Туфли были длинные, с острыми концами.
Он всегда носил летом сандалии, а зимой традиционные дешевые сапоги.
Капитан Бодряк ухитрился стать офицером. Но он совсем не был уверен, что сможет стать джентльменом. Облачение в костюм очевидно было частью этого…
Гости прибывали. Он мог слышать у подъезда шум карет и тарахтенье портшезов. Он выглянул в окно. Авеню Коронации возвышалась над остальным Морпорком и давала не имеющий себе равных обзор, впрочем если это было вам необходимо в былые времена. Дворец Патриция стоял темной громадой в сумерках, с одним светящимся окном наверху. Он являлся центром хорошо освещенного места, по мере удаления от которого становилось все темнее и темнее, и вы попадали в те районы города, где не зажигались свечи, ибо зачем понапрасну тратиться. Вокруг Карьерного переулка сиял красный свет факелов… ах да, Новый Год Троллей, понятно. Над зданием Магии Высокой Энергии В Невиданном Университете висело слабое зарево.
Бодряк мог бы арестовать всех чародеев по подозрению, что они чертовски умны, хоть бы и на половину. Но больше всего огней можно было видеть вокруг «Канатов и Ножниц», той части города, которую люди вроде капитана Бодряка именовали не иначе как «городок».
«Сэмюэль!»
Бодряк, как сумел, завязал галстук. Ему доводилось видеть троллей, гномов и драконов, но сейчас ему предстояло встретить совершенно новый вид существ. Богачей.
Всегда трудно вспомнить каким выглядел мир по прошествии того, что ее мать деликатно называла определенным положением.
Например она помнила увиденные запахи. Реальные улицы и дома… они там конечно присутствовали, но только как на сером однотонном фоне выделяются звуки и, да-да, запахи, полыхающие как блистающие линии… цветного огня и клубов … цветного дыма.
Это было точкой, сутью всего происходящего. Это было там, где все это разбивалось вдребезги. А после не было подходящих слов для того, чтобы вы смогли отчетливо, хоть на миг, увидеть восьмой цвет, а затем описывали его в семицветном мире. Это было бы… «нечто зеленовато-пурпурное».
Между двумя состояниями не было полного пересечения.
Иногда, хотя и не очень часто, Любимица думала, что она счастлива от возможности видеть оба мира. И всегда бывали двадцать минут после Изменения, когда все чувства были усилены так, что мир вспыхивал во всем чувственном спектре как радуга.
Существовали разновидности оборотней. Некоторые люди вынуждены были бриться каждый час и носить шляпу, чтобы скрыть уши. Они могли сойти за почти нормальных.
Но без сомнения она всегда могла их распознать. В толпе, на запруженной улице оборотень всегда мог распознать другого оборотня. В их глазах всегда присутствовало нечто.
Ну и разумеется, если у вас было время, были еще и другие отличия. Оборотни старались жить поодиночке и заниматься работой, при которой не было контакта с животными. Они пользовались духами и часто брились, будучи весьма разборчивыми в еде. И вели дневники лунных фаз, с аккуратными пометками красными чернилами.
Это было не жизнью — быть оборотнем в деревне. Глупые цыплята терялись, а вы были подозреваемым номер один. Каждый мог подтвердить, что в городе жилось лучше.
Это было превозмогающим все и вся.
Любимице доводилось видеть долгие часы существования улицы Вязов, протекавшие за один час. Страх налетчика… был тускло-оранжевой линией. След Морковки был расплывающимся бледно-зеленым облачком, с окантовкой, которая подтверждала, что он слегка обеспокоен; там присутствовали еще дополнительные оттенки старой кожи и блестящей стали.
Многочисленные следы, слабые или сильные, пересекали улицу вдоль и поперек.
Был еще один след, пахнувший как старый обгаженный ковер.
«Ты, сука.» — раздался голос, обращавшийся к ней.
Она повернула голову. Гаспод выглядел не лучшим образом, даже с собачьей точки зрения, разве что был окружен облаком неописуемых ароматов. «Ах, это ты.»
«Вер-р-р-но.» — сказал Гаспод, лихорадочно почесываясь.
Он с надеждой взглянул на нее. «Только попросить, понимаете, получить это прямо сейчас, глядя на положение вещей, во спасение души, если она существует, но как я полагаю, для меня нет ни малейшего шанса нюхнуть…»
«Ни единого.»
«Только спросить. Не в обиду будь сказано.»
Любимица наморщила морду.
«Как ты умудряешься так смердеть? Я думала, что ты воняешь, пребывая в человечьем обличьи, но сейчас…»
Гаспод возгордился.
«А как же, порожденье.» — сказал он. — «этого и не происходит. Я должен был над этим работать. Если бы ты была настоящей собакой, то это было бы похоже на состояние после бритья. Между прочим, тебе нужен ошейник, мисс. Никто не тронет тебя, если на тебе одет ошейник.»
«Благодарю.»
Гаспод казалось над чем-то размышлял.
«Э…ты же не будешь разрывать сердца.»
«Вопреки всему мне этого хочется.» — сказал Любимица.
«Хорошо, хорошо.» — скороговоркой сказал Гаспод. — «Куда ты собираешься?»
Он перешел на быстрый вперевалку шаг, чтобы поспеть за ней.
«Обнюхать вокруг дома Заложи-Молоток. Я не просила тебя идти со мной.»
«Ничего не остается делать.» — сказал Гаспод. — «Дом Ребер не выбрасывает своих отходов до полуночи.»
"У тебя нет дома, куда можно пойти? " — спросила Любимица, когда они проходили мимо ларька «жареная картошка с рыбой».
"Дом? У меня? Дом? Ах, да. Конечно. Нет проблем.
Смеющиеся дети, большие кухни, трехразовое питание, рядом смешной кот, собственное одеяльце и местечко у камина, он старый тюфяк, но мы его любили, и т.д. Никаких проблем. Я рад, что избавился от этого." сказал Гаспод.
«Я только сейчас заметила, что у тебя нет ошейника.»
«Он…свалился.»
«Правда?»
«Он весил как все их фальшивые бриллианты.»
«Я это заметила.»
«Они позволяют мне вытворять все, что мне нравится.» сказал Гаспод.
«Я понимаю.»
«Иногда я не появляюсь дома в течение нескольких дней.»
«Да ну?»
«Иногда даже неделю.»
«Верно.»
«Но они всегда рады видеть меня, когда я возвращаюсь.»
— сказал Гаспод.
«Мне припоминается, что ты говорил о том, что ночуешь в Университете.» — сказал Любимица, когда они увернулись от телеги на улице Блеска. На миг запах Гаспода стал неразличимым, но чудесным образом запах возник вновь.
«Да, верно.» — сказал он. — «Ну, ты знаешь, каково это, семья… Все дети дергают тебя, дают бисквиты и т.п., взрослые постоянно треплют. Действует на нервы. А потому я частенько сплю там.»
«Ну-ну.»
«Может чаще, чем следовало на самом деле.»
«Да ну?»
Гаспод слегка заскулил.
«Ты должна быть осторожной. Такая юная сучка вроде тебя может нарваться на серьезные неприятности в этом собачьем городе.»
Они добрались до деревянного сарая за мастерской Заложи-Молоток.
«Как ты…» — Любимица замерла.
Там было много различных запахов, но один, острый как пила, возобладал над всем.
«Фейерверк.»
«И страх.» — сказал Гаспод. — «Много, много страха…»
Он понюхал доски. — «Человеческий страх, не гнома. Ты сама бы сказала, если бы это был страх гномов. А это крысиный яд, чувствуешь… Фу-у! После всего этого поневоле станет плохо.»
«Я ощущаю запах одного мужчины и одного гнома.» — сказала Любимица.
«Да. Один мертвый гном.»
Гаспод сунул свой кургузый нос под дверь и с шумом втянул воздух. «А здесь совсем другое дело.» — сказал он. «Здесь только запах гнома, который тесно связан с запахом реки и все такое… Запах масла и…смазки…и все сорта эй, куда ты уходишь?»
Гаспод семенил за Любимицей, направлявшейся назад на улицу Блеска, носом вплотную к земле.
«Иди по следу.»
«Во имя чего? Ты же знаешь, он не поблагодарит тебя.»
«Кто же это?»
«Твой молодой человек.»
Любимица остановилась так внезапно, что Гаспод налетел на нее.
«Ты имеешь в виду капрала Морковку? Он совсем не мой молодой человек!»
"Да? Я же пес, верно? И все это у меня в носу, так?
Запах не может лгать. Феромоны. Это же старая алхимия секса."
«Я знаю его всего пару ночей!»
«Ага!»
«Что это значит, ага?»
«Ничего, ничего. В любом случае в этом нет ничего плохого…»
«Тут вообще нет ничего плохого!»
«Ну, ну. Там и не могло бы быть.» — сказал Гаспод, быстро добавив. — «даже если и было что-то, то капрала Морковку любят все.»
«Он очень… милый.»
«Даже Большой Фидо всего лишь куснул его за руку, когда тот попытался его погладить.»
«Кто это Большой Фидо?»
«Он — Главный Гавкун в Гильдии Псов.»
«У псов есть Гильдия? Псов? Стоит только зацепить одного, и тут же лай и драка…»
«Не совсем… Права на отбросы, места для солнечных ванн, ночное дежурство с лаем, права на размножение, расписание нарядов на вой… А так же резиновая кость.»
«Гильдия Псов.» — саркастически прорычала Любимица. «Да-а уж.»
«Поймать крысу на дудочку на плохой улице, и позвать ко мне дудочника! Это хорошая работа для тебя, ибо я рядом, иначе у тебя будут большие неприятности. Для пса в городе всегда большая неприятность, если он не член Гильдии. Для тебя удача.» — сказал Гаспод. — «что ты меня встретила.»
«Я полагаю, что у тебя самый высокий чин в Гильдии, да?»
«Я не член.» — самодовольно сказал Гаспод.
«Как же ты умудряешься выжить?»
«Я полагаюсь только на свои лапы. В любом случае Большой Фидо оставляет меня в покое. Я овладел Силой.»
«Какой силой?»
«Ты не поймешь. Большой Фидо…он мой друг.»
«Кусать руку человека за то, что тот его потрепал, как-то не очень это дружелюбно выглядит.»
«Да? Последний человек, пытавшийся погладить Большого Фидо…от него нашли только пряжку от пояса.»
«Да?»
«И та была на дереве.»
«Где мы?»
«Отнюдь не около дерева. Что там такое?»
Гаспод втянул носом воздух. Его нос мог прочесть город способом, отчасти напоминавшим высокообразованные подметки сапог капитана Бодряка.
«Перекресток авеню Коронации и Гордецов.» — сказал он.
— «След здесь кончается. Он мешается с другими окружающими запахами.»
Любимица понюхала вокруг. Кто-то приходил сюда, но слишком много людей пересекло след. Резкий запах еще витал, но лишь едва различимым намеком среди путаницы разноречивых запахов. Она ощутила превозмогающий все запах приближающегося мыла. Она заметила его еще раньше, но только как сопровождавший запах женщины и воспринимавшийся как слабое дуновение. Когда же она очутилась в четырехногом состоянии, этот запах, казалось, заполонил весь мир.
Капрал Морковка шел, задумавшись, по дороге. Он не смотрел куда идет, тем более, что это ему и не было нужно.
Попадавшиеся ему навстречу люди воспринимались Морковкой как бы стоящими в стороне.
Впервые Любимица увидела его глазами окружавших… Прекрасный человек! Как же этого не замечают люди?
Он проходил сквозь город, как тигр сквозь высокую траву, или как белый медведь сквозь снег, одевая на себя ландшафт как кожу…
Гаспод огляделся по сторонам.
Любимица сидела на задних лапах, пристально глядя на него.
«У тебя язык вывалился.» — сказал он.
«Что? То есть? То есть как? Это же естественно. Я запыхалась.»
«Гр-р, гр-р.»
Морковка увидел их и остановился.
«Да это же маленькая дворняжка.» — сказал он.
«Гав, гав.» — сказал Гаспод, виляя обрубком хвоста.
«Я вижу у тебя завелась подружка, неплохо.» — сказал Морковка, гладя его по голове, а потом совершенно машинально вытирая руку о тунику.
«Честное слово, прекрасная сука.» — сказал он. — «Волкодав с Бараньих Вершин, как я могу судить.» Он потрепал Любимицу. «Ну ладно.» — сказал он. — «Это ведь ничему не мешает.»
«Гав, тяв, дай собачке бисквит.» — сказал Гаспод.
Морковка стоял и лихорадочно обшаривал карманы. «Мне казалось, что у меня оставался кусочек бисквита — ей-богу, мог бы поверить, что ты понимаешь каждое сказанное мною слово…»
Гаспод заискивающе поклонился и без труда ухватил бисквит.
«У-уф, у-уф, чавк, чавк.» — сказал он.
Морковка одарил Гаспода слегка недоуменным взглядом, каким люди всегда награждали того, когда он произносил «у-уф» вместо лая, кивнул Любимице и направился к авеню Коронации к дому леди Рэмкин.
«Вот идет прекрасный юноша.» — сказал Гаспод, с хрустом кусая черствый бисквит. — «Простой, но прекрасный.»
«Ну да, он простой.» — сказала Любимица. — «Это было первое, что я в нем заметила. Он простой. Но все лишнее только усложнило бы дело.»
«Ты отвратителен.»
«Да, но я по крайней мере остаюсь в одном обличьи весь месяц, не меняя его, не в обиду будь сказано.»
«Ты напрашиваешься на трепку.»
«Да-а…» — заныл Гаспод. — «Да-а, ты можешь меня покусать. Гр-р. Но меня беспокоит это твое желание. Ты задумайся. У меня было столько собачьих болячек, что выжил только потому, что эти маленькие букашки были слишком заняты, сражаясь друг с другом. Кажется я даже переболел Лижущей Смертью, хотя ею болеют только беременные овцы. Давай. Кусай меня. Измени мою жизнь. Каждый раз в полнолуние у меня будет внезапно отрастать шерсть и желтые зубы, и я повсюду рыщу на своих четырех. Могу заметить, что это сильно изменит мое положение.»
«На самом деле.» — сказал он. — «я и так уже лишился клока шерсти, но пусть…пойми меня, только не надо сильно кусать, а только чуть-чуть…»
«Заткнись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Он всегда носил летом сандалии, а зимой традиционные дешевые сапоги.
Капитан Бодряк ухитрился стать офицером. Но он совсем не был уверен, что сможет стать джентльменом. Облачение в костюм очевидно было частью этого…
Гости прибывали. Он мог слышать у подъезда шум карет и тарахтенье портшезов. Он выглянул в окно. Авеню Коронации возвышалась над остальным Морпорком и давала не имеющий себе равных обзор, впрочем если это было вам необходимо в былые времена. Дворец Патриция стоял темной громадой в сумерках, с одним светящимся окном наверху. Он являлся центром хорошо освещенного места, по мере удаления от которого становилось все темнее и темнее, и вы попадали в те районы города, где не зажигались свечи, ибо зачем понапрасну тратиться. Вокруг Карьерного переулка сиял красный свет факелов… ах да, Новый Год Троллей, понятно. Над зданием Магии Высокой Энергии В Невиданном Университете висело слабое зарево.
Бодряк мог бы арестовать всех чародеев по подозрению, что они чертовски умны, хоть бы и на половину. Но больше всего огней можно было видеть вокруг «Канатов и Ножниц», той части города, которую люди вроде капитана Бодряка именовали не иначе как «городок».
«Сэмюэль!»
Бодряк, как сумел, завязал галстук. Ему доводилось видеть троллей, гномов и драконов, но сейчас ему предстояло встретить совершенно новый вид существ. Богачей.
Всегда трудно вспомнить каким выглядел мир по прошествии того, что ее мать деликатно называла определенным положением.
Например она помнила увиденные запахи. Реальные улицы и дома… они там конечно присутствовали, но только как на сером однотонном фоне выделяются звуки и, да-да, запахи, полыхающие как блистающие линии… цветного огня и клубов … цветного дыма.
Это было точкой, сутью всего происходящего. Это было там, где все это разбивалось вдребезги. А после не было подходящих слов для того, чтобы вы смогли отчетливо, хоть на миг, увидеть восьмой цвет, а затем описывали его в семицветном мире. Это было бы… «нечто зеленовато-пурпурное».
Между двумя состояниями не было полного пересечения.
Иногда, хотя и не очень часто, Любимица думала, что она счастлива от возможности видеть оба мира. И всегда бывали двадцать минут после Изменения, когда все чувства были усилены так, что мир вспыхивал во всем чувственном спектре как радуга.
Существовали разновидности оборотней. Некоторые люди вынуждены были бриться каждый час и носить шляпу, чтобы скрыть уши. Они могли сойти за почти нормальных.
Но без сомнения она всегда могла их распознать. В толпе, на запруженной улице оборотень всегда мог распознать другого оборотня. В их глазах всегда присутствовало нечто.
Ну и разумеется, если у вас было время, были еще и другие отличия. Оборотни старались жить поодиночке и заниматься работой, при которой не было контакта с животными. Они пользовались духами и часто брились, будучи весьма разборчивыми в еде. И вели дневники лунных фаз, с аккуратными пометками красными чернилами.
Это было не жизнью — быть оборотнем в деревне. Глупые цыплята терялись, а вы были подозреваемым номер один. Каждый мог подтвердить, что в городе жилось лучше.
Это было превозмогающим все и вся.
Любимице доводилось видеть долгие часы существования улицы Вязов, протекавшие за один час. Страх налетчика… был тускло-оранжевой линией. След Морковки был расплывающимся бледно-зеленым облачком, с окантовкой, которая подтверждала, что он слегка обеспокоен; там присутствовали еще дополнительные оттенки старой кожи и блестящей стали.
Многочисленные следы, слабые или сильные, пересекали улицу вдоль и поперек.
Был еще один след, пахнувший как старый обгаженный ковер.
«Ты, сука.» — раздался голос, обращавшийся к ней.
Она повернула голову. Гаспод выглядел не лучшим образом, даже с собачьей точки зрения, разве что был окружен облаком неописуемых ароматов. «Ах, это ты.»
«Вер-р-р-но.» — сказал Гаспод, лихорадочно почесываясь.
Он с надеждой взглянул на нее. «Только попросить, понимаете, получить это прямо сейчас, глядя на положение вещей, во спасение души, если она существует, но как я полагаю, для меня нет ни малейшего шанса нюхнуть…»
«Ни единого.»
«Только спросить. Не в обиду будь сказано.»
Любимица наморщила морду.
«Как ты умудряешься так смердеть? Я думала, что ты воняешь, пребывая в человечьем обличьи, но сейчас…»
Гаспод возгордился.
«А как же, порожденье.» — сказал он. — «этого и не происходит. Я должен был над этим работать. Если бы ты была настоящей собакой, то это было бы похоже на состояние после бритья. Между прочим, тебе нужен ошейник, мисс. Никто не тронет тебя, если на тебе одет ошейник.»
«Благодарю.»
Гаспод казалось над чем-то размышлял.
«Э…ты же не будешь разрывать сердца.»
«Вопреки всему мне этого хочется.» — сказал Любимица.
«Хорошо, хорошо.» — скороговоркой сказал Гаспод. — «Куда ты собираешься?»
Он перешел на быстрый вперевалку шаг, чтобы поспеть за ней.
«Обнюхать вокруг дома Заложи-Молоток. Я не просила тебя идти со мной.»
«Ничего не остается делать.» — сказал Гаспод. — «Дом Ребер не выбрасывает своих отходов до полуночи.»
"У тебя нет дома, куда можно пойти? " — спросила Любимица, когда они проходили мимо ларька «жареная картошка с рыбой».
"Дом? У меня? Дом? Ах, да. Конечно. Нет проблем.
Смеющиеся дети, большие кухни, трехразовое питание, рядом смешной кот, собственное одеяльце и местечко у камина, он старый тюфяк, но мы его любили, и т.д. Никаких проблем. Я рад, что избавился от этого." сказал Гаспод.
«Я только сейчас заметила, что у тебя нет ошейника.»
«Он…свалился.»
«Правда?»
«Он весил как все их фальшивые бриллианты.»
«Я это заметила.»
«Они позволяют мне вытворять все, что мне нравится.» сказал Гаспод.
«Я понимаю.»
«Иногда я не появляюсь дома в течение нескольких дней.»
«Да ну?»
«Иногда даже неделю.»
«Верно.»
«Но они всегда рады видеть меня, когда я возвращаюсь.»
— сказал Гаспод.
«Мне припоминается, что ты говорил о том, что ночуешь в Университете.» — сказал Любимица, когда они увернулись от телеги на улице Блеска. На миг запах Гаспода стал неразличимым, но чудесным образом запах возник вновь.
«Да, верно.» — сказал он. — «Ну, ты знаешь, каково это, семья… Все дети дергают тебя, дают бисквиты и т.п., взрослые постоянно треплют. Действует на нервы. А потому я частенько сплю там.»
«Ну-ну.»
«Может чаще, чем следовало на самом деле.»
«Да ну?»
Гаспод слегка заскулил.
«Ты должна быть осторожной. Такая юная сучка вроде тебя может нарваться на серьезные неприятности в этом собачьем городе.»
Они добрались до деревянного сарая за мастерской Заложи-Молоток.
«Как ты…» — Любимица замерла.
Там было много различных запахов, но один, острый как пила, возобладал над всем.
«Фейерверк.»
«И страх.» — сказал Гаспод. — «Много, много страха…»
Он понюхал доски. — «Человеческий страх, не гнома. Ты сама бы сказала, если бы это был страх гномов. А это крысиный яд, чувствуешь… Фу-у! После всего этого поневоле станет плохо.»
«Я ощущаю запах одного мужчины и одного гнома.» — сказала Любимица.
«Да. Один мертвый гном.»
Гаспод сунул свой кургузый нос под дверь и с шумом втянул воздух. «А здесь совсем другое дело.» — сказал он. «Здесь только запах гнома, который тесно связан с запахом реки и все такое… Запах масла и…смазки…и все сорта эй, куда ты уходишь?»
Гаспод семенил за Любимицей, направлявшейся назад на улицу Блеска, носом вплотную к земле.
«Иди по следу.»
«Во имя чего? Ты же знаешь, он не поблагодарит тебя.»
«Кто же это?»
«Твой молодой человек.»
Любимица остановилась так внезапно, что Гаспод налетел на нее.
«Ты имеешь в виду капрала Морковку? Он совсем не мой молодой человек!»
"Да? Я же пес, верно? И все это у меня в носу, так?
Запах не может лгать. Феромоны. Это же старая алхимия секса."
«Я знаю его всего пару ночей!»
«Ага!»
«Что это значит, ага?»
«Ничего, ничего. В любом случае в этом нет ничего плохого…»
«Тут вообще нет ничего плохого!»
«Ну, ну. Там и не могло бы быть.» — сказал Гаспод, быстро добавив. — «даже если и было что-то, то капрала Морковку любят все.»
«Он очень… милый.»
«Даже Большой Фидо всего лишь куснул его за руку, когда тот попытался его погладить.»
«Кто это Большой Фидо?»
«Он — Главный Гавкун в Гильдии Псов.»
«У псов есть Гильдия? Псов? Стоит только зацепить одного, и тут же лай и драка…»
«Не совсем… Права на отбросы, места для солнечных ванн, ночное дежурство с лаем, права на размножение, расписание нарядов на вой… А так же резиновая кость.»
«Гильдия Псов.» — саркастически прорычала Любимица. «Да-а уж.»
«Поймать крысу на дудочку на плохой улице, и позвать ко мне дудочника! Это хорошая работа для тебя, ибо я рядом, иначе у тебя будут большие неприятности. Для пса в городе всегда большая неприятность, если он не член Гильдии. Для тебя удача.» — сказал Гаспод. — «что ты меня встретила.»
«Я полагаю, что у тебя самый высокий чин в Гильдии, да?»
«Я не член.» — самодовольно сказал Гаспод.
«Как же ты умудряешься выжить?»
«Я полагаюсь только на свои лапы. В любом случае Большой Фидо оставляет меня в покое. Я овладел Силой.»
«Какой силой?»
«Ты не поймешь. Большой Фидо…он мой друг.»
«Кусать руку человека за то, что тот его потрепал, как-то не очень это дружелюбно выглядит.»
«Да? Последний человек, пытавшийся погладить Большого Фидо…от него нашли только пряжку от пояса.»
«Да?»
«И та была на дереве.»
«Где мы?»
«Отнюдь не около дерева. Что там такое?»
Гаспод втянул носом воздух. Его нос мог прочесть город способом, отчасти напоминавшим высокообразованные подметки сапог капитана Бодряка.
«Перекресток авеню Коронации и Гордецов.» — сказал он.
— «След здесь кончается. Он мешается с другими окружающими запахами.»
Любимица понюхала вокруг. Кто-то приходил сюда, но слишком много людей пересекло след. Резкий запах еще витал, но лишь едва различимым намеком среди путаницы разноречивых запахов. Она ощутила превозмогающий все запах приближающегося мыла. Она заметила его еще раньше, но только как сопровождавший запах женщины и воспринимавшийся как слабое дуновение. Когда же она очутилась в четырехногом состоянии, этот запах, казалось, заполонил весь мир.
Капрал Морковка шел, задумавшись, по дороге. Он не смотрел куда идет, тем более, что это ему и не было нужно.
Попадавшиеся ему навстречу люди воспринимались Морковкой как бы стоящими в стороне.
Впервые Любимица увидела его глазами окружавших… Прекрасный человек! Как же этого не замечают люди?
Он проходил сквозь город, как тигр сквозь высокую траву, или как белый медведь сквозь снег, одевая на себя ландшафт как кожу…
Гаспод огляделся по сторонам.
Любимица сидела на задних лапах, пристально глядя на него.
«У тебя язык вывалился.» — сказал он.
«Что? То есть? То есть как? Это же естественно. Я запыхалась.»
«Гр-р, гр-р.»
Морковка увидел их и остановился.
«Да это же маленькая дворняжка.» — сказал он.
«Гав, гав.» — сказал Гаспод, виляя обрубком хвоста.
«Я вижу у тебя завелась подружка, неплохо.» — сказал Морковка, гладя его по голове, а потом совершенно машинально вытирая руку о тунику.
«Честное слово, прекрасная сука.» — сказал он. — «Волкодав с Бараньих Вершин, как я могу судить.» Он потрепал Любимицу. «Ну ладно.» — сказал он. — «Это ведь ничему не мешает.»
«Гав, тяв, дай собачке бисквит.» — сказал Гаспод.
Морковка стоял и лихорадочно обшаривал карманы. «Мне казалось, что у меня оставался кусочек бисквита — ей-богу, мог бы поверить, что ты понимаешь каждое сказанное мною слово…»
Гаспод заискивающе поклонился и без труда ухватил бисквит.
«У-уф, у-уф, чавк, чавк.» — сказал он.
Морковка одарил Гаспода слегка недоуменным взглядом, каким люди всегда награждали того, когда он произносил «у-уф» вместо лая, кивнул Любимице и направился к авеню Коронации к дому леди Рэмкин.
«Вот идет прекрасный юноша.» — сказал Гаспод, с хрустом кусая черствый бисквит. — «Простой, но прекрасный.»
«Ну да, он простой.» — сказала Любимица. — «Это было первое, что я в нем заметила. Он простой. Но все лишнее только усложнило бы дело.»
«Ты отвратителен.»
«Да, но я по крайней мере остаюсь в одном обличьи весь месяц, не меняя его, не в обиду будь сказано.»
«Ты напрашиваешься на трепку.»
«Да-а…» — заныл Гаспод. — «Да-а, ты можешь меня покусать. Гр-р. Но меня беспокоит это твое желание. Ты задумайся. У меня было столько собачьих болячек, что выжил только потому, что эти маленькие букашки были слишком заняты, сражаясь друг с другом. Кажется я даже переболел Лижущей Смертью, хотя ею болеют только беременные овцы. Давай. Кусай меня. Измени мою жизнь. Каждый раз в полнолуние у меня будет внезапно отрастать шерсть и желтые зубы, и я повсюду рыщу на своих четырех. Могу заметить, что это сильно изменит мое положение.»
«На самом деле.» — сказал он. — «я и так уже лишился клока шерсти, но пусть…пойми меня, только не надо сильно кусать, а только чуть-чуть…»
«Заткнись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45