- Схватите его!
Торн и солдаты прыгнули вперед и я мгновенно оказался в кольце.
- Предательница! - крикнул я.
- Идиот, - расхохоталась она, - неужели ты подумал, что я могу
заключить договор с животным?
- Ты дала мне слово!
Татрикс поправила мантию.
- Ты всего лишь мужчина.
- Позволь мне убить его, - сказал Торн.
- Нет, - повелительно сказала татрикс, - этого слишком мало, - маска
ее сверкнула зловещим светом в лучах заходящего солнца. Она показалась мне
устрашающе жестокой. - Закутайте его в цепи и отправьте в шахты Тарны.
Мой тарн гневно вскрикнул и ударил могучими крыльями воздух.
Я воспользовался замешательством Торна и его солдат и, прыгнув
вперед, схватил капитана и ближайшего к нему солдата за шеи и столкнул их
лбами. А затем швырнул обоих на мраморный пол. Раздался звон упавшего
оружия. Татрикс и Дорна вскрикнули.
Другой воин прыгнул на меня с мечом. Я уклонился от удара, перехватил
его руку, вывернул ее и затем сломал о колено, как палку.
Солдат застонал и без сознания свалился на пол.
Однако Торн уже поднялся и вместе с одним из солдат прыгнул на меня
сзади. Я яростно боролся и мне удалось приподнять их и яростно швырнуть о
мраморный пол. В этот момент татрикс и Дорна всадили мне в спину что-то
вроде острой иглы.
Я рассмеялся над их глупостью, но тут мое сознание померкло, в глазах
потемнело, колонна закружилась у меня под ногами. Я упал. Мои мышцы больше
не слушались меня.
- Закуйте его в цепи, - сказала татрикс.
И когда мир медленно возвратился в прежнее состояние, я уже был
скован тяжелыми звенящими цепями.
В моих ушах звенел злобный смех татрикс.
Я услышал, как Дорна сказала:
- Убейте тарна.
- Он улетел, - ответил один из воинов.
Хотя и очень медленно, но силы все же возвращались ко мне. Постепенно
зрение полностью прояснилось. И я увидел колонну, голубое небо и своих
врагов.
Где-то вдали маячила черная точка. Это был мой тарн. Когда он увидел,
что я упал, то сразу улетел. Теперь, - подумал я, - он будет полностью
свободен. Будет жить как хочет и где хочет, без седла, без сбруи и без
господина. Настоящий убар небес. Его утрата опечалила меня, но меня
порадовало то, что он избежал смерти от копья солдата.
Торн схватил меня за цепь и поволок к одному из трех тарнов, которые
ждали поблизости. Руки и ноги не слушались меня, как будто кто-то
перерезал мне жилы ножом.
Меня приковали к кольцу на ноге одного из тарнов.
Татрикс внезапно потеряла ко мне всякий интерес. Она повернулась к
Дорне и капитану Торну. Воин со сломанной рукой поднялся с пола. Его
поврежденная рука плетью висела вдоль тела. Он шатался. Его товарищ стоял
возле меня. Может, он следил за мной, а может просто старался успокоить
встревоженных гигантов.
Татрикс надменно обратилась к Дорне и Торну:
- Почему здесь так мало моих солдат?
- Нас вполне достаточно, - ответил Торн.
Татрикс посмотрела вдаль в сторону города.
- Сейчас из ворот должны выходить толпы радостных горожан.
Ни Дорна Гордая, ни Торн не ответили ей.
Татрикс подошла ко мне с царственным величием, несмотря на изодранную
мантию. Она показала рукой на Тарну.
- Воин, если ты задержишься тут, то увидишь толпы людей, которые
будут радостно приветствовать меня.
Послышался голос Дорны:
- Я думаю, что ты ошибаешься, обожаемая татрикс.
Лара удивленно повернулась.
- Почему?
- Потому, - ответила Дорна, и я был уверен, что она улыбается под
маской, - потому что ты не вернешься в Тарну.
Татрикс стояла в полной растерянности, как будто пораженная громом.
Один из воинов вскочил в седло тарна, к ноге которого я был прикован.
Он натянул поводья и тарн взлетел. Я болтался в воздухе. Боль раздирала
все мое тело. Я увидел, что белая колонна и фигуры на ней удаляются от
меня.
Там оставались два воина, женщина в серебряной маске и одетая в
золотую мантию татрикс Тарны.



17. ШАХТЫ ТАРНЫ

Помещение было узким, длинным и с низким потолком, в длину около
сотни футов, а в высоту и ширину около четырех. Дымные лампы горели в
руках. Я не знал, сколько таких камер в подземных шахтах Тарны. Длинный
ряд рабов, скованных вместе, входил сюда, располагаясь по всей длине, и
когда вошел последний, то захлопнулась стальная дверь с отверстиями для
наблюдений. Я услышал скрип задвигаемых засовов.
Здесь было темно. На полу стояла вода, которая стекала со стен и
капала с потолка. Воздух сюда проникал через маленькие отверстия,
диаметром не более одного дюйма, которые располагались на расстоянии
двадцати футов друг от друга. В центре стены виднелось отверстие диаметром
в два фута.
Андреас, который был прикован рядом со мной, сказал:
- Через эту дыру камера затопляется водой.
Я кивнул и прислонился спиной к сырой каменной стене. Интересно,
сколько раз эта подземная камера затапливалась водой вместе с теми
несчастными рабами, которые здесь находились? Я уже не удивлялся, что в
шахтах Тарны царит такая полная покорность. Ведь всего месяц назад всех
рабов в соседней камере затопили из-за непокорности одного из них. Я уже
не удивлялся тому, что рабы с ужасом думают о всякой попытке
сопротивления. Они сами готовы задушить любого, кто выскажет мысль о
восстании. Ведь тогда все они погибнут ужасной смертью. Система шахт была
сделана так, что можно было затопить сразу все камеры. Мне говорили, что
так однажды уже было. И после этого много недель пришлось откачивать воду
и вылавливать трупы.
Андреас сказал мне:
- Для тех, кому жизнь не дорога, здешних удобств вполне достаточно.
Я согласился с ним.
Он сунул луковицу и кусок хлеба мне в руку:
- Возьми.
- Спасибо, - ответил я и с жадностью принялся за еду.
- Тебе придется научиться жить как мы, - сказал он.
Перед тем, как завести нас в камеру, надсмотрщик бросил нам хлеб и
овощи. Рабы дрались между собой, кусаясь и царапаясь. Каждый старался
ухватить кусок побольше, вырывая друг у друга еду... Эта сцена вызвала у
меня отвращение. Я не полез в драку, хотя цепи, связывающие меня с
остальными, потащили меня в самую гущу. Но я понимал, что мне придется
научиться всему этому, так как у меня не было желания умереть.
Я улыбнулся про себя, думая, почему мы все здесь так цепляемся за
свою жизнь, так стремимся остаться в живых? Этот вопрос сам по себе
довольно глуп, но здесь, в шахтах Тарны, он не оказался таковым.
- Нам нужно думать о побеге, - сказал я.
- Тихо! Идиот! - пропищал откуда-то издали. Это был Ост из Тарны,
который как и я, был осужден на работу в шахтах.
Он ненавидел меня, считая, что из-за меня оказался здесь. Мы вместе
добывали руду в штольне, и дважды он украл то, что добыл я. За это меня
избивал кнутом надсмотрщик, как не выполнившего дневную норму. Те рабы,
что сидели на одной цепи с невыполнившим норму, лишались в этот день пищи.
Если норма не выполнялась три дня подряд, то всех рабов загоняли в камеру
и открывали шлюзы, затопляя ее. Многие рабы с неудовольствием смотрели на
меня. Ведь одновременно с моим появлением повысилась их дневная норма.
Правда, сам я считал, что это всего лишь совпадение.
- Я сообщу, что ты готовишь побег, - прошипел Ост.
В слабом свете ламп, горящих в углах камеры, я увидел, как могучий
коренастый человек, прикованный рядом с Остом, накинул на его шею тяжелую
цепь. Цепь натянулась и Ост тщетно пытался сбросить ее. Глаза его
выкатились из орбит.
- Ты больше ни о ком ничего не скажешь, - сказал человек, и я сразу
узнал могучего Корна из касты Кузнецов, которого я отказался убить на
арене. Ост дергался в конвульсиях.
- Не убивай его, - сказал я Корну.
- Как хочешь, воин, - ответил Корн и сдернул цепь с горла Оста. Тот
сразу упал на сырой пол, держась руками за горло и хрипло втягивая воздух.
- У тебя, кажется, есть друг, - сказал Андреас.
Зазвенев цепями, Корн растянулся на полу и вскоре храп возвестил, что
он уснул.
- Где Линна? - спросил я у Андреаса.
Его голос сразу стал печальным.
- Где-то на Фермах, я потерял ее.
- Мы все потеряли многое, - сказал я.
В камере мало кто разговаривал. Говорить было не о чем, да и
усталость после изнурительной работы не располагала к беседе. Я сидел,
прислонившись спиной к сырой стене, и слушал дыхание спящих.
Я был далеко от Сардарских гор, от Царствующих Жрецов, потерял свой
город, любимую Талену, отца и друзей. Ни один камень не лежит рядом с
другим. Эта загадка жестоких Царствующих Жрецов останется тайной, а я
умру, рано или поздно, под кнутом надсмотрщика или от голода, а может
задохнусь в воде. Эта преисподняя - шахты Тарны - будет моей могилой.
Здесь, наверное, сотни таких шахт и везде работают скованные рабы.
Эти шахты паутиной пронизывают толщу богатой рудой земли. А руда эта -
основа благополучия Тарны. Во многих тоннелях человек не может выпрямиться
в полный рост. Рабы работают на четвереньках, руки и ноги постоянно
покрыты ранами и кровоточат. На шее у каждого висит мешок, куда он
собирает руду. Затем руда вывозится наверх с помощью тележки. Во всех
тоннелях шахт царит вечный мрак, только кое-где коптят маленькие лампы.
Рабочий день в шахтах длится 16 горийских часов - это примерно восемь
земных. Рабы никогда не выходя на поверхность, и тот, кто спустился в эти
холодные подземелья, больше никогда не увидит солнца. В жалком
существовании рабов есть одно светлое пятно - раз в год, в день рождения
татрикс, им дают медовый пирожок и чашку плохого кал-да.
Мой сосед, который казался живым скелетом, хвастался, что уже три
раза пил в шахтах кал-да. Но таких счастливцев было совсем немного.
Продолжительность жизни рабов в шахтах, если они прежде не погибали от
кнута надсмотрщика, составляла от шести месяцев до одного года.
Вскоре я понял, что мой взгляд прикован к зловещему круглому
отверстию.
Утром, хотя я понял, что наступило утро только по ругательствам
надсмотрщиков, щелканию кнутов, звону цепей и крикам рабов, я со своими
товарищами вышел из длинной камеры в прямоугольную, которая была соседней
с нашей.
Здесь уже была приготовлена пища.
Рабы бросились к ней, но тут же были отогнаны кнутами. Еще не было
приказа приступать к еде.
Старший раб, который командовал теми, кто был с ними на одной цепи,
наслаждался своей властью. Хотя он, как и все остальные, давно уже не
видел солнца, но ему был доверен кнут и он был убаром этого мрачного
подземелья. Рабы замерли. Все глаза были устремлена на жалкую пищу. Они
ждали сигнала.
В глазах старшего было нескрываемое удовольствие. Он наслаждался
страданиями своих товарищей, тем страхом, который вызывал в них поднятый
кнут.
Кнут щелкнул.
- Ешьте! - крикнул старший раб.
Рабы бросились вперед.
- Стойте! - услышал я свой голос.
Некоторый рабы рванулись вперед и упали, когда их остановила цепь,
так как многие остановились и повернули ко мне испуганные пустые лица.
- Ешьте! - снова щелкнул кнутом старший.
- Нет, - сказал я.
Толпа рабов стояла в нерешительности.
Ост пытался броситься к еде, но он был прикован к Корну, который
стоял, как скала, и не двигался с места. Старший приблизился ко мне. Семь
раз кнут опустился на меня. Но я не шелохнулся.
Затем я сказал:
- Не вздумай ударить меня еще раз.
Он отошел, опустив руку с кнутом, так как понял, что его жизнь в
опасности. Ведь его не ждет ничего хорошего, когда моя цепь захлестнет его
горло, даже если после этого шахта будет затоплена.
Я повернулся к рабам:
- Вы не звери, - сказал я, - вы - люди.
Затем я подвел их к пище.
- Ост, - сказал я, - распредели пищу.
Ост жадно протянул руки и сразу же набил рот хлебом.
И тут же получил сильнейший удар Корна, от которого вся еда выскочила
у него изо рта.
- Распредели еду, - сказал Корн.
- Мы выбираем тебя, - сказал Андреас, - потому что всем известна твоя
честность.
Все рабочие расхохотались.
Злой и перепуганный Ост под суровым взглядом старшего раба
распределил всю еду на равные порции.
Свой кусок хлеба я разделил на две части, одну из которых оставил
себе, а другую отдал Осту.
- Ешь, - сказал я.
Глаза у Оста бегали, как у урта. Он схватил хлеб и тут же проглотил
его.
- За это всех нас утопят, - сказал он.
Андреас усмехнулся.
- Лично для меня большая честь умереть в компании с Остом.
И снова все расхохотались, причем мне показалось, что улыбнулся даже
сам Ост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27