от главной меарской армии. Если в течение часа послать отряд, примерно равный им по силам, то их можно будет отсечь и взять живыми еще до того, как они поймут, что произошло.»
«Сколько их?» — спросил Морган.
«Джемет насчитал почти шестьдесят лошадей, Ваша светлость. В каньоне, к которому мы не смогли подобраться, можно спрятать еще двадцать, но не больше. Мы полностью уверены, что все они на конях. Ни один командир, находясь в здравом уме, не оставит пехоту настолько позади основных сил.»
«Вы исходите из того, что Ител Меарский в здравом уме,» — сухо сказал Келсон, теребя пряжку своего доспеха, — «но вы, похоже, правы. Как далеко они находятся?»
«Примерно часах в двух езды, Сир. И я… мне показалось, хоть я и не присягну в этом… мне показалось, что ими командовал сам принц Ител!»
Келсон мгновенно обернулся к Моргану, лицо его превратилось в неподвижную маску, и только в глазах его светилась жизнь.
«Государь, я все понял,» — тихо сказал Морган.
По еле заметному кивку Келсона Морган подал лазутчику знак встать подальше между лошадьми, чтобы прикрыться от любопытных глаз, и снял перчатку.
«Думаю, что нам стоить повнимательнее разглядеть, что ты там увидел,»
— небрежно сказал он. — «Я не сомневаюсь в верности твоего донесения, но если там действительно Ител, то мы должны знать как можно больше подробностей.»
Но прежде чем Морган успел выполнить свою задумку, в его мозгу щелкнул, подобно хворосту под ногами в осеннем лесу, новый приказ Келсона:
Подумав, я хочу сам узнать, что он видел.
«Киркон, встань вот здесь, между нами,» — добавил Морган, разворачивая солдата лицом к Келсону, когда король снял свои кольчужные перчатки и засунул их за пояс.
Киркон не выказал и тени сопротивления, когда Морган, встав у него за спиной, крепко взял его за плечи, а Келсон подошел поближе. Все лазутчики знали, что всякий раз, когда они докладывали королю или его Защитнику, те могли считать их мысли, чтобы прояснить ситуацию, и большинство из них научилось не бояться и не возражать против считывания. Среди них все шире распространялось мнение, усиленно поддерживаемое Келсоном и Морганом, что для чтения мыслей необходимо, чтобы Дерини дотронулся обнаженной рукой до головы или шеи того, чьи мысли он хочет прочесть. На самом деле, было достаточно запястья, руки или любой другой части тела, и, при необходимости, Дерини могли считывать мысли через перчатки и прочую одежду, но Келсон посчитал, что если люди будут думать , что эта способность Дерини имеет свои пределы, это поможет избавиться от страха тем, кто регулярно сталкивался с ними.
Так что когда король, коснувшись висков лазутчика кончиками пальцев, посмотрел ему в глаза, тот не пошевелился, только несколько раз нервно моргнул.
«Киркон, вздохни поглубже,» — пробормотал Келсон.
Все кончилось еще до того, как лазутчик успел вздохнуть второй раз. Когда Келсон вышел из его разума и убрал руки от головы лазутчика, тот, почувствовав облегчение, только слегка покачнулся на ногах.
«Будут какие-нибудь распоряжения, Сир?» — спокойно спросил Морган, продолжая держать лазутчика за плечи.
Келсон резко отвернулся и, уперев покрытый броней локоть в седло своего коня, прижал кулак к зубам. Его лицо стало напоминать маску еще больше, чем прежде.
«Иди, Киркон. Благодарю тебя,» — тихо сказал он. Пока лазутчик не ушел, он не произнес больше ни слова.
«Аларик, мне нужны все свежие копейщики Найджела,» — тихо сказал он.
— «И Ваша тяжелая корвинская конница впридачу. Похоже, на этот раз он от нас не уйдет.»
«Ител?» — спросил Морган.
«Да,» — раздался тихий, суровый ответ; глаза Келсона стали ледяными.
— «Да, это Ител, и да поможет святой Камбер свершится святому возмездию!»
«Он мог отстать от основных сил не просто так,» — предостерег Морган.
— «Это может оказаться ловушкой…»
Келсон покачал головой. — «Нет, это не ловушка. Мы знаем , где находится остальная меарская армия. И мы знаем, что Сикард, где бы он ни был, слишком далеко от нас. Нет, Ител, наконец, совершил смертельную ошибку. И теперь он мой !»
«Хорошо, государь,» — еле слышно произнес Морган, у которого хватало ума не спорить с королем, когда тот был в подобном настроении. — «Позвать офицеров, чтобы Вы могли отдать им приказы?»
Келсон, мечтая о возмездии, обратил взгляд к холмистой равнине к югу от Ратаркина и коротко кивнул. Глаза его стали безжалостными.
Этим ранним июльским утром мечты о мести завладели не только королем, но и королевой, только вот Джеана, в отличие от своего сына, ощущала, что мстят ей, а не она. Она рано поднялась — вернее, рано покинула свои покои
— все равно она не спала всю ночь, не в силах избавиться от видения, которое мучало ее разум с прошлого полдня. Стоило ей закрыть глаза, как ей являлся обвиняющий образ Камбера Кулдского, слова которого кололи и мучили.
Джеана, Джеана, зачем ты гонишь меня?
Но она не поняла, что случилось, даже когда во второй половине дня высказала отцу Амбросу свое недовольство тем, что он прочитал не то, что следовало.
«Вы хотите сказать, что я прочитал не ту проповедь, Ваше Величество? Я не помню этого. Разве я читал не то же самое, что и во время заутрени?»
«Зачем Вы насмехаетесь надо мной, святой отец!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54