Положим, я поверила брату и уже приготовила для своей комнаты вышивку: «Здесь живет хозяйка хорька». И что же? Той же ночью, как он ушел на ловитву, он оступился в темноте и сломал себе шею.
– Не слушайте мою жену, – перебил Эмери, – она весьма огорчена смертью своего брата.
– Да, понимаю. – Мельгос глянул на Эмери с мимолетным сочувствием. – Каждый переносит горе по-своему. Бывают весьма странные способы. Это очевидно.
– Поэтому, – очаровательно улыбаясь, заключила Уида, – мы непременно желали бы посмотреть, как вы усмиряете бунт. Хорошо? Мы постоим в сторонке.
– Боюсь, сударыня, что вид этих людей… э… – Мельгос поперхнулся.
Уида схватила его за руку.
– Ерунда! Я отлично знаю, что бунтовщики, если их схватить, выглядят как самые обычные люди, только еще более жалкие.
– Это, госпожа, я и хотел сказать, – с достоинством объявил Мельгос.
Он уже понял, что от попутчиков не избавиться. Он не мог запретить им ехать по той же дороге, не мог арестовать их и отправить восвояси. К тому же и этот Эмери держался так, словно имел связи при дворе, – стоит ли раздражать его?
Мельгос сказал ему:
– Защищайте вашу спутницу сами. У меня вряд ли хватит солдат для того, чтобы охранять такую… м-м… оживленную даму. Если она окажется в гуще событий, то, боюсь, я могу оказаться бессилен…
Эмери молча кивнул. Мельгос сжал его руку и отъехал в сторону.
Деревня открылась сразу за поворотом. Здесь действительно начинался проселок, отметил Эмери. Уида остановила коня и громко, весело свистнула. Перед ними лежали руины. Вялый дым поднимался в воздух. Воняло перегаром, от горечи першило в горле. У бунта началось похмелье.
Первыми в деревню вошли всадники. Кони брезгливо ступали среди развалин, обходили горы битого стекла, поднимали тучи пепла.
Уида быстро оглядывалась по сторонам.
– Я не вижу здесь никаких мятежников…
– Может, они прячутся? – шепнул Эмери.
Уида покачала головой.
– Нет, они ушли. Здесь только женщины и старики, да еще несколько мужчин, которые не боятся за себя.
Действительно, скоро из одного из уцелевших домов послышались плач и отчаянные крики. Солдаты вытащили наружу женщину с мятым покрывалом поверх встрепанных волос. К ее юбке прицепились двое чумазых мальцов, а следом бежал нескладный мужчина и невнятно ругался.
– Ушли! – отчаянно кричала женщина, отрывая от себя мальцов и делая мужчине непонятные знаки. – Ушли, все ушли!
Мельгос наклонился к ней с седла. Она вдруг заметила высоко в небе всадника и перепугалась. Присела, замолчала, двигая губами.
– Куда они ушли?
Женщина молчала, прибитая к земле ужасом.
Мужчина сказал:
– Что вы к бабе прицепились? Меня спросите.
Он, конечно, знал, что солдаты держат его на прицеле: добрая половина пеших в отряде была вооружена луками.
– Они ушли в Медный лес. Здесь только крестьяне. Не всем бунтовать охота, кто-то хочет просто жить. А вы как думали?
И он вздохнул.
Мельгос спросил:
– Где господин Алхвине?
– Повесили его, – сказал тощий мужчина.
– Где тело?
– Закопали.
– Куда закопали?
– Не знаю. Тут один распоряжался, он и приказал.
– Кто распоряжался? – Мельгос насторожился.
– Не знаю. Похож на пришлого, но такой уверенный! Без него, пожалуй, вы нас всех бы поубивали, а так – глядите-ка, чтобы вас самих тут всех не поубивали. Он это дело хорошо знает.
Мельгос задумался. Потом уточнил:
– Так это он увел отсюда мятежников?
Тощий мужчина покивал:
– Забрал всех, кому это понравилось, и скрылся. Умно придумал! Здесь против вас оборону не выдержать, а у него поблизости присмотрена целая крепость. Так он сказал.
– Кто он такой? – Мельгос становился все более озабоченным.
Крестьянин пожал плечами.
– Мне-то откуда знать?
– Он ведь как-то назвался? Каким именем?
– Сказал, его зовут Гай.
Имя ничего не говорило – ни Мельгосу, ни Эмери, ни Уиде. Они недоуменно переглянулись.
– Должно быть, какой-нибудь ополоумевший капитан, дезертир из числа бывших наемников Ларренса, – прошептал Эмери.
Мельгос стал мрачнее тучи. Прямо у него под носом появилась готовая шайка разбойников. Если теперь Мельгос не настигнет этого Гая с его бандитами, каждое убийство, совершенное ими, каждый грабеж лягут на совесть Мельгоса и отяготят ее до скончания дней. Нужно было торопиться.
* * *
– Любой из оставшихся в той деревне может быть виновным, – говорил Мельгос, обращаясь преимущественно к Эмери, хотя Уида ехала рядом и внимательно ловила каждое слово. – Но что мне делать? Задержаться в деревне на несколько суток и допрашивать каждого?
– Нет, это было бы бессмысленной тратой времени, – сказал Эмери. – Мужланы лукавы и бывают на удивление тупы. Особенно когда им это выгодно. – Он усмехнулся. – Не думайте, я вовсе не презираю их. Скорее наоборот: отдаю дань уважения их хитрости. Непроходимая тупость – вот то оружие, которым они легко отбивают любые атаки умников.
– Согласен, – сквозь зубы проговорил Мельгос – Стало быть, пусть у нас в тылу остаются возможные враги?
– Гай забрал с собой лучших, – вмешалась наконец Уида. – Те, что остались, для него бесполезны и, следовательно, практически безопасны для нас.
– Они, скорее всего, будут проданы на север, – произнес со вздохом Мельгос. – Разобщены, разбросаны по разным поселкам. Если это будет зависеть от меня, я дам настоятельную рекомендацию при продаже разбивать семьи.
Эмери молчал. Он думал о Радихене. «Как правило, самых злых врагов мы создаем себе сами, размышлял он. – Впрочем, кто поручится за то, что герцог Вейенто не делает сейчас того же самого? Хотел бы я знать, как выглядит тот враг, который, возможно, уже скоро выйдет из его наковален отточенным, точно меч!»
Проселок незаметно завел их в лес. Эмери показалось, что деревья сами собой вдруг выросли вокруг, а дорога рассыпалась на мириады тропинок между стволами. Люди и кони пошли медленнее. Уида озиралась по сторонам, жадно втягивая ноздрями лесной воздух: она откровенно наслаждалась поездкой.
– Я знаю, – проговорила она тихо, поймав взгляд Эмери, – что скоро здесь может произойти сражение, многие люди умрут… Но мне трудно думать об этом. Такие, как я, мы не умеем беспокоиться заранее.
– Где-то здесь находится он. Тот, кого мы ищем, – еле слышно шепнул Эмери. – А если он по какой-нибудь глупой случайности погибнет, то…
Уида вздрогнула и на миг стала серьезной, а затем блаженная улыбка вернулась на ее лицо.
– Но ведь этого еще не случилось, – отозвалась девушка. – И до тех пор, пока вообще ничего не случилось, Эмери, позволь мне просто дышать полной грудью!
Он молча отвернулся. И застыл. Перед ними находилась та самая скрытая крепость, о которой упоминал крестьянин в сгоревшей деревне: высокий деревянный частокол, скрывающий некое строение. И было совершенно очевидно, что недавно здесь уже побывали какие-то солдаты. Под стенами маленькой крепости виднелись обрывки старой палатки, наполовину сгнившей после дождей. Толстый ковер прошлогодней и позапрошлогодней листвы и темной хвои был разрыт – по нему долго топтались люди и кони. Осталось несколько больших кострищ, и посреди одного валялся солдатский котелок с пробитым донышком.
– Мы пришли, – сказал Мельгос, спешиваясь. И оглянулся на «молодоженов»: – Похоже, мы застрянем тут на некоторое время, так что, если вы останетесь с нами, ваше путешествие изрядно затянется. Не передумали? По-моему, вам лучше было бы оставить отряд.
Уида перестала улыбаться. Она осматривалась по сторонам с таким видом, словно прикидывала: как лучше штурмовать выросшее перед ней укрепление. Заметив, что Мельгос не сводит с нее взгляда, она проговорила:
– Обойти крепость и поскакать дальше – так поступают только кочевники пустыни. Хвала небесам, мои предки родились на обычной земле, среди травы, а не в песках. Нет уж, господин Мельгос, я задержусь на неопределенный срок и посмотрю, как вы возьмете эту крепость.
Эмери вздохнул и сказал, обращаясь к капитану:
– Крестьянский бунт посреди королевства – это, по-моему, оскорбительно. А вы как находите, господин Мельгос?
* * *
– Они пришли, Гай! – возбужденно крикнула Хейта, врываясь в комнату, где расположился Талиессин с десятком своих приближенных.
Некогда это был пиршественный зал в охотничьем домике короля Гиона. Очень давно, столетия назад, здесь собирались молодые люди, утомленные долгой скачкой по лесам и неравной схваткой с каким-нибудь свирепым кабаном. Здесь выпивались моря отменного вина и съедались горы свежайшего мяса. Где-то на одной из мозаичных картин затерялся портрет самого короля Гиона: он был изображен среди множества юных всадников, богато разодетых и всячески разукрашенных; но который из них был он – не мог бы определить сейчас никто, разве что Чильбарроэс.
Несколько оленьих голов с огромными ветвистыми рогами висели на стенах справа и слева; в центре комнаты красовался гигантский пиршественный стол. На столе, на скамьях вокруг него и на полу спали вповалку люди, которых Талиессин забрал с собой из деревни, уводя от неизбежной расправы. Самые молодые и сильные мужчины, самые озлобленные из тех, кто взбунтовался.
Женщина была с ними одна – Хейта. Талиессин, который прежде никогда толком не разбирался в людях, сразу определил в ней не столько юную девушку-подростка, сколько вздорное бесполое существо, склонное к хаосу: только посреди мятежей и беспорядков уверенно колотилось ее маленькое сердечко; мирная жизнь медленно убивала ее.
Хейта как будто впервые родилась на свет только тогда, когда вспыхнули первые искры пожара. Из бесформенного комка глины вытянулись ножки и ручки, тонкие, прохладные, липкие от возбуждения; загорелись хищные глазки, выставились в улыбочке остренькие зубки.
Из полусна, в котором протекли первые четырнадцать лет ее жизни, она восстала, ликуя, и сразу узрела перед собою божество, что призвало ее к полноценному бытию: человека, который назвал себя Гай.
Пылая любовью и благодарностью, она размышляла о нем целый день и всю ночь и утром сказала ему:
– А я думала-думала и теперь знаю.
– Что? – спросил он, болезненно щуря глаза.
– Гай – неполное имя. Уменьшительное. Да?
– Да, – сказал Талиессин.
– А какое полное?
«Гайфье», – хотел было ответить Талиессин, таким сильным оказался ее напор, но вовремя смолчал: назваться Гайфье означало практически выдать себя.
– Думай дальше, – сказал он.
И она отошла, покусывая палец.
Талиессин вспомнил об охотничьем домике, когда солнце окончательно скрылось за горизонтом и обе луны утвердились на небе. Он объявил людям, что знает в лесу хорошее укрытие.
– Уйдем все! – кричали кругом, волнуясь. – Завтра придут солдаты, уйдем все!
Женщины напирали на него, раскрывая рты, и он видел их потемневшие, раскрошенные зубы, и почему-то его втайне утешала мысль о том, что такими зубами они не смогут его разорвать.
– Забери всех! – надрывались они. – Ты ведь знаешь, что с нами сделают солдаты!
– Тихо! – заорал Талиессин, оттесняя их крупом коня. – Ничего они с вами не сделают, вы, курицы! Ничего, ясно вам?
Они притихли, и только в задних рядах кто-то продолжал недовольно ворчать.
Чуть тише Талиессин продолжил:
– Солдаты придут, это точно. Думаю, завтра – сразу после рассвета. В столице уже знают.
Он безошибочно метнул взгляд в ту сторону, где уже зрел вопрос: «А откуда, умник, тебе известно о том, что знают и чего не знают в столице?» – и быстро добавил:
– Это не первый мой бунт.
– Он верно говорит! – крикнули из толпы. – В столице уже все знают, мешкать нельзя!
– Если мы заберем с собой всех, то не успеем вовремя добраться до крепости, – продолжал Талиессин.
И снова его поддержал голос невидимки из темноты:
– Точно, точно! Бабы будут на хвосте висеть!
– Оставим всех, кто сойдет за мирных жителей, – продолжал Талиессин. – Солдаты не станут убивать женщин и детей.
– Почему? – заверещала какая-то женщина совсем близко от Талиессина, и принц почувствовал, как вздрогнул под ним конь.
– Потому что раньше они этого не делали, – устало сказал Талиессин. – Пусть и мужчины останутся, кто не хочет уходить. Потому что тем, кто уйдет со мной, дороги назад уже не будет: нас всех повесят, если схватят.
– Королева не вешает, – громко сказал какой-то мужчина.
Талиессину подумалось, что он знает, кто сейчас заговорил: невысокий, с ручищами как лопаты, с серенькой лысинкой, проглядывающей сквозь серенькие волосики. Неопределенных лет. Должно быть, этот.
Талиессин криво ухмыльнулся своим мыслям. Вот и настало время проверить, истинный ли он потомок Эльсион Лакар!
– Королева вешает, – уверенно произнес Талиессин. – Я сам видел, как она это делала. Стояла и смотрела, а тот человек дергался и вертелся на виселице. Рассказать?
– Да нет, – равнодушно отозвался прежний голос. – Я и сам знаю, что вешает. Просто тебя хотел проверить.
Талиессин внезапно поднял коня на дыбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Не слушайте мою жену, – перебил Эмери, – она весьма огорчена смертью своего брата.
– Да, понимаю. – Мельгос глянул на Эмери с мимолетным сочувствием. – Каждый переносит горе по-своему. Бывают весьма странные способы. Это очевидно.
– Поэтому, – очаровательно улыбаясь, заключила Уида, – мы непременно желали бы посмотреть, как вы усмиряете бунт. Хорошо? Мы постоим в сторонке.
– Боюсь, сударыня, что вид этих людей… э… – Мельгос поперхнулся.
Уида схватила его за руку.
– Ерунда! Я отлично знаю, что бунтовщики, если их схватить, выглядят как самые обычные люди, только еще более жалкие.
– Это, госпожа, я и хотел сказать, – с достоинством объявил Мельгос.
Он уже понял, что от попутчиков не избавиться. Он не мог запретить им ехать по той же дороге, не мог арестовать их и отправить восвояси. К тому же и этот Эмери держался так, словно имел связи при дворе, – стоит ли раздражать его?
Мельгос сказал ему:
– Защищайте вашу спутницу сами. У меня вряд ли хватит солдат для того, чтобы охранять такую… м-м… оживленную даму. Если она окажется в гуще событий, то, боюсь, я могу оказаться бессилен…
Эмери молча кивнул. Мельгос сжал его руку и отъехал в сторону.
Деревня открылась сразу за поворотом. Здесь действительно начинался проселок, отметил Эмери. Уида остановила коня и громко, весело свистнула. Перед ними лежали руины. Вялый дым поднимался в воздух. Воняло перегаром, от горечи першило в горле. У бунта началось похмелье.
Первыми в деревню вошли всадники. Кони брезгливо ступали среди развалин, обходили горы битого стекла, поднимали тучи пепла.
Уида быстро оглядывалась по сторонам.
– Я не вижу здесь никаких мятежников…
– Может, они прячутся? – шепнул Эмери.
Уида покачала головой.
– Нет, они ушли. Здесь только женщины и старики, да еще несколько мужчин, которые не боятся за себя.
Действительно, скоро из одного из уцелевших домов послышались плач и отчаянные крики. Солдаты вытащили наружу женщину с мятым покрывалом поверх встрепанных волос. К ее юбке прицепились двое чумазых мальцов, а следом бежал нескладный мужчина и невнятно ругался.
– Ушли! – отчаянно кричала женщина, отрывая от себя мальцов и делая мужчине непонятные знаки. – Ушли, все ушли!
Мельгос наклонился к ней с седла. Она вдруг заметила высоко в небе всадника и перепугалась. Присела, замолчала, двигая губами.
– Куда они ушли?
Женщина молчала, прибитая к земле ужасом.
Мужчина сказал:
– Что вы к бабе прицепились? Меня спросите.
Он, конечно, знал, что солдаты держат его на прицеле: добрая половина пеших в отряде была вооружена луками.
– Они ушли в Медный лес. Здесь только крестьяне. Не всем бунтовать охота, кто-то хочет просто жить. А вы как думали?
И он вздохнул.
Мельгос спросил:
– Где господин Алхвине?
– Повесили его, – сказал тощий мужчина.
– Где тело?
– Закопали.
– Куда закопали?
– Не знаю. Тут один распоряжался, он и приказал.
– Кто распоряжался? – Мельгос насторожился.
– Не знаю. Похож на пришлого, но такой уверенный! Без него, пожалуй, вы нас всех бы поубивали, а так – глядите-ка, чтобы вас самих тут всех не поубивали. Он это дело хорошо знает.
Мельгос задумался. Потом уточнил:
– Так это он увел отсюда мятежников?
Тощий мужчина покивал:
– Забрал всех, кому это понравилось, и скрылся. Умно придумал! Здесь против вас оборону не выдержать, а у него поблизости присмотрена целая крепость. Так он сказал.
– Кто он такой? – Мельгос становился все более озабоченным.
Крестьянин пожал плечами.
– Мне-то откуда знать?
– Он ведь как-то назвался? Каким именем?
– Сказал, его зовут Гай.
Имя ничего не говорило – ни Мельгосу, ни Эмери, ни Уиде. Они недоуменно переглянулись.
– Должно быть, какой-нибудь ополоумевший капитан, дезертир из числа бывших наемников Ларренса, – прошептал Эмери.
Мельгос стал мрачнее тучи. Прямо у него под носом появилась готовая шайка разбойников. Если теперь Мельгос не настигнет этого Гая с его бандитами, каждое убийство, совершенное ими, каждый грабеж лягут на совесть Мельгоса и отяготят ее до скончания дней. Нужно было торопиться.
* * *
– Любой из оставшихся в той деревне может быть виновным, – говорил Мельгос, обращаясь преимущественно к Эмери, хотя Уида ехала рядом и внимательно ловила каждое слово. – Но что мне делать? Задержаться в деревне на несколько суток и допрашивать каждого?
– Нет, это было бы бессмысленной тратой времени, – сказал Эмери. – Мужланы лукавы и бывают на удивление тупы. Особенно когда им это выгодно. – Он усмехнулся. – Не думайте, я вовсе не презираю их. Скорее наоборот: отдаю дань уважения их хитрости. Непроходимая тупость – вот то оружие, которым они легко отбивают любые атаки умников.
– Согласен, – сквозь зубы проговорил Мельгос – Стало быть, пусть у нас в тылу остаются возможные враги?
– Гай забрал с собой лучших, – вмешалась наконец Уида. – Те, что остались, для него бесполезны и, следовательно, практически безопасны для нас.
– Они, скорее всего, будут проданы на север, – произнес со вздохом Мельгос. – Разобщены, разбросаны по разным поселкам. Если это будет зависеть от меня, я дам настоятельную рекомендацию при продаже разбивать семьи.
Эмери молчал. Он думал о Радихене. «Как правило, самых злых врагов мы создаем себе сами, размышлял он. – Впрочем, кто поручится за то, что герцог Вейенто не делает сейчас того же самого? Хотел бы я знать, как выглядит тот враг, который, возможно, уже скоро выйдет из его наковален отточенным, точно меч!»
Проселок незаметно завел их в лес. Эмери показалось, что деревья сами собой вдруг выросли вокруг, а дорога рассыпалась на мириады тропинок между стволами. Люди и кони пошли медленнее. Уида озиралась по сторонам, жадно втягивая ноздрями лесной воздух: она откровенно наслаждалась поездкой.
– Я знаю, – проговорила она тихо, поймав взгляд Эмери, – что скоро здесь может произойти сражение, многие люди умрут… Но мне трудно думать об этом. Такие, как я, мы не умеем беспокоиться заранее.
– Где-то здесь находится он. Тот, кого мы ищем, – еле слышно шепнул Эмери. – А если он по какой-нибудь глупой случайности погибнет, то…
Уида вздрогнула и на миг стала серьезной, а затем блаженная улыбка вернулась на ее лицо.
– Но ведь этого еще не случилось, – отозвалась девушка. – И до тех пор, пока вообще ничего не случилось, Эмери, позволь мне просто дышать полной грудью!
Он молча отвернулся. И застыл. Перед ними находилась та самая скрытая крепость, о которой упоминал крестьянин в сгоревшей деревне: высокий деревянный частокол, скрывающий некое строение. И было совершенно очевидно, что недавно здесь уже побывали какие-то солдаты. Под стенами маленькой крепости виднелись обрывки старой палатки, наполовину сгнившей после дождей. Толстый ковер прошлогодней и позапрошлогодней листвы и темной хвои был разрыт – по нему долго топтались люди и кони. Осталось несколько больших кострищ, и посреди одного валялся солдатский котелок с пробитым донышком.
– Мы пришли, – сказал Мельгос, спешиваясь. И оглянулся на «молодоженов»: – Похоже, мы застрянем тут на некоторое время, так что, если вы останетесь с нами, ваше путешествие изрядно затянется. Не передумали? По-моему, вам лучше было бы оставить отряд.
Уида перестала улыбаться. Она осматривалась по сторонам с таким видом, словно прикидывала: как лучше штурмовать выросшее перед ней укрепление. Заметив, что Мельгос не сводит с нее взгляда, она проговорила:
– Обойти крепость и поскакать дальше – так поступают только кочевники пустыни. Хвала небесам, мои предки родились на обычной земле, среди травы, а не в песках. Нет уж, господин Мельгос, я задержусь на неопределенный срок и посмотрю, как вы возьмете эту крепость.
Эмери вздохнул и сказал, обращаясь к капитану:
– Крестьянский бунт посреди королевства – это, по-моему, оскорбительно. А вы как находите, господин Мельгос?
* * *
– Они пришли, Гай! – возбужденно крикнула Хейта, врываясь в комнату, где расположился Талиессин с десятком своих приближенных.
Некогда это был пиршественный зал в охотничьем домике короля Гиона. Очень давно, столетия назад, здесь собирались молодые люди, утомленные долгой скачкой по лесам и неравной схваткой с каким-нибудь свирепым кабаном. Здесь выпивались моря отменного вина и съедались горы свежайшего мяса. Где-то на одной из мозаичных картин затерялся портрет самого короля Гиона: он был изображен среди множества юных всадников, богато разодетых и всячески разукрашенных; но который из них был он – не мог бы определить сейчас никто, разве что Чильбарроэс.
Несколько оленьих голов с огромными ветвистыми рогами висели на стенах справа и слева; в центре комнаты красовался гигантский пиршественный стол. На столе, на скамьях вокруг него и на полу спали вповалку люди, которых Талиессин забрал с собой из деревни, уводя от неизбежной расправы. Самые молодые и сильные мужчины, самые озлобленные из тех, кто взбунтовался.
Женщина была с ними одна – Хейта. Талиессин, который прежде никогда толком не разбирался в людях, сразу определил в ней не столько юную девушку-подростка, сколько вздорное бесполое существо, склонное к хаосу: только посреди мятежей и беспорядков уверенно колотилось ее маленькое сердечко; мирная жизнь медленно убивала ее.
Хейта как будто впервые родилась на свет только тогда, когда вспыхнули первые искры пожара. Из бесформенного комка глины вытянулись ножки и ручки, тонкие, прохладные, липкие от возбуждения; загорелись хищные глазки, выставились в улыбочке остренькие зубки.
Из полусна, в котором протекли первые четырнадцать лет ее жизни, она восстала, ликуя, и сразу узрела перед собою божество, что призвало ее к полноценному бытию: человека, который назвал себя Гай.
Пылая любовью и благодарностью, она размышляла о нем целый день и всю ночь и утром сказала ему:
– А я думала-думала и теперь знаю.
– Что? – спросил он, болезненно щуря глаза.
– Гай – неполное имя. Уменьшительное. Да?
– Да, – сказал Талиессин.
– А какое полное?
«Гайфье», – хотел было ответить Талиессин, таким сильным оказался ее напор, но вовремя смолчал: назваться Гайфье означало практически выдать себя.
– Думай дальше, – сказал он.
И она отошла, покусывая палец.
Талиессин вспомнил об охотничьем домике, когда солнце окончательно скрылось за горизонтом и обе луны утвердились на небе. Он объявил людям, что знает в лесу хорошее укрытие.
– Уйдем все! – кричали кругом, волнуясь. – Завтра придут солдаты, уйдем все!
Женщины напирали на него, раскрывая рты, и он видел их потемневшие, раскрошенные зубы, и почему-то его втайне утешала мысль о том, что такими зубами они не смогут его разорвать.
– Забери всех! – надрывались они. – Ты ведь знаешь, что с нами сделают солдаты!
– Тихо! – заорал Талиессин, оттесняя их крупом коня. – Ничего они с вами не сделают, вы, курицы! Ничего, ясно вам?
Они притихли, и только в задних рядах кто-то продолжал недовольно ворчать.
Чуть тише Талиессин продолжил:
– Солдаты придут, это точно. Думаю, завтра – сразу после рассвета. В столице уже знают.
Он безошибочно метнул взгляд в ту сторону, где уже зрел вопрос: «А откуда, умник, тебе известно о том, что знают и чего не знают в столице?» – и быстро добавил:
– Это не первый мой бунт.
– Он верно говорит! – крикнули из толпы. – В столице уже все знают, мешкать нельзя!
– Если мы заберем с собой всех, то не успеем вовремя добраться до крепости, – продолжал Талиессин.
И снова его поддержал голос невидимки из темноты:
– Точно, точно! Бабы будут на хвосте висеть!
– Оставим всех, кто сойдет за мирных жителей, – продолжал Талиессин. – Солдаты не станут убивать женщин и детей.
– Почему? – заверещала какая-то женщина совсем близко от Талиессина, и принц почувствовал, как вздрогнул под ним конь.
– Потому что раньше они этого не делали, – устало сказал Талиессин. – Пусть и мужчины останутся, кто не хочет уходить. Потому что тем, кто уйдет со мной, дороги назад уже не будет: нас всех повесят, если схватят.
– Королева не вешает, – громко сказал какой-то мужчина.
Талиессину подумалось, что он знает, кто сейчас заговорил: невысокий, с ручищами как лопаты, с серенькой лысинкой, проглядывающей сквозь серенькие волосики. Неопределенных лет. Должно быть, этот.
Талиессин криво ухмыльнулся своим мыслям. Вот и настало время проверить, истинный ли он потомок Эльсион Лакар!
– Королева вешает, – уверенно произнес Талиессин. – Я сам видел, как она это делала. Стояла и смотрела, а тот человек дергался и вертелся на виселице. Рассказать?
– Да нет, – равнодушно отозвался прежний голос. – Я и сам знаю, что вешает. Просто тебя хотел проверить.
Талиессин внезапно поднял коня на дыбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63