Гарион осторожно выбрался из палатки. Ощущая полнейшее спокойствие, словно все чувства его в одночасье умерли, он поднялся и бесшумно направился туда, где лежали тюки, и принялся шарить в одном из них, покуда не нащупал холодную сталь. Потом с величайшей осторожностью, стараясь действовать беззвучно, надел тяжелую кольчугу.
Тоф стоял в дозоре около лошадей — его огромная фигура отчетливо вырисовывалась в тумане.
— Мне надо кое-что уладить, — тихо прошептал Гарион на ухо немому великану.
Тоф серьезно поглядел на него и кивнул. Потом отвязал коня, под уздцы подвел его к Гариону, затем огромной своей ладонью дружески стиснул плечо друга и бесшумно отступил.
Гарион не хотел давать маллорейским дезертирам времени уйти далеко и затеряться в тумане, поэтому он вскочил на неседланного коня и тотчас же выехал из рощицы.
Похоже было, что мирно беседующие дезертиры направляются прямо к лесу, и Гарион тихо ехал за ними след в след, прислушиваясь к звукам, доносящимся из тумана и напрягая свое шестое чувство.
Проехав с милю, он услышал вдруг резкий и пронзительный смех — звук шел откуда-то спереди и немного слева.
— Ты помнишь, как они визжали, когда их сажали на кол? — донесся из тумана хриплый голос.
— Вот и славно, — пробормотал Гарион сквозь стиснутые зубы, обнажая меч.
Он поехал прямо на звук голоса, а чуть погодя сжал каблуками бока коня.
Тот пошел быстрее, но копыта его ступали по траве все так же бесшумно.
— Огоньку бы, — вздохнул один из солдат.
— Думаешь, это не опасно? Кругом шастают патрули в поисках дезертиров.
— Сейчас уже за полночь. Все патрульные солдаты дрыхнут. Не бойся, смело зажигай факел.
Мгновение спустя в тумане заколебалось алое пламя, решившее участь маллорейцев.
Нападение Гариона застигло их врасплох. Несколько солдат были мертвы, ничего не успев понять. Раздавались лишь отчаянные крики и предсмертные хрипы, а Гарион неумолимо прорубал себе дорогу сквозь скопление ополоумевших от ужаса дезертиров. От мощных ударов его меча, наносимых справа и слева, они слетали с седел, почти перерубленные надвое. Огромное остро отточенное лезвие легко пронзало кольчугу, плоть и дробило кости. И вот уже пятеро распростерлись на земле бездыханными. Потом Гарион кинулся на троих оставшихся — один из них тотчас же обратился в бегство, другой выхватил из ножен меч, а третий, державший факел, просто застыл в полнейшем оцепенении.
Самый отважный неловко взмахнул мечом, но лишь для того, чтобы защитить свою голову от страшного удара меча Гариона. Но он был уже обречен — сверкающее лезвие переломило клинок, словно сухую щепку, и рассекло солдата от макушки до пояса. Гарион стряхнул подрагивающее тело с клинка и обернулся к воину, замершему с факелом в руке.
— Умоляю! — воскликнул перепуганный маллореец, пытаясь поворотить коня. — Пощадите!
Но эта мольба отчего-то разъярила Гариона еще пуще. Зубы его сжались.
Широкий взмах меча — и голова убийцы покатилась куда-то в туманную муть.
Гарион пришпорил скакуна и, прислушиваясь к удаляющемуся топоту коня последнего солдата, спасающегося бегством, ринулся в погоню.
Он нагнал его в считанные минуты. Сперва он ехал лишь на звук, но вот различил в тумане силуэт всадника. Гарион взял немного вправо, легко поравнялся с отчаявшимся противником и вот уже преградил ему путь.
— Кто ты? — пронзительно закричал небритый маллореец, натягивая поводья. — Чего тебе нужно?
— Я — возмездие, — хрипло выдохнул Гарион, пронзая мечом последнего негодяя.
Дезертир изумленно уставился на мощное лезвие, торчащее из его груди.
Затем раздался булькающий звук — и он стал медленно заваливаться на бок, соскальзывая с обагренного кровью меча.
Все еще ощущая ледяное спокойствие, Гарион спешился и вытер меч об одежду убитого. Потом почти бездумно подхватил поводья его коня, вскочил в седло и поехал обратно — туда, где прикончил остальных. Он внимательно оглядел тела, чтобы убедиться, что никто не подает признаков жизни, и, прихватив с собой еще трех лошадей, поскакал в сторону лагеря, скрытого в ивняке.
Шелк уже стоял подле Тофа и вглядывался в туман.
— Где ты был? — хрипло прошептал он.
Гарион соскочил с коня.
— Нам ведь нужны были лошади, — ответил он, отдавая поводья захваченных в короткой схватке коней великану.
— Это же кони маллорейцев, если судить по сбруе и седлам, — отметил Шелк. — А где ты их отыскал?
— Всадники ехали мимо лагеря, и я услышал голоса. Они слишком веселились, вспоминая свой недавний визит на мургский хутор.
— И ты даже не пригласил меня к тебе присоединиться? — обиделся Шелк.
— Прости, — сказал Гарион, — но мне надо было спешить. Я не хотел потерять их в тумане.
— Их было четверо? — спросил Шелк, пересчитав лошадей.
— Еще четыре лошади убежали, испугавшись, я так и не смог их поймать. Но этих вполне достаточно, чтобы возместить наши потери во время кораблекрушения.
— Так их было восьмеро? — ошарашенно спросил Шелк.
— Я застиг их врасплох. Они даже не оказали сопротивления. Послушай, почему бы нам еще не вздремнуть?
— Знаешь, Гарион, — придирчиво оглядел его драсниец, — тебе не мешало бы умыться, прежде чем лечь. Сенедра — женщина весьма чувствительная и может сильно расстроиться, если поутру увидит тебя, залитого кровью с головы до пят.
Наутро туман стал еще гуще. Холодная молочно-белая пелена объяла оба берега реки, путалась в ветвях плакучих ив и унизывала их каплями, похожими на крупные жемчужины.
— По крайней мере, это для нас дополнительное прикрытие, — заметил Гарион, все еще охваченный странным оцепенением.
— Равно как и для кого-то другого, по ту сторону тумана, — вставил Сади, — или для чего-то другого. У этого леса весьма дурная репутация.
— А насколько он велик?
— Возможно, это самый большой лес в мире, — ответил Сади, приторачивая тюк к спине лошади. — Он простирается на сотни и сотни лиг. — И, взглянув в сторону коновязи, он неуверенно спросил: — Это игра моего воображения или за ночь лошадей у нас прибавилось?
— Ночью я случайно наткнулся на нескольких, — уклончиво ответил Гарион.
После завтрака они собрали походную кухню Полгары, сели в седла и поехали по луговине к мрачному лесу, окутанному густым туманом.
Гарион ехал, прислушиваясь к беседе Шелка с Дарником, — они ехали позади.
— Так что же ты вчера вечером поделывал? — со свойственной ему прямотой спрашивал кузнец. — Ну, когда нашел Зит в корсаже Лизелль?
— Она собирается написать рапорт Дротику по возвращении, — ответил Шелк. — А кое-чего ему явно не следует знать. Ну а если мне удастся наладить с нею дружеские отношения, то, возможно, я смогу убедить ее на некоторые вещи посмотреть сквозь пальцы.
— Знаешь, это не слишком-то порядочно. Она же всего-навсего девушка.
— Поверь, Дарник, Лизелль вполне самостоятельная и может о себе позаботиться. Мы с нею затеяли занятную игру. Но признаюсь, наткнуться на Зит в мои планы не входило.
— А драснийцы всегда так забавляются?
— Конечно! Так время летит быстрее. В Драснии зимы долгие и суровые. Игры помогают нам изощрять наш ум и впоследствии преуспевать в делах весьма и весьма серьезных. Гарион! — вдруг позвал маленький человечек.
— Да?
— Надеюсь, мы объедем то место, где ты… нашел вчера лошадей? Не стоило бы расстраивать дам сразу после завтрака.
— Это во-он там. — Гарион указал влево.
— О чем это вы? — спросил Дарник.
— Ну, о лошадях, появившихся у нас ночью. Они принадлежали маллорейским дезертирам, которые развлекаются тем, что разоряют мургские хутора, — беспечно ответил Шелк. — Гарион позаботился о том, чтобы у них отпала нужда в лошадях.
— О-о, — протянул Дарник. Потом немного поразмышлял и подытожил: — Хорошо.
Когда путники приблизились к опушке, из туманной мути выступили исполинские черные деревья. Листья на них стали коричневыми и сморщились — зима была не за горами. Проезжая под пологом переплетенных ветвей, Гарион пытался определить породы деревьев, но ничего подобного ему никогда прежде видеть не приходилось. Они приняли совершенно фантастические формы, словно в беззвучной мольбе протянув к мрачному небу страдальчески скрюченные ветви. Узловатые стволы сплошь покрывали темные пятна, глубоко въевшиеся в грубую кору, и отметины эти придавали корявым исполинам страшное сходство с уродливыми человеческими лицами, искаженными ужасом: были тут и широко раскрытые глаза, и словно разверстые в крике беззубые рты. Под ногами лошадей шелестели опавшие листья, почерневшие и съежившиеся, а на острых сучьях висели рваные клочья тумана.
Сенедра, содрогнувшись, поплотнее запахнула плащ.
— Нам предстоит проехать через весь этот лес? — жалобно спросила она.
— А я думал, ты любишь деревья, — улыбнулся Гарион.
— Да, но не такие. — Она испуганно озиралась. — В них есть что-то… что-то очень жестокое. Они ненавидят друг друга.
— Ненавидят? Деревья?
— Они сражаются друг с дружкой и, беспощадно расталкивая собратьев, тянутся к свету. Мне не нравится здесь, Гарион.
— А ты попытайся не думать об этом, — посоветовал он.
Путники постепенно углублялись в мрачную чащу. Говорить им отчего-то не хотелось. Все чувствовали себя подавленными мрачной враждебностью, исходящей от этих странных уродливых деревьев, а тьма лишь усиливала тягостное впечатление.
Они сделали краткий привал и наспех перекусили, даже не разводя огня, и вновь тронулись в путь. Вечерело, и туманная полумгла неумолимо сгущалась, скрывая уродливые деревья.
— Думаю, мы проехали достаточно — на сегодня хватит, — сказал наконец Белгарат. — Давайте разведем огонь и поставим палатки.
Возможно, воображение Гариона сыграло с ним злую шутку или просто вскрикнула во тьме какая-то хищная птица, но лишь первые языки пламени лизнули сухие сучья, ему почудилось, что деревья вокруг закричали. Это был вопль страха, смешанного с леденящей душу яростью. Он огляделся: изуродованные лица, запечатленные самой природой на узловатых стволах, словно зашевелились в сполохах пламени и безмолвно оскалились, взирая на ненавистный огонь.
После ужина Гарион отошел от костра. Он все еще чувствовал себя каким-то одеревеневшим, словно все его чувства на время замерли. Он обнаружил, что даже не может припомнить подробностей ночной бойни, — ему вспоминались лишь смутные, отрывочные картины: хлещущая кровь в свете факела, всадники, безжизненно соскальзывающие с седел, голова солдата, летящая в туман.
— Хочешь поговорить об этом? — спросил Белгарат, подошедший сзади.
— Не то чтобы хочу, дедушка. Ты вряд ли одобришь содеянное мною — так почему бы не оставить эту тему? Я никак не смогу заставить тебя все понять.
— О, я все понимаю, Гарион. Просто считаю, что это ничего не решает. Ты убил… скольких человек ты убил?
— Восьмерых.
— Так много? Ну, хорошо. Восемь маллорейцев. И что ты этим доказал?
— Я не намеревался ничего доказывать, дедушка. Я просто хотел, чтобы эти негодяи никогда больше не повторили ничего подобного. Более того, я даже не вполне уверен, что это те самые дезертиры, которые истребили мургских земледельцев, которых мы видели. Хотя они наверняка кого-то где-то зверски убили, а тех, кто творит такое, надо остановить!
— Пусть так. Ты это сделал. И что, легче тебе стало?
— Нет. Думаю, что нет. Я даже не ощущал злости, когда убивал. Просто что-то необходимо было сделать — и я сделал. Теперь все кончено, и я вскоре об этом позабуду.
Белгарат посмотрел на него задумчивым и долгим взглядом.
— Хорошо, — молвил он наконец. — Поскольку ты не можешь выбросить из головы случившееся, я полагаю, что ты не нанес самому себе непоправимого ущерба. Давай вернемся к огню. В этом лесу сыро и холодно.
Гарион дурно спал той ночью, и Сенедра, которую он почти испуганно прижимал к груди, беспокойно вздрагивала, то и дело всхлипывая во сне.
Наутро Белгарат, проснувшись, вышел из палатки и раздраженно огляделся.
— Дикость какая-то! — взорвался он. — Где солнце?
— Оно скрыто тучами и туманом, отец, — откликнулась Полгара, спокойно расчесывая длинные, темные волосы.
— Это мне известно, Полгара, — раздраженно ответил он, — но мне необходимо видеть его хотя бы время от времени, чтобы определить верное направление. Может кончиться тем, что мы будем ходить по этой чаще кругами.
Тоф, занятый костром, поднял голову и поглядел на старика. Лицо великана было невозмутимым, как всегда. Он поднял руку и указал слегка в сторону от их вчерашнего направления движения.
Белгарат насупился.
— Ты совершенно уверен?
Тоф кивнул.
— Ты прежде бывал в этих лесах?
Немой великан снова кивнул и вновь уверенно указал рукой в том же направлении.
— И если мы поедем туда, то выберемся из леса прямо на южном побережье, неподалеку от острова Веркат?
Тоф вновь кивнул и занялся огнем.
— Цирадис сказала, что он едет с нами, чтобы помочь в наших поисках, дедушка, — напомнил Белгарату Гарион.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60