Все взлетит на воздух и замарает вас. Не думаю, что вы жаждете, чтобы это случилось с вами.
— Нет.
— Сколько вам нужно униформ?
— Их наденут четверо из нас.
— Кто эти четверо? Мне нужно знать размеры. Понимаете?
— Разумеется.
— Так кто же они?
— Вы, я и еще один мужик по имени Флорри Парадайз.
— Флорри Парадайз.
Его лицо снова приняло непроницаемое выражение.
— Да. Четвертого нужно еще выбрать.
— Велика ли степень риска в этом деле? — спросил Картер и бросил на Глухого Взгляд.
Этот Взгляд он отработал, когда играл эпизодическую роль сбытчика наркотиков в спектакле «Зло в Майами». Это было до того, как торговля наркотиками ненадолго стала, эпизодом его собственной жизни. За нее он схлопотал пять лет и десять месяцев. Срок ему скостили до двух с половиной лет за хорошее поведение и постановку спектакля, который мог бы удостоиться премии Академии искусств. Он предстал перед комиссией по досрочному освобождению, и ему удалось убедить полицейских, что актерство является законным и достойным способом вносить свой посильный вклад в развитие общества. Он вышел на свободу шесть лет назад и с тех пор даже не вспоминал о сцене. Ему больше нравилось заниматься ночными кражами со взломом. В тюрьме можно всему научиться, было бы только желание. Его Взгляд говорил: «Человек я рассудительный, так что не вздумайте морочить мне голову».
— Потому что, — продолжал он, сверля собеседника Взглядом, — чем рискованнее предприятие, тем больше денег я хочу получить за свое... гм... участие в нем.
— Само собой разумеется, — подтвердил Глухой. — Я вам подробно расскажу, что мне от вас нужно. А вы ответите мне, соответствует ли, по вашему мнению, риск вознаграждению, которым я рассчитываю оплатить ваше участие. Так вы, кажется, изволили выразиться?
— Да, — сказал Картер.
Ему показалось, что этот болван с плохим слухом плутует.
— Итак, говорите, что вам от меня нужно, — проговорил он.
— Прежде всего униформы. Всего четыре комплекта. Мне наплевать, как вы их достанете. Купите, украдете или найдете под камнем. Свои размеры вы знаете. Я дам вам мои размеры и размеры Флорри. Размеры четвертого нашего компаньона я смогу дать вам только в конце недели.
— Как вы себе мыслите все это? Один человек за рулем, а остальные трое непосредственные исполнители?
— Что-то вроде этого.
— Это я спросил потому, что у меня есть на примете отличный водитель. Я с ним познакомился в притоне. Прекрасный парень. Руки у него, как у нейрохирурга. Он привезет вас туда и увезет оттуда за скромную плату и гроша лишнего не потребует.
— Он может водить мусоровоз?
— Что?
— Грузовик для перевозки мусора.
— Большой будет груз?
— Очень.
— Хватит ли четверых?
— Вполне.
— Какая там будет охрана?
— Практически никакой.
— Что? Что значит «практически никакой»?
— В худшем случае горстка полицейских.
— И нужно будет отделаться от них? Должен вам сказать, что я никогда не ссорюсь с полицейскими. Разве только перекинусь с ними несколькими словечками. Понимаете?
— А я и не собираюсь сталкиваться с полицейскими.
— Но такая возможность существует?
— Да, существует. Если дела пойдут очень-очень плохо.
— Но я не...
— Это-то я...
— ...ожидаю никаких...
— и имел в виду. Отделаться от полицейского...
— ...осложнений.
— Этого нельзя никогда гарантировать. Я пытаюсь втолковать вам, если вы ударите полицейского, то никогда не расквитаетесь с этими мерзавцами. Они будут травить вас до старости, до седых волос. Ублюдки. Они за своих горой стоят. Это одна проклятая компания.
— Я осознаю риск.
— Рад этому. Я имею в виду не униформы. В конце концов можно пойти в какой-нибудь магазин и купить их там прямо с вешалки. Это же не полицейская форма. Если бы некая подозрительная личность пожелала бы завладеть ею, вот тогда бы, может, возникли трудности. А кто, черт возьми, захочет одеть униформу мусорщика? Только мусорщик.
— Я, — ответил Глухой и улыбнулся.
— Вероятно, и я. И двое других ребят.
— Правильно.
— Один за рулем...
— Да. Другой на переднем сиденье рядом с ним.
— А остальные двое?
— Прицепятся снаружи грузовика. Так делают настоящие мусорщики.
— Так значит, мы поедем на мусоровозе грабить банк, да?
— Нет, мы не будем грабить банк. То, что я задумал, намного проще. Но нам нужен мусоровоз.
— А где же мы его возьмем, этот мусоровоз?
— Думаю, вам придется его украсть.
— Опять риск? — вскричал Картер. — Об униформах я не беспокоюсь. А вот мусоровоз — это совсем другое дело. Огромный риск. Угнать такую громадину, как мусоровоз. Его в карман не спрячешь.
— А я слышал, что вы бесподобный мастер.
— Вломиться в квартиру, открыть стенной сейф. Это пожалуйста. Но самой большой вещью, которую я украл, — я говорю о размерах, физических размерах, а не о ценности — самой большой вещью была бронзовая лампа. Предполагалось, что она попала в тот дом из какого-то египетского музея. Ну и влип же я с ней! Маклак дал мне за нее двадцать баксов. Громадная бронзовая штуковина — настоящий слон. Двадцать баксов. Представляешь? Я чуть грыжу не заработал, когда волок ее. Но мусоровоз? Ни разу в жизни не крал мусоровоз.
— Но я думаю, вы сможете позаимствовать один.
Снова улыбнулся. Ну и шутник же он! Додумался — украсть мусоровоз.
— Очень большой риск — красть мусоровоз, — проговорил Картер и снова бросил Взгляд на Глухого.
— Не спорю. И поэтому намереваюсь дать вам пятьдесят тысяч долларов только за эту часть работы.
Картер поперхнулся.
— В чем заключается остальная работа? — спросил он.
* * *
Фокс-Хилл — маленький поселок, лежащий на Песчаной Косе в округе Эльсинор. Это в ста с лишним километрах от города. Он был основан англичанами и назван ими Воксхолл, в честь одноименного района лондонского предместья Лэмберт. Потом это название американизировалось, иными словами, исказилось, и приняло современную форму. Округ был окрещен одним английским колонистом, большим любителем поэзии своего знаменитого соотечественника. Но никто не знает, откуда взялось название Песчаная Коса.
Рыбачья деревушка Фокс-Хилл влачила жалкое существование до тех пор, пока перебравшийся на Восток сорок лет назад какой-то лос-анджелесский предприниматель не основал здесь заведение, названное им «Постоялый двор Лисий Холм». Плохо спланированную огромную гостиницу с видом на реку. За сорок лет она несколько раз переходила из рук в руки и называлась теперь «Герб Лисий Холм». Словно пограничный форт в добрые, давно ушедшие времена, она обросла большим поселком. В нем жило около 40 тысяч человек. Из них 30 тысяч были постоянными жителями, а 10 тысяч именовались «летним народом», или, презрительно, «морскими чайками».
Германн Фридлих был постоянным жителем Фокс-Хилла.
В пятницу 27-го марта в 5.45 вечера Фридлих позвонил в фоксхиллское полицейское управление и сообщил, что он оставил свою дымчато-синюю двухместную машину «акура ледженд» 1987 года выпуска на стоянке возле супермаркета «Великий Союз», побежал в магазин за бутылкой молока, а когда вернулся, то машины не было.
Сообщение принял сержант Эндрю Бадд.
— Машина была заперта? — спросил Бадд.
— Нет, — ответил Фридлих, — я же оставил ее только на минутку. Контролер, будь он проклят, задержал меня.
Дурак ты, подумал Бадд.
Глава 6
Больше всего на свете Силу нравилось работать у окна.
Сидеть у окна, смотреть на улицу, наблюдать, как по ней снуют люди, писать песни о них. Он все еще жил в Даймондбеке, в гораздо лучшей квартире, чем та, где он ютился с матерью и тремя сестрами в самом начале своей карьеры.
Его теперешнее жилище выходило окнами на ту часть парка, которая примыкала к окраинным кварталам. Он смотрел в окно, наблюдал людей, писал о них. Рок-группа, какого бы высокого класса она ни была, отличалась от рэп-ансамбля тем, что рэппер был комментатором общественной жизни.
Рэппер рассказывал людям, как живется человеку, если у него черная кожа. Ты слушаешь белых рэпперов? Они несносны, приятель. У них правильные ритмы и почти правильные слова, но их протест фальшив, приятель. Они понятия не имеют, что это такое.
Если твоя кожа не черная, ты не знаешь, как живется чернокожему человеку, даже представить себе не можешь, какова его жизнь. С каким бы сочувствием ты ни писал о чернокожих, никто не поверит в твою искренность, приятель. Потому что, если ты не чувствуешь боли, то не схватишь самого главного. Быть чернокожим — это значит пропитаться страданием. Стремиться возвыситься над каждодневным страданием. Или поддаться страданиям, позволить им взять верх над собой, позволить им вести себя по бесплодному пути, приятель. Выбирай. Вот что пытался он вложить в свои песни. Как люди находят в себе силы возвыситься над страданиями, стать личностями. И он написал такую песню:
Полюби фараона, приятель...
Полюби громадину-фараона, приятель...
Посмотри, с какой важностью и напыщенностью, приятель...
Он пинает тебя в зад, приятель.
Хочешь стать фараоном, приятель?
Хочешь вступить в полицию, приятель?
Хочешь взять силу всего общества впридачу к своей собственной силе?
Хочешь пинать чей-то зад, приятель?
Хочешь целовать чей-то зад, приятель?
Пойди и надень полицейскую форму, приятель, спрячь под ней
Свою черную кожу, приятель, забудь, что ты чернокожий, пойди и стань фараоном, приятель...
Когда он писал подобные песни, он вовсе не хотел сказать, что среди полицейских нет хороших людей. Он только хотел сказать, что поступающий на службу в полицию негр предавал свой народ. Потому что полиция держит народ в подчинении, полицейские отворачиваются и не видят, как сбытчики наркотиков на всех городских перекрестках делают свое черное дело. Полицейские отворачиваются и не видят, как мальчишки губят наркотиками свои жизни. А на этом жиреют и богатеют проклятые жирные итальяшки в Сицилии и проклятые жирные латиноамерикашки в Колумбии.
Неужели полицейский, принуждающий повиноваться законам, не знает разрушительную силу наркотиков? Сейчас в Америке кокаина намного больше, чем ванильного мороженого, любимого лакомства американцев.
Любишь ванильное мороженое?
Оно не убийца!
Ты говоришь, что тебе противен шоколад?
А я говорю, что ты глупый.
Потому что шоколад и кожа
Первых детей Бога одного цвета.
Пойди спроси у землекопов...
Людей, которые находят кости, Расспроси их о шоколаде...
Расспроси их о неграх...
Это была другая его песня. Она занимала только семнадцатое место в «хит-парадах» и никогда не поднималась выше. Потому что никто не понял заложенную в ней археологическую истину, доказательство, что первый на земле человек был чернокожим, высоким и гордым, отстоящим от гориллы на целую сотню световых лет. Ваши мальчишки бросают школу после седьмого класса. Но они знают об ученых, раскопавших кости первого человека. Этот человек был чернокожим африканцем, как ты и я.
В те далекие времена не было страданий.
Люди бродили, делали свои дела, охотились, ловили рыбу, собирали ягоды с кустов и растения с земли, переходили всем племенем с места на место. Жили дарами земли, и не было тогда и в помине сбытчиков наркотиков, стоящих на перекрестках и предлагающих тебе свое зелье. Это было до того, как в мир пришло страдание. Нет ни одного принуждающего повиноваться законам полицейского, который бы не знал, как работает треугольник. Современная Америка насыщена кокаином. В многочисленных притонах любой желающий вдыхает одну за другой микроскопические дозы кокаина или курит какой-нибудь другой наркотик на основе кокаина.
А тебе как будто это неизвестно, приятель. Всякий, кто хочет потреблять зелье, его потребляет. Даже твоя младшая сестренка это знает. Вот почему ты сегодня можешь получить дозу наркотика за 75 центов, в сетях дешевизны запутываются все новые и новые наркоманы. Силу иногда казалось, что вся страна от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса превратилась в огромный проклятый притон наркоманов, и некуда от них деться. Вот так и возник треугольник. Колумбийцам нужны рынки для сбыта товара. Чем плоха Европа? Прошлой осенью ансамбль «Блеск Плевка» выступал на гастролях в лондонском театре «Палладиум». И Сил спросил одного тамошнего музыканта, собрата по искусству, жившего в Блумсберри, — бог знает где это находится — так вот, он спросил его, можно ли достать в Лондоне кристаллический кокаин? Собрат ответил, что местная полиция слышала о нем, но никогда его не видела. Собрат потреблял гашиш. Героин, приятель. В Европе взятка по-прежнему правит бал.
Вот как организован этот треугольник. Мафия доставляет опий из восточных стран и перерабатывает его в героин, а колумбийский картель выращивает на плантациях коку и вырабатывает из него кокаин. Потом на Сицилию плывут корабли, груженные кокаином, а обратно везут героин. В Европе кокаин-сырец перерабатывается в кристаллический кокаин для курения. Вот это-то мы и потребляем, ребята, совершенно новое вещество, приготовленное специально для нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45