И молите Бога, чтобы он не подал в суд иск на полицейское ведомство за не правомерное лишение его свободы.
— Ну и ловкач же вы, — сказала Нелли. — Спорю, что этим детективам вряд ли в обозримом будущем будет предъявлено обвинение за не правомерный арест. Я думаю, вы согласитесь с тем, что миссис Хэнкс — правоспособная свидетельница. Так вот она утверждает, что заплатила вашему клиенту тысячу долларов за...
— Знаете, — прервал ее Кэмбелл, — если бы было позволено записывать слухи...
— Запись ведется на видеоленту, — напомнила Нелли. — Наш разговор не записывался. А теперь с вашего позволения мы включим камеру и продолжим допрос. Если же, по вашему мнению, есть основания для освобождения вашего клиента из-под стражи, почему бы вам не ходатайствовать перед су-, дом о его освобождении ввиду необоснованного ареста, а?
— Валяйте, задавайте вопросы, — махнул рукой Кэмбелл.
Нелли кивнула головой оператору, и тот включил камеру.
— Мистер Гамильтон, — начала Нелли, — заплатила ли вам миссис Шэнкс тысячу долларов...
— Нет, — произнес Гамильтон.
— Дайте мне закончить вопрос, пожалуйста.
— До сегодняшнего дня я ни разу в жизни не встречался с этой женщиной.
Мейер и Хейз многозначительно переглянулись.
— Надеюсь, камера не снимает рожи, которые детективы строят моему клиенту? — поинтересовался Кэмбелл.
— Я снимаю только подозреваемого, — заверил его оператор.
— Остановитесь! — закричал Кэмбелл. — Выключите эту штуковину! Сию же минуту!
Оператор посмотрел на Нелли, она кивнула головой. В комнате воцарилась гробовая тишина.
— Если вы собираетесь использовать эту ленту в качестве следственного материала, прошу не называть во время съемки моего клиента подозреваемым. Это слово несет в себе отрицательный смысл. Начните все сначала, миссис Бранд. Перемотайте ленту и начните запись с этого вот мгновения. Соблюдайте правила ведения допроса, или, клянусь Богом, мне придется вытащить моего клиента отсюда за воротник. Я не позволю ему отвечать на ваши вопросы.
— А я хочу отвечать на их вопросы, — возразил Гамильтон. — У них нет доказательств, и они знают это.
— А вы что скажете, миссис Бранд?
— Категорически возражаю. Запись ведется с начала ленты. Ее нельзя перематывать и стирать записанное. И кроме того, адвокат, я поняла ваш хитроумный замысел...
— У меня нет никакого...
— ...заключающийся в торпедировании допроса, на который ваш клиент уже согласился ad infinitum. Вот что я вам скажу.
Если вы и дальше будете мне мешать, я прикажу полицейским вышвырнуть вас отсюда. Ясно? Могу я теперь продолжать?
— Конечно, конечно, продолжайте, — сказал Кэмбелл.
Нелли кивнула головой.
— Включайте камеру, — приказала она.
* * *
В: Мистер Кольберт, если ли у вас хоть какое-нибудь сомнение, что слова, которые вы переписали по нашей просьбе... сколько раз, Энди?
О: Двадцать три раза, Берт.
В: Значит, двадцать три раза в соответствии с судебным приказом... одни и те же слова снова и снова «Это я убил тех троих на окраине»... есть ли у вас хоть какое-нибудь сомнение, что почерк, которым написана записка, найденная на месте убийства Генри Брайта, ничем не отличается от вашего почерка?
О: Я не почерковед.
В: Благодарю вас за эту информацию, мистер Кольберт. Не согласитесь ли вы, что с точки зрения адвоката...
О: Меня не интересуют всякие предположения.
В: Могу сказать вам, что окружной прокурор охотно поверит почерковеду и скажет суду присяжных вот что: «Всякий, кто не слеп, увидит, что почерк, которым написаны образцы, полностью идентичен почерку, которым написана записка, оставленная убийцей на месте преступления».
О: А не кажется ли вам, что ваше утверждение несколько преждевременно? Говорите о суде присяжных, а никого из окружной прокуратуры здесь еще не было.
В: Позвольте разъяснить ваше положение, мистер Кольберт. Как только закончится допрос, мы пригласим сюда окружного прокурора. А окружной прокурор потребует максимальную меру наказания по каждому пункту заключения по обвинению вас в убийстве второй степени. На вашей совести четверо убитых. Так что вам придется провести остаток жизни за решеткой.
О: Это будут решать присяжные. Разве не так?
В: А кто теперь забегает вперед? Хотите, я скажу, что мы сделаем дальше? Мистер Кольберт, у нас уже есть положительный результат экспертизы вашего почерка. А дальше мы сделаем вот что...
О: Пожалуйста, не обращайтесь со мной, как с ребенком.
В: Извините, но я уверен, что вы догадываетесь, как мы поступим дальше. Мы получим ордер на обыск вашей квартиры. Будем искать орудие убийства. Согласно заключению баллистической экспертизы, это револьвер «Смит и Вессон» 38-го калибра. Вот что мы сделаем. Суд выдаст нам ордер, мистер Кольберт, потому что у нас уже есть три улики, доказывающие вашу причастность к этим убийствам. Если вы желаете знать мое мнение...
О: Не желаю.
В: Как-нибудь перетерпим. Для протокола: если вы не избавились от револьвера... если он все еще в вашей квартире, машине или другом месте... то ваши дела плохи. И без орудия убийства у нас достаточно доказательств вашей вины. Ну, а если мы найдем револьвер, то вам придется тяжело. И не говорите больше о разрешении суда. Вы прекрасно знаете, что мы получим его, и если револьвер где-то у вас спрятан, мы его из-под земли достанем. Не вам это рассказывать, адвокат. Так что же вы поведаете?
О: Что вы от меня хотите?
В: Я прошу вас рассказать нам все, ничего не скрывая, о своих преступлениях.
О: С какой стати?
В: Не осложняйте себе жизнь.
О: А чем это облегчит мою жизнь? Насколько я знаю, у вас есть целый ящик банок с красками. Но, помилуйте, какая же это улика? У вас есть записка, которая может уличить меня в убийстве, совершенном в центре города, а может и не уличить. Все это вилами на воде писано.
В: В ней по-английски сказано, что трое убитых на окраине — тоже ваша работа.
О: Там есть моя подпись?
В: Она написана вашей рукой.
О: А подписи нет.
В: Так как нам быть с револьвером, а, адвокат?
Кольберт не ответил.
— Так мы идем искать револьвер? — спросил Клинг.
— Вы меня спрашиваете? Получите сначала ордер на обыск. А пока прошу вас без проволочек организовать мне встречу с судьей. Без санкции судьи вы можете держать меня под арестом только двадцать четыре часа. Часы тикают.
— Предположим, мы найдем револьвер...
— Предположим.
— На месте преступления возле книжного магазина мы обнаружили пули. Что если они были выпущены из вашего револьвера?..
— Даже если вы и найдете револьвер, то не докажете, что он принадлежит мне. И не докажете, что я из него стрелял. Пока мы ведем чисто теоретические разговоры. Предъявите мне ордер на обыск и идемте искать револьвер. Вот тогда и поговорим.
— Выйдем на минутку? — проговорил Паркер.
Клинг озадаченно посмотрел на него и ответил:
— Хорошо.
* * *
— Он знает, что мы не найдем револьвер ни в его квартире, ни в машине — нигде, — сокрушался Паркер. — И он прав. Нет револьвера — и ничего ты не докажешь.
— Но ведь почерки-то совпали, — напомнил ему Клинг.
— Разве этого достаточно, чтобы обвинить его по четырем пунктам убийства второй степени? — спросил Паркер. — Мы предадим его суду, там назначат своего эксперта-почерковеда, а он заявит, что это я сам написал проклятую записку.
— Минутку, — сказал Клинг. — Если револьвер не у него, то у кого тогда он может быть?
— У какого-нибудь аллигатора, плавающего в сточной трубе, — усмехнулся Паркер.
— Нет, — произнес Клинг. — Где мы нашли банки с красками?
* * *
В комнате под вестибюлем заместитель окружного прокурора Нелли Бранд вела приблизительно такой же разговор с Мейером и Хейзом.
— Допустим, мы получили разрешение суда на обыск его машины, — сказала Нелли.
— Именно это мы и должны сделать, — подхватил Мейер. — И как можно скорее.
— Согласна, — продолжала Нелли. — И, допустим, мы найдем там несколько волосков или частички кожи и сможем доказать, что они принадлежали старушке, умершей от сердечного приступа...
— Ее уже похоронили, — сообщил Хейз.
— Мы можем получить разрешение суда на эксгумацию тела, — возразила Нелли.
Мейер скептически посмотрел на нее.
— А можем и не получить. Но предположим, мы найдем волокна от ее платья, ночной сорочки или еще чего-нибудь. Прибавьте к этому одеяло, и мы, возможно, докажем, что он имел дело со старушкой. Это уже потянет на класс А. Мало улик, но чем черт не шутит? А на класс С — вне всякого сомнения.
— На что мало улик? На класс А?
— Найденные волокна одежды, волосы и прочее позволят нам доказать, что она действительно была в машине. И только, — объяснила Нелли. — А вот доказать, что машину вел он, не сможем.
— Двое других его опознали. По их словам, он вел машину и завез их туда, где их нашли.
— Двое других не умерли, — напомнила Нелли.
— Несмотря на все усилия отправить их на тот свет, — сухо заметил Мейер.
— И хорошо, что они живы. Но то, что он сделал с ними, квалифицируется как тяжкое преступление класса D. Я скажу Кэмбеллу, что мы квалифицируем случай со старушкой как убийство второй степени, а случаи со стариками как неумышленное создание ситуации, опасной для жизни. Он возразит, что у нас нет доказательств причастности его клиента к смерти женщины. И надо признаться, у нас их действительно нет и не будет, если осмотр машины Гамильтона не даст результата или не обнаружатся другие его наниматели. Если это случится, можно будет считать, что нам крупно повезло. А если мы ничего не найдем в машине, придется снять пункт обвинения, связанный со старушкой. Мы сконцентрируем усилия на расследовании двух других случаев.
Кэмбелл приложит все силы к тому, чтобы квалифицировать их как неосторожность второй степени, несчастный случай класса А. А я отвечу ему: «Нет. Я согласна исключить из обвинения случай со старушкой, но остальные преступления вашего клиента будут квалифицированы как неосторожность первой степени. И не иначе». Он скажет: «Хорошо». Но его клиент признает себя виновным только по одному пункту. Я тогда скажу: «Еще чего! Действия вашего клиента полностью подпадают под класс D. Преступное равнодушие. Обвиняемый бросает на произвол судьбы беспомощных стариков, их жизни подвергаются смертельной опасности. Вот так. Хрестоматийное определение». Он скажет «Хорошо» и посоветует своему клиенту не возражать против квалификации обоих его деяний по классу D только при условии, что я соглашусь на отбывание срока в обычной тюрьме, а не в тюрьме строгого режима. «Не смешите людей», заявлю я ему, «я могу добиваться в суде тюремного заключения максимальным сроком семь лет за одно преступление класса D плюс столько же за второе преступление с отбыванием всего срока в исправительной тюрьме штата». Он спросит: «Хорошо, а как насчет одного — трех лет заключения за оба преступления с отбыванием срока в исправительной тюрьме штата?»
А я отвечу ему: «Нет. Самое меньшее, на что я соглашусь, это один максимальный срок по классу D за оба преступления. А дальше уж как решит судья». Ну, а если он будет выдвигать новые требования и его клиент по глупости поведет себя так, что ему могут дать пожизненный срок, я вспомню старушку и буду ходатайствовать в суде, чтобы его судили и по статье за убийство второй степени. Тогда Кэмбелл согласится на один максимальный срок по классу D. В суде он будет ходатайствовать об условном освобождении или отбывании срока не в тюрьме. А я буду настаивать на сроке заключения от двух лет четырех месяцев до семи лет за каждое преступление с отбыванием наказания в исправительной тюрьме штата. Думаю, что в конце концов он согласится на срок от одного года восемь месяцев до пяти лет по каждому пункту.
— А как быть со старушкой? — спросил Мейер.
— Если мы найдем какую-нибудь улику в его машине, я обязательно буду ходатайствовать, чтобы его судили по статье за убийство второй степени.
— А если ничего не найдем?
— Иногда приходится и проигрывать, — пожала плечами Нелли. — Постараемся, чтобы этого не случилось. А теперь разрешите вас покинуть.
* * *
Когда Паркер и Клинг вернулись в половине седьмого вечера, Кольберт все еще сидел за длинным столом в комнате допросов.
Он поднял глаза на сыщиков, улыбнулся Клингу и произнес:
— Ну как, идем ко мне домой?
— Сначала мы вам зададим еще парочку вопросов, адвокат, — ответил Клинг. — А потом вы расскажете все, что знаете об этом деле.
— Вот как? Это уже лучше.
— Вы совершенно уверены, что мы не найдем револьвер.
Так ведь?
— Я вам уже сказал: получите ордер на обыск.
— Именно это мы и собираемся сделать. И пойдем с обыском в дом номер 1137 по Олбермарльской Дороге.
Кольберт заморгал глазами.
Но сразу же овладел собой.
— С чего вы взяли, что судья удовлетворит подобное ходатайство?
— Думаю, мы сможем достаточно аргументировать его, и он позволит нам обыскать квартиру Уилкинс, — ответил Паркер. — Там мы нашли банки с красками. А на них обнаружили отпечатки ваших пальчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Ну и ловкач же вы, — сказала Нелли. — Спорю, что этим детективам вряд ли в обозримом будущем будет предъявлено обвинение за не правомерный арест. Я думаю, вы согласитесь с тем, что миссис Хэнкс — правоспособная свидетельница. Так вот она утверждает, что заплатила вашему клиенту тысячу долларов за...
— Знаете, — прервал ее Кэмбелл, — если бы было позволено записывать слухи...
— Запись ведется на видеоленту, — напомнила Нелли. — Наш разговор не записывался. А теперь с вашего позволения мы включим камеру и продолжим допрос. Если же, по вашему мнению, есть основания для освобождения вашего клиента из-под стражи, почему бы вам не ходатайствовать перед су-, дом о его освобождении ввиду необоснованного ареста, а?
— Валяйте, задавайте вопросы, — махнул рукой Кэмбелл.
Нелли кивнула головой оператору, и тот включил камеру.
— Мистер Гамильтон, — начала Нелли, — заплатила ли вам миссис Шэнкс тысячу долларов...
— Нет, — произнес Гамильтон.
— Дайте мне закончить вопрос, пожалуйста.
— До сегодняшнего дня я ни разу в жизни не встречался с этой женщиной.
Мейер и Хейз многозначительно переглянулись.
— Надеюсь, камера не снимает рожи, которые детективы строят моему клиенту? — поинтересовался Кэмбелл.
— Я снимаю только подозреваемого, — заверил его оператор.
— Остановитесь! — закричал Кэмбелл. — Выключите эту штуковину! Сию же минуту!
Оператор посмотрел на Нелли, она кивнула головой. В комнате воцарилась гробовая тишина.
— Если вы собираетесь использовать эту ленту в качестве следственного материала, прошу не называть во время съемки моего клиента подозреваемым. Это слово несет в себе отрицательный смысл. Начните все сначала, миссис Бранд. Перемотайте ленту и начните запись с этого вот мгновения. Соблюдайте правила ведения допроса, или, клянусь Богом, мне придется вытащить моего клиента отсюда за воротник. Я не позволю ему отвечать на ваши вопросы.
— А я хочу отвечать на их вопросы, — возразил Гамильтон. — У них нет доказательств, и они знают это.
— А вы что скажете, миссис Бранд?
— Категорически возражаю. Запись ведется с начала ленты. Ее нельзя перематывать и стирать записанное. И кроме того, адвокат, я поняла ваш хитроумный замысел...
— У меня нет никакого...
— ...заключающийся в торпедировании допроса, на который ваш клиент уже согласился ad infinitum. Вот что я вам скажу.
Если вы и дальше будете мне мешать, я прикажу полицейским вышвырнуть вас отсюда. Ясно? Могу я теперь продолжать?
— Конечно, конечно, продолжайте, — сказал Кэмбелл.
Нелли кивнула головой.
— Включайте камеру, — приказала она.
* * *
В: Мистер Кольберт, если ли у вас хоть какое-нибудь сомнение, что слова, которые вы переписали по нашей просьбе... сколько раз, Энди?
О: Двадцать три раза, Берт.
В: Значит, двадцать три раза в соответствии с судебным приказом... одни и те же слова снова и снова «Это я убил тех троих на окраине»... есть ли у вас хоть какое-нибудь сомнение, что почерк, которым написана записка, найденная на месте убийства Генри Брайта, ничем не отличается от вашего почерка?
О: Я не почерковед.
В: Благодарю вас за эту информацию, мистер Кольберт. Не согласитесь ли вы, что с точки зрения адвоката...
О: Меня не интересуют всякие предположения.
В: Могу сказать вам, что окружной прокурор охотно поверит почерковеду и скажет суду присяжных вот что: «Всякий, кто не слеп, увидит, что почерк, которым написаны образцы, полностью идентичен почерку, которым написана записка, оставленная убийцей на месте преступления».
О: А не кажется ли вам, что ваше утверждение несколько преждевременно? Говорите о суде присяжных, а никого из окружной прокуратуры здесь еще не было.
В: Позвольте разъяснить ваше положение, мистер Кольберт. Как только закончится допрос, мы пригласим сюда окружного прокурора. А окружной прокурор потребует максимальную меру наказания по каждому пункту заключения по обвинению вас в убийстве второй степени. На вашей совести четверо убитых. Так что вам придется провести остаток жизни за решеткой.
О: Это будут решать присяжные. Разве не так?
В: А кто теперь забегает вперед? Хотите, я скажу, что мы сделаем дальше? Мистер Кольберт, у нас уже есть положительный результат экспертизы вашего почерка. А дальше мы сделаем вот что...
О: Пожалуйста, не обращайтесь со мной, как с ребенком.
В: Извините, но я уверен, что вы догадываетесь, как мы поступим дальше. Мы получим ордер на обыск вашей квартиры. Будем искать орудие убийства. Согласно заключению баллистической экспертизы, это револьвер «Смит и Вессон» 38-го калибра. Вот что мы сделаем. Суд выдаст нам ордер, мистер Кольберт, потому что у нас уже есть три улики, доказывающие вашу причастность к этим убийствам. Если вы желаете знать мое мнение...
О: Не желаю.
В: Как-нибудь перетерпим. Для протокола: если вы не избавились от револьвера... если он все еще в вашей квартире, машине или другом месте... то ваши дела плохи. И без орудия убийства у нас достаточно доказательств вашей вины. Ну, а если мы найдем револьвер, то вам придется тяжело. И не говорите больше о разрешении суда. Вы прекрасно знаете, что мы получим его, и если револьвер где-то у вас спрятан, мы его из-под земли достанем. Не вам это рассказывать, адвокат. Так что же вы поведаете?
О: Что вы от меня хотите?
В: Я прошу вас рассказать нам все, ничего не скрывая, о своих преступлениях.
О: С какой стати?
В: Не осложняйте себе жизнь.
О: А чем это облегчит мою жизнь? Насколько я знаю, у вас есть целый ящик банок с красками. Но, помилуйте, какая же это улика? У вас есть записка, которая может уличить меня в убийстве, совершенном в центре города, а может и не уличить. Все это вилами на воде писано.
В: В ней по-английски сказано, что трое убитых на окраине — тоже ваша работа.
О: Там есть моя подпись?
В: Она написана вашей рукой.
О: А подписи нет.
В: Так как нам быть с револьвером, а, адвокат?
Кольберт не ответил.
— Так мы идем искать револьвер? — спросил Клинг.
— Вы меня спрашиваете? Получите сначала ордер на обыск. А пока прошу вас без проволочек организовать мне встречу с судьей. Без санкции судьи вы можете держать меня под арестом только двадцать четыре часа. Часы тикают.
— Предположим, мы найдем револьвер...
— Предположим.
— На месте преступления возле книжного магазина мы обнаружили пули. Что если они были выпущены из вашего револьвера?..
— Даже если вы и найдете револьвер, то не докажете, что он принадлежит мне. И не докажете, что я из него стрелял. Пока мы ведем чисто теоретические разговоры. Предъявите мне ордер на обыск и идемте искать револьвер. Вот тогда и поговорим.
— Выйдем на минутку? — проговорил Паркер.
Клинг озадаченно посмотрел на него и ответил:
— Хорошо.
* * *
— Он знает, что мы не найдем револьвер ни в его квартире, ни в машине — нигде, — сокрушался Паркер. — И он прав. Нет револьвера — и ничего ты не докажешь.
— Но ведь почерки-то совпали, — напомнил ему Клинг.
— Разве этого достаточно, чтобы обвинить его по четырем пунктам убийства второй степени? — спросил Паркер. — Мы предадим его суду, там назначат своего эксперта-почерковеда, а он заявит, что это я сам написал проклятую записку.
— Минутку, — сказал Клинг. — Если револьвер не у него, то у кого тогда он может быть?
— У какого-нибудь аллигатора, плавающего в сточной трубе, — усмехнулся Паркер.
— Нет, — произнес Клинг. — Где мы нашли банки с красками?
* * *
В комнате под вестибюлем заместитель окружного прокурора Нелли Бранд вела приблизительно такой же разговор с Мейером и Хейзом.
— Допустим, мы получили разрешение суда на обыск его машины, — сказала Нелли.
— Именно это мы и должны сделать, — подхватил Мейер. — И как можно скорее.
— Согласна, — продолжала Нелли. — И, допустим, мы найдем там несколько волосков или частички кожи и сможем доказать, что они принадлежали старушке, умершей от сердечного приступа...
— Ее уже похоронили, — сообщил Хейз.
— Мы можем получить разрешение суда на эксгумацию тела, — возразила Нелли.
Мейер скептически посмотрел на нее.
— А можем и не получить. Но предположим, мы найдем волокна от ее платья, ночной сорочки или еще чего-нибудь. Прибавьте к этому одеяло, и мы, возможно, докажем, что он имел дело со старушкой. Это уже потянет на класс А. Мало улик, но чем черт не шутит? А на класс С — вне всякого сомнения.
— На что мало улик? На класс А?
— Найденные волокна одежды, волосы и прочее позволят нам доказать, что она действительно была в машине. И только, — объяснила Нелли. — А вот доказать, что машину вел он, не сможем.
— Двое других его опознали. По их словам, он вел машину и завез их туда, где их нашли.
— Двое других не умерли, — напомнила Нелли.
— Несмотря на все усилия отправить их на тот свет, — сухо заметил Мейер.
— И хорошо, что они живы. Но то, что он сделал с ними, квалифицируется как тяжкое преступление класса D. Я скажу Кэмбеллу, что мы квалифицируем случай со старушкой как убийство второй степени, а случаи со стариками как неумышленное создание ситуации, опасной для жизни. Он возразит, что у нас нет доказательств причастности его клиента к смерти женщины. И надо признаться, у нас их действительно нет и не будет, если осмотр машины Гамильтона не даст результата или не обнаружатся другие его наниматели. Если это случится, можно будет считать, что нам крупно повезло. А если мы ничего не найдем в машине, придется снять пункт обвинения, связанный со старушкой. Мы сконцентрируем усилия на расследовании двух других случаев.
Кэмбелл приложит все силы к тому, чтобы квалифицировать их как неосторожность второй степени, несчастный случай класса А. А я отвечу ему: «Нет. Я согласна исключить из обвинения случай со старушкой, но остальные преступления вашего клиента будут квалифицированы как неосторожность первой степени. И не иначе». Он скажет: «Хорошо». Но его клиент признает себя виновным только по одному пункту. Я тогда скажу: «Еще чего! Действия вашего клиента полностью подпадают под класс D. Преступное равнодушие. Обвиняемый бросает на произвол судьбы беспомощных стариков, их жизни подвергаются смертельной опасности. Вот так. Хрестоматийное определение». Он скажет «Хорошо» и посоветует своему клиенту не возражать против квалификации обоих его деяний по классу D только при условии, что я соглашусь на отбывание срока в обычной тюрьме, а не в тюрьме строгого режима. «Не смешите людей», заявлю я ему, «я могу добиваться в суде тюремного заключения максимальным сроком семь лет за одно преступление класса D плюс столько же за второе преступление с отбыванием всего срока в исправительной тюрьме штата». Он спросит: «Хорошо, а как насчет одного — трех лет заключения за оба преступления с отбыванием срока в исправительной тюрьме штата?»
А я отвечу ему: «Нет. Самое меньшее, на что я соглашусь, это один максимальный срок по классу D за оба преступления. А дальше уж как решит судья». Ну, а если он будет выдвигать новые требования и его клиент по глупости поведет себя так, что ему могут дать пожизненный срок, я вспомню старушку и буду ходатайствовать в суде, чтобы его судили и по статье за убийство второй степени. Тогда Кэмбелл согласится на один максимальный срок по классу D. В суде он будет ходатайствовать об условном освобождении или отбывании срока не в тюрьме. А я буду настаивать на сроке заключения от двух лет четырех месяцев до семи лет за каждое преступление с отбыванием наказания в исправительной тюрьме штата. Думаю, что в конце концов он согласится на срок от одного года восемь месяцев до пяти лет по каждому пункту.
— А как быть со старушкой? — спросил Мейер.
— Если мы найдем какую-нибудь улику в его машине, я обязательно буду ходатайствовать, чтобы его судили по статье за убийство второй степени.
— А если ничего не найдем?
— Иногда приходится и проигрывать, — пожала плечами Нелли. — Постараемся, чтобы этого не случилось. А теперь разрешите вас покинуть.
* * *
Когда Паркер и Клинг вернулись в половине седьмого вечера, Кольберт все еще сидел за длинным столом в комнате допросов.
Он поднял глаза на сыщиков, улыбнулся Клингу и произнес:
— Ну как, идем ко мне домой?
— Сначала мы вам зададим еще парочку вопросов, адвокат, — ответил Клинг. — А потом вы расскажете все, что знаете об этом деле.
— Вот как? Это уже лучше.
— Вы совершенно уверены, что мы не найдем револьвер.
Так ведь?
— Я вам уже сказал: получите ордер на обыск.
— Именно это мы и собираемся сделать. И пойдем с обыском в дом номер 1137 по Олбермарльской Дороге.
Кольберт заморгал глазами.
Но сразу же овладел собой.
— С чего вы взяли, что судья удовлетворит подобное ходатайство?
— Думаю, мы сможем достаточно аргументировать его, и он позволит нам обыскать квартиру Уилкинс, — ответил Паркер. — Там мы нашли банки с красками. А на них обнаружили отпечатки ваших пальчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45