Она вдруг всхлипнула. Эмери удивился: обычно суровая Домнола была весьма скупа на проявления чувств.
– Господин Адобекк уезжает, – пояснила она. – Уезжает из столицы. Говорит, мол, времена переменились. Желает на покой.
– Рано или поздно такое должно было случиться, – сказал Эмери. Однако он был ошеломлен услышанным.
Меньше всего он ожидал от дяди подобной выходки. Оставить двор? Прекратить интриговать? Отказаться от великолепных дворцовых праздников? Конечно, сейчас тяжелое время, столица погружена в траур – да и положение наследника с каждым днем становится все более двусмысленным. Но рано или поздно беспокойство уляжется, и в столице вновь начнутся фейерверки, торжества, любовные приключения и изящные забавы. Эмери не мог поверить в то, что дядя Адобекк способен добровольно отказаться от всего этого.
– Уезжает в имение, – повторила стряпуха. – Нас оставляет. Меня и Фоллона. Чтобы мы служили вам.
– Ясно, – сказал Эмери. – Мы с братом жуткие люди. Есть о чем проливать слезы. Можете горевать и дальше, добрая хозяйка. Вас ждет ужасная участь.
Домнола поморгала, осознавая услышанное. Потом махнула рукой, словно отказываясь от всякой борьбы:
– Вы понимаете, что я имею в виду, молодой господин, и вам не пронять меня злыми шуточками… Мне нашего хозяина жаль, вот и все. А это чудище он с собой забирает.
Она с досадой плюнула в сторону спящего.
Эмери наклонился, рассматривая незнакомца, а после вскрикнул:
– Не тот ли это рыжий, с крашеными волосами? Где его дядя отыскал и почему привел к себе в дом?
Рыжий, с крашеными волосами, спал и даже не пошевелился: впервые за долгое время он смог уснуть спокойно, не чувствуя сквозь забытье боли в прикованной руке.
А Эмери выпрямился, покачал головой:
– Что еще затевает Адобекк?
– Не нашего с вами ума это дело, – заговорщически произнесла стряпуха. И, оставив овощи, сняла с полки кусок ветчины. – Возьмите, отнесите брату. Я для вас обоих приготовила. Несите же, пока господин Адобекк не вернулся и не забрал для своего урода.
– Спасибо тебе, Домнола, – поблагодарил Эмери. – Хоть для того, чтоб дядиному уроду не досталось, – назло съем!
С ветчиной под мышкой он начал подниматься по лестнице.
Ренье уже поправлялся: затягивалась рана, полученная на турнире, и, к удивлению молодого человека, уже не так саднило сердце при воспоминании об эльфийской королеве.
– Может быть, я бессердечный? – говорил Ренье брату, испытывая нечто вроде раскаяния. – Почему я до сих пор могу есть, пить, даже о женщинах думать опять начал?
– Потому что ты живой, – отвечал Эмери. – Потому что она для тебя стала чудесным воспоминанием. Как Эйле.
– Смерть Эйле изменила Талиессина почти до неузнаваемости, – возразил Ренье. – А ее смерть меня как будто почти и не задела…
– А тебе бы предпочтительнее прозябать остаток дней твоих с незаживающей раной в душе? – осведомился Эмери.
Ренье пожал плечами.
– Мне кажется, так было бы правильнее… – Вот и все, что он тогда сказал.
Появление брата с куском ветчины под мышкой вызвало некоторое оживление в комнате больного. Эмери приготовил закуски, разлил по стаканам вино и, дождавшись, пока Ренье набьет рот, сказал:
– Домнола утверждает, будто дядя намерен оставить столицу.
Ренье продолжал жевать.
– Вся прислуга и дом, очевидно, переходят к нам.
Никакой реакции.
– А на пороге кухни спит без задних ног тот самый рыжий, с крашеными волосами, который убил Эйле…
– Знаю, – с набитым ртом сказал Ренье.
– Откуда?
– Адобекк рассказывал.
– Что он тебе рассказывал?
– Что этот рыжий – его зовут Радихена, кстати, – может быть ему полезен. По-моему, дядя просто пожалел его. Удивительный он, наш дядя Адобекк! – продолжал Ренье задумчиво. – Когда я просил его разыскать и привезти в столицу возлюбленного Эйле, он устроил мне выволочку. Запретил даже упоминать о «пошлых любовных историях поселян» – как-то так он выразился. А сам, жалкий лицемер, принимает участие в судьбе этого парня – и хоть бы бровью повел…
– Вероятно, это потому, что Радихена может быть ему полезен, – сказал Эмери.
– Ты сам в это не веришь, – возразил брат. – Чем ему может быть полезен человек, по горло запутавшийся в чужих интригах? И для чего нашему дяде мог бы пригодиться Радихена? Дабы с его помощью публично обвинить Вейенто в организации покушения? Нет, Эмери, дядя просто увидел в нем нечто вроде возможного ученика. Адобекк, разумеется, будет это отрицать, но я-то уверен! Судя по тем крохам, которые обронила наша хищная птица, Радихена совершенно сломлен своим преступлением. Он рассматривает дядю как своего благодетеля. Следовательно, дядя может вить из него любые веревки. Чем он и займется – в замке бабушки Ронуэн, на покое.
– По-моему, мой младший брат стал циником, – задумчиво произнес Эмери, отбирая у него ветчину и мелко обкусывая ломоть с краю.
Ренье только отмахнулся.
– Ничего подобного. Кстати, почему мы пьем эту кислятину? Вылей в окно, пожалуйста. Только проследи, чтобы внизу непременно кто-нибудь шел.
Он пошарил у себя под кроватью и вытащил запечатанный узкогорлый сосуд.
– Подарок от того славного господина, которому я поддался на турнире, – пояснил Ренье. – С гигантским письмом. «…нимало не имел в намерениях Вас увечить, в чем заверяю… И подкрепляю сим дивным сосудом…» Точнее, сосудами. Я один уже выпил, пока ты занимался дворцовыми интригами и переживал за дядю Адобекка…
– У нас появился еще один друг, – заметил Эмери.
– Хоть какая-то польза от моего ранения… – Ренье вздохнул и поморщился: ему все еще было больно. – Что во дворце? Рассказывай. Умирающему интересно.
– Вейенто с супругой отбыли. Увезли с собой госпожу Даланн.
– Превосходно! – Ренье хлопнул в ладоши.
– Даже странно, что она оказалась такой злодейкой, – продолжал Эмери. – На занятиях у нее было интересно.
– Да брось ты, скука! Теоретическая эстетика… Разве можно красоту разложить по полочкам? Это все равно, что взять красивую женщину, разрезать ее на кусочки и изучать: чего же в ней такого красивого? Кишки вроде бы сизые, в желудке что-то не до конца переваренное…
– Замолчи, – попросил Эмери.
– Ладно, умолкаю. Расскажи про Аббану с Гальеном. Еще один сюрприз. Вот уж никогда бы не подумал, что они способны на подобные дела…
– Я виделся с Талиессином, – помолчав, сказал Эмери. – Точнее, я навещал Уиду. Она действительно выходит замуж. Завтра об этом будет объявлено официально.
– Она довольна?
– Не вполне…
– Почему? – насторожился Ренье.
– Потому что Талиессин ее не любит.
– Зачем же он женится?
– Она чистокровная эльфийка и к тому же беременна от него.
– Опять слухи?
– Не слухи. Я виделся с ними обоими. Я ведь только что тебе сказал! – Эмери вдруг рассердился. – По-моему, ты меня совершенно не слушаешь.
Ренье устроился удобнее на подушках.
– Да ладно тебе злиться, – миролюбиво произнес он. – Я желаю знать всю сплетню, в подробностях.
– Хорошо, вот тебе подробности… – Эмери смягчился. – Я навещал Уиду во дворце. На той половине дворца, которая принадлежала дофину. Собственно, она до сих пор ему принадлежит. Как и весь остальной дворец. Уида находилась в саду.
– Что делала?
– Просто валялась в траве, как она любит.
…Смотрела на высокие стебли и на белые цветки шиповника на фоне далекого неба, а потом вдруг увидела над собой лицо своего друга Эмери и лениво улыбнулась.
– Ложись рядом. – Она вытянула руку, приглашая его устраиваться под боком.
Эмери растянулся на траве. Уида оказалась совсем близко. От ее кожи пахло горячей травой. Ни от одной женщины на свете так не пахло.
– Нравится? – спросила она, дразня его.
– Ты нарочно это делаешь? Смотри, я ведь могу влюбиться!
– Не можешь, у меня нет музыки…
Она засмеялась, и Эмери вдруг почувствовал, что она счастлива.
– Что случилось, Уида?
– Почему ты всегда боишься, Эмери? – Она схватила пальцами пучок травы, принялась теребить. – Почему ты считаешь, что любая перемена может быть только к худшему?
– А разве это не так?
– Нет.
– Что случилось? – повторил он свой вопрос.
– У меня будет ребенок… Мне казалось, об этом знает уже целый свет.
– Целый свет минус один глупый Эмери.
– Стало быть, теперь уже плюс один глупый Эмери… – Она глубоко вздохнула. – Когда эльфийская женщина понесет, мир преображается… Разве ты не видишь?
Эмери приподнялся, огляделся вокруг. Потом снова улегся и решительно помотал головой.
– Не вижу.
– Может быть, так обстоит только для Эльсион Лакар? Талиессин – он сразу увидел…
Эмери помолчал немного, а потом сказал:
– Я солгал тебе, Уида. Я тоже это вижу. И все видят. Просто все лгут – видимо, из этого самого страха перемен.
Она расхохоталась и крепко поцеловала его в губы. На миг он потерял сознание, а когда очнулся – Уиды уже не было.
Вместо Уиды рядом с Эмери сидел скрестив ноги Талиессин и жевал травинку.
Эмери вскочил.
Талиессин махнул ему рукой:
– Лежи, лежи…
– Где Уида?
– Моя невеста? Удалилась куда-то с таинственным видом.
Эмери поразило, каким пренебрежительным тоном Талиессин отозвался о женщине, которую намерен взять в жены. Принц хмыкнул:
– Перед тобой я могу не лицемерить, не так ли? Эмери. Не Ренье. Да? Ты – старший брат.
– Нетрудно догадаться, коль скоро младший лежит с лишней дыркой в туловище и неизвестно когда теперь поднимется, – буркнул Эмери.
– Вы с ней друзья, – сказал Талиессин. Он выплюнул изжеванную травинку, сорвал другую. – Вы с Уидой. Это ты нашел ее для меня. И сумел вовремя подсунуть.
– Положим, вас, мой господин, никто не заставлял пользоваться случаем, – возразил Эмери.
– Не заставлял, – покладисто согласился Талиессин. – Да и к чему отказываться? Гай – он не из таковских. Он даже своей подружке, Хейте, не всегда был верен. Знаешь об этом?
– Нет.
– Ну и не нужно… Расскажи об Уиде. – Талиессин придвинулся ближе и вдруг сделался простым и сердечным. – Какая она?
– Она любит лошадей, – сказал Эмери. – Любит вас.
– Это я и без тебя знаю.
– Она настоящая Эльсион Лакар, – сказал Эмери, чувствуя свою беспомощность. – Со мной она держалась как несносный тиран, с моим бывшим кучером – подружилась, точно они выросли на одной конюшне, а в вас она влюбилась с первого взгляда. Откуда мне знать, какая она!
– Вот и я не знаю, – сказал Талиессин. Он потянулся и встал. – Спасибо, – бросил он, уже уходя. – Спасибо, Эмери. Не Ренье.
…Вот, собственно, и все. Талиессин не выглядел счастливым, Уида не казалась уверенной в себе. Но у них может получиться. Все дело в ребенке. Каким он родится, как они воспримут это событие? Никогда нельзя предсказать заранее.
– Как ты думаешь, почему Аббана сделала это? – помолчав, сказал Ренье.
– Потому что она самонадеянная сука, – ответил брат, не задумываясь.
– Странно… Она ведь не была такой.
– Я много думал об этом, – признался Эмери, – и знаешь, к какому неутешительному выводу пришел?
– Разумеется, не знаю…
– Отчасти мы с тобой во всем этом виноваты, – выпалил Эмери.
– Мы? Мы-то каким боком?
– Мы предложили им нашу дружбу. Тогда, в Изиохоне. Ей и Гальену. Помнишь?
– Разумеется, помню; да что же из того?
– А потом уехали не простившись.
– Не было времени на прощания да разговоры. Они ведь где-то бродили той ночью, когда за нами явился Фоллон и велел срочно отбыть к дяде. Ты согласен, что времени у нас не было?
– Не важно, – отмахнулся Эмери. – Мы бросили их, как ненужное барахло. Возможно, это и сломало их.
– Ты говоришь ерунду! – возмутился Ренье. – Человека не может сломать такая мелочь! Ну, оставили их друзья, уехали не простившись… Так не в пустыне, без воды и палатки, мы их бросили! В благоустроенном городке, в двух днях пути до столицы, с едой и деньгами… Что тут такого?
– Возможно, их это оскорбило, – сказал Эмери.
– Давай лучше вспомним Эгрея, – предложил Ренье. – Вот еще одна тонкая, ранимая натура. Заключил пари, что девушка в него влюбится, потом вызвал другую девицу на дуэль и предательски зарезал ее на глазах у нескольких свидетелей. И ничего, все ему сошло с рук! Вот это человек! Вот у кого учиться!..
– Может быть, они пытались доказать, – Эмери не позволял сбить себя с мысли, – нам, всему свету, самим себе, – доказать, что они тоже на что-то способны? Что от них тоже что-то зависит?
– Да, зависит, – горько заметил Ренье. – Выплюнуть отравленную стрелу в прекрасную женщину, в королеву… Вот и все, на что они оказались способны. У меня другая версия.
– Любопытно.
– Просто-напросто Аббана влюбилась в герцога. Гальена она собиралась держать при себе в качестве тайного и преданного любовника, а герцога… Ну, не знаю. Вероятно, со временем она метила на место его постоянной подруги. И начать решила с главного: с осуществления самой заветной мечты своего избранника.
– Она скоро умрет, – сказал Эмери. В его тоне вдруг прозвучало сожаление.
– Очень хорошо, – огрызнулся Ренье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63