Как сказал кто-то из мыслителей Старой Земли, «для торжества зла не нужно ничего, кроме бездействия добрых людей».
Но именно бездействие было противно самой природе Хонор Харрингтон. Неспособность к самоустранению составляла ее жизненный стержень. Если на свете существовали всякого рода Бюро госбезопасности и Комитеты общественного спасения, то кто-то должен был давать отпор и им, и Павлам Юнгам, и Уильямам Фицкларенсам, и… всем, кто сделал ее такой, какой она стала. И когда убитые ею люди являлись ей в снах, она могла встретиться с ними лицом к лицу и заглянуть в их мертвые глаза. Не без печали, не без чувства вины, но не позволяя вине или печали взять над собой верх. Она понимала, что, попытавшись уклониться, тем самым возложила бы страшную ответственность на кого-то другого, у кого могло и не быть ее дара. А значит, она подвела бы королеву и правительство, вручивших ей власть над людьми, и своих подчиненных, за жизни которых была в ответе.
Вот и получалось, что, хотя больше всего на свете ей хотелось избавиться от этой мрачной необходимости, она заставляла себя просматривать и утверждать приговоры. Это было частью ее работы. В конце концов, именно она учредила военный трибунал, и именно ей надлежало следить за тем, чтобы его приговоры являлись актами правосудия, а не сведением счетов. Ей, а не Алистеру МакКеону или кому-то другому из подчиненных. Выбора у нее не было, но это ничуть не облегчало бремени ответственности. За прошедшие шесть месяцев трибунал отправил на виселицу пятьдесят восемь сотрудников БГБ, и память об этом заставляла Хонор испытывать горечь, когда капитан Бенсон заливалась смехом. Гарриет вовсе не злорадствовала по поводу гибели врагов. Просто она была обыкновенным человеком, а потому испытывала глубокое удовлетворение, видя, как те, кто поставил себя над законом, вдруг обнаружили, что они жестоко ошиблись.
Нимиц издал тихое укоряющее мурчание, и Хонор, мысленно встряхнув себя за шкирку, молча извинилась перед котом.
«Я просто еще не проснулась, – сказала она себе. – Плохо вскакивать посреди ночи». Темнота за стенами командного пункта сделала ее более уязвимой и для тьмы, затаившейся в глубинах мозга, но ласковое прикосновение Нимица к ее сознанию, подобно солнечному лучику, разогнало мрачные тени. Конечно, кота трудно было назвать непредвзятым свидетелем, но он знал Хонор лучше, чем кто-либо другой. Собственно, он знал ее лучше, чем знала себя она сама, и его не отягощенная сложностями любовь эхом сопровождала озвученный мурчаньем упрек: ну нельзя же так плохо к себе относиться!
– Хонор?
Обеспокоенный голос Гарриет Бенсон вернул Харрингтон к реальности.
– Прошу прощения, – сказала она с почти естественной улыбкой. – Мы с Нимицем только-только заснули, когда позвонила коммандер Филипс. Боюсь, я спросонок плохо соображаю.
– Адмирал, вы еще слишком молоды, чтобы ссылаться на старческую немощь! – строго сказала Гарриет.
Хонор захихикала.
– Так-то лучше, – хмыкнула Бенсон и под притворно-сердитым взглядом Харрингтон тоже покатилась со смеху.
Смех, подобно свежему ветерку, разогнал остатки горечи. В конце концов, подумала Хонор, глупо сердиться на Гарриет за то, что, вырвавшись из «Геенны», она не предается скорби, а радуется жизни. К тому же душевный подъем Бенсон объяснялся не только тем, что костоломы из БГБ получили по заслугам, но и успехами Фрица Монтойи. Исследовав ее, Десуи и других узников, на которых сказались последствия питания «псевдокартофелем», Фриц определил нейротоксин, поразивший, как оказалось, не только речевые, но и другие жизненно важные центры. Еще не до конца разобравшись в его вредоносном действии, Фриц тем не менее сумел, используя медицинское оборудование базы, разработать методику удаления яда из организма. Бенсон посещала процедуры уже месяц, и речь ее стала гораздо более внятной.
«Если честно, – подумала Хонор, – теперь она говорит не менее четко, чем я. Но вот с моими мертвыми нервами Фрицу с таким устаревшим оборудованием не справиться».
– Что мы имеем? – спросила Хонор, и Бенсон кивнула на огромную голосферу системы Цербера.
Осознав происходящее внутри голосферы, Хонор резко вскинула голову.
Дисплей был сфокусирован на Цербере-Б, звезде класса G3, спутником которой являлся Аид, а не на Цербере-А, главном в тройной системе Цербера. Цербер-Б вращался вокруг более крупной звезды класса F4, средний радиус орбиты составлял сто восемьдесят световых минут, эксцентриситет двенадцать процентов. На данный момент он только что миновал апоастрий и находился от Цербера-А почти точно в десяти световых часах. Цербер-В, холодная, лишенная планет звезда класса М9, имел гораздо более эксцентрическую орбиту, средний радиус которой составлял примерно сорок восемь световых часов. Третья голова Цербера никогда не приближалась к Церберу-А меньше чем на тридцать три световых часа. К Аиду ему случалось оказываться и ближе, но такие сближения происходили раз в несколько столетий. Хонор надеялась, что ее пребывание в системе не затянется на столь долгий срок и ей не придется рассматривать угрюмую звезду с близкого расстояния.
Так или иначе, на данный момент значение имело не взаимное расположение звезд, а мигающая красная точка, обозначавшая импеллерный след. Протянувшаяся от красной бусинки проекция вектора пересекала орбиту Аида.
– Пока все идет, как должно, – сказала Бенсон, пока Хонор всматривалась в детали. – Они находятся в системе уже двадцать одну минуту и ответили на наш запрос, – (она сверилась с записью), – девять минут и двадцать одну секунду назад. Через пятнадцать секунд после этого они должны были получить наше подтверждение. Курс у них прежний, на пересечение с орбитой Аида. Если он не изменится, они достигнут точки разворота через сто тринадцать минут.
– Хорошо, – пробормотала Хонор, задержав взгляд на голосфере еще на долю секунды, после чего отвернулась и, перейдя к главной консоли поста связи, остановилась позади коммандера Филипс и Скотти Тремэйна. Горацио Харкнесс сидел сбоку, вместе с двумя помогавшими ему электронщиками. Глядя в два дисплея одновременно, Харкнесс, не поворачиваясь, разговаривал с Тремэйном.
– Думаю, сэр, для следующего сеанса связи можно запустить «гражданина коммандера Рагман», – сказал он, сосредоточившись настолько, что начисто позабыл привычный диалект «нижней палубы».
– Идея мне нравится, – ответил Тремэйн.
Харкнесс хмыкнул и повернулся к помощнику.
– Проверь, может ли компьютер заставить ее чуть-чуть улыбнуться. Главное, не перестарайся. И брось ее мне на «тройку», как только сделаешь.
– Уже делаю, главстаршина, – отозвался электронщик.
– Кто к нам прилетел? – спросила Хонор, снова повернувшись к Бенсон.
– Согласно первому докладу, это тяжелый крейсер БГБ «Крашнарк», прибыл с новой партией заключенных. Я выудила его характеристики из базы данных. Он относится к их новому классу – «Марс». Если я все поняла верно, это серьезный противник.
– Так и есть, – тихо подтвердила Хонор, вспомнив смертельную ловушку, и правый уголок ее рта приподнялся в почти незаметной улыбке.
К кораблям класса «Марс» у нее имелся свой счет, а принадлежность «Крашнарка» к флоту БГБ сулила ей еще большее удовольствие.
«Только не спеши, Хонор, – напоминала она себе. – Не торопись, а то все испортишь!»
– Коммандер Филипс, а раньше «Крашнарк» здесь бывал?
– Нет, мэм, – тут же ответила Филипс – Я прошерстила все файлы: корабль в систему не заходил. Гражданка капитан Пангборн и ее офицер связи к Церберу не летали. За весь экипаж не поручусь, но все, кто на вахте, прибывают сюда впервые.
– Превосходно, – пробормотала Хонор. – Быстро вы с этим разобрались, коммандер. Спасибо.
– Рада стараться, – искренне ответила Филипс.
Хонор улыбнулась ей и снова обратилась к Бенсон:
– Если они все новички, физиономия «коммандера Рагман» нам, пожалуй, не понадобится. Раз они все равно никого из здешнего персонала не знают, давайте вернем фантома Харкнесса обратно в компьютер и заменим живым человеком. Кто у нас мог бы притвориться хевом?
– Зачем притворяться, леди Хонор, если у вас есть я? – послышался чей-то тихий голос.
Харрингтон в удивлении обернулась. Кривовато улыбаясь, к ней шел Уорнер Кэслет, оторвавшийся, наконец, от стены, которую он все это время подпирал.
– Уверены, Уорнер? – спокойно спросила она еще тише, чувствуя, что все присутствующие напряглись, борясь с неистовым желанием обернуться и посмотреть на них с Кэслетом.
– Так точно, мэм, – ответил он, невозмутимо встретившись взглядом с ее единственным зрячим глазом.
Спокойствие его было во многом напускным, но говорил он с уверенностью, какой не проявлял, пожалуй, со времени прибытия на Аид.
– Могу я спросить – почему? – спросила она.
– Адмирал Парнелл прав, – просто сказал Уорнер. – Я не могу вернуться домой, в лапы мясников, захвативших власть у меня на родине. Выходит, я могу помочь Республике, только сотрудничая с ее врагами. Кажется, кто-то говорил, что мы часто вынуждены делать больно тем, кого любим.
За его шутливым тоном крылась такая боль, что к глазам Хонор подступили слезы.
– А если Комитет общественного спасения будет свергнут? – спросила она. – Уорнер, вы вступаете на опасный путь. Даже если «мясников» вышвырнут из их нынешних кабинетов, люди, которые придут им на смену, могут не понять ваших побуждений и счесть вас предателем.
– Я думал об этом, – признался Кэслет. – Вы правы, перейдя черту и вступив с вами в активное сотрудничество, я, видимо, должен буду навсегда распроститься с надеждой на возвращение. Но иначе мне остается лишь сидеть сложа руки, а это, как я понял, не для меня.
Хонор ощутила укол удивления: его мысли оказались созвучны ее собственным, совсем недавним.
– Это оборотная сторона свободы выбора, о которой говорил адмирал Парнелл, – продолжил Уорнер. – Получив право выбора, человек не может остаться в ладу с собой, если откажется им воспользоваться. Кроме того, в последнее время адмирал много рассказывал мне о капитане Ю. Если у него хватило духу не просто перейти на сторону Альянса, но и вернуться на Грейсон, значит, клянусь богом, я тоже могу совершить нечто подобное. Если, конечно, вы позволите.
Несколько секунд Хонор неотрывно смотрела на Кэслета, и все это время в помещении царила напряженная тишина. Она воспринимала шквал эмоций присутствующих, добрая треть которых считали, что если даже она только раздумывает, можно ли довериться в столь важном деле хеву, она попросту спятила. Зато Бенсон, Харкнесс и Тремэйн – люди, знавшие Уорнера достаточно хорошо, – не испытывали никаких сомнений. Да и сама Хонор, если и колебалась, то не потому, что боялась довериться Кэслету. Просто она чувствовала, чего стоит ему это решение.
«Однако, – печально подумала Харрингтон, – это и вправду свободный выбор, а цену, которую ему придется платить, назначит его совесть»
– Хорошо, Уорнер, – сказала она и повернулась к Харкнессу.
– Горацио, можете вы одеть граж… – Она осеклась и поправилась: – Старшина, сумеет ваша волшебная шкатулка обрядить коммандера Кэслета в мундир БГБ? Чтобы на «Крашнарке» он сошел за «черноногого»?
– Плёвое дело, мэм, – ухмыльнулся Харкнесс.
– Тогда садитесь, Уорнер, – распорядилась Хонор, указав на кресло перед главной консолью связи. – Сценарий вы знаете.
ГЛАВА 41
Со своей задачей Кэслет справился безукоризненно.
Приближавшийся крейсер ничего не заподозрил: да и с какой бы стати? Что вообще могло произойти на самой законспирированной и надежно охраняемой базе Госбезопасности? Конечно, никто не мог полностью исключить вероятность вражеского вторжения, но все орбитальные системы были целы и невредимы, запрос прибывшим база послала вовремя и в точном соответствии с предусмотренной инструкцией БГБ процедурой. Обмен кодированными посланиями осуществлялся по защищенным линиям, а обломки курьерской яхты лейтенант-коммандера Проксмира давно затерялись в пространстве.
Инструкции Кэслета не вызвали никаких подозрений, и корабль БГБ «Крашнарк» подчинился без лишних вопросов. Миновав заградительную зону, очищенную людьми Хонор от мин, он разместился на определенной ему командным пунктом Стикса парковочной орбите и подготовился принять три шаттла, которые база «Харон» выслала за осужденными.
* * *
Гражданин сержант пехотного корпуса Госбезопасности Максвелл Риожетти с дробовиком в руках стоял в шлюпочной галерее спиной к переходному туннелю и, щурясь, следил за пленными манти. То есть, строго говоря, манти тут были далеко не все: попадались и занзибарцы, и ализонцы, человек двадцать-тридцать грейсонцев и горстка эревонцев, на свое несчастье оказавшихся в составе занзибарского пикета, – но Риожетти всех их считал манти. И радовался тому, что все они трясутся от страха, ожидая отправки на планету, не напрасно названную Адом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Но именно бездействие было противно самой природе Хонор Харрингтон. Неспособность к самоустранению составляла ее жизненный стержень. Если на свете существовали всякого рода Бюро госбезопасности и Комитеты общественного спасения, то кто-то должен был давать отпор и им, и Павлам Юнгам, и Уильямам Фицкларенсам, и… всем, кто сделал ее такой, какой она стала. И когда убитые ею люди являлись ей в снах, она могла встретиться с ними лицом к лицу и заглянуть в их мертвые глаза. Не без печали, не без чувства вины, но не позволяя вине или печали взять над собой верх. Она понимала, что, попытавшись уклониться, тем самым возложила бы страшную ответственность на кого-то другого, у кого могло и не быть ее дара. А значит, она подвела бы королеву и правительство, вручивших ей власть над людьми, и своих подчиненных, за жизни которых была в ответе.
Вот и получалось, что, хотя больше всего на свете ей хотелось избавиться от этой мрачной необходимости, она заставляла себя просматривать и утверждать приговоры. Это было частью ее работы. В конце концов, именно она учредила военный трибунал, и именно ей надлежало следить за тем, чтобы его приговоры являлись актами правосудия, а не сведением счетов. Ей, а не Алистеру МакКеону или кому-то другому из подчиненных. Выбора у нее не было, но это ничуть не облегчало бремени ответственности. За прошедшие шесть месяцев трибунал отправил на виселицу пятьдесят восемь сотрудников БГБ, и память об этом заставляла Хонор испытывать горечь, когда капитан Бенсон заливалась смехом. Гарриет вовсе не злорадствовала по поводу гибели врагов. Просто она была обыкновенным человеком, а потому испытывала глубокое удовлетворение, видя, как те, кто поставил себя над законом, вдруг обнаружили, что они жестоко ошиблись.
Нимиц издал тихое укоряющее мурчание, и Хонор, мысленно встряхнув себя за шкирку, молча извинилась перед котом.
«Я просто еще не проснулась, – сказала она себе. – Плохо вскакивать посреди ночи». Темнота за стенами командного пункта сделала ее более уязвимой и для тьмы, затаившейся в глубинах мозга, но ласковое прикосновение Нимица к ее сознанию, подобно солнечному лучику, разогнало мрачные тени. Конечно, кота трудно было назвать непредвзятым свидетелем, но он знал Хонор лучше, чем кто-либо другой. Собственно, он знал ее лучше, чем знала себя она сама, и его не отягощенная сложностями любовь эхом сопровождала озвученный мурчаньем упрек: ну нельзя же так плохо к себе относиться!
– Хонор?
Обеспокоенный голос Гарриет Бенсон вернул Харрингтон к реальности.
– Прошу прощения, – сказала она с почти естественной улыбкой. – Мы с Нимицем только-только заснули, когда позвонила коммандер Филипс. Боюсь, я спросонок плохо соображаю.
– Адмирал, вы еще слишком молоды, чтобы ссылаться на старческую немощь! – строго сказала Гарриет.
Хонор захихикала.
– Так-то лучше, – хмыкнула Бенсон и под притворно-сердитым взглядом Харрингтон тоже покатилась со смеху.
Смех, подобно свежему ветерку, разогнал остатки горечи. В конце концов, подумала Хонор, глупо сердиться на Гарриет за то, что, вырвавшись из «Геенны», она не предается скорби, а радуется жизни. К тому же душевный подъем Бенсон объяснялся не только тем, что костоломы из БГБ получили по заслугам, но и успехами Фрица Монтойи. Исследовав ее, Десуи и других узников, на которых сказались последствия питания «псевдокартофелем», Фриц определил нейротоксин, поразивший, как оказалось, не только речевые, но и другие жизненно важные центры. Еще не до конца разобравшись в его вредоносном действии, Фриц тем не менее сумел, используя медицинское оборудование базы, разработать методику удаления яда из организма. Бенсон посещала процедуры уже месяц, и речь ее стала гораздо более внятной.
«Если честно, – подумала Хонор, – теперь она говорит не менее четко, чем я. Но вот с моими мертвыми нервами Фрицу с таким устаревшим оборудованием не справиться».
– Что мы имеем? – спросила Хонор, и Бенсон кивнула на огромную голосферу системы Цербера.
Осознав происходящее внутри голосферы, Хонор резко вскинула голову.
Дисплей был сфокусирован на Цербере-Б, звезде класса G3, спутником которой являлся Аид, а не на Цербере-А, главном в тройной системе Цербера. Цербер-Б вращался вокруг более крупной звезды класса F4, средний радиус орбиты составлял сто восемьдесят световых минут, эксцентриситет двенадцать процентов. На данный момент он только что миновал апоастрий и находился от Цербера-А почти точно в десяти световых часах. Цербер-В, холодная, лишенная планет звезда класса М9, имел гораздо более эксцентрическую орбиту, средний радиус которой составлял примерно сорок восемь световых часов. Третья голова Цербера никогда не приближалась к Церберу-А меньше чем на тридцать три световых часа. К Аиду ему случалось оказываться и ближе, но такие сближения происходили раз в несколько столетий. Хонор надеялась, что ее пребывание в системе не затянется на столь долгий срок и ей не придется рассматривать угрюмую звезду с близкого расстояния.
Так или иначе, на данный момент значение имело не взаимное расположение звезд, а мигающая красная точка, обозначавшая импеллерный след. Протянувшаяся от красной бусинки проекция вектора пересекала орбиту Аида.
– Пока все идет, как должно, – сказала Бенсон, пока Хонор всматривалась в детали. – Они находятся в системе уже двадцать одну минуту и ответили на наш запрос, – (она сверилась с записью), – девять минут и двадцать одну секунду назад. Через пятнадцать секунд после этого они должны были получить наше подтверждение. Курс у них прежний, на пересечение с орбитой Аида. Если он не изменится, они достигнут точки разворота через сто тринадцать минут.
– Хорошо, – пробормотала Хонор, задержав взгляд на голосфере еще на долю секунды, после чего отвернулась и, перейдя к главной консоли поста связи, остановилась позади коммандера Филипс и Скотти Тремэйна. Горацио Харкнесс сидел сбоку, вместе с двумя помогавшими ему электронщиками. Глядя в два дисплея одновременно, Харкнесс, не поворачиваясь, разговаривал с Тремэйном.
– Думаю, сэр, для следующего сеанса связи можно запустить «гражданина коммандера Рагман», – сказал он, сосредоточившись настолько, что начисто позабыл привычный диалект «нижней палубы».
– Идея мне нравится, – ответил Тремэйн.
Харкнесс хмыкнул и повернулся к помощнику.
– Проверь, может ли компьютер заставить ее чуть-чуть улыбнуться. Главное, не перестарайся. И брось ее мне на «тройку», как только сделаешь.
– Уже делаю, главстаршина, – отозвался электронщик.
– Кто к нам прилетел? – спросила Хонор, снова повернувшись к Бенсон.
– Согласно первому докладу, это тяжелый крейсер БГБ «Крашнарк», прибыл с новой партией заключенных. Я выудила его характеристики из базы данных. Он относится к их новому классу – «Марс». Если я все поняла верно, это серьезный противник.
– Так и есть, – тихо подтвердила Хонор, вспомнив смертельную ловушку, и правый уголок ее рта приподнялся в почти незаметной улыбке.
К кораблям класса «Марс» у нее имелся свой счет, а принадлежность «Крашнарка» к флоту БГБ сулила ей еще большее удовольствие.
«Только не спеши, Хонор, – напоминала она себе. – Не торопись, а то все испортишь!»
– Коммандер Филипс, а раньше «Крашнарк» здесь бывал?
– Нет, мэм, – тут же ответила Филипс – Я прошерстила все файлы: корабль в систему не заходил. Гражданка капитан Пангборн и ее офицер связи к Церберу не летали. За весь экипаж не поручусь, но все, кто на вахте, прибывают сюда впервые.
– Превосходно, – пробормотала Хонор. – Быстро вы с этим разобрались, коммандер. Спасибо.
– Рада стараться, – искренне ответила Филипс.
Хонор улыбнулась ей и снова обратилась к Бенсон:
– Если они все новички, физиономия «коммандера Рагман» нам, пожалуй, не понадобится. Раз они все равно никого из здешнего персонала не знают, давайте вернем фантома Харкнесса обратно в компьютер и заменим живым человеком. Кто у нас мог бы притвориться хевом?
– Зачем притворяться, леди Хонор, если у вас есть я? – послышался чей-то тихий голос.
Харрингтон в удивлении обернулась. Кривовато улыбаясь, к ней шел Уорнер Кэслет, оторвавшийся, наконец, от стены, которую он все это время подпирал.
– Уверены, Уорнер? – спокойно спросила она еще тише, чувствуя, что все присутствующие напряглись, борясь с неистовым желанием обернуться и посмотреть на них с Кэслетом.
– Так точно, мэм, – ответил он, невозмутимо встретившись взглядом с ее единственным зрячим глазом.
Спокойствие его было во многом напускным, но говорил он с уверенностью, какой не проявлял, пожалуй, со времени прибытия на Аид.
– Могу я спросить – почему? – спросила она.
– Адмирал Парнелл прав, – просто сказал Уорнер. – Я не могу вернуться домой, в лапы мясников, захвативших власть у меня на родине. Выходит, я могу помочь Республике, только сотрудничая с ее врагами. Кажется, кто-то говорил, что мы часто вынуждены делать больно тем, кого любим.
За его шутливым тоном крылась такая боль, что к глазам Хонор подступили слезы.
– А если Комитет общественного спасения будет свергнут? – спросила она. – Уорнер, вы вступаете на опасный путь. Даже если «мясников» вышвырнут из их нынешних кабинетов, люди, которые придут им на смену, могут не понять ваших побуждений и счесть вас предателем.
– Я думал об этом, – признался Кэслет. – Вы правы, перейдя черту и вступив с вами в активное сотрудничество, я, видимо, должен буду навсегда распроститься с надеждой на возвращение. Но иначе мне остается лишь сидеть сложа руки, а это, как я понял, не для меня.
Хонор ощутила укол удивления: его мысли оказались созвучны ее собственным, совсем недавним.
– Это оборотная сторона свободы выбора, о которой говорил адмирал Парнелл, – продолжил Уорнер. – Получив право выбора, человек не может остаться в ладу с собой, если откажется им воспользоваться. Кроме того, в последнее время адмирал много рассказывал мне о капитане Ю. Если у него хватило духу не просто перейти на сторону Альянса, но и вернуться на Грейсон, значит, клянусь богом, я тоже могу совершить нечто подобное. Если, конечно, вы позволите.
Несколько секунд Хонор неотрывно смотрела на Кэслета, и все это время в помещении царила напряженная тишина. Она воспринимала шквал эмоций присутствующих, добрая треть которых считали, что если даже она только раздумывает, можно ли довериться в столь важном деле хеву, она попросту спятила. Зато Бенсон, Харкнесс и Тремэйн – люди, знавшие Уорнера достаточно хорошо, – не испытывали никаких сомнений. Да и сама Хонор, если и колебалась, то не потому, что боялась довериться Кэслету. Просто она чувствовала, чего стоит ему это решение.
«Однако, – печально подумала Харрингтон, – это и вправду свободный выбор, а цену, которую ему придется платить, назначит его совесть»
– Хорошо, Уорнер, – сказала она и повернулась к Харкнессу.
– Горацио, можете вы одеть граж… – Она осеклась и поправилась: – Старшина, сумеет ваша волшебная шкатулка обрядить коммандера Кэслета в мундир БГБ? Чтобы на «Крашнарке» он сошел за «черноногого»?
– Плёвое дело, мэм, – ухмыльнулся Харкнесс.
– Тогда садитесь, Уорнер, – распорядилась Хонор, указав на кресло перед главной консолью связи. – Сценарий вы знаете.
ГЛАВА 41
Со своей задачей Кэслет справился безукоризненно.
Приближавшийся крейсер ничего не заподозрил: да и с какой бы стати? Что вообще могло произойти на самой законспирированной и надежно охраняемой базе Госбезопасности? Конечно, никто не мог полностью исключить вероятность вражеского вторжения, но все орбитальные системы были целы и невредимы, запрос прибывшим база послала вовремя и в точном соответствии с предусмотренной инструкцией БГБ процедурой. Обмен кодированными посланиями осуществлялся по защищенным линиям, а обломки курьерской яхты лейтенант-коммандера Проксмира давно затерялись в пространстве.
Инструкции Кэслета не вызвали никаких подозрений, и корабль БГБ «Крашнарк» подчинился без лишних вопросов. Миновав заградительную зону, очищенную людьми Хонор от мин, он разместился на определенной ему командным пунктом Стикса парковочной орбите и подготовился принять три шаттла, которые база «Харон» выслала за осужденными.
* * *
Гражданин сержант пехотного корпуса Госбезопасности Максвелл Риожетти с дробовиком в руках стоял в шлюпочной галерее спиной к переходному туннелю и, щурясь, следил за пленными манти. То есть, строго говоря, манти тут были далеко не все: попадались и занзибарцы, и ализонцы, человек двадцать-тридцать грейсонцев и горстка эревонцев, на свое несчастье оказавшихся в составе занзибарского пикета, – но Риожетти всех их считал манти. И радовался тому, что все они трясутся от страха, ожидая отправки на планету, не напрасно названную Адом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109