Впрочем, на лужайке сейчас толпились вовсе не овцы; примерно пять сотен эххифов занимались подготовкой мероприятия, на которое явятся многие тысячи зрителей: они протягивали кабели и проверяли их изоляцию, сколачивали скамейки, опробовали систему трансляции. Хрип и шипение неудачно расположенных динамиков с раннего утра не давали спать жителям близлежащих кварталов: казалось, огромное стадо неуклюжих животных с громкими противными голосами мечется по парку, натыкаясь на все, что встречается на пути.
– Они сейчас проверяют громкость, – пояснил Урруах.
– Ну, с громкостью, – поморщилась от особенно пронзительного воя Рхиоу, – у них, похоже, все в порядке.
– Да нет, это была случайность. Скоро начнется проверка звучания голосов. Идем.
Они проскользнули поближе к эстраде и спрятались за одним из деревьев, которые окружали лужайку и к которым были привязаны оранжевые нейлоновые ленты ограждения. Для кошек оно не служило преградой, и Урруах с Рхиоу подобрались еще ближе – к большой дощатой загородке.
Там сидела огромная толпа эххифов без пиджаков – они настраивали инструменты, и какофония была такая, что Рхиоу несколько раз поморщилась.
– Это оркестр «Метрополитен-опера», только без первых скрипки и флейты, – пояснил Урруах.
Рхиоу заморгала: и скрипки, и флейты вроде бы все были на месте.
– Молодцы, что догадались начать пораньше, – сказала она. – Так они не будут страдать от жары.
– Могу только позавидовать, – вздохнул Урруах. Его густая шерсть летом доставляла ему немало неприятностей.
– Ну так воспользуйся магией, – посоветовала Рхиоу. – Охлади ветер, и пусть он тебя обвевает.
– Вот еще, – отмахнулся Урруах. – Зачем тратить энергию? Смотри, они начинают.
Рхиоу вытянула шею и взглянула на музыкантов: они затихли. Вышедший к ним эххиф не был изображен на афише. Это оказался коротенький, толстенький, кудрявый самец, который остановился перед оркестром и взмахнул небольшой палочкой.
– Он, случайно, не один из нас, магов? – спросила Рхиоу.
Урруах внимательно посмотрел на эххифа.
– Дирижер? Мне по крайней мере ничего об этом не известно. – Он склонил голову набок, прислушиваясь к голосу Шепчущей, затем кивнул: – Вот и она говорит – нет… Смотри, идет!
На сцене над тем местом, где сидели музыканты, появилась огромная фигура в рубашке с коротким рукавом и темных брюках. Для эххифа, решила Рхиоу, он довольно привлекателен; удивляло только количество меха на лице. Человек подошел к краю сцены и обменялся несколькими словами с коротеньким толстеньким дирижером. Оркестранты зашевелились и стали тихо ударять смычками по струнам.
Маленький эххиф что-то предложил, и большой эххиф кивнул и отошел, чтобы занять нужное место на сцене. Еще несколько секунд из динамиков доносились треск и свист, потом наступила тишина. Эххиф-дирижер поднял свою палочку.
Зазвучала музыка. Она показалась Рхиоу странной, как, впрочем, и всякая человеческая музыка. Урруах зачарованно смотрел на большого эххифа, который неожиданно запел.
Сила звука оказалась удивительной, даже без всяких технических приспособлений: в этом Урруах по крайней мере был прав. Послушав с минуту, Рхиоу тихо спросила Урруаха:
– Так о чем он так завывает?
– Ария называется «Нессун дорма». Это значит: никто не будет спать.
– При таком-то шуме… – пробормотала Рхиоу. – Можно понять, почему никто не будет спать.
– Ах, не привередничай, Рхи, – сказал Урруах. – Дай ему шанс показать себя. Послушай еще.
Рхиоу со вздохом послушалась. Для кошачьих ушей гармонии были странными и не разрешались правильно; Рхиоу решила, что, сколько ни слушай, это обстоятельство вряд ли изменится, во всяком случае для нее. Что ж, по крайней мере, зная Речь, она понимала смысл арии… Человек пел со страстью кота, надеющегося на исполнение своих желаний, стоя в одиночестве под звездами. Скоро звезды поблекнут, пел он, займется рассвет, и тогда он победит… хотя кого или что победит, оставалось пока неясным: в арии об этом ничего не говорилось. Может быть, другого самца? Похоже, все это имело отношение к какой-то самке, для которой самец и пел, – хотя никаких признаков ее присутствия и не наблюдалось, и вообще было непонятно, существует ли она в реальности. Это по крайней мере было вполне похоже на кота: наполнять своей песней одинокую безмолвную ночь, не зная, есть ли надежда на исполнение желания.
А может быть, – подумала Рхиоу, – это ее, ту, за которой ухаживает, он и собирается победить.
Мысль о том, что победа, возможно, подразумевала не только секс, заставила Рхиоу слегка улыбнуться. Коты, которые пытались подчинить своей власти подружек, быстро узнавали, что, как только угар страсти рассеивается, им не достается ничего, кроме поцарапанной морды и головной боли.
Было несколько странно, конечно, слышать полное такой силы и страсти пение от самца, неподвижно стоящего на голой сцене и сжимающего в руках вовсе не самку, а всего лишь кусочек ткани, которым он периодически вытирал лицо. Певец на мгновение умолк, и откуда-то сзади зазвучали записанные голоса: другие эххифы печально пели о том, что и главный герой, и они сами скорее всего не доживут до утра, если тому не удастся победить… Но тут главный самец-эххиф снова запел с решительностью и силой, призывая других к мужеству. Последняя нота, излишне, на взгляд Рхиоу, громкая, хотя и поразительно точно взятая, заставила Рхиоу прижать уши. Звук длился и длился – такое казалось невозможным, даже учитывая огромный объем груди эххифа. Рхиоу почти против воли была захвачена этим долгим и громким последним словом: винцеееерррро! Пение словно ухватило ее зубами за шею и не отпускало. Каким бы чуждым ни был для кошачьего слуха этот звук, любой кот, обладающий голосом подобной силы, по праву мог бы выбирать любую кошку.
Эххиф позволил последней ноте умолкнуть. Прогрохотали последние аккорды аккомпанемента, и техники и рабочие разразились одобрительным свистом и аплодисментами. После того потока звуков, который обрушился на слушателей, городской шум и гудки автомобилей казались совсем тихими.
Эххиф-певец сказал несколько слов коротенькому кругленькому кудрявому человечку, который дирижировал оркестром, потом помахал платком, отошел назад и стал пить воду из бутылки. Дирижер повернулся к музыкантам и начал что-то им говорить. Рхиоу искоса взглянула на Урруаха; на кошачьем телесном языке это означало невольное восхищение.
– Эта песня немного напоминает мне ту часть «Спора», где поет Великий Кот: с удивительной невинностью, хоть он весь покрыт шрамами, и надеждой, хоть и знает, чьи зубы скоро сомкнутся у него на горле.
Урруах кивнул.
– Да, такое сопоставление мне тоже приходило на ум.
– Теперь мне понятно, зачем нужны все эти ограждения, – продолжала Рхиоу по пути к выходу. – Думаю, самки-эххифы просто накинутся на него после концерта и утомят так, что ему станет не до пения.
– Да нет, такого не будет. В его пении нет ничего личного.
– Как странно, – сказала Рхиоу. – Не могу понять, как он может так петь, если в этом нет ничего личного. Ведь последняя нота была настоящим вызовом на бой! После такого вопля он должен бы вонзить когти противнику в живот или схватить его за горло.
Урруах покачал головой.
– Они – это не мы. Однако дальше по ходу спектакля схватка все же произойдет.
– С другим самцом?
– Нет, в этой истории самец сражается с самкой. У нее, понимаешь, возникли проблемы…
Рхиоу в шутливом отчаянии прикрыла глаза: Урруах сел на любимого конька. Как и большинство котов, он никак не мог понять, что для кошек очарование песни в любой ее форме носит чисто сезонный характер. Когда кошка в охоте, голос кота приковывает ее внимание, потому что обещает исполнение самого нестерпимого желания. Когда же горячка минует, кошки стараются держаться подальше: иначе можно не сдержать смеха при звуках отчаянной полной страсти какофонии. Этого никогда не замечают коты, окружающие кошку в охоте – они бывают слишком захвачены соревнованием в артистическом и эротическом самовыражении.
Большинство объяснений Урруаха Рхиоу пропустила мимо ушей, но порадовалась тому, что разговор об опере отвлек его внимание от того, что им предстояло в этот день. Покончив с историей о схватке самца с самкой – после которой, по-видимому, самка сдалась на милость победителя (Что за странная фантазия, – подумала Рхиоу), – Урруах принялся пересказывать содержание – гораздо более запутанное – другой оперы, где речь шла о реке и каком-то куске металла.
– …И когда вы берете этот кусок металла и делаете из него кольцо, вы становитесь повелителем вселенной…
Тут уж Рхиоу не могла не рассмеяться.
– Эххиф? Повелителем вселенной? Даже не одного мира, а целой вселенной! Что за выдумка! Люди не могут управлять даже тем, над чем, как они считают, они властвуют, – по крайней мере те из них, которые не являются магами. Ты только посмотри на них! Половина эххифов на планете отправляется спать голодными, а другая половина объедается до смерти… – Рхиоу насмешливо посмотрела на Урруаха. – Кстати, насчет этого великого эххифа-певца… Такие размеры неестественны! Как может он душить свой прекрасный голос десятью слоями жира? Тот бог эххифов, который следит, чтобы люди со своими талантами обращались как положено, должен сделать ему внушение! Так, наверное, и случится, если этот самец не поторопится исправиться.
Урруах начал бормотать что-то невразумительное насчет артистического темперамента. Рхиоу сразу же поняла, что он и сам заметил странность и что она его смущает.
– Не расстраивайся, – сказала она коту, – может быть, он еще займется собой. А сейчас смотри: мы почти рядом с «Метрополитен-музеем». Если я хоть немного знаю Сааш, они с Арху уже дожидаются нас у входа. Ты ничего не хочешь сказать мне насчет сегодняшней работы, пока мы с ними не встретились?
Урруах остановился и посмотрел на Рхиоу.
– Рхи…
Она не торопила его, позволяя найти нужные слова.
– Как тебе удается сохранять спокойствие? – спросил он наконец. – Я хорошо помню тот последний раз… Мы чуть не погибли, все трое. Теперь нам предстоит спуститься туда опять – возможно, в то же самое место. Разве я не прав?
– Думаю, что так и есть, – ответила Рхиоу. – Очень может быть, что мы попадем в то же самое место: ворота, которые нам предстоит ремонтировать, имеют корни в той же матрице.
– И там нас может ожидать засада. На этот раз неисправность может оказаться следствием более тщательно разработанного плана – ведь ворота повреждены сильнее. Если кто-то сделал это намеренно, он будет знать, что очень скоро появится команда, обслуживающая эти ворота. И не как в прошлый раз, когда не было такой спешности и мы могли отправиться туда хоть через неделю или две. Сегодня нас там может ожидать половина ящеров Нижней Стороны.
– Я обдумывала такую возможность, – сказала Рхиоу. – Правда, Шепчущая ничего не сказала о том, что опасность может быть настолько велика. Обычно она намекает…
– …Если сама знает, – закончил за Рхиоу Урруах. Спорить тут не приходилось: даже для богов некоторые события оказывались неожиданностью.
– Урруах, – сказала Рхиоу, – я подготовилась так хорошо, как только могла. Ты тоже. И Сааш, несомненно, позаботилась обо всем необходимом.
– Остается только Арху, – пробормотал Урруах. – А вот о том, что он может вытворить, уверен, не знают и боги. Яйца Ирха, как бы я хотел, чтобы он где-нибудь потерялся!
– И думать не смей. Может быть, он еще спасет тебе жизнь.
Урруах рассмеялся; они мгновение смотрели друг на друга, потом двинулись ко входу в «Метрополитен-музей».
Сааш и Арху ждали их, греясь на солнце. Точнее, грелась на солнце Сааш, которая то чесалась, то приводила в порядок взъерошенную шерстку, а Арху невидимым носился по лестнице, путаясь под ногами у спускающихся и поднимающихся посетителей. К счастью, он чаще падал со ступеней, чем успешно бегал по ним, так что эххифы только изредка спотыкались о него. Рхиоу и Урруах подошли к Сааш и обменялись пожеланиями удачи; увидев Рхиоу, Арху побежал к остальным.
– Ты уверена, что ему стоит ограничиться «Метрополитен-музеем»? – громко, чтобы его услышал котенок, спросил Урруах. – Я могу провести его по парку, а потом в музей естественной истории. Посмотреть на некоторые скелеты…
– Нет, – с резкой ноткой в голосе ответила Рхиоу. – Он должен составить собственное мнение о том, что нам предстоит увидеть. Не нужно создавать у него предубеждения… И в чем бы ни оказалась его сила, не мешай ему проявить ее в полной мере.
Урруах заворчал, но ничего больше не сказал. Арху озадаченно переводил взгляд с Рхиоу на Урруаха.
– Что мы должны делать? – спросил он.
– Не забывай о вежливости. Удачной охоты тебе, Арху.
– Удача мне сопутствовала, – гордо сообщил котенок. – Я поймал мышь.
Рхиоу взглянула на Сааш, и та в подтверждение слов Арху дернула ухом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Они сейчас проверяют громкость, – пояснил Урруах.
– Ну, с громкостью, – поморщилась от особенно пронзительного воя Рхиоу, – у них, похоже, все в порядке.
– Да нет, это была случайность. Скоро начнется проверка звучания голосов. Идем.
Они проскользнули поближе к эстраде и спрятались за одним из деревьев, которые окружали лужайку и к которым были привязаны оранжевые нейлоновые ленты ограждения. Для кошек оно не служило преградой, и Урруах с Рхиоу подобрались еще ближе – к большой дощатой загородке.
Там сидела огромная толпа эххифов без пиджаков – они настраивали инструменты, и какофония была такая, что Рхиоу несколько раз поморщилась.
– Это оркестр «Метрополитен-опера», только без первых скрипки и флейты, – пояснил Урруах.
Рхиоу заморгала: и скрипки, и флейты вроде бы все были на месте.
– Молодцы, что догадались начать пораньше, – сказала она. – Так они не будут страдать от жары.
– Могу только позавидовать, – вздохнул Урруах. Его густая шерсть летом доставляла ему немало неприятностей.
– Ну так воспользуйся магией, – посоветовала Рхиоу. – Охлади ветер, и пусть он тебя обвевает.
– Вот еще, – отмахнулся Урруах. – Зачем тратить энергию? Смотри, они начинают.
Рхиоу вытянула шею и взглянула на музыкантов: они затихли. Вышедший к ним эххиф не был изображен на афише. Это оказался коротенький, толстенький, кудрявый самец, который остановился перед оркестром и взмахнул небольшой палочкой.
– Он, случайно, не один из нас, магов? – спросила Рхиоу.
Урруах внимательно посмотрел на эххифа.
– Дирижер? Мне по крайней мере ничего об этом не известно. – Он склонил голову набок, прислушиваясь к голосу Шепчущей, затем кивнул: – Вот и она говорит – нет… Смотри, идет!
На сцене над тем местом, где сидели музыканты, появилась огромная фигура в рубашке с коротким рукавом и темных брюках. Для эххифа, решила Рхиоу, он довольно привлекателен; удивляло только количество меха на лице. Человек подошел к краю сцены и обменялся несколькими словами с коротеньким толстеньким дирижером. Оркестранты зашевелились и стали тихо ударять смычками по струнам.
Маленький эххиф что-то предложил, и большой эххиф кивнул и отошел, чтобы занять нужное место на сцене. Еще несколько секунд из динамиков доносились треск и свист, потом наступила тишина. Эххиф-дирижер поднял свою палочку.
Зазвучала музыка. Она показалась Рхиоу странной, как, впрочем, и всякая человеческая музыка. Урруах зачарованно смотрел на большого эххифа, который неожиданно запел.
Сила звука оказалась удивительной, даже без всяких технических приспособлений: в этом Урруах по крайней мере был прав. Послушав с минуту, Рхиоу тихо спросила Урруаха:
– Так о чем он так завывает?
– Ария называется «Нессун дорма». Это значит: никто не будет спать.
– При таком-то шуме… – пробормотала Рхиоу. – Можно понять, почему никто не будет спать.
– Ах, не привередничай, Рхи, – сказал Урруах. – Дай ему шанс показать себя. Послушай еще.
Рхиоу со вздохом послушалась. Для кошачьих ушей гармонии были странными и не разрешались правильно; Рхиоу решила, что, сколько ни слушай, это обстоятельство вряд ли изменится, во всяком случае для нее. Что ж, по крайней мере, зная Речь, она понимала смысл арии… Человек пел со страстью кота, надеющегося на исполнение своих желаний, стоя в одиночестве под звездами. Скоро звезды поблекнут, пел он, займется рассвет, и тогда он победит… хотя кого или что победит, оставалось пока неясным: в арии об этом ничего не говорилось. Может быть, другого самца? Похоже, все это имело отношение к какой-то самке, для которой самец и пел, – хотя никаких признаков ее присутствия и не наблюдалось, и вообще было непонятно, существует ли она в реальности. Это по крайней мере было вполне похоже на кота: наполнять своей песней одинокую безмолвную ночь, не зная, есть ли надежда на исполнение желания.
А может быть, – подумала Рхиоу, – это ее, ту, за которой ухаживает, он и собирается победить.
Мысль о том, что победа, возможно, подразумевала не только секс, заставила Рхиоу слегка улыбнуться. Коты, которые пытались подчинить своей власти подружек, быстро узнавали, что, как только угар страсти рассеивается, им не достается ничего, кроме поцарапанной морды и головной боли.
Было несколько странно, конечно, слышать полное такой силы и страсти пение от самца, неподвижно стоящего на голой сцене и сжимающего в руках вовсе не самку, а всего лишь кусочек ткани, которым он периодически вытирал лицо. Певец на мгновение умолк, и откуда-то сзади зазвучали записанные голоса: другие эххифы печально пели о том, что и главный герой, и они сами скорее всего не доживут до утра, если тому не удастся победить… Но тут главный самец-эххиф снова запел с решительностью и силой, призывая других к мужеству. Последняя нота, излишне, на взгляд Рхиоу, громкая, хотя и поразительно точно взятая, заставила Рхиоу прижать уши. Звук длился и длился – такое казалось невозможным, даже учитывая огромный объем груди эххифа. Рхиоу почти против воли была захвачена этим долгим и громким последним словом: винцеееерррро! Пение словно ухватило ее зубами за шею и не отпускало. Каким бы чуждым ни был для кошачьего слуха этот звук, любой кот, обладающий голосом подобной силы, по праву мог бы выбирать любую кошку.
Эххиф позволил последней ноте умолкнуть. Прогрохотали последние аккорды аккомпанемента, и техники и рабочие разразились одобрительным свистом и аплодисментами. После того потока звуков, который обрушился на слушателей, городской шум и гудки автомобилей казались совсем тихими.
Эххиф-певец сказал несколько слов коротенькому кругленькому кудрявому человечку, который дирижировал оркестром, потом помахал платком, отошел назад и стал пить воду из бутылки. Дирижер повернулся к музыкантам и начал что-то им говорить. Рхиоу искоса взглянула на Урруаха; на кошачьем телесном языке это означало невольное восхищение.
– Эта песня немного напоминает мне ту часть «Спора», где поет Великий Кот: с удивительной невинностью, хоть он весь покрыт шрамами, и надеждой, хоть и знает, чьи зубы скоро сомкнутся у него на горле.
Урруах кивнул.
– Да, такое сопоставление мне тоже приходило на ум.
– Теперь мне понятно, зачем нужны все эти ограждения, – продолжала Рхиоу по пути к выходу. – Думаю, самки-эххифы просто накинутся на него после концерта и утомят так, что ему станет не до пения.
– Да нет, такого не будет. В его пении нет ничего личного.
– Как странно, – сказала Рхиоу. – Не могу понять, как он может так петь, если в этом нет ничего личного. Ведь последняя нота была настоящим вызовом на бой! После такого вопля он должен бы вонзить когти противнику в живот или схватить его за горло.
Урруах покачал головой.
– Они – это не мы. Однако дальше по ходу спектакля схватка все же произойдет.
– С другим самцом?
– Нет, в этой истории самец сражается с самкой. У нее, понимаешь, возникли проблемы…
Рхиоу в шутливом отчаянии прикрыла глаза: Урруах сел на любимого конька. Как и большинство котов, он никак не мог понять, что для кошек очарование песни в любой ее форме носит чисто сезонный характер. Когда кошка в охоте, голос кота приковывает ее внимание, потому что обещает исполнение самого нестерпимого желания. Когда же горячка минует, кошки стараются держаться подальше: иначе можно не сдержать смеха при звуках отчаянной полной страсти какофонии. Этого никогда не замечают коты, окружающие кошку в охоте – они бывают слишком захвачены соревнованием в артистическом и эротическом самовыражении.
Большинство объяснений Урруаха Рхиоу пропустила мимо ушей, но порадовалась тому, что разговор об опере отвлек его внимание от того, что им предстояло в этот день. Покончив с историей о схватке самца с самкой – после которой, по-видимому, самка сдалась на милость победителя (Что за странная фантазия, – подумала Рхиоу), – Урруах принялся пересказывать содержание – гораздо более запутанное – другой оперы, где речь шла о реке и каком-то куске металла.
– …И когда вы берете этот кусок металла и делаете из него кольцо, вы становитесь повелителем вселенной…
Тут уж Рхиоу не могла не рассмеяться.
– Эххиф? Повелителем вселенной? Даже не одного мира, а целой вселенной! Что за выдумка! Люди не могут управлять даже тем, над чем, как они считают, они властвуют, – по крайней мере те из них, которые не являются магами. Ты только посмотри на них! Половина эххифов на планете отправляется спать голодными, а другая половина объедается до смерти… – Рхиоу насмешливо посмотрела на Урруаха. – Кстати, насчет этого великого эххифа-певца… Такие размеры неестественны! Как может он душить свой прекрасный голос десятью слоями жира? Тот бог эххифов, который следит, чтобы люди со своими талантами обращались как положено, должен сделать ему внушение! Так, наверное, и случится, если этот самец не поторопится исправиться.
Урруах начал бормотать что-то невразумительное насчет артистического темперамента. Рхиоу сразу же поняла, что он и сам заметил странность и что она его смущает.
– Не расстраивайся, – сказала она коту, – может быть, он еще займется собой. А сейчас смотри: мы почти рядом с «Метрополитен-музеем». Если я хоть немного знаю Сааш, они с Арху уже дожидаются нас у входа. Ты ничего не хочешь сказать мне насчет сегодняшней работы, пока мы с ними не встретились?
Урруах остановился и посмотрел на Рхиоу.
– Рхи…
Она не торопила его, позволяя найти нужные слова.
– Как тебе удается сохранять спокойствие? – спросил он наконец. – Я хорошо помню тот последний раз… Мы чуть не погибли, все трое. Теперь нам предстоит спуститься туда опять – возможно, в то же самое место. Разве я не прав?
– Думаю, что так и есть, – ответила Рхиоу. – Очень может быть, что мы попадем в то же самое место: ворота, которые нам предстоит ремонтировать, имеют корни в той же матрице.
– И там нас может ожидать засада. На этот раз неисправность может оказаться следствием более тщательно разработанного плана – ведь ворота повреждены сильнее. Если кто-то сделал это намеренно, он будет знать, что очень скоро появится команда, обслуживающая эти ворота. И не как в прошлый раз, когда не было такой спешности и мы могли отправиться туда хоть через неделю или две. Сегодня нас там может ожидать половина ящеров Нижней Стороны.
– Я обдумывала такую возможность, – сказала Рхиоу. – Правда, Шепчущая ничего не сказала о том, что опасность может быть настолько велика. Обычно она намекает…
– …Если сама знает, – закончил за Рхиоу Урруах. Спорить тут не приходилось: даже для богов некоторые события оказывались неожиданностью.
– Урруах, – сказала Рхиоу, – я подготовилась так хорошо, как только могла. Ты тоже. И Сааш, несомненно, позаботилась обо всем необходимом.
– Остается только Арху, – пробормотал Урруах. – А вот о том, что он может вытворить, уверен, не знают и боги. Яйца Ирха, как бы я хотел, чтобы он где-нибудь потерялся!
– И думать не смей. Может быть, он еще спасет тебе жизнь.
Урруах рассмеялся; они мгновение смотрели друг на друга, потом двинулись ко входу в «Метрополитен-музей».
Сааш и Арху ждали их, греясь на солнце. Точнее, грелась на солнце Сааш, которая то чесалась, то приводила в порядок взъерошенную шерстку, а Арху невидимым носился по лестнице, путаясь под ногами у спускающихся и поднимающихся посетителей. К счастью, он чаще падал со ступеней, чем успешно бегал по ним, так что эххифы только изредка спотыкались о него. Рхиоу и Урруах подошли к Сааш и обменялись пожеланиями удачи; увидев Рхиоу, Арху побежал к остальным.
– Ты уверена, что ему стоит ограничиться «Метрополитен-музеем»? – громко, чтобы его услышал котенок, спросил Урруах. – Я могу провести его по парку, а потом в музей естественной истории. Посмотреть на некоторые скелеты…
– Нет, – с резкой ноткой в голосе ответила Рхиоу. – Он должен составить собственное мнение о том, что нам предстоит увидеть. Не нужно создавать у него предубеждения… И в чем бы ни оказалась его сила, не мешай ему проявить ее в полной мере.
Урруах заворчал, но ничего больше не сказал. Арху озадаченно переводил взгляд с Рхиоу на Урруаха.
– Что мы должны делать? – спросил он.
– Не забывай о вежливости. Удачной охоты тебе, Арху.
– Удача мне сопутствовала, – гордо сообщил котенок. – Я поймал мышь.
Рхиоу взглянула на Сааш, и та в подтверждение слов Арху дернула ухом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64