— «Прикажете вытащить кляп?»
«Не надо. В его разуме слишком много грязи, чтобы я слушал еще и его грязный язык.»
Когда лазутчики прижали Лориса к земле, тот начал извиваться и корчиться, а когда Келсон опустился рядом с ним на колени, он тихонько, по-животному заскулил.
«Я не знаю, зачем я это делаю,» — сказал он, глядя на мятежного архиепископа своими серыми глазами. — «Ты уже заслужил, чтобы тебя повесили несколько раз — еще три года назад мне следовало убить тебя — но я ни за что не пошлю человека на смерть, пока сам не увижу всех доказательств его вины. Мне бы хотелось, чтобы процесс казни был для тебя более мучительным, чтобы ты на своей шкуре почувствовал хотя бы часть тех страданий, на которые ты обрекал других во имя своей ненависти. К счастью для тебя, „проклятое колдовство Дерини“ весьма милосердно, когда им пользуются ответственные люди, и я надеюсь никогда не поддаться искушению воспользоваться своими способностями без оглядки на последствия. Правда, ты, Эдмунд Лорис, подвел меня к этому вплотную.»
С этими словами он положил руки на лоб Лориса, накрыв ими голубые глаза, сверкавшие ненавистью, и заставил Лориса войти в транс, оставив небольшой участок разума Лориса биться в истерике, вызванной вторжением в разум.
«Он мой,» — прошептал король, давая лазутчикам возможность отойти до того, как начнет.
Чтение разума Лориса оказалось еще более неприятным занятием, чем чтение разума Горони, поскольку Лорис, помимо прочих своих извращений, просто наслаждался страшной смертью Генри Истелина и, как оказалось, сам инструктировал палачей в отношении того, как именно епископ должен был быть убит. Увидев точную, подробную картину казни, во всех ее кровавых деталях, а затем еще и не менее точную картину пыток Дункана, Келсон почувствовал, как будто его охватывают какие-то злые чары.
Были и прочие эпизоды, о которых Келсон ничего прежде не знал: пока Лорис был архиепископом Валоретским, в отдаленных районах действовали суды инквизиции, сжигавшие тех, в ком подозревали Дерини. Все это, вместе с долгой и ничем не обоснованной ненавистью Лориса к Дерини, заставило Келсона ахнуть, когда он собрался выйти из разума Лориса.
Но тут внимание короля привлекло кое-что, чего он никак не ожидал. Это был кошмар, мучивший Лориса прошлой ночью — только вот для Келсона это отнюдь не было кошмаром.
Лорису снился святой Камбер. Келсон был уверен в этом, как будто он видел все своими глазами. Это был устрашающий образ деринийского святого, раскрашенный ненавистью Лориса и его страхом перед всем, что касалось волшебства и деринийской расы, но лицо было очень похоже, что Келсон неоднократно видел в разных местах. Явившийся Лорису призрак говорил о сдержанности и терпимости и грозил Лорису карами за гонения на Дерини. Неудивительно, что от этого видения Лорис пришел в ужас.
Прочитав все, что он мог выдержать, Келсон заставил Лориса потерять сознание — в дальнейшем копании в чувствах полуобезумевшего человека не было никакого смысла. Келсон хладнокровно, и сожалея о Лорисе ничуть не больше,чем о ядовитой гадине, раздавленной сапогом, принял решение, что он сделает с Лорисом, когда они доберутся до Лааса. Причина кошмаров Лориса казалась ему куда более важной, и Келсон начал догадываться, что могло вызвать их.
«Я узнал все, что мне было нужно знать,» — сказал он, вставая и взглядом подзывая лазутчиков. — «Я разберусь с ними, когда мы будем в Лаасе. К утру они должны быть готовы к дороге.»
«На Лаас, Сир?» — спросил Джемет.
«Да, на Лаас. Кайтрина там. Сайард!» — позвал он, откидывая полог палатки. — «Передай командирам, что мы выступаем на Лаас с первыми лучами солнца. Кайтрина и остатки армии мятежников укрылись там. Все контакты с пленными — только для удовлетворения их физических потребностей. Киркон, если они будут слишком много говорить, можешь заткнуть им рты, но никто не должен ни разговаривать с ними, ни отвечать на их вопросы. Я хочу, чтобы они попотели немного, думая об участи, которую я готовлю им. Понятно?»
«Да, Сир.»
«Сайард, тебе ясно?»
Довольный Сайард ухмыльнулся. — «Да, Сир. Неплохо придумано! Нам, похоже, все-таки удастся сделать из Вас приграничника.»
«В твоих устах это звучит как комплимент.»
Но когда Келсон с Кардиелем подошли к палатке, в которой лежал Дункан, улыбка на лице Келсона сменилась усталой задумчивостью, и, прежде чем войти, Келсон попросил Кардиеля еще раз показать ему перстни.
Дункан был в сознании и вполне мог рассуждать, несмотря на головную боль и тошноту — обычные последствия действия и мераши — и слабость от потери крови. Остальные его раны были вполне прилично подлечены. На плече у него останется шрам от каленого железа, которым прижигали оставленную стрелой рану, и потребуется время, чтобы на его пальцах отросли ногти вместо тех, которые были выдраны щипцами Горони, но пальцы и на руках, и на ногах выглядели уже не такими ободранными, а его раны и ожоги выглядели так, будто они были причинены не тридцать часов, а тридцать дней назад.
Он лежал на походной кровати в палатке Келсона, под голову была подложена целая груда подушек, Дугал кормил его с ложечки супом, а выглядел он как тень самого себя — бледный, исхудавший, явно нуждающийся в бритье — но глаза его блестели не от лихорадки, а от возвращавшейся к нему силы. Когда Келсон и Кардиель вошли, и отец, и сын обернулись к ним, и на губах Дункана появилась улыбка, которую Келсон всего лишь сутки назад уже не чаял увидеть.
«Здравствуйте, государь,» — сказал Дункан, рот которого был полон супа. — «Простите, что не встаю, чтобы поприветствовать Вас как положено, но я опасаюсь, что, если я покину это ложе, врачи причинят мне куда большие увечья, чем Горони.»
«Он считает,» — неодобрительно сказал Дугал, — «что, раз он остался жив, он может ринуться исполнять все свои прежние обязанности. Келсон, может быть, если ты расскажешь ему, насколько близко от смерти он был, он поверит этому.»
«Ему придется поверить в это,» — сказал Келсон, подтягивая носком сапога табурет и и приветствуя кивком входящего в палатку Моргана. — «Это действительно так. Я все видел сам. И мне кажется, что Аларик не разрешит Вам ничего делать, по крайней мере, несколько дней. Я прав, Аларик?»
«Не позволю.»
«Я не останусь в обозе,» — обводя взглядом всех троих Дерини, сказал Дункан, и в голосе его прозвучало предупреждение.
Морган, который только что проснулся после того, как, исцелив раны Дункана, проспал почти все утро, потянулся и, сев на табурет напротив Дугала, взял Дункана за запястье, проверяя его пульс.
«Успокойся, никто не собирается отправлять тебя в обоз. Правда, несколько дней от тебя не будет никакого толку. Ты не сможешь ехать верхом с такими ногами.»
«Ну вот, опять ты все испортил!» — пробормотал Дункан. — «А что ты будешь делать, если я откажусь?»
«Ты не сможешь этого сделать,» — Морган отпустил запястье Дукана и озорно усмехнулся. — «Ты забыл? Когда мы занялись твоими ранами, ты разрешил мне установить точки для управления твоим разумом. Это был один из тех редких моментов, когда твои мозги работали как следует. Если я прикажу тебе спать, ты будешь спать, а не спорить со мной. Кстати, оба твоих врача имеют над тобой такую жзе власть. Так что, ты не сможешь даже возразить отцу Лаэлю.»
Раздраженный Дункан на несколько мгновений задумался и откинулся на свои подушки.
«А где Лаэль? Как он перенес все это?»
«Он спит,» — ответил Морган, — «после того, как ваш покорный слуга поспособствовал этому. Он точно не Дерини, но, пока ты был полон мераши, он делал то, что не под силу никому из Дерини. А сегодня утром, когда я исцелял твои раны, он позволил мне воспользоваться своей силой.»
«Слава Богу, что он с пониманием относится ко всем этим деринийским штучкам,» — пробормотал Кардиель. — «Я всегда знал, что он — хороший человек, иначе он не стал бы моим духовником, но никто не знает, как даже самый хороший человек будет реагировать в столь напряженной обстановке.»
Дугал, протягивая Дункану еще ложку супа, усмехнулся.
«Он стойко выдержал все испытания, и я многому у него научился. Он прирожденный врач. Жаль, что он не Дерини. Не отпускайте его от себя, архиепископ.»
«А я и не собираюсь.»
«Он, похоже, совершенно не удивился, узнав про меня и отца,» — продолжил Дугал. — «Кстати, Келсон, боюсь, что сегодня утром в лагере пошли разговоры.»
«О чем?» — спросил Дункан.
«О том, что Вы — мой отец.»
«А!»
«Я надеюсь, что вы не сердитесь,» — сказал Дугал. — «Я помню, что мы согласились хранить все это в тайне, пока Вам не удастся найти дополнительных доказательств, но мне пришлось рассказать об этом Сайарду, чтобы заставить его помочь мне связаться с Келсоном, и, боюсь, что я… проговорился об этом, пробиваясь к Вам. Мне надо было хоть как-нибудь
отвлечь Лориса.»
«Ну, я уверен, что это его точно отвлекло,» — проворчал Дункан. — «Ну, и что он сказал? Что еретик-Дерини породил Дерини-ублюдка?»
«Вы слышали это! Или угадали?»
Дункан фыркнул. — «Да ты сам вряд ли веришь, что я просто угадал. Но мне все-таки жаль, что так получилось.» — Он посмотрел на Кардиеля. — «Архиепископ, Вы расстроены?»
«Расстроен? Ты что, шутишь?»
«Но ведь это повод для сплетен вокруг Церкви… да одного того, что я
— Дерини, более чем достаточно для скандала.»
«Мы переживали и худшие скандалы,» — ответил Кардиель. — «Меня больше беспокоит юный Дугал. Сайард, правда, считает, что даже если Дугал — незаконнорожденный, это никак не скажется на его статусе предводителя клана МакАрдри. Вот если Вы хотите, чтобы он был признан в качестве наследника Кассана и Кирни, Вам придется что-то предпринять.»
«Я знаю,» — опускаясь на подушки, прошептал Дункан, и, задрожав, закрыл ненадолго глаза. — «Я не хочу задумываться об этом сейчас,» — он глубоко вдохнул. — «Аларик, мне крайне неудобно просить тебя об этом, но я больше не могу изображать из себя героя-Дерини. После мераши у меня дико болит голова. Не мог бы ты усыпить меня ненадолго?»
«Конечно, могу. Тебе нельзя уставать. Постарайся сконцентриоваться, как только сможешь, и я займусь этим.»
Морган положил руку на лоб Дункана, слегка прижав большим и указательным пальцами его веки, Дункан глубоко вздохнул и медленно выдохнул.
«Когда я еще немного посплю, со мной все будет в порядке,» — широко зевнув, пробормотал он. — «Они ведь все это время держали меня в таком дурмане, так долго…»
Его голос затих, когда Морган погрузил его в глубокий сон без сновидений. Морган продолжал удерживать контакт еще несколько минут, укрепляя организм Дункана и направляя в него потоки целительной энергии, пока наконец не остался удовлетворен результатом.
«Мераша должан быть ужасной гадостью,» — прошептал Дугал, когда Морган вышел из транса и вновь поднял на них глаза.
«Да. Это действительно гадость… Вам никогда не давали мерашу? Никому из вас?» — добавил он, глядя на Келсона.
Когда оба покачали головами, он продолжил. — «Ладно, нам придется заняться этим — потом, после возвращения в Ремут, зимой, наверное. Вы должны сами испытать, что это такое. С действием мераши в определенных пределах можно бороться, если знать, что делать, а как вы можете знать , что делать, если никогда не испытывали действия мераши? Мне кажется, что, на самом деле, мераша помогла Дункану выдержать то, что с ним творили Лорис с Горони.»
«Думаю, что в этом есть определенный смысл,» — пробормотал Дугал, — «но у меня сейчас проблемы с логикой. Неужели действие мераши хуже столкновения моих экранов с экранами других Дерини?»
«Гораздо хуже,» — ответил Морган.
«Тогда неудивительно, что Дункан так плохо себя чувствует,» — сказал Келсон. — «Кстати, Аларик, как он?»
«Как только он оправится после действия мераши, ему станет гораздо лучше,» — ответил Морган. — «Но не настолько, чтобы сразу вернуться в строй. С такими израненными ногами он не сможет ехать верхом, даже если у него хватит сил, чтобы держаться в седле — а их не хватит, учитывая большую потерю крови. О каких бы то ни было перчатках не может быть и речи, пока его пальцы не подживут.»
«Ну, не думаю, чтобы его ободранным пальцам повредило вот это,» — сказал Келсон, беря у Кардиеля завернутые в ткань перстни. — «Получив это назад, он немного утешится. Сайард снял их вчера с Лориса, когда того схватили. Я только что допросил этого мерзкого ублюдка.»
«Ну зачем же так говорить о Сайарде,» — хохотнув, сказал Морган, осторожно разворачивая платок.
«Вы знаете, о ком я говорю.»
«О, да, даже слишком хорошо,» — Морган наконец развернул оба перстня и, держа их через несколько слоев ткани, положил их на обе ладони: перстень Дункана — на правую руку, а перстень Лориса, о котором все почти забыли, — на левую.
«Так-так. А я-то удивлялся, куда он делся. Тьфу!» — его передернуло.
— «Перстень просто покрыт психической вонью Лориса. Не могу поверить, что он посмел носить перстень Истелина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
«Не надо. В его разуме слишком много грязи, чтобы я слушал еще и его грязный язык.»
Когда лазутчики прижали Лориса к земле, тот начал извиваться и корчиться, а когда Келсон опустился рядом с ним на колени, он тихонько, по-животному заскулил.
«Я не знаю, зачем я это делаю,» — сказал он, глядя на мятежного архиепископа своими серыми глазами. — «Ты уже заслужил, чтобы тебя повесили несколько раз — еще три года назад мне следовало убить тебя — но я ни за что не пошлю человека на смерть, пока сам не увижу всех доказательств его вины. Мне бы хотелось, чтобы процесс казни был для тебя более мучительным, чтобы ты на своей шкуре почувствовал хотя бы часть тех страданий, на которые ты обрекал других во имя своей ненависти. К счастью для тебя, „проклятое колдовство Дерини“ весьма милосердно, когда им пользуются ответственные люди, и я надеюсь никогда не поддаться искушению воспользоваться своими способностями без оглядки на последствия. Правда, ты, Эдмунд Лорис, подвел меня к этому вплотную.»
С этими словами он положил руки на лоб Лориса, накрыв ими голубые глаза, сверкавшие ненавистью, и заставил Лориса войти в транс, оставив небольшой участок разума Лориса биться в истерике, вызванной вторжением в разум.
«Он мой,» — прошептал король, давая лазутчикам возможность отойти до того, как начнет.
Чтение разума Лориса оказалось еще более неприятным занятием, чем чтение разума Горони, поскольку Лорис, помимо прочих своих извращений, просто наслаждался страшной смертью Генри Истелина и, как оказалось, сам инструктировал палачей в отношении того, как именно епископ должен был быть убит. Увидев точную, подробную картину казни, во всех ее кровавых деталях, а затем еще и не менее точную картину пыток Дункана, Келсон почувствовал, как будто его охватывают какие-то злые чары.
Были и прочие эпизоды, о которых Келсон ничего прежде не знал: пока Лорис был архиепископом Валоретским, в отдаленных районах действовали суды инквизиции, сжигавшие тех, в ком подозревали Дерини. Все это, вместе с долгой и ничем не обоснованной ненавистью Лориса к Дерини, заставило Келсона ахнуть, когда он собрался выйти из разума Лориса.
Но тут внимание короля привлекло кое-что, чего он никак не ожидал. Это был кошмар, мучивший Лориса прошлой ночью — только вот для Келсона это отнюдь не было кошмаром.
Лорису снился святой Камбер. Келсон был уверен в этом, как будто он видел все своими глазами. Это был устрашающий образ деринийского святого, раскрашенный ненавистью Лориса и его страхом перед всем, что касалось волшебства и деринийской расы, но лицо было очень похоже, что Келсон неоднократно видел в разных местах. Явившийся Лорису призрак говорил о сдержанности и терпимости и грозил Лорису карами за гонения на Дерини. Неудивительно, что от этого видения Лорис пришел в ужас.
Прочитав все, что он мог выдержать, Келсон заставил Лориса потерять сознание — в дальнейшем копании в чувствах полуобезумевшего человека не было никакого смысла. Келсон хладнокровно, и сожалея о Лорисе ничуть не больше,чем о ядовитой гадине, раздавленной сапогом, принял решение, что он сделает с Лорисом, когда они доберутся до Лааса. Причина кошмаров Лориса казалась ему куда более важной, и Келсон начал догадываться, что могло вызвать их.
«Я узнал все, что мне было нужно знать,» — сказал он, вставая и взглядом подзывая лазутчиков. — «Я разберусь с ними, когда мы будем в Лаасе. К утру они должны быть готовы к дороге.»
«На Лаас, Сир?» — спросил Джемет.
«Да, на Лаас. Кайтрина там. Сайард!» — позвал он, откидывая полог палатки. — «Передай командирам, что мы выступаем на Лаас с первыми лучами солнца. Кайтрина и остатки армии мятежников укрылись там. Все контакты с пленными — только для удовлетворения их физических потребностей. Киркон, если они будут слишком много говорить, можешь заткнуть им рты, но никто не должен ни разговаривать с ними, ни отвечать на их вопросы. Я хочу, чтобы они попотели немного, думая об участи, которую я готовлю им. Понятно?»
«Да, Сир.»
«Сайард, тебе ясно?»
Довольный Сайард ухмыльнулся. — «Да, Сир. Неплохо придумано! Нам, похоже, все-таки удастся сделать из Вас приграничника.»
«В твоих устах это звучит как комплимент.»
Но когда Келсон с Кардиелем подошли к палатке, в которой лежал Дункан, улыбка на лице Келсона сменилась усталой задумчивостью, и, прежде чем войти, Келсон попросил Кардиеля еще раз показать ему перстни.
Дункан был в сознании и вполне мог рассуждать, несмотря на головную боль и тошноту — обычные последствия действия и мераши — и слабость от потери крови. Остальные его раны были вполне прилично подлечены. На плече у него останется шрам от каленого железа, которым прижигали оставленную стрелой рану, и потребуется время, чтобы на его пальцах отросли ногти вместо тех, которые были выдраны щипцами Горони, но пальцы и на руках, и на ногах выглядели уже не такими ободранными, а его раны и ожоги выглядели так, будто они были причинены не тридцать часов, а тридцать дней назад.
Он лежал на походной кровати в палатке Келсона, под голову была подложена целая груда подушек, Дугал кормил его с ложечки супом, а выглядел он как тень самого себя — бледный, исхудавший, явно нуждающийся в бритье — но глаза его блестели не от лихорадки, а от возвращавшейся к нему силы. Когда Келсон и Кардиель вошли, и отец, и сын обернулись к ним, и на губах Дункана появилась улыбка, которую Келсон всего лишь сутки назад уже не чаял увидеть.
«Здравствуйте, государь,» — сказал Дункан, рот которого был полон супа. — «Простите, что не встаю, чтобы поприветствовать Вас как положено, но я опасаюсь, что, если я покину это ложе, врачи причинят мне куда большие увечья, чем Горони.»
«Он считает,» — неодобрительно сказал Дугал, — «что, раз он остался жив, он может ринуться исполнять все свои прежние обязанности. Келсон, может быть, если ты расскажешь ему, насколько близко от смерти он был, он поверит этому.»
«Ему придется поверить в это,» — сказал Келсон, подтягивая носком сапога табурет и и приветствуя кивком входящего в палатку Моргана. — «Это действительно так. Я все видел сам. И мне кажется, что Аларик не разрешит Вам ничего делать, по крайней мере, несколько дней. Я прав, Аларик?»
«Не позволю.»
«Я не останусь в обозе,» — обводя взглядом всех троих Дерини, сказал Дункан, и в голосе его прозвучало предупреждение.
Морган, который только что проснулся после того, как, исцелив раны Дункана, проспал почти все утро, потянулся и, сев на табурет напротив Дугала, взял Дункана за запястье, проверяя его пульс.
«Успокойся, никто не собирается отправлять тебя в обоз. Правда, несколько дней от тебя не будет никакого толку. Ты не сможешь ехать верхом с такими ногами.»
«Ну вот, опять ты все испортил!» — пробормотал Дункан. — «А что ты будешь делать, если я откажусь?»
«Ты не сможешь этого сделать,» — Морган отпустил запястье Дукана и озорно усмехнулся. — «Ты забыл? Когда мы занялись твоими ранами, ты разрешил мне установить точки для управления твоим разумом. Это был один из тех редких моментов, когда твои мозги работали как следует. Если я прикажу тебе спать, ты будешь спать, а не спорить со мной. Кстати, оба твоих врача имеют над тобой такую жзе власть. Так что, ты не сможешь даже возразить отцу Лаэлю.»
Раздраженный Дункан на несколько мгновений задумался и откинулся на свои подушки.
«А где Лаэль? Как он перенес все это?»
«Он спит,» — ответил Морган, — «после того, как ваш покорный слуга поспособствовал этому. Он точно не Дерини, но, пока ты был полон мераши, он делал то, что не под силу никому из Дерини. А сегодня утром, когда я исцелял твои раны, он позволил мне воспользоваться своей силой.»
«Слава Богу, что он с пониманием относится ко всем этим деринийским штучкам,» — пробормотал Кардиель. — «Я всегда знал, что он — хороший человек, иначе он не стал бы моим духовником, но никто не знает, как даже самый хороший человек будет реагировать в столь напряженной обстановке.»
Дугал, протягивая Дункану еще ложку супа, усмехнулся.
«Он стойко выдержал все испытания, и я многому у него научился. Он прирожденный врач. Жаль, что он не Дерини. Не отпускайте его от себя, архиепископ.»
«А я и не собираюсь.»
«Он, похоже, совершенно не удивился, узнав про меня и отца,» — продолжил Дугал. — «Кстати, Келсон, боюсь, что сегодня утром в лагере пошли разговоры.»
«О чем?» — спросил Дункан.
«О том, что Вы — мой отец.»
«А!»
«Я надеюсь, что вы не сердитесь,» — сказал Дугал. — «Я помню, что мы согласились хранить все это в тайне, пока Вам не удастся найти дополнительных доказательств, но мне пришлось рассказать об этом Сайарду, чтобы заставить его помочь мне связаться с Келсоном, и, боюсь, что я… проговорился об этом, пробиваясь к Вам. Мне надо было хоть как-нибудь
отвлечь Лориса.»
«Ну, я уверен, что это его точно отвлекло,» — проворчал Дункан. — «Ну, и что он сказал? Что еретик-Дерини породил Дерини-ублюдка?»
«Вы слышали это! Или угадали?»
Дункан фыркнул. — «Да ты сам вряд ли веришь, что я просто угадал. Но мне все-таки жаль, что так получилось.» — Он посмотрел на Кардиеля. — «Архиепископ, Вы расстроены?»
«Расстроен? Ты что, шутишь?»
«Но ведь это повод для сплетен вокруг Церкви… да одного того, что я
— Дерини, более чем достаточно для скандала.»
«Мы переживали и худшие скандалы,» — ответил Кардиель. — «Меня больше беспокоит юный Дугал. Сайард, правда, считает, что даже если Дугал — незаконнорожденный, это никак не скажется на его статусе предводителя клана МакАрдри. Вот если Вы хотите, чтобы он был признан в качестве наследника Кассана и Кирни, Вам придется что-то предпринять.»
«Я знаю,» — опускаясь на подушки, прошептал Дункан, и, задрожав, закрыл ненадолго глаза. — «Я не хочу задумываться об этом сейчас,» — он глубоко вдохнул. — «Аларик, мне крайне неудобно просить тебя об этом, но я больше не могу изображать из себя героя-Дерини. После мераши у меня дико болит голова. Не мог бы ты усыпить меня ненадолго?»
«Конечно, могу. Тебе нельзя уставать. Постарайся сконцентриоваться, как только сможешь, и я займусь этим.»
Морган положил руку на лоб Дункана, слегка прижав большим и указательным пальцами его веки, Дункан глубоко вздохнул и медленно выдохнул.
«Когда я еще немного посплю, со мной все будет в порядке,» — широко зевнув, пробормотал он. — «Они ведь все это время держали меня в таком дурмане, так долго…»
Его голос затих, когда Морган погрузил его в глубокий сон без сновидений. Морган продолжал удерживать контакт еще несколько минут, укрепляя организм Дункана и направляя в него потоки целительной энергии, пока наконец не остался удовлетворен результатом.
«Мераша должан быть ужасной гадостью,» — прошептал Дугал, когда Морган вышел из транса и вновь поднял на них глаза.
«Да. Это действительно гадость… Вам никогда не давали мерашу? Никому из вас?» — добавил он, глядя на Келсона.
Когда оба покачали головами, он продолжил. — «Ладно, нам придется заняться этим — потом, после возвращения в Ремут, зимой, наверное. Вы должны сами испытать, что это такое. С действием мераши в определенных пределах можно бороться, если знать, что делать, а как вы можете знать , что делать, если никогда не испытывали действия мераши? Мне кажется, что, на самом деле, мераша помогла Дункану выдержать то, что с ним творили Лорис с Горони.»
«Думаю, что в этом есть определенный смысл,» — пробормотал Дугал, — «но у меня сейчас проблемы с логикой. Неужели действие мераши хуже столкновения моих экранов с экранами других Дерини?»
«Гораздо хуже,» — ответил Морган.
«Тогда неудивительно, что Дункан так плохо себя чувствует,» — сказал Келсон. — «Кстати, Аларик, как он?»
«Как только он оправится после действия мераши, ему станет гораздо лучше,» — ответил Морган. — «Но не настолько, чтобы сразу вернуться в строй. С такими израненными ногами он не сможет ехать верхом, даже если у него хватит сил, чтобы держаться в седле — а их не хватит, учитывая большую потерю крови. О каких бы то ни было перчатках не может быть и речи, пока его пальцы не подживут.»
«Ну, не думаю, чтобы его ободранным пальцам повредило вот это,» — сказал Келсон, беря у Кардиеля завернутые в ткань перстни. — «Получив это назад, он немного утешится. Сайард снял их вчера с Лориса, когда того схватили. Я только что допросил этого мерзкого ублюдка.»
«Ну зачем же так говорить о Сайарде,» — хохотнув, сказал Морган, осторожно разворачивая платок.
«Вы знаете, о ком я говорю.»
«О, да, даже слишком хорошо,» — Морган наконец развернул оба перстня и, держа их через несколько слоев ткани, положил их на обе ладони: перстень Дункана — на правую руку, а перстень Лориса, о котором все почти забыли, — на левую.
«Так-так. А я-то удивлялся, куда он делся. Тьфу!» — его передернуло.
— «Перстень просто покрыт психической вонью Лориса. Не могу поверить, что он посмел носить перстень Истелина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54