Неприятель вынырнул из гиперпространства одиннадцать с половиной минут назад и сейчас находится на расстоянии около девяти с половиной световых минут при скорости сорок пять тысяч километров в секунду. Это значит, что через сто семнадцать минут они совершат разворот, а через двести пятьдесят девять минут достигнут базы. Чуть больше четырех часов, адмирал. У эвакуационных кораблей очень мало времени на подготовку к отлету.
– Черт побери, такое впечатление, что я разговариваю не с хладнокровным боевым офицером, а с паршивым штафиркой! Неужели вам не стыдно выказывать трусость перед лицом врага? – взревел Сантино.
Глаза Ярувальской полыхнули такой яростью, что сидевшая поблизости сотрудница сжалась в комок.
– Ни одна статья Военного кодекса не обязывает меня выслушивать оскорбления, адмирал Сантино, – произнесла она, роняя каждое слово как осколок льда. – Мой долг заключается в объективной оценке оперативной ситуации. Именно это я и делаю. Неприятель – без учета кораблей поддержки – имеет перед нами шестикратное превосходство по тоннажу. Их ста сорока семи миллионам тонн мы можем противопоставить только двадцать пять с небольшим.
– Коммандер, ваше дело не умничать, а выполнять приказы! – заорал Сантино, ударив кулаком по столу.
Взбешенная Ярувальская уже открыла рот, намереваясь произнести слова, которые навсегда положили бы конец ее карьере, но замерла, поняв, что кроется за воинственным раздражением адмирала.
Страх. Причем в первую очередь не страх за свою жизнь – естественная реакция человека, которого грозит подмять под себя колесница смерти, – но обессиливающая, паническая боязнь ответственности. Страх перед отступлением без единого выстрела, которое безнадежно испортит послужной список.
Андреа сглотнула. Никто не учил ее, что делать, если командира парализовала паника и он перестал соображать – и именно с этим она сейчас и столкнулась. «Наверное, – с неожиданным спокойствием подумала Ярувальская, – страх в подобных обстоятельствах вполне объясним и простителен, только вот не стоило ему поминать Адлер и коммодора Иржин. Она не сдала систему, а погибла, не успев сделать и выстрела. А он всегда был ханжой и лицемером, болтавшим попусту о том, что он непременно сделал бы, оказавшись на ее месте».
Правда, такие разговоры вел не один Сантино. Полное уничтожение оперативной группы Иржин потрясло Королевский флот, ибо мантикорские флотоводцы пребывали в убеждении, что хевы не способны на подобный успех. Во всяком случае, в операциях против Мантикоры. Официальная комиссия по расследованию вынесла свой вердикт всего шесть месяцев назад, скрупулезно проанализировав все допущенные Иржин ошибки и подвергнув острой критике умонастроения, сделавшие эти ошибки возможными. Комиссия заслуживала благодарности за то, что не попыталась замять дело – иначе другие командующие могли повторить те же ошибки. Однако опубликование ее выводов имело и негативные последствия: многие офицеры стали пуще смерти бояться ярлыка «пассивного» или «недостаточно инициативного» командира.
Как только что стало ясно, Элвис Сантино принадлежал именно к этой категории дезориентированных и сбитых с толку. Хуже того, его застали врасплох – и теперь он, пребывая в полной растерянности, не смел признаться в этом даже самому себе и пытался приписать собственные страхи офицерам своего штаба. Что лишь усиливало его растерянность, с одной стороны, и желание доказать собственную решительность и смелость – с другой.
– Сэр, – сказала Ярувальская, заставив свой голос звучать подчеркнуто спокойно, в надежде, что это поможет найти действенные аргументы, – что бы ни говорили вы или я, это никоим образом не повлияет на тактическую ситуацию. А она такова: корабли стены неприятеля имеют суммарное преимущество по гразерам в пять раз, по лазерам – в пять с половиной, а по ракетам – в шесть… да и то в том случае, если они не прячут где-то дополнительные силы. В данных обсто…
– Коммандер, я не сдам им систему без единого выстрела, – заявил Сантино с неизвестно откуда взявшимся в его голосе решительным спокойствием, которое пугало еще больше, чем недавняя вспышка неконтролируемой ярости. – Да, нестроевой персонал подлежит эвакуации, но, черт побери, о том, чтобы я уступил этим ублюдкам Сифорд без боя, не может быть и речи. В отличие от некоторых, мне известно, в чем состоит мой долг!
– Сэр, мы не в состоянии противостоять им в открытом бою. Любая попытка…
– Я и не собираюсь выстраивать перед ними стену, – с тем же устрашающим спокойствием произнес Сантино. – Вы забываете о наших подвесках и нашем превосходстве в электронике.
– Сэр! – Ярувальская старалась скрыть отчаяние в голосе, однако сама чувствовала, что не слишком в этом преуспела. – Сэр, подвески есть и у них. Разведка считает, что они используют технологию Лиги для модерниза…
– Их пусковые комплексы нашим в подметки не годятся! – прервал ее Сантино. – Не говоря уж о средствах радиоэлектронного противодействия и противоракетной обороны. Мы можем сойтись с ними, нанести удар с ближней дистанции и уйти в отрыв. Все наши супердредноуты оснащены новейшими компенсаторами, так что хевам нас не догнать. Погоня за боевыми кораблями лишь отвлечет их от преследования судов с эвакуируемыми.
«О боже, – подумала Ярувальская, холодея от ужаса при виде появившегося в глазах адмирала азартного блеска. – Господи, он еще и придумал своему безумию тактическое обоснование. Он слишком глуп и слишком боится показаться трусом, а теперь ему кажется, будто есть возможность подвести под свои действия „логическую основу“. И на этой основе состряпать для командования пристойный отчет».
– Сэр, при их подавляющем количественном превосходстве качественное преимущество наших пусковых комплексов не будет иметь значения, – сказала она, как могла спокойно и рассудительно. – Кроме того…
– Коммандер, я отстраняю вас от исполнения обязанностей! – заявил Сантино. – Мне нужны советы боевого офицера, а не болтовня трусов и паникеров.
Ярувальская дернулась, словно от удара, и лицо ее побледнело. Не от стыда – от гнева.
– Адмирал, долг обязывает меня представлять вам объективные оценки… – начала было она.
Сантино грохнул кулаком по столу.
– Вы отстранены от должности, и вам незачем больше отираться на мостике! Убирайтесь прочь, Ярувальская, и с мостика, и с моего корабля! Проваливайте! Через пять минут я перешлю на базу приказ о вашей эвакуации, а сейчас уматывайте. Трусы мне здесь не нужны!
– Сэр, я…
– Молчать! – взревел Сантино.
Несмотря на собственные гнев и отчаяние, коммандер понимала, что он просто вымещает на ней гнев на себя, на собственный страх, растерянность и беспомощность. Флагман едва ли мог выбрать для этого менее подходящий объект, чем собственный операционист, тактик штаба, единственный офицер, которого он обязан был выслушать в подобной обстановке. Увы, она просто не представляла себе, как можно достучаться или докричаться до этого упрямого безумца. А он тем временем нажал клавишу коммуникатора.
– Капитанский мостик слушает! – прозвучало из динамика.
– Капитан Таско, примите к сведению, что я только что освободил коммандера Ярувальскую от обязанностей операциониста моего штаба, – язвительно произнес Сантино, одновременно прожигая Андреа злобным взглядом. – Я хочу, чтобы она покинула наш корабль – немедленно! Посадите ее на бот и переправьте на эвакуационное судно. Все равно на какое. И вот что, капитан… – Он сделал паузу и презрительно скривил губы. – Если возникнет необходимость, распорядитесь, чтобы полковник Веллерман выдворил ее с «Хадриана» под стражей.
Секунд десять коммуникатор молчал.
– Сэр, – голос Таско звучал нарочито невозмутимо. – Вы уверены?..
– Абсолютно уверен, капитан! – отрезал Сантино и отключил связь.
– Вон, – бросил он Ярувальской и повернулся к ней спиной.
Она обвела взглядом остальных находившихся в отсеке офицеров, но все отводили глаза. В одно мгновение она превратилась в парию, в неприкасаемую. Была она права или нет, в данном случае не имело значения: ее отстранили от должности за трусость, и ее сослуживцам, ее недавним товарищам казалось, что, соприкоснувшись с ней даже взглядом, они заразятся той же проказой.
Ей хотелось закричать, призвать их опомниться и помешать обезумевшему Сантино погубить и их, и себя, но она понимала, что все бесполезно. Эти люди скорее поставили бы под угрозу жизни, свои и чужие, чем осмелились бы навлечь на себя гнев командующего… или рискнуть своей карьерой.
Еще на секунду задержав взгляд на коллегах, которых, как подсказывал ей внутренний голос, она видела в последний раз, Андреа повернулась и молча покинула помещение.
* * *
«Хорошо хоть план эвакуации вроде не провалился, – с облегчением думал Гейне, проплывая по переходному туннелю бота к шлюпочному отсеку корабля ее величества „Колдовство“. – Увы, похоже, все остальное пойдет прахом»
Достигнув конца туннеля, он схватился за поручень, втянул себя в зону бортовой гравитации тяжелого крейсера и представился встревоженному энсину, регистрировавшему прибывавших.
– Гейнс Генрих, лейтенант.
Пальцы молодой женщины забегали по клавиатуре, вводя имя в компьютер для сверки со списками, переданными с Третьей орбитальной базы двадцать три минуты назад. Сигнал подтверждения пришел почти мгновенно, и она обернулась через плечо к лейтенанту, выполнявшему обязанности командира шлюпочного отсека.
– Последний человек прибыл, сэр! – доложила она. – Все эвакуируемые на борту.
Лейтенант кивнул и склонился над терминалом.
* * *
– Последний эвакуационный корабль стартовал, сэр, – доложил адмиралу Сантино капитан Джастин Таско.
Он понимал, что голос его звучит неестественно натянуто, но, похоже, ничего не мог с собой поделать. Его попытка урезонить Сантино вызвала лишь бешеную вспышку ярости. Теперь он оказался заложником своего служебного долга и уставных обязанностей, и понимание того, что получаемые им приказы безумны, не избавляло его от необходимости их исполнять.
– Хорошо, – сказал Сантино.
Его лицо на экране коммуникатора, связывавшего капитанский и флагманский мостики флагманского корабля, расплылось в улыбке. Которая, впрочем, тут же растаяла.
– Вы вышвырнули эту су… – Адмирал осекся, стиснул зубы и спустя секунду, уже более спокойно, спросил: – Коммандер Ярувальская покинула корабль?
– Так точно, сэр! – безжизненным тоном ответил Таско.
Он два года прослужил флаг-капитаном при адмирале Хеннеси и все это время тесно сотрудничал с коммандером Ярувальской – однако разница в звании и Военный кодекс, запрещавший «младшим по званию оценивать или комментировать действия командиров и начальников в форме, подрывающей их авторитет и ставящей под сомнение право на осуществление властных полномочий» не позволяли ему сказать этому тупоголовому, невежественному, как свинья, остолопу, что он на самом деле о нем думает.
– Наш бот доставил ее на борт «Колдовства» восемнадцать минут назад.
– Прекрасно, Джастин. В таком случае готовьтесь к старту.
– Есть, сэр! – без тени эмоций ответил Таско и начал отдавать необходимые распоряжения.
* * *
Несмотря на относительно невысокое звание, Гейнс быстро нашел дорогу в боевой информационный центр тяжелого крейсера, козыряя своим статусом – начальник сенсорной станции. «Точнее, бывший начальник», – с кладбищенским юмором подумал Гейнс, когда помощник старшего тактика крейсера в ответ на его просьбу кивком пригласил его в отсек, а потом, опять-таки жестом, указал место, откуда лейтенант мог видеть голограмму общего обзора. Некоторое время Генрих всматривался в изображение, а потом остолбенел.
– Что там за…
Он в ужасе подался вперед: на его глазах все корабли боевого охранения системы пришли в движение. Но двинулись они не вслед за эвакуационными транспортами, а навстречу хевам.
– Какого черта они собираются делать? – пробормотал он.
– Они вбили себе в головы, что таким образом «отвлекут» противника, – прозвучал позади тусклый голос.
Повернувшись, лейтенант увидел темноволосую женщину в скафандре с нашивками коммандера. На бэйдже значилась фамилия: «Ярувальская». Выглядела она невероятно подавленной и опустошенной.
– В каком смысле «отвлечь»?
Коммандер пожала плечами и ответила вопросом на вопрос:
– Вам знакомо словосочетание «честь флага», лейтенант?
– Конечно.
– А что вы знаете о его происхождении?
– Ну… похоже, ничего, – признался он.
– Так вот, – заговорила Ярувальская, не отрывая глаз от голограммы, – на Старой Земле, в столь глубокой древности, что тогдашний флот плавал по воде, причем даже не с помощью паровых машин, а под парусами, существовал любопытный обычай. Если капитан встречался с противником, одолеть которого не надеялся, он делал единственный бортовой залп – и тут же со всей возможной скоростью спускал флаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Черт побери, такое впечатление, что я разговариваю не с хладнокровным боевым офицером, а с паршивым штафиркой! Неужели вам не стыдно выказывать трусость перед лицом врага? – взревел Сантино.
Глаза Ярувальской полыхнули такой яростью, что сидевшая поблизости сотрудница сжалась в комок.
– Ни одна статья Военного кодекса не обязывает меня выслушивать оскорбления, адмирал Сантино, – произнесла она, роняя каждое слово как осколок льда. – Мой долг заключается в объективной оценке оперативной ситуации. Именно это я и делаю. Неприятель – без учета кораблей поддержки – имеет перед нами шестикратное превосходство по тоннажу. Их ста сорока семи миллионам тонн мы можем противопоставить только двадцать пять с небольшим.
– Коммандер, ваше дело не умничать, а выполнять приказы! – заорал Сантино, ударив кулаком по столу.
Взбешенная Ярувальская уже открыла рот, намереваясь произнести слова, которые навсегда положили бы конец ее карьере, но замерла, поняв, что кроется за воинственным раздражением адмирала.
Страх. Причем в первую очередь не страх за свою жизнь – естественная реакция человека, которого грозит подмять под себя колесница смерти, – но обессиливающая, паническая боязнь ответственности. Страх перед отступлением без единого выстрела, которое безнадежно испортит послужной список.
Андреа сглотнула. Никто не учил ее, что делать, если командира парализовала паника и он перестал соображать – и именно с этим она сейчас и столкнулась. «Наверное, – с неожиданным спокойствием подумала Ярувальская, – страх в подобных обстоятельствах вполне объясним и простителен, только вот не стоило ему поминать Адлер и коммодора Иржин. Она не сдала систему, а погибла, не успев сделать и выстрела. А он всегда был ханжой и лицемером, болтавшим попусту о том, что он непременно сделал бы, оказавшись на ее месте».
Правда, такие разговоры вел не один Сантино. Полное уничтожение оперативной группы Иржин потрясло Королевский флот, ибо мантикорские флотоводцы пребывали в убеждении, что хевы не способны на подобный успех. Во всяком случае, в операциях против Мантикоры. Официальная комиссия по расследованию вынесла свой вердикт всего шесть месяцев назад, скрупулезно проанализировав все допущенные Иржин ошибки и подвергнув острой критике умонастроения, сделавшие эти ошибки возможными. Комиссия заслуживала благодарности за то, что не попыталась замять дело – иначе другие командующие могли повторить те же ошибки. Однако опубликование ее выводов имело и негативные последствия: многие офицеры стали пуще смерти бояться ярлыка «пассивного» или «недостаточно инициативного» командира.
Как только что стало ясно, Элвис Сантино принадлежал именно к этой категории дезориентированных и сбитых с толку. Хуже того, его застали врасплох – и теперь он, пребывая в полной растерянности, не смел признаться в этом даже самому себе и пытался приписать собственные страхи офицерам своего штаба. Что лишь усиливало его растерянность, с одной стороны, и желание доказать собственную решительность и смелость – с другой.
– Сэр, – сказала Ярувальская, заставив свой голос звучать подчеркнуто спокойно, в надежде, что это поможет найти действенные аргументы, – что бы ни говорили вы или я, это никоим образом не повлияет на тактическую ситуацию. А она такова: корабли стены неприятеля имеют суммарное преимущество по гразерам в пять раз, по лазерам – в пять с половиной, а по ракетам – в шесть… да и то в том случае, если они не прячут где-то дополнительные силы. В данных обсто…
– Коммандер, я не сдам им систему без единого выстрела, – заявил Сантино с неизвестно откуда взявшимся в его голосе решительным спокойствием, которое пугало еще больше, чем недавняя вспышка неконтролируемой ярости. – Да, нестроевой персонал подлежит эвакуации, но, черт побери, о том, чтобы я уступил этим ублюдкам Сифорд без боя, не может быть и речи. В отличие от некоторых, мне известно, в чем состоит мой долг!
– Сэр, мы не в состоянии противостоять им в открытом бою. Любая попытка…
– Я и не собираюсь выстраивать перед ними стену, – с тем же устрашающим спокойствием произнес Сантино. – Вы забываете о наших подвесках и нашем превосходстве в электронике.
– Сэр! – Ярувальская старалась скрыть отчаяние в голосе, однако сама чувствовала, что не слишком в этом преуспела. – Сэр, подвески есть и у них. Разведка считает, что они используют технологию Лиги для модерниза…
– Их пусковые комплексы нашим в подметки не годятся! – прервал ее Сантино. – Не говоря уж о средствах радиоэлектронного противодействия и противоракетной обороны. Мы можем сойтись с ними, нанести удар с ближней дистанции и уйти в отрыв. Все наши супердредноуты оснащены новейшими компенсаторами, так что хевам нас не догнать. Погоня за боевыми кораблями лишь отвлечет их от преследования судов с эвакуируемыми.
«О боже, – подумала Ярувальская, холодея от ужаса при виде появившегося в глазах адмирала азартного блеска. – Господи, он еще и придумал своему безумию тактическое обоснование. Он слишком глуп и слишком боится показаться трусом, а теперь ему кажется, будто есть возможность подвести под свои действия „логическую основу“. И на этой основе состряпать для командования пристойный отчет».
– Сэр, при их подавляющем количественном превосходстве качественное преимущество наших пусковых комплексов не будет иметь значения, – сказала она, как могла спокойно и рассудительно. – Кроме того…
– Коммандер, я отстраняю вас от исполнения обязанностей! – заявил Сантино. – Мне нужны советы боевого офицера, а не болтовня трусов и паникеров.
Ярувальская дернулась, словно от удара, и лицо ее побледнело. Не от стыда – от гнева.
– Адмирал, долг обязывает меня представлять вам объективные оценки… – начала было она.
Сантино грохнул кулаком по столу.
– Вы отстранены от должности, и вам незачем больше отираться на мостике! Убирайтесь прочь, Ярувальская, и с мостика, и с моего корабля! Проваливайте! Через пять минут я перешлю на базу приказ о вашей эвакуации, а сейчас уматывайте. Трусы мне здесь не нужны!
– Сэр, я…
– Молчать! – взревел Сантино.
Несмотря на собственные гнев и отчаяние, коммандер понимала, что он просто вымещает на ней гнев на себя, на собственный страх, растерянность и беспомощность. Флагман едва ли мог выбрать для этого менее подходящий объект, чем собственный операционист, тактик штаба, единственный офицер, которого он обязан был выслушать в подобной обстановке. Увы, она просто не представляла себе, как можно достучаться или докричаться до этого упрямого безумца. А он тем временем нажал клавишу коммуникатора.
– Капитанский мостик слушает! – прозвучало из динамика.
– Капитан Таско, примите к сведению, что я только что освободил коммандера Ярувальскую от обязанностей операциониста моего штаба, – язвительно произнес Сантино, одновременно прожигая Андреа злобным взглядом. – Я хочу, чтобы она покинула наш корабль – немедленно! Посадите ее на бот и переправьте на эвакуационное судно. Все равно на какое. И вот что, капитан… – Он сделал паузу и презрительно скривил губы. – Если возникнет необходимость, распорядитесь, чтобы полковник Веллерман выдворил ее с «Хадриана» под стражей.
Секунд десять коммуникатор молчал.
– Сэр, – голос Таско звучал нарочито невозмутимо. – Вы уверены?..
– Абсолютно уверен, капитан! – отрезал Сантино и отключил связь.
– Вон, – бросил он Ярувальской и повернулся к ней спиной.
Она обвела взглядом остальных находившихся в отсеке офицеров, но все отводили глаза. В одно мгновение она превратилась в парию, в неприкасаемую. Была она права или нет, в данном случае не имело значения: ее отстранили от должности за трусость, и ее сослуживцам, ее недавним товарищам казалось, что, соприкоснувшись с ней даже взглядом, они заразятся той же проказой.
Ей хотелось закричать, призвать их опомниться и помешать обезумевшему Сантино погубить и их, и себя, но она понимала, что все бесполезно. Эти люди скорее поставили бы под угрозу жизни, свои и чужие, чем осмелились бы навлечь на себя гнев командующего… или рискнуть своей карьерой.
Еще на секунду задержав взгляд на коллегах, которых, как подсказывал ей внутренний голос, она видела в последний раз, Андреа повернулась и молча покинула помещение.
* * *
«Хорошо хоть план эвакуации вроде не провалился, – с облегчением думал Гейне, проплывая по переходному туннелю бота к шлюпочному отсеку корабля ее величества „Колдовство“. – Увы, похоже, все остальное пойдет прахом»
Достигнув конца туннеля, он схватился за поручень, втянул себя в зону бортовой гравитации тяжелого крейсера и представился встревоженному энсину, регистрировавшему прибывавших.
– Гейнс Генрих, лейтенант.
Пальцы молодой женщины забегали по клавиатуре, вводя имя в компьютер для сверки со списками, переданными с Третьей орбитальной базы двадцать три минуты назад. Сигнал подтверждения пришел почти мгновенно, и она обернулась через плечо к лейтенанту, выполнявшему обязанности командира шлюпочного отсека.
– Последний человек прибыл, сэр! – доложила она. – Все эвакуируемые на борту.
Лейтенант кивнул и склонился над терминалом.
* * *
– Последний эвакуационный корабль стартовал, сэр, – доложил адмиралу Сантино капитан Джастин Таско.
Он понимал, что голос его звучит неестественно натянуто, но, похоже, ничего не мог с собой поделать. Его попытка урезонить Сантино вызвала лишь бешеную вспышку ярости. Теперь он оказался заложником своего служебного долга и уставных обязанностей, и понимание того, что получаемые им приказы безумны, не избавляло его от необходимости их исполнять.
– Хорошо, – сказал Сантино.
Его лицо на экране коммуникатора, связывавшего капитанский и флагманский мостики флагманского корабля, расплылось в улыбке. Которая, впрочем, тут же растаяла.
– Вы вышвырнули эту су… – Адмирал осекся, стиснул зубы и спустя секунду, уже более спокойно, спросил: – Коммандер Ярувальская покинула корабль?
– Так точно, сэр! – безжизненным тоном ответил Таско.
Он два года прослужил флаг-капитаном при адмирале Хеннеси и все это время тесно сотрудничал с коммандером Ярувальской – однако разница в звании и Военный кодекс, запрещавший «младшим по званию оценивать или комментировать действия командиров и начальников в форме, подрывающей их авторитет и ставящей под сомнение право на осуществление властных полномочий» не позволяли ему сказать этому тупоголовому, невежественному, как свинья, остолопу, что он на самом деле о нем думает.
– Наш бот доставил ее на борт «Колдовства» восемнадцать минут назад.
– Прекрасно, Джастин. В таком случае готовьтесь к старту.
– Есть, сэр! – без тени эмоций ответил Таско и начал отдавать необходимые распоряжения.
* * *
Несмотря на относительно невысокое звание, Гейнс быстро нашел дорогу в боевой информационный центр тяжелого крейсера, козыряя своим статусом – начальник сенсорной станции. «Точнее, бывший начальник», – с кладбищенским юмором подумал Гейнс, когда помощник старшего тактика крейсера в ответ на его просьбу кивком пригласил его в отсек, а потом, опять-таки жестом, указал место, откуда лейтенант мог видеть голограмму общего обзора. Некоторое время Генрих всматривался в изображение, а потом остолбенел.
– Что там за…
Он в ужасе подался вперед: на его глазах все корабли боевого охранения системы пришли в движение. Но двинулись они не вслед за эвакуационными транспортами, а навстречу хевам.
– Какого черта они собираются делать? – пробормотал он.
– Они вбили себе в головы, что таким образом «отвлекут» противника, – прозвучал позади тусклый голос.
Повернувшись, лейтенант увидел темноволосую женщину в скафандре с нашивками коммандера. На бэйдже значилась фамилия: «Ярувальская». Выглядела она невероятно подавленной и опустошенной.
– В каком смысле «отвлечь»?
Коммандер пожала плечами и ответила вопросом на вопрос:
– Вам знакомо словосочетание «честь флага», лейтенант?
– Конечно.
– А что вы знаете о его происхождении?
– Ну… похоже, ничего, – признался он.
– Так вот, – заговорила Ярувальская, не отрывая глаз от голограммы, – на Старой Земле, в столь глубокой древности, что тогдашний флот плавал по воде, причем даже не с помощью паровых машин, а под парусами, существовал любопытный обычай. Если капитан встречался с противником, одолеть которого не надеялся, он делал единственный бортовой залп – и тут же со всей возможной скоростью спускал флаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109