– прошептала она. – Но это невозможно… Коронация, королевская свадьба… Вы хотите, чтобы я пропустила эти события?
Вейенто поморщился.
– Мне показалось, что вы в основном озабочены собственной персоной, любимая. Хотя, разумеется, это не так. Я ошибаюсь. Вы не можете быть настолько неразумны.
– Нет уж! – возмутилась дочь Ларренса. – Я именно неразумна! Я вышла за вас для того, чтобы войти в высший свет, чтобы находиться поблизости от королевского трона, чтобы…
– Да, я знаю нашу самую отдаленную и самую сокровенную цель, – перебил Вейенто. – Не будем заострять на ней внимание. Не сейчас. Тем более что Талиессин, кажется, глупее, чем я предполагал…
– Что?
Он приподнялся на локте и зашептал в самое ухо жены:
– Для того чтобы отомстить за смерть своей матери, он откажется от коронации.
– Я не понимаю, – пробормотала она, недоверчиво улыбаясь. – О чем вы говорите?
– Я напомнил ему древний обычай, согласно которому эльфийские короли, возлагая на себя корону, прощают всех преступников и отказываются от мести… Талиессин не откажется от мести. Он предпочтет не возлагать на себя корону.
– Этого просто не может быть, – шепнула она.
– Однако это так, – заявил Вейенто. – Я более чем уверен. В знак своего расположения он подарил мне жизнь и свободу магистра Даланн – это та гномка, которая так безуспешно пыталась избавиться от ненужной свидетельницы, от этой гробовщицы Генувейфы… Завтра я заберу ее из клетки и увезу с собой в горы. Это поможет мне поднять престиж среди ее народа.
– Гномы отвратительны, – фыркнула Ибор.
– Я не советую тебе так говорить, – остановил ее герцог.
– Почему?
– Потому что они наши союзники.
– Что не мешает им быть отвратительными.
– Они своеобразны, но не отвратительны, – сказал Вейенто. – И остановимся на этом, хорошо?
– Как вам угодно, мой господин, – язвительно отозвалась дочь Ларренса.
Вейенто предпочел не заметить иронии.
– Рад твоему благоразумию, дитя.
Ибор вернулась к прежней теме:
– Но если коронации не будет, то кому он намерен передать трон?
– Своему ребенку.
Ибор медленно покачала головой. Ее волосы, разбросанные по подушке, поблескивали в полумраке.
– Ребенок Талиессина? Тот несчастный ублюдок, чья мать была, кажется, служанкой в каком-то трактире?
– Она не была служанкой, но… да, он ублюдок, – сказал Вейенто. – Однако речь идет не об этом бесполезном сокровище, а о том, которое еще не родилось. О ребенке Уиды.
– Уида беременна?
– Полагаю, это так. Талиессин берет ее в жены и объявляет королем или королевой, здесь уж как повезет, – не родившееся еще эльфийское дитя. Себя он, надо полагать, назначает регентом. Ситуация опасная, очень опасная для династии… Впрочем, кто я такой, чтобы отговаривать дорогого кузена от столь неразумного решения?
Ибор вздохнула и тесно прижалась к мужу.
– Я люблю вас, – сказала она.
– Меня? – удивился он.
– Ну, ваш ум, вашу власть, вашу предусмотрительность… хитрость… называйте как хотите. Нечто присущее только вам. Вас это устраивает?
– Для счастливого брака вполне достаточно, – сказал Вейенто.
Глава двадцать третья
РЫЖИЙ, С КРАШЕНЫМИ ВОЛОСАМИ
Радихена, заледенев от страха, смотрел, как отворяется дверь камеры…
Пленник потерял счет времени с тех пор, как Адобекк перестал приходить к нему, а светлячок, которого подарил узнику вельможа, утратил всякую надежду приманить к себе самочку и погас.
В какой-то из дней к Радихене явился новый стражник; при нем имелась горящая лампа. Этот новый стражник, ни слова не говоря, схватил пленника за руку и, всунув его запястье в железное кольцо, приковал к стене на очень короткую цепь. Затем он поставил корзину с припасами и кувшин с водой – так, чтобы пленник легко мог дотянуться, – и ушел вместе с лампой.
Радихена попробовал лечь на свое кусачее шерстяное одеяло. Теперь ему придется спать с задранной рукой. Неудобно, но можно привыкнуть.
Он не знал, чем были вызваны эти перемены. Стул, оставленный Адобекком, по-прежнему находился посреди камеры. Радихена боялся даже притрагиваться к нему. Этот предмет виделся ему чем-то вроде амулета, залога будущего освобождения.
Книга, давно прочитанная, лежала на стуле: Радихена не решался положить ее рядом с собой. Теперь она была недоступна – он не смог бы дотянуться до нее, даже если бы и захотел.
Адобекк больше не приходил. Время остановилось. Но внутри этого остановившегося времени существовал и медленно изменялся человек по имени Радихена. И главное, что претерпело в нем перемену, было зародившееся желание жить дальше.
Поэтому он так испугался, когда дверь камеры отворилась и на пороге появился странный силуэт. Тонкий, со стремительными движениями хищного зверька – ласки, к примеру.
Не стражник, что очевидно. Не господин Адобекк. Некто незнакомый.
Он скользнул в камеру и закрыл за собой дверь. Он не принес с собой света – потому что хорошо видел в темноте. Гораздо лучше, чем Радихена. Пленник услышал, как тот смеется сквозь зубы.
– Наконец-то я нашел тебя! – произнес тихий голос. – Ты узнаешь меня? Помнишь? «Я – твоя смерть».
Радихена с трудом встал. Он хотел, чтобы его прикованная рука не слишком бросалась в глаза. Впрочем, если посетитель действительно тот, о ком сейчас подумал Радихена, то он успел уже разглядеть цепи и понять, что узник для него совершенно безопасен.
– Ты ведь вспомнил меня, верно? – настаивал посетитель.
– Талиессин…
– Твоя смерть, – сказал Талиессин. – Роли поменялись.
– Я прикован, – сказал Радихена.
– Видел, – буркнул Талиессин. – Меня это не остановит. Наоборот. Будет легче.
Радихена молчал.
Талиессин уселся на стул, взял в руки книгу, полистал. Повернулся в сторону узника.
– Забавные у тебя здесь вещи, – заметил он. – Ты что, действительно прочел эту книжку?
– Да.
– Понравилось?
– Да, – сказал Радихена.
– Ты открываешься для меня с новой стороны!
Талиессин гибко поднялся со стула. По тому, как он двигался, Радихена понял, что у него в руке нож.
– Я не буду королем, – сказал Талиессин, посмеиваясь. – Я буду регентом. Ты, конечно, еще не слышал новость? Король не может пролить кровь, регент – может. Но даже регент не решится казнить сразу нескольких преступников по двум различным обвинениям… Одна казнь – это просто казнь; две казни сразу – это уже избиение. Кому охота прослыть кровавым монстром? Так что кому-то придется тайно умереть в тюрьме. И, думаю, лучше пусть это будет тот, о ком давно забыли. А ты как считаешь?
Радихена не отвечал.
Талиессин стоял так близко, что пленник чувствовал тепло его дыхания. Неожиданно Талиессин спросил:
– Почему тебя приковали?
– Не знаю.
– Не знаешь? – В голосе Талиессина прозвучало удивление. – Не знаешь? Ты не пытался бежать, не нападал на стражников? И все-таки в один чудесный день тебя просто приковали и все?
– Именно, – сказал Радихена.
Талиессин опустил нож, пощекотал лезвием свободную руку Радихены.
– Чувствуешь? Острый.
– Делайте то, зачем пришли, – сказал Радихена. – Я устал вас слушать.
– По-моему, у тебя появилось чувство собственного достоинства… Вероятно, это от чтения книг.
Дверь снова приоткрылась. Талиессин увидел свою жертву в полоске тусклого света: прижавшийся к стене бледный человек с растрепанными серыми волосами.
Принц быстро повернулся к вошедшему.
– Кажется, мне пытаются помешать.
– Это мой пленник, – проговорил Адобекк, входя в камеру.
Королевский конюший сильно сдал за последнее время: он начал сутулиться, лицо у него обвисло мятыми складками, особенно слева, а кроме того, он заметно приволакивал левую ногу.
– А, мой стул еще на месте! – заметил старый царедворец, бесцеремонно усаживаясь. – Здесь очень темно, не находите? Я не взял факела. Как вы полагаете, ваше высочество, могу я оставить дверь приоткрытой? В этих переходах никого нет.
Талиессин подошел к нему и несколько секунд всматривался в измятое болезнью лицо Адобекка. Потом присел рядом на корточки, как будто общался с ребенком, взял его руки в свои.
– Это ваш пленник? – переспросил принц. – Почему?
– Потому что некогда он принадлежал мне, – сказал Адобекк.
– В каком смысле – «принадлежал»? – не понял принц.
– В самом прямом. Был моим крепостным человеком… Вас устраивает такое объяснение?
– Не вполне, но пусть будет такое. Лучше, чем никакого, – сказал Талиессин.
– Я следил за вами, – сообщил Адобекк.
Талиессин хмыкнул:
– А я-то воображал, будто вы – старая развалина!
– Я и есть старая развалина, – возразил Адобекк, – но это не значит, что я ни на что больше не гожусь. Когда Вейенто отбыл с герцогиней, всей своей свитой и бородавчатой карлицей, которая все время высовывалась из повозки, хотя ей велели сидеть тихо, я понял, что вы начали разбираться с пленниками. Вполне понятное желание, за которое никто вас не осуждает.
– Между прочим, Вейенто сам захотел взять с собой гномку, – заметил принц, поднимаясь на ноги и посматривая на Радихену. – Я ему предлагал освободить любого из троих, по собственному усмотрению. Довольно странное решение принял наш герцог, вы не находите? Взять уродину вместо красотки.
– Отнюдь. Напротив, было бы весьма смешно, если бы он выбрал Аббану, – заметил старый вельможа.
– Да, это было бы жутко смешно, – задумчиво повторил принц. – Чрезвычайно смешно… Впрочем, я отдал бы ему даже эту змею Аббану. Я ведь обещал уважить его выбор. Нельзя же нарушать обещание, данное близкому родственнику, не так ли?
– И бедному Вейенто пришлось бы избавляться от нее по пути в герцогство, – заключил королевский конюший. – Он не хуже вас знает, как опасно держать при себе подобную особу. В следующий раз она подслушает супружескую ссору и решит облагодетельствовать своего герцога, избавив его от жены… А это вызовет неизбежные осложнения с герцогом Ларра, поскольку герцог Ларра, как бы он ни относился к мачехе, обязан будет вступиться за сестру…
– Вы знаете, господин Адобекк, – произнес принц, – я с удовольствием побеседовал бы с вами о герцоге Ларра… Но не сейчас. Вы немного уклонились от темы.
– Да? – Адобекк отчетливо зашамкал губами. Так отчетливо, что Талиессину подумалось: уж не притворяется ли он?
– А о чем я говорил? – осведомился Адобекк в конце концов.
– О том, что следили за мной.
– А! Ну да, разумеется. Разумеется, я за вами следил. После отъезда герцога – особенно. Потому что в вашем поведении, мой господин, я заметил признаки решимости во что бы то ни стало отыскать моего пленника и разделаться с ним. Тайно, как и предполагалось в самом начале.
Он покашлял и вдруг хихикнул, как будто готовясь сообщить нечто забавное.
– Я приказал приковать его к стене и убрать охрану от двери, – продолжал Адобекк. – Это должно было затруднить ему бегство, а вам – поиски.
– Но я его нашел, – заметил Талиессин.
– Это уже не имеет значения, поскольку я нашел вас обоих, – резонно возразил Адобекк.
– К делу, – потребовал принц.
– К какому делу? – удивился Адобекк. – Он по-прежнему мой, и я совершенно не хочу, чтобы вы его убивали. Более того, я сейчас прикажу, чтобы его расковали…
– Ключ был здесь, у входа, – сказал Талиессин. И вынул из своего кошеля небольшой ключик. – Снимайте с него цепи сами, если вам охота.
– Охота, охота… – проворчал Адобекк. И, поманив Талиессина пальцем, шепнул ему в ухо: – Вы думаете, что вы один любили Эйле?
Талиессин сильно вздрогнул всем телом и быстро вышел из камеры.
Адобекк встал, подобрал упавший на пол ключ, приблизился к пленнику. Кряхтя, начал возиться с замком.
– Поедешь со мной, – сказал он наконец. – Я оставляю столицу. Времена переменились, моя служба закончена.
Цепь упала. Радихена схватился за освобожденную руку, принялся сильно растирать запястье. Адобекк медленно заковылял к выходу. На пороге он обернулся:
– Не забудь забрать отсюда стул, деревенщина. Я не хочу, чтобы мои вещи валялись по казематам. Это может меня скомпрометировать. Тебе знакомо такое слово?
* * *
Эмери споткнулся о человека, спавшего прямо на пороге кухни. Дядина стряпуха Домнола величественно крошила овощи для салата. Все ее поведение демонстрировало полное равнодушие к странному явлению в ее царстве.
– Что это? – вопросил Эмери.
Стряпуха чуть повернула голову и одарила Эмери кислой улыбкой.
– Вы о чем, молодой господин?
– Об этом странном предмете.
– Понятия не имею, – заявила Домнола, снова отворачиваясь к своей работе. – Ваш дядя сказал, что это существо может находиться в доме и делать все, что ему заблагорассудится, за исключением краж и убийства. Самоубийство оговорено не было, – добавила она мрачно.
– Не вижу, как подобная забывчивость может нам помочь, – заметил Эмери. – Кто он?
– Грязный бродяга, – отрезала стряпуха. – Ваш дядя притащил его в дом – да простится мне подобный тон в разговоре о моем добром господине! – и объявил, что я обязана его кормить и не должна гонять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Вейенто поморщился.
– Мне показалось, что вы в основном озабочены собственной персоной, любимая. Хотя, разумеется, это не так. Я ошибаюсь. Вы не можете быть настолько неразумны.
– Нет уж! – возмутилась дочь Ларренса. – Я именно неразумна! Я вышла за вас для того, чтобы войти в высший свет, чтобы находиться поблизости от королевского трона, чтобы…
– Да, я знаю нашу самую отдаленную и самую сокровенную цель, – перебил Вейенто. – Не будем заострять на ней внимание. Не сейчас. Тем более что Талиессин, кажется, глупее, чем я предполагал…
– Что?
Он приподнялся на локте и зашептал в самое ухо жены:
– Для того чтобы отомстить за смерть своей матери, он откажется от коронации.
– Я не понимаю, – пробормотала она, недоверчиво улыбаясь. – О чем вы говорите?
– Я напомнил ему древний обычай, согласно которому эльфийские короли, возлагая на себя корону, прощают всех преступников и отказываются от мести… Талиессин не откажется от мести. Он предпочтет не возлагать на себя корону.
– Этого просто не может быть, – шепнула она.
– Однако это так, – заявил Вейенто. – Я более чем уверен. В знак своего расположения он подарил мне жизнь и свободу магистра Даланн – это та гномка, которая так безуспешно пыталась избавиться от ненужной свидетельницы, от этой гробовщицы Генувейфы… Завтра я заберу ее из клетки и увезу с собой в горы. Это поможет мне поднять престиж среди ее народа.
– Гномы отвратительны, – фыркнула Ибор.
– Я не советую тебе так говорить, – остановил ее герцог.
– Почему?
– Потому что они наши союзники.
– Что не мешает им быть отвратительными.
– Они своеобразны, но не отвратительны, – сказал Вейенто. – И остановимся на этом, хорошо?
– Как вам угодно, мой господин, – язвительно отозвалась дочь Ларренса.
Вейенто предпочел не заметить иронии.
– Рад твоему благоразумию, дитя.
Ибор вернулась к прежней теме:
– Но если коронации не будет, то кому он намерен передать трон?
– Своему ребенку.
Ибор медленно покачала головой. Ее волосы, разбросанные по подушке, поблескивали в полумраке.
– Ребенок Талиессина? Тот несчастный ублюдок, чья мать была, кажется, служанкой в каком-то трактире?
– Она не была служанкой, но… да, он ублюдок, – сказал Вейенто. – Однако речь идет не об этом бесполезном сокровище, а о том, которое еще не родилось. О ребенке Уиды.
– Уида беременна?
– Полагаю, это так. Талиессин берет ее в жены и объявляет королем или королевой, здесь уж как повезет, – не родившееся еще эльфийское дитя. Себя он, надо полагать, назначает регентом. Ситуация опасная, очень опасная для династии… Впрочем, кто я такой, чтобы отговаривать дорогого кузена от столь неразумного решения?
Ибор вздохнула и тесно прижалась к мужу.
– Я люблю вас, – сказала она.
– Меня? – удивился он.
– Ну, ваш ум, вашу власть, вашу предусмотрительность… хитрость… называйте как хотите. Нечто присущее только вам. Вас это устраивает?
– Для счастливого брака вполне достаточно, – сказал Вейенто.
Глава двадцать третья
РЫЖИЙ, С КРАШЕНЫМИ ВОЛОСАМИ
Радихена, заледенев от страха, смотрел, как отворяется дверь камеры…
Пленник потерял счет времени с тех пор, как Адобекк перестал приходить к нему, а светлячок, которого подарил узнику вельможа, утратил всякую надежду приманить к себе самочку и погас.
В какой-то из дней к Радихене явился новый стражник; при нем имелась горящая лампа. Этот новый стражник, ни слова не говоря, схватил пленника за руку и, всунув его запястье в железное кольцо, приковал к стене на очень короткую цепь. Затем он поставил корзину с припасами и кувшин с водой – так, чтобы пленник легко мог дотянуться, – и ушел вместе с лампой.
Радихена попробовал лечь на свое кусачее шерстяное одеяло. Теперь ему придется спать с задранной рукой. Неудобно, но можно привыкнуть.
Он не знал, чем были вызваны эти перемены. Стул, оставленный Адобекком, по-прежнему находился посреди камеры. Радихена боялся даже притрагиваться к нему. Этот предмет виделся ему чем-то вроде амулета, залога будущего освобождения.
Книга, давно прочитанная, лежала на стуле: Радихена не решался положить ее рядом с собой. Теперь она была недоступна – он не смог бы дотянуться до нее, даже если бы и захотел.
Адобекк больше не приходил. Время остановилось. Но внутри этого остановившегося времени существовал и медленно изменялся человек по имени Радихена. И главное, что претерпело в нем перемену, было зародившееся желание жить дальше.
Поэтому он так испугался, когда дверь камеры отворилась и на пороге появился странный силуэт. Тонкий, со стремительными движениями хищного зверька – ласки, к примеру.
Не стражник, что очевидно. Не господин Адобекк. Некто незнакомый.
Он скользнул в камеру и закрыл за собой дверь. Он не принес с собой света – потому что хорошо видел в темноте. Гораздо лучше, чем Радихена. Пленник услышал, как тот смеется сквозь зубы.
– Наконец-то я нашел тебя! – произнес тихий голос. – Ты узнаешь меня? Помнишь? «Я – твоя смерть».
Радихена с трудом встал. Он хотел, чтобы его прикованная рука не слишком бросалась в глаза. Впрочем, если посетитель действительно тот, о ком сейчас подумал Радихена, то он успел уже разглядеть цепи и понять, что узник для него совершенно безопасен.
– Ты ведь вспомнил меня, верно? – настаивал посетитель.
– Талиессин…
– Твоя смерть, – сказал Талиессин. – Роли поменялись.
– Я прикован, – сказал Радихена.
– Видел, – буркнул Талиессин. – Меня это не остановит. Наоборот. Будет легче.
Радихена молчал.
Талиессин уселся на стул, взял в руки книгу, полистал. Повернулся в сторону узника.
– Забавные у тебя здесь вещи, – заметил он. – Ты что, действительно прочел эту книжку?
– Да.
– Понравилось?
– Да, – сказал Радихена.
– Ты открываешься для меня с новой стороны!
Талиессин гибко поднялся со стула. По тому, как он двигался, Радихена понял, что у него в руке нож.
– Я не буду королем, – сказал Талиессин, посмеиваясь. – Я буду регентом. Ты, конечно, еще не слышал новость? Король не может пролить кровь, регент – может. Но даже регент не решится казнить сразу нескольких преступников по двум различным обвинениям… Одна казнь – это просто казнь; две казни сразу – это уже избиение. Кому охота прослыть кровавым монстром? Так что кому-то придется тайно умереть в тюрьме. И, думаю, лучше пусть это будет тот, о ком давно забыли. А ты как считаешь?
Радихена не отвечал.
Талиессин стоял так близко, что пленник чувствовал тепло его дыхания. Неожиданно Талиессин спросил:
– Почему тебя приковали?
– Не знаю.
– Не знаешь? – В голосе Талиессина прозвучало удивление. – Не знаешь? Ты не пытался бежать, не нападал на стражников? И все-таки в один чудесный день тебя просто приковали и все?
– Именно, – сказал Радихена.
Талиессин опустил нож, пощекотал лезвием свободную руку Радихены.
– Чувствуешь? Острый.
– Делайте то, зачем пришли, – сказал Радихена. – Я устал вас слушать.
– По-моему, у тебя появилось чувство собственного достоинства… Вероятно, это от чтения книг.
Дверь снова приоткрылась. Талиессин увидел свою жертву в полоске тусклого света: прижавшийся к стене бледный человек с растрепанными серыми волосами.
Принц быстро повернулся к вошедшему.
– Кажется, мне пытаются помешать.
– Это мой пленник, – проговорил Адобекк, входя в камеру.
Королевский конюший сильно сдал за последнее время: он начал сутулиться, лицо у него обвисло мятыми складками, особенно слева, а кроме того, он заметно приволакивал левую ногу.
– А, мой стул еще на месте! – заметил старый царедворец, бесцеремонно усаживаясь. – Здесь очень темно, не находите? Я не взял факела. Как вы полагаете, ваше высочество, могу я оставить дверь приоткрытой? В этих переходах никого нет.
Талиессин подошел к нему и несколько секунд всматривался в измятое болезнью лицо Адобекка. Потом присел рядом на корточки, как будто общался с ребенком, взял его руки в свои.
– Это ваш пленник? – переспросил принц. – Почему?
– Потому что некогда он принадлежал мне, – сказал Адобекк.
– В каком смысле – «принадлежал»? – не понял принц.
– В самом прямом. Был моим крепостным человеком… Вас устраивает такое объяснение?
– Не вполне, но пусть будет такое. Лучше, чем никакого, – сказал Талиессин.
– Я следил за вами, – сообщил Адобекк.
Талиессин хмыкнул:
– А я-то воображал, будто вы – старая развалина!
– Я и есть старая развалина, – возразил Адобекк, – но это не значит, что я ни на что больше не гожусь. Когда Вейенто отбыл с герцогиней, всей своей свитой и бородавчатой карлицей, которая все время высовывалась из повозки, хотя ей велели сидеть тихо, я понял, что вы начали разбираться с пленниками. Вполне понятное желание, за которое никто вас не осуждает.
– Между прочим, Вейенто сам захотел взять с собой гномку, – заметил принц, поднимаясь на ноги и посматривая на Радихену. – Я ему предлагал освободить любого из троих, по собственному усмотрению. Довольно странное решение принял наш герцог, вы не находите? Взять уродину вместо красотки.
– Отнюдь. Напротив, было бы весьма смешно, если бы он выбрал Аббану, – заметил старый вельможа.
– Да, это было бы жутко смешно, – задумчиво повторил принц. – Чрезвычайно смешно… Впрочем, я отдал бы ему даже эту змею Аббану. Я ведь обещал уважить его выбор. Нельзя же нарушать обещание, данное близкому родственнику, не так ли?
– И бедному Вейенто пришлось бы избавляться от нее по пути в герцогство, – заключил королевский конюший. – Он не хуже вас знает, как опасно держать при себе подобную особу. В следующий раз она подслушает супружескую ссору и решит облагодетельствовать своего герцога, избавив его от жены… А это вызовет неизбежные осложнения с герцогом Ларра, поскольку герцог Ларра, как бы он ни относился к мачехе, обязан будет вступиться за сестру…
– Вы знаете, господин Адобекк, – произнес принц, – я с удовольствием побеседовал бы с вами о герцоге Ларра… Но не сейчас. Вы немного уклонились от темы.
– Да? – Адобекк отчетливо зашамкал губами. Так отчетливо, что Талиессину подумалось: уж не притворяется ли он?
– А о чем я говорил? – осведомился Адобекк в конце концов.
– О том, что следили за мной.
– А! Ну да, разумеется. Разумеется, я за вами следил. После отъезда герцога – особенно. Потому что в вашем поведении, мой господин, я заметил признаки решимости во что бы то ни стало отыскать моего пленника и разделаться с ним. Тайно, как и предполагалось в самом начале.
Он покашлял и вдруг хихикнул, как будто готовясь сообщить нечто забавное.
– Я приказал приковать его к стене и убрать охрану от двери, – продолжал Адобекк. – Это должно было затруднить ему бегство, а вам – поиски.
– Но я его нашел, – заметил Талиессин.
– Это уже не имеет значения, поскольку я нашел вас обоих, – резонно возразил Адобекк.
– К делу, – потребовал принц.
– К какому делу? – удивился Адобекк. – Он по-прежнему мой, и я совершенно не хочу, чтобы вы его убивали. Более того, я сейчас прикажу, чтобы его расковали…
– Ключ был здесь, у входа, – сказал Талиессин. И вынул из своего кошеля небольшой ключик. – Снимайте с него цепи сами, если вам охота.
– Охота, охота… – проворчал Адобекк. И, поманив Талиессина пальцем, шепнул ему в ухо: – Вы думаете, что вы один любили Эйле?
Талиессин сильно вздрогнул всем телом и быстро вышел из камеры.
Адобекк встал, подобрал упавший на пол ключ, приблизился к пленнику. Кряхтя, начал возиться с замком.
– Поедешь со мной, – сказал он наконец. – Я оставляю столицу. Времена переменились, моя служба закончена.
Цепь упала. Радихена схватился за освобожденную руку, принялся сильно растирать запястье. Адобекк медленно заковылял к выходу. На пороге он обернулся:
– Не забудь забрать отсюда стул, деревенщина. Я не хочу, чтобы мои вещи валялись по казематам. Это может меня скомпрометировать. Тебе знакомо такое слово?
* * *
Эмери споткнулся о человека, спавшего прямо на пороге кухни. Дядина стряпуха Домнола величественно крошила овощи для салата. Все ее поведение демонстрировало полное равнодушие к странному явлению в ее царстве.
– Что это? – вопросил Эмери.
Стряпуха чуть повернула голову и одарила Эмери кислой улыбкой.
– Вы о чем, молодой господин?
– Об этом странном предмете.
– Понятия не имею, – заявила Домнола, снова отворачиваясь к своей работе. – Ваш дядя сказал, что это существо может находиться в доме и делать все, что ему заблагорассудится, за исключением краж и убийства. Самоубийство оговорено не было, – добавила она мрачно.
– Не вижу, как подобная забывчивость может нам помочь, – заметил Эмери. – Кто он?
– Грязный бродяга, – отрезала стряпуха. – Ваш дядя притащил его в дом – да простится мне подобный тон в разговоре о моем добром господине! – и объявил, что я обязана его кормить и не должна гонять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63