Но именно так.»
В то время как потрясенный Здесь-и-Сейчас был на пути к безопасности в тюрьме, был убит клоун.
Он плелся вдоль аллеи с уверенностью человека, который весь этот год был на содержании Гильдии Воров, когда внезапно перед ним появилась фигура в капюшоне.
«Фасолька?»
«А, привет… Эдвард, не так ли?»
Фигура заколебалась.
«Я только что вернулся из Гильдии.» — сказал Фасолька.
Фигура в капюшоне кивнула.
"С тобой все в порядке? " — спросил Фасолька.
«Прости за это.» — сказал тот. — «Но это для блага города. В этом нет ничего личного.» Он шагнул поближе к клоуну. Фасолька услышал хруст, а затем вселенная внутри него погасла.
Он присел.
«У-ух.» — сказал он. — «Это чертовски —»
Но все было не так.
Эдвард с'Мерть посмотрел на него с ужасным выражением.
«Ах… Я и не думал бить вас так сильно. Я только хотел, чтобы вы убрались с дороги!»
«Но почему вы вообще должны меня бить?»
А затем Фасолька ощутил, что Эдвард совсем на него не смотрит и ничего ему не говорит. Он посмотрел на землю и испытал то странное чувство, известное только вновь умершим — ужас от того, что ты видишь перед собой лежащего самого себя и преследуемый неотвязным вопросом : кто же производит осмотр?
ЩЕЛК ЩЕЛК.
Он поглядел вверх.
«Кто здесь?»
СМЕРТЬ.
«Чья смерть?»
В воздухе повеяло холодом. Фасолька ждал. Эдвард легонько похлопал по лицу…по тому, что еще недавно было его лицом.
Я ПОЛАГАЮ… МЫ МОГЛИ БЫ НАЧАТЬ НЕМЕДЛЕННО? НЕ ВИЖУ СМЫСЛА ВСЕ ЭТО ЗАТЯГИВАТЬ.
"Простите? " — сказал Фасолька.
«Это я извиняюсь.» — простонал Эдвард. — «Я полагал, что это во имя всего наилучшего.»
Фасолька видел, как его убийца утаскивает…прочь…его тело.
«Ничего личного, говорю вам.» — сказал тот. — «Я рад, что в этом не было ничего личного. Мне ненавистна мысль, что я был вынужден убить из-за личных причин.»
ЭТО БЫЛО МУЧИТЕЛЬНО БОЛЬНО ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО Я БЫЛ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТЬЮ.
"Я все думаю, почему? Я думал, что мы действительно все уладили. Так трудно заводить друзей при моей работе.
Полагаю, что и при твоей работе тоже."
СЛОМИТЕ ЭТО ДЛЯ НИХ НЕЖНО.
«Минута прогулки, а в следующую — смерть. Почему?»
ПОДУМАЙ О ТОМ, ЧТО БОЛЬШЕ ЧЕМ СУЩЕСТВОВАНИЕ… НЕОБОЗРИМОМ В РАЗМЕРАХ…
"О чем вы говорите? "
ТЫ МЕРТВ. «Да, я знаю.» Фасолька расслабился и перестал сильно удивляться происходящему во все более неуместном мире.
Смерть обнаружила, что люди часто совершали подобное после первоначального замешательства. После того, как самое худшее уже свершилось. И наконец…без малейшего намека на удачу.
ЕСЛИ ТЫ ПОСТАРАЕШЬСЯ ПОСЛЕДОВАТЬ ЗА МНОЙ.
"А там будут торты с заварным кремом? Красные носы?
Жонглеры? Люди в мешковатых штанах?"
НЕТ.
Всю свою краткую жизнь Фасолька провел клоуном. Он печально улыбнулся под гримом.
«Я это люблю.»
Встреча Бодряка с Патрицием закончилась так, как заканчиваются все подобные встречи, когда гость удаляется во власти неутихающего подозрения, что он только что удрал от смерти со своей жизнью.
Бодряк собрался повидать свою невесту. Он знал, где ее можно найти.
Надпись, начертанная поперек больших двухстворчатых ворот по улице Морфной, гласила. — «Здесь есть драконы.»
Латунная табличка около ворот провозглашала. — «Анк-Морпоркское Сияющее Убежище Для Больных Драконов.»
Там же стоял маленький, пустотелый и жалкий дракон из папье-маше, прикованный прочно к стене и державший коробку для пожертвований, с надписью на ней. — «Не Позволяйте Моему Пламени Извергаться.»
Именно здесь леди Сибил Рэмкин проводила большую часть своего времени.
Она была, как уже упоминал Бодряк, самой богатой женщиной в Анк-Морпорке. По правде говоря она была богаче всех остальных женщин В Анк-Морпорке вместе взятых и сложенных, впрочем это вряд ли возможно. А потому свадьба должна была получиться странной, говорили люди. Бодряк обращался со своими власть предержащими с едва скрываемым отвращением, ибо женщины вызывали у него головную боль, а мужчины — зуд в кулаках. А Сибил Рэмкин была последней из оставшихся в живых наследницей стариннейших семей в Анк-Морпорке. Их швыряло как ветки в водовороте, а они кричали безжизненному…
Когда Сэм Бодряк был мальчиком, то думал, что богачи едят с золотых тарелок и живут в мраморных дворцах. Позднее он узнал кое-что новое : очень богатые люди могут походить на бедняков. Сибил Рэмкин жила в нищете, которая доступна только очень богатым, нищета происходила совсем по другой причине. Женщины, бывшие просто зажиточными, копили деньги и покупали платья, сшитые из шелка и украшенные жемчугом и кружевами, но леди Рэмкин была так богата, что могла появляться, топая резиновыми сапогами, в твидовой юбке, принадлежавшей ее матери. Она была так богата, что могла позволить себе жить на бисквитах и сэндвичах с сыром. Она была так богата, что жила в трех комнатах тридцати четырех комнатного особняка, остальные комнаты были забиты очень дорогой и очень старой мебелью, покрытой слоем пыли.
Как предполагал Бодряк, причина, по которой богатые были так богаты, была та, что они ухитрялись тратить меньше денег. Например носить сапоги. Он зарабатывал тридцать восемь долларов в месяц плюс довольствие. Отличная пара кожаных сапог стоила пятьдесят долларов. Но доступная пара сапог, которая выдерживала сезон или два, а затем текла как из преисподней, после того как протирался картон, стоила десять долларов. Именно такие сапоги всегда покупал Бодряк и носил до тех пор, пока подошвы не становились такими тонкими, что он мог поведать о туманной ночи в Анк-Морпорке, ощущая ногами булыжники. Увы истина была в том, что хорошие сапоги носились годами. Человек, который мог позволить пару сапог за пятьдесят долларов, всегда содержал свои ноги в сухости в течение десяти лет, в то время как бедный человек, который мог позволить только дешевые сапоги, тратил по десять долларов каждый год и имел постоянно сырые ноги. Это была «сапожная» теория капитана Сэмюэля Бодряка о социально-экономической несправедливости.
Загвоздка была в том, что Сибил Рэмкин упорно не собиралась ничего покупать. Особняк был забит этой громадной, прочной мебелью, приобретенной ее предками. Она не изнашивалась. У нее были целые ящики, полные ювелирных украшений, которые казалось собирались веками. Бодряку довелось увидеть винный погреб, в котором полк спелеологов смог бы выжить таким образом, что они даже и не вспоминали бы о том, что потерялись. Леди Рэмкин жила совершенно комфортабельно, тратя изо дня в день, как подсчитал Бодряк, в половину меньше, чем он. Но она тратила гораздо больше на драконов. Сияющее Убежище Для Больных Драконов было выстроено с очень-очень толстыми стенами и очень-очень легкой крышей, архитектурная причуда, которую можно найти только на фабрике фейерверков. И все потому, что нормальное состояние обычного болотного дракона — это быть хроническим больным, а естественное состояние недомогающего дракона — расплющиваться вдоль стен, пола и потолка той комнаты, в которой он находится. Болотный дракон — это плохо бегающая, опасно неустойчивая химическая фабрика в одном шаге от катастрофы. Одном малюсеньком шажке. Строились догадки, что их привычка внезапно взрываться, когда они были злыми, возбужденными, испуганными или просто немного скучающими, была выработавшейся для выживания чертой характера <С точки зрения вида вообще, но не с точки зрения дракона, разлетающегося на кусочки по окружающему ландшафту.
Потому Бодряк открыл дверь аккуратным толчком. Его охватил смрад драконов. Это был весьма необычный запах, даже по стандартам Анк-Морпорка, — и он привел Бодряка к мысли о пруде, годами засорявшемся алхимическими отходами, а затем осушенном.>, чтобы лишить хищника мужества.
Ешьте драконов, как предлагается, и у вас будет острое несварение, к которому более подходит название «радиус взрыва».
Дракончики свистели и орали на него из загонов по обеим сторонам дорожки. Многочисленные трепещущие языки пламени шипели, сжигая волосы на его голенях. Он нашел Сибил Рэмкин в компании с двумя малознакомыми девушками в бриджах, помогавших управляться в убежище. Их обычно звали Сара или Эмма, и все они выглядели для Бодряка на одно лицо. Они сражались с тем, что на первый взгляд казалось разгневанным мешком. Она подняла глаза при его приближении.
«Ах, это ты — Сэм.» — сказала она. — «Подержи мешок, там ягненок.»
Ему в руки всучили мешок : в тот же миг низ мешка прорвался и высунувшийся коготь тщетно пытался оцарапать его нагрудник. Остроухая голова появилась с другой стороны, два горящих красных глаза на миг уставились на него. Зубастая пасть разверзлась и брызги дурно пахнущего пара окатили его.
Леди Рэмкин с триумфом ухватилась за нижнюю челюсть, а другой рукой вцепилась в глотку дракончику.
"Поймался! " Она повернулась к застывшему от потрясения Бодряку. «Дьяволенок не хочет принимать таблетку известняка. Глотай! Глотай! Немедленно! А кто у нас хороший мальчик? Можете его отпустить.»
Мешок выскользнул из рук Бодряка.
«Тяжелый случай беспламенной жалобы на …» — сказала леди Рэмкин. — «Надеюсь, что мы его со временем излечим.»
Дракон проткнул насквозь мешок и осматривался в поисках чего-либо сжечь. Все пытались исчезнуть с его пути.
Глаза дракона скрестились в одной точке и он неожиданно икнул.
Таблетка известняка шлепнулась со стуком о противоположную стену.
«Все вниз!»
Они прыгнули в укрытие из брезента и кирпичей. Дракон снова икнул и в недоумении оглянулся.
Затем он взорвался.
Они подняли головы после того, как рассеялся дым, и взглянули на маленький печальный кратер.
Леди Рэмкин вытащила из кармана кожаного комбинезона носовой платок и вытерла нос.
"Глупое маленькое создание! " — сказала она. — "Да-а.
Как ты, Сэм? Ты ходил навестить Хейвлока?"
Бодряк кивнул. Никогда в своей жизни, подумал он, не смог бы воспользоваться идеей Патриция Анк-Морпорка называться только по имени, так что любой незнакомый человек мог его называть таким образом.
«Я тут подумал о завтрашнем обеде.» — сказал он. — «И знаешь, мне кажется, что я вряд ли смогу …»
«Не будь глупцом.» — сказала леди Рэмкин. — «Ты будешь наслаждаться обществом. Во время обеда ты сможешь познакомиться с Нужными Людьми. Ты сам об этом знаешь.»
Он со скорбью кивнул.
«Мы ждем тебя дома в восемь часов.» — сказала она. — «И не надо такого вида. Это только заставит тебя сильнее нервничать. Ты слишком хороший человек, чтобы проводить вечера, шляясь по темным мокрым улицам. Настало время тебе появиться в свете.»
Бодряк хотел возразить, что ему нравится шляться по темным мокрым улицам, но это было бесполезно. Ему самому это не очень нравилось, но лишь потому что он поступал так всегда. Он припомнил свой значок, но совсем иначе, чем если бы он вспомнил о собственном носе. Впрочем нельзя сказать, что он не любил свой значок, но ненависти к нему он тоже вряд ли испытывал. Это был его значок.
«Вот почему ты сейчас уходишь от разговора. Там будет ужасно весело. У тебя есть носовой платок?»
Бодряк запаниковал.
«Что?»
«Дай его мне.» Она прижала платок ему к рту.
«Сплюнь…» — скомандовала она.
Она вытерла пятно у него на щеке. Одна из неизменных Эмм чуть слышно захихикала. Леди Рэмкин проигнорировала смех.
«Уходи.» — сказала она. — «Так лучше для тебя. Уходи и охраняй свои улицы для нашей безопасности. А если захочешь сделать что-нибудь по-настоящему полезное, то отыщи Пухляка.»
«Пухляка?»
«Вчера вечером он сбежал из загона.»
«Дракон?»
Бодряк вздохнул и вытащил из кармана дешевую сигару. Болотные драконы понемногу начинали надоедать городу. Леди Рэмкин за это очень сердилась на город. Люди покупали драконов, когда те были шести дюймов длиной и премилым образом разжигали с их помощью огонь, но после того, как те начинали сжигать мебель и оставлять пропалины на ковре, полу и по толке, их выпихивали на произвол судьбы.
«Мы вызволили его у кузнеца на Легкой улице.» — напомнила леди Рэмкин. — «Я обратилась к тому словами. — 'Добрый человек, вы можете пользоваться обычным горном, как все остальные люди.' Бедная крошка…»
«Пухляк.» — сказал Бодряк. — «Извергает огонь.»
«У него голубой воротник.» — добавила леди Рэмкин.
«Понятно.»
«Он пойдет за вами, как ягненок, если подумает, что у вас есть бисквит из древесного угля.»
«Понятно.» — Бодряк похлопал по карманам.
«Драконы чуть-чуть перевозбудились от этой жары.»
Бодряк просунул руку в загон с птенцами и вытащил маленького дракончика, возбужденно хлопавшего своими крохотными крылышками. Тот изверг короткий язык голубого пламени.
Бодряк сделал глубокий вдох.
«Сэм, я полагаю, что вы этим займетесь.»
«Простите…?»
«Вы могли бы взять юного Морковку и этого бравого капрала Валета, чтобы приглядеть за —»
«Без проблем.»
По какой-то причине леди Сибил, всегда внимательная в любом другом случае, утвердилась в мысли, что капрал Валет — наглый, бравый пострел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
В то время как потрясенный Здесь-и-Сейчас был на пути к безопасности в тюрьме, был убит клоун.
Он плелся вдоль аллеи с уверенностью человека, который весь этот год был на содержании Гильдии Воров, когда внезапно перед ним появилась фигура в капюшоне.
«Фасолька?»
«А, привет… Эдвард, не так ли?»
Фигура заколебалась.
«Я только что вернулся из Гильдии.» — сказал Фасолька.
Фигура в капюшоне кивнула.
"С тобой все в порядке? " — спросил Фасолька.
«Прости за это.» — сказал тот. — «Но это для блага города. В этом нет ничего личного.» Он шагнул поближе к клоуну. Фасолька услышал хруст, а затем вселенная внутри него погасла.
Он присел.
«У-ух.» — сказал он. — «Это чертовски —»
Но все было не так.
Эдвард с'Мерть посмотрел на него с ужасным выражением.
«Ах… Я и не думал бить вас так сильно. Я только хотел, чтобы вы убрались с дороги!»
«Но почему вы вообще должны меня бить?»
А затем Фасолька ощутил, что Эдвард совсем на него не смотрит и ничего ему не говорит. Он посмотрел на землю и испытал то странное чувство, известное только вновь умершим — ужас от того, что ты видишь перед собой лежащего самого себя и преследуемый неотвязным вопросом : кто же производит осмотр?
ЩЕЛК ЩЕЛК.
Он поглядел вверх.
«Кто здесь?»
СМЕРТЬ.
«Чья смерть?»
В воздухе повеяло холодом. Фасолька ждал. Эдвард легонько похлопал по лицу…по тому, что еще недавно было его лицом.
Я ПОЛАГАЮ… МЫ МОГЛИ БЫ НАЧАТЬ НЕМЕДЛЕННО? НЕ ВИЖУ СМЫСЛА ВСЕ ЭТО ЗАТЯГИВАТЬ.
"Простите? " — сказал Фасолька.
«Это я извиняюсь.» — простонал Эдвард. — «Я полагал, что это во имя всего наилучшего.»
Фасолька видел, как его убийца утаскивает…прочь…его тело.
«Ничего личного, говорю вам.» — сказал тот. — «Я рад, что в этом не было ничего личного. Мне ненавистна мысль, что я был вынужден убить из-за личных причин.»
ЭТО БЫЛО МУЧИТЕЛЬНО БОЛЬНО ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО Я БЫЛ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТЬЮ.
"Я все думаю, почему? Я думал, что мы действительно все уладили. Так трудно заводить друзей при моей работе.
Полагаю, что и при твоей работе тоже."
СЛОМИТЕ ЭТО ДЛЯ НИХ НЕЖНО.
«Минута прогулки, а в следующую — смерть. Почему?»
ПОДУМАЙ О ТОМ, ЧТО БОЛЬШЕ ЧЕМ СУЩЕСТВОВАНИЕ… НЕОБОЗРИМОМ В РАЗМЕРАХ…
"О чем вы говорите? "
ТЫ МЕРТВ. «Да, я знаю.» Фасолька расслабился и перестал сильно удивляться происходящему во все более неуместном мире.
Смерть обнаружила, что люди часто совершали подобное после первоначального замешательства. После того, как самое худшее уже свершилось. И наконец…без малейшего намека на удачу.
ЕСЛИ ТЫ ПОСТАРАЕШЬСЯ ПОСЛЕДОВАТЬ ЗА МНОЙ.
"А там будут торты с заварным кремом? Красные носы?
Жонглеры? Люди в мешковатых штанах?"
НЕТ.
Всю свою краткую жизнь Фасолька провел клоуном. Он печально улыбнулся под гримом.
«Я это люблю.»
Встреча Бодряка с Патрицием закончилась так, как заканчиваются все подобные встречи, когда гость удаляется во власти неутихающего подозрения, что он только что удрал от смерти со своей жизнью.
Бодряк собрался повидать свою невесту. Он знал, где ее можно найти.
Надпись, начертанная поперек больших двухстворчатых ворот по улице Морфной, гласила. — «Здесь есть драконы.»
Латунная табличка около ворот провозглашала. — «Анк-Морпоркское Сияющее Убежище Для Больных Драконов.»
Там же стоял маленький, пустотелый и жалкий дракон из папье-маше, прикованный прочно к стене и державший коробку для пожертвований, с надписью на ней. — «Не Позволяйте Моему Пламени Извергаться.»
Именно здесь леди Сибил Рэмкин проводила большую часть своего времени.
Она была, как уже упоминал Бодряк, самой богатой женщиной в Анк-Морпорке. По правде говоря она была богаче всех остальных женщин В Анк-Морпорке вместе взятых и сложенных, впрочем это вряд ли возможно. А потому свадьба должна была получиться странной, говорили люди. Бодряк обращался со своими власть предержащими с едва скрываемым отвращением, ибо женщины вызывали у него головную боль, а мужчины — зуд в кулаках. А Сибил Рэмкин была последней из оставшихся в живых наследницей стариннейших семей в Анк-Морпорке. Их швыряло как ветки в водовороте, а они кричали безжизненному…
Когда Сэм Бодряк был мальчиком, то думал, что богачи едят с золотых тарелок и живут в мраморных дворцах. Позднее он узнал кое-что новое : очень богатые люди могут походить на бедняков. Сибил Рэмкин жила в нищете, которая доступна только очень богатым, нищета происходила совсем по другой причине. Женщины, бывшие просто зажиточными, копили деньги и покупали платья, сшитые из шелка и украшенные жемчугом и кружевами, но леди Рэмкин была так богата, что могла появляться, топая резиновыми сапогами, в твидовой юбке, принадлежавшей ее матери. Она была так богата, что могла позволить себе жить на бисквитах и сэндвичах с сыром. Она была так богата, что жила в трех комнатах тридцати четырех комнатного особняка, остальные комнаты были забиты очень дорогой и очень старой мебелью, покрытой слоем пыли.
Как предполагал Бодряк, причина, по которой богатые были так богаты, была та, что они ухитрялись тратить меньше денег. Например носить сапоги. Он зарабатывал тридцать восемь долларов в месяц плюс довольствие. Отличная пара кожаных сапог стоила пятьдесят долларов. Но доступная пара сапог, которая выдерживала сезон или два, а затем текла как из преисподней, после того как протирался картон, стоила десять долларов. Именно такие сапоги всегда покупал Бодряк и носил до тех пор, пока подошвы не становились такими тонкими, что он мог поведать о туманной ночи в Анк-Морпорке, ощущая ногами булыжники. Увы истина была в том, что хорошие сапоги носились годами. Человек, который мог позволить пару сапог за пятьдесят долларов, всегда содержал свои ноги в сухости в течение десяти лет, в то время как бедный человек, который мог позволить только дешевые сапоги, тратил по десять долларов каждый год и имел постоянно сырые ноги. Это была «сапожная» теория капитана Сэмюэля Бодряка о социально-экономической несправедливости.
Загвоздка была в том, что Сибил Рэмкин упорно не собиралась ничего покупать. Особняк был забит этой громадной, прочной мебелью, приобретенной ее предками. Она не изнашивалась. У нее были целые ящики, полные ювелирных украшений, которые казалось собирались веками. Бодряку довелось увидеть винный погреб, в котором полк спелеологов смог бы выжить таким образом, что они даже и не вспоминали бы о том, что потерялись. Леди Рэмкин жила совершенно комфортабельно, тратя изо дня в день, как подсчитал Бодряк, в половину меньше, чем он. Но она тратила гораздо больше на драконов. Сияющее Убежище Для Больных Драконов было выстроено с очень-очень толстыми стенами и очень-очень легкой крышей, архитектурная причуда, которую можно найти только на фабрике фейерверков. И все потому, что нормальное состояние обычного болотного дракона — это быть хроническим больным, а естественное состояние недомогающего дракона — расплющиваться вдоль стен, пола и потолка той комнаты, в которой он находится. Болотный дракон — это плохо бегающая, опасно неустойчивая химическая фабрика в одном шаге от катастрофы. Одном малюсеньком шажке. Строились догадки, что их привычка внезапно взрываться, когда они были злыми, возбужденными, испуганными или просто немного скучающими, была выработавшейся для выживания чертой характера <С точки зрения вида вообще, но не с точки зрения дракона, разлетающегося на кусочки по окружающему ландшафту.
Потому Бодряк открыл дверь аккуратным толчком. Его охватил смрад драконов. Это был весьма необычный запах, даже по стандартам Анк-Морпорка, — и он привел Бодряка к мысли о пруде, годами засорявшемся алхимическими отходами, а затем осушенном.>, чтобы лишить хищника мужества.
Ешьте драконов, как предлагается, и у вас будет острое несварение, к которому более подходит название «радиус взрыва».
Дракончики свистели и орали на него из загонов по обеим сторонам дорожки. Многочисленные трепещущие языки пламени шипели, сжигая волосы на его голенях. Он нашел Сибил Рэмкин в компании с двумя малознакомыми девушками в бриджах, помогавших управляться в убежище. Их обычно звали Сара или Эмма, и все они выглядели для Бодряка на одно лицо. Они сражались с тем, что на первый взгляд казалось разгневанным мешком. Она подняла глаза при его приближении.
«Ах, это ты — Сэм.» — сказала она. — «Подержи мешок, там ягненок.»
Ему в руки всучили мешок : в тот же миг низ мешка прорвался и высунувшийся коготь тщетно пытался оцарапать его нагрудник. Остроухая голова появилась с другой стороны, два горящих красных глаза на миг уставились на него. Зубастая пасть разверзлась и брызги дурно пахнущего пара окатили его.
Леди Рэмкин с триумфом ухватилась за нижнюю челюсть, а другой рукой вцепилась в глотку дракончику.
"Поймался! " Она повернулась к застывшему от потрясения Бодряку. «Дьяволенок не хочет принимать таблетку известняка. Глотай! Глотай! Немедленно! А кто у нас хороший мальчик? Можете его отпустить.»
Мешок выскользнул из рук Бодряка.
«Тяжелый случай беспламенной жалобы на …» — сказала леди Рэмкин. — «Надеюсь, что мы его со временем излечим.»
Дракон проткнул насквозь мешок и осматривался в поисках чего-либо сжечь. Все пытались исчезнуть с его пути.
Глаза дракона скрестились в одной точке и он неожиданно икнул.
Таблетка известняка шлепнулась со стуком о противоположную стену.
«Все вниз!»
Они прыгнули в укрытие из брезента и кирпичей. Дракон снова икнул и в недоумении оглянулся.
Затем он взорвался.
Они подняли головы после того, как рассеялся дым, и взглянули на маленький печальный кратер.
Леди Рэмкин вытащила из кармана кожаного комбинезона носовой платок и вытерла нос.
"Глупое маленькое создание! " — сказала она. — "Да-а.
Как ты, Сэм? Ты ходил навестить Хейвлока?"
Бодряк кивнул. Никогда в своей жизни, подумал он, не смог бы воспользоваться идеей Патриция Анк-Морпорка называться только по имени, так что любой незнакомый человек мог его называть таким образом.
«Я тут подумал о завтрашнем обеде.» — сказал он. — «И знаешь, мне кажется, что я вряд ли смогу …»
«Не будь глупцом.» — сказала леди Рэмкин. — «Ты будешь наслаждаться обществом. Во время обеда ты сможешь познакомиться с Нужными Людьми. Ты сам об этом знаешь.»
Он со скорбью кивнул.
«Мы ждем тебя дома в восемь часов.» — сказала она. — «И не надо такого вида. Это только заставит тебя сильнее нервничать. Ты слишком хороший человек, чтобы проводить вечера, шляясь по темным мокрым улицам. Настало время тебе появиться в свете.»
Бодряк хотел возразить, что ему нравится шляться по темным мокрым улицам, но это было бесполезно. Ему самому это не очень нравилось, но лишь потому что он поступал так всегда. Он припомнил свой значок, но совсем иначе, чем если бы он вспомнил о собственном носе. Впрочем нельзя сказать, что он не любил свой значок, но ненависти к нему он тоже вряд ли испытывал. Это был его значок.
«Вот почему ты сейчас уходишь от разговора. Там будет ужасно весело. У тебя есть носовой платок?»
Бодряк запаниковал.
«Что?»
«Дай его мне.» Она прижала платок ему к рту.
«Сплюнь…» — скомандовала она.
Она вытерла пятно у него на щеке. Одна из неизменных Эмм чуть слышно захихикала. Леди Рэмкин проигнорировала смех.
«Уходи.» — сказала она. — «Так лучше для тебя. Уходи и охраняй свои улицы для нашей безопасности. А если захочешь сделать что-нибудь по-настоящему полезное, то отыщи Пухляка.»
«Пухляка?»
«Вчера вечером он сбежал из загона.»
«Дракон?»
Бодряк вздохнул и вытащил из кармана дешевую сигару. Болотные драконы понемногу начинали надоедать городу. Леди Рэмкин за это очень сердилась на город. Люди покупали драконов, когда те были шести дюймов длиной и премилым образом разжигали с их помощью огонь, но после того, как те начинали сжигать мебель и оставлять пропалины на ковре, полу и по толке, их выпихивали на произвол судьбы.
«Мы вызволили его у кузнеца на Легкой улице.» — напомнила леди Рэмкин. — «Я обратилась к тому словами. — 'Добрый человек, вы можете пользоваться обычным горном, как все остальные люди.' Бедная крошка…»
«Пухляк.» — сказал Бодряк. — «Извергает огонь.»
«У него голубой воротник.» — добавила леди Рэмкин.
«Понятно.»
«Он пойдет за вами, как ягненок, если подумает, что у вас есть бисквит из древесного угля.»
«Понятно.» — Бодряк похлопал по карманам.
«Драконы чуть-чуть перевозбудились от этой жары.»
Бодряк просунул руку в загон с птенцами и вытащил маленького дракончика, возбужденно хлопавшего своими крохотными крылышками. Тот изверг короткий язык голубого пламени.
Бодряк сделал глубокий вдох.
«Сэм, я полагаю, что вы этим займетесь.»
«Простите…?»
«Вы могли бы взять юного Морковку и этого бравого капрала Валета, чтобы приглядеть за —»
«Без проблем.»
По какой-то причине леди Сибил, всегда внимательная в любом другом случае, утвердилась в мысли, что капрал Валет — наглый, бравый пострел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45