Так что нельзя было сказать, что Центральный Южный участок пытался свалить ответственность на других.
Клинг поинтересовался, почему это дело было отнесено к разряду ПЖ. Нет, он вовсе не пытается отмотаться от ответственности, но в нашем городе дурные примеры заразительны.
Кстати, обнаружили ли они пули на месте преступления? Это был каверзный вопрос. В трех предыдущих случаях на местах преступлений не было обнаружено ни пуль, ни стреляных гильз. И к своему огромному удивлению, он услышал: «Да, обнаружили, в том-то и дело. Но вовсе не поэтому мы передаем вам дело. Нам известно, что вы ничего подобного не нашли». Вот разговор Клинга с детективом из ЦЮ участка:
— Так что же вы нашли?
— Три пули в витрине. С первых выстрелов убийца, видно, не попал в жертву. Но так или иначе, пули прошли сквозь витринное стекло, и мы обнаружили их там.
— Это ничего не прибавляет к...
— Мы еще нашли записку.
— Что?
— В этот раз он пришпилил записку к телу.
— Записку?
— Вот я держу ее в руке. Написана прекрасным почерком.
Это я убил тех троих на окраине, говорится в ней. Так относится это дело к разряду ПЖ или нет?
Клинг подумал, что парню, видно, не терпится попасться, раз он оставил собственноручную записку. Записки оставляют только те, кому очень хочется попасться. Вот Глухой не из таких. Он присылает записки, потому что не желает попадаться.
Ребекка Брайт была на редкость некрасивой женщиной, Клинг дал ей на вид около тридцати лет. Она сидела в маленьком кабинете туристического агентства. Это было ее рабочее место. Стены за ее спиной были покрыты рекламами с видами Италии и Испании. Словно в Испанию или Италию попал, подумал Клинг.
— Вы знали, что ваш брат разрисовывает стены?
— Нет, — ответила она. — Но, как я вам уже сказала, меня это нисколько не удивляет.
— На этот раз он рисовал на стекле царапаньем, — сказал Клинг. — На осколке разбитого стекла мы обнаружили его инициалы. Они были нацарапаны на нем. Нечто похожее на Г и часть буквы Б. Он не успел вывести свой знак. Его убили.
— Что?
— Знак. Автограф. Так писаки называют это. Пачкуны.
— Ясно.
— Вы знакомы с кем-нибудь из приятелей вашего брата?
— Нет.
— Может быть, вам известно, что кто-нибудь из них занимался рисованием?
— Нет. Пачкотней, хотели вы сказать. Я вас правильно поняла?
— Да.
— Насколько мне известно, Генри работал в продуктовом отделе какого-то супермаркета. А что он делал по ночам, понятия не имею. Выцарапывал свое имя на витринных стеклах, узнаю теперь от вас. И его приятели тоже.
— Никогда никого из них не встречали, так?
— Никогда. Я мало виделась с Генри. Это ведь был псих с шилом в заднице. Прошу извинения за неприличное выражение. Я не любила его, когда он был мальчишкой, не полюбила, когда он стал взрослым. Если, конечно, можно назвать взрослым 32-летнего придурка, царапающего свое имя на витринных стеклах.
— Но вы ведь не знали, что он это делал.
— Ваша правда. А если бы знала, то любила бы еще меньше.
— Вам знаком этот почерк? — спросил Клинг и показал ей фотокопию записки, которую ему передали ребята из ЦЮ участка.
Ребекка внимательно прочитала ее.
— Нет, — ответила она. — Это написал тот, кто убил моего брата? Это о нем писали в газетах?
— Возможно, — произнес Клинг.
— Должно быть, сумасшедший. А вы как думаете? Хотя признаюсь вам...
Клинг выжидательно посмотрел на нее.
— Иногда мне хочется поубивать их собственными руками.
* * *
Никто не знает, почему этот шумный скандальный район был назван Спокойное Место. Возможно, он и был когда-то мирным уголком с патриархальными нравами, но с тех пор много воды утекло. Теперь же в этом названии звучала ирония, граничащая с сарказмом. Спокойное Место было самым шумным районом беспорядочно расползавшегося в разные стороны города, и неудачный экскурс его обитателей в английский язык вызывал повсюду в Соединенных Штатах насмешки, забавные шутки и грубые передразнивания. Спросите уроженца Спокойного Места, откуда он приехал, и он ответит вам так, что до неузнаваемости исказит название района, будучи, однако, уверен в своей правоте.
Полицейским, откликнувшимся на вызов по радиотелефону, приказали расследовать жалобу на любителей «громкой музыки», разносившейся из квартиры 42 дома 2116 по Соловьиной улице. Этот квартал Спокойного Места был населен в основном колумбийцами. Рев музыки полицейские услышали, едва только переступив порог дома. Умудренные опытом, они почувствовали неладное, еще когда поднимались по лестнице на четвертый этаж. Постучали в дверь сначала кулаками, потом полицейскими дубинками, потом крикнули «Полиция!», стараясь перекричать ревевшую в квартире испанскую музыку. Снова постучали в дверь. Потом вышибли ее.
Мужчина, которого, как было установлено позднее, звали Эскамильо Риомонте, лежал на полу с огнестрельной раной в затылке.
Женщина, которую, как выяснилось позднее, звали Анита Риомонте, лежала на полу рядом с ним. Затылок ее был пробит пулей.
Четырехмесячный младенец, которого, как обнаружилось впоследствии, звали Джуэл, был найден живым в своей кроватке.
Полицейские допросили соседей, и те показали, что супруги торговали в своей квартире героином, и поэтому мотивом убийства могло быть ограбление. Как было установлено позднее, жертвы были убиты с первого выстрела из полуавтоматического пистолета 25-го калибра. Сержант Джордж Каллиган из 63-го участка заметил: «Чья бы ни была эта работа, сразу видно, что действовала опытная рука».
* * *
Ребенка отвезли в риверхедский Муниципальный больничный центр. Врачи обследовали девочку и пришли к заключению, что она пролежала в кроватке минимум сутки перед тем, как была обнаружена полицейскими. В приемном покое ей измерили температуру, термометр показал сорок с половиной градусов. Она начала задыхаться, и ее, ни секунды не медля, перевели в отделение интенсивной терапии. Джуэл умерла в первоапрельский День Дураков, в 12.34, через день после того, как были убиты ее родители.
* * *
На прошлой неделе в воскресном выпуске газеты был назван спонсор концерта. Им оказалась фирма «Виндоуз Энтертэйнмент». Эта же газета опубликовала список ансамблей, приглашенных участвовать в концерте, который должен был состояться в конце недели в Гровер-Парке. Глухой выбрал из списка малоизвестный ансамбль — ему показалось, что он мало известен, потому что его название было набрано не таким крупным шрифтом, как названия некоторых других ансамблей — и позвонил в «Виндоуз».
— Здравствуйте, — приветствовал он женщину, ответившую ему с другого конца провода. — Звонит Сонни Сэнсон, технический координатор ансамбля «Блеск Плевка». Того самого, который будет выступать в конце недели.
— Слушаю вас, мистер Сэмсон. Чем?..
— Сэнсон, — поправил он ее. — С-Э-Н-С.
— Прошу прощения, мистер Сэнсон. Чем могу служить?
— Мои ребята беспокоятся насчет пропусков.
— Беспокоятся?
— Когда и где мы можем получить их?
— — Минуточку, пожалуйста. Я вас сейчас соединю с нашим отделом безопасности.
Глухой подождал. Он не был уверен, что ему следует связываться с отделом безопасности. Преступники всегда предпочитают иметь дело со служащими низшего ранга, потому что тем нравится изображать из себя важных персон и они готовы на все, только бы их принимали за таковых. А служащий отдела безопасности может...
— Алло, — послышалось в трубке.
— Звонит Сонни Сэнсон, — представился Глухой. — С кем имею честь разговаривать?
— Ронни Хэммлер.
— Мистер Хэммлер, я технический координатор ансамбля «Блеск Плевка». Он будет участвовать в концерте, который состоится в конце недели. Ребята беспокоятся из-за пропусков. Вам известны планы?
— Какие планы? — спросил Хэммлер.
Нотка подозрения прозвучала в его голосе. Не зря же он служащий отдела безопасности.
— Насчет их получения. Ребята нервничают.
— Какие ребята?
— "Блеск Плевка", — терпеливо разъяснял Глухой. — Ансамбль.
— Да?
— Мы хотим получить пропуска.
— А разве вы ничего не получили по почте?
— Пока ничего.
— Вам что-то послали на прошлой неделе.
— Вы послали?
— Нет-нет. Кажется, «Артко».
— "Артко"? Это другая фирма?
— Нет. Наш отдел. Он занимается координацией деятельности артистов и в частности делами, подобными вашему.
— С кем я там смогу поговорить?
— Сейчас, — сказал Хэммлер.
Глухой снова подождал.
Хэммлер вернулся, и в трубке послышался его голос:
— Сонни?
Глухой терпеть не мог, когда незнакомые люди называли его по имени, пусть оно и было ненастоящим.
— Слушаю, — откликнулся он, подавляя раздражение.
— Попытайтесь связаться там с Ларри Палмером. Я дам вам добавочный номер его телефона.
— А соединить сможете с ним?
— Попытаюсь, но это не всегда у меня получается. Я все же дам вам добавочный номер его телефона на тот случай, если у вас прервется связь.
— Спасибо, — поблагодарил Глухой.
Хэммлер дал ему добавочный номер телефона «Артко» и сказал:
— Не кладите трубку.
Глухой слышал, как он попросил телефонистку переключить на номер 394. Снова подождал, уверенный в том, что связь сейчас прервется, но, к своему удивлению, услышал женский голос:
— "Артко".
— Ларри Палмера, пожалуйста, — попросил он.
— Могу я узнать, кто его спрашивает?
— Сонни Сэнсон. Ронни Хэммлер из отдела безопасности сказал, чтобы я поговорил с ним.
— Минуточку, пожалуйста.
Глухому снова пришлось ждать.
— Ларри Палмер.
Глухой уже давно научился держать себя в руках. Палмер терпеливо выслушал его.
— Так что же вы хотите узнать? — спросил он.
— Мы до сих пор не получили пропуска. Мои ребята...
— Вы их получите на месте. Вы — менеджер ансамбля «Блеск Плевка»?
— Нет. Я просто решаю их проблемы, когда они выступают в нашем городе.
— Хорошо. Я думаю, ваши ребята захотят проверить звучание аппаратуры в парке. Они же должны быть уверены, что все идет, как надо...
— Разумеется.
— Пусть ваш гастрольный менеджер зайдет в автофургон и скажет, кто будет обслуживать ансамбль. На концертной площадке. Понимаете? Сколько человек будут там работать.
На всех ему выдадут пропуска.
— Какой фургон? — спросил Глухой.
— Фургон постановочной группы, — в голосе Палмера прозвучало удивление. — Там, в парке. Руководит группой режиссер-постановщик, назначенный фирмой.
— Ас кем нам разговаривать, если мы не застанем режиссера-постановщика? Он уйдет, скажем, на обед, — спросил Глухой, улыбаясь и стараясь говорить непринужденно.
— В фургоне будет сидеть секретарь, два или три помощника. Ну, вы же знаете порядок.
— Разумеется. В какое время можно будет к ним заскочить?
— Когда начнутся монтаж и настройка аппаратуры, они будут работать круглосуточно.
— А когда это будет?
— Слушайте, неужели вы этого сами не знаете?
— У нас случилась непредвиденная неувязка, — сказал Глухой.
— Какая неувязка?
— Долго рассказывать, — сказал Глухой. — Я все еще не знаю, ни когда мы будем монтировать аппаратуру, ни когда мы сможем приступить к ее настройке.
— Рабочие придут на площадку завтра в шесть утра. Но вам лучше в это время не ходить туда за пропусками, вокруг фургона будет ужасная давка. Они вам потребуются, когда вы доставите в парк свою аппаратуру. Так к чему же пороть горячку?
— Нам некуда торопиться, — произнес Глухой. — Огромное спасибо.
— Ни о чем не беспокойся, Сонни, — успокоил его Палмер и повесил трубку.
* * *
А днем в Риверхеде...
Название Риверхед произошло от фамилии голландца.
Правда, косвенно. Здешняя земля принадлежала когда-то хозяину, которого звали Рирхуртом. Отсюда и название поместья: Рирхуртова ферма. Со временем оно сократилось, исказилось и получилось Риверхед. Шли годы. Этот городской район последовательно заселялся евреями, итальянцами, неграми, пуэрториканцами. Совсем недавно там поселились корейцы, колумбийцы и доминиканцы. Риверхед был настоящим тиглем, в котором переплавлялись нации. Нужно было только следить, чтобы конгломерат не забурлил.
Этим днем в Риверхеде на улице Эджерли двое молодых мужчин притаились под лестницей в цокольном этаже Ведомства досрочного освобождения заключенных и шепотом толковали на своем родном языке о первоапрельском Дне Дураков. В Колумбии первоапрельский День Дураков называется el dia de enganabobos, а одураченных в этот день дразнят un inocente. Сегодня двое молодых мужчин вознамерились одурачить служащего ВДОЗ, которого звали Аллен Мэгир. Каким образом? Убив его.
В нашем городе убить кого-нибудь — пара пустяков. В первом квартале этого года, например, было совершенно 546 убийств. Это может показаться чудовищным по сравнению с 50 одеялами, украденными из приюта на Храмовой улице за три месяца прошлого года, но на день приходится всего лишь шесть убийств. Это мало, если вспомнить, сколько людей разгуливают по городу с оружием в карманах. В нашем городе огнестрельным оружием совершается 61 процент всех убийств, но разве это может служить основанием для конфискации у населения оружия, а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Клинг поинтересовался, почему это дело было отнесено к разряду ПЖ. Нет, он вовсе не пытается отмотаться от ответственности, но в нашем городе дурные примеры заразительны.
Кстати, обнаружили ли они пули на месте преступления? Это был каверзный вопрос. В трех предыдущих случаях на местах преступлений не было обнаружено ни пуль, ни стреляных гильз. И к своему огромному удивлению, он услышал: «Да, обнаружили, в том-то и дело. Но вовсе не поэтому мы передаем вам дело. Нам известно, что вы ничего подобного не нашли». Вот разговор Клинга с детективом из ЦЮ участка:
— Так что же вы нашли?
— Три пули в витрине. С первых выстрелов убийца, видно, не попал в жертву. Но так или иначе, пули прошли сквозь витринное стекло, и мы обнаружили их там.
— Это ничего не прибавляет к...
— Мы еще нашли записку.
— Что?
— В этот раз он пришпилил записку к телу.
— Записку?
— Вот я держу ее в руке. Написана прекрасным почерком.
Это я убил тех троих на окраине, говорится в ней. Так относится это дело к разряду ПЖ или нет?
Клинг подумал, что парню, видно, не терпится попасться, раз он оставил собственноручную записку. Записки оставляют только те, кому очень хочется попасться. Вот Глухой не из таких. Он присылает записки, потому что не желает попадаться.
Ребекка Брайт была на редкость некрасивой женщиной, Клинг дал ей на вид около тридцати лет. Она сидела в маленьком кабинете туристического агентства. Это было ее рабочее место. Стены за ее спиной были покрыты рекламами с видами Италии и Испании. Словно в Испанию или Италию попал, подумал Клинг.
— Вы знали, что ваш брат разрисовывает стены?
— Нет, — ответила она. — Но, как я вам уже сказала, меня это нисколько не удивляет.
— На этот раз он рисовал на стекле царапаньем, — сказал Клинг. — На осколке разбитого стекла мы обнаружили его инициалы. Они были нацарапаны на нем. Нечто похожее на Г и часть буквы Б. Он не успел вывести свой знак. Его убили.
— Что?
— Знак. Автограф. Так писаки называют это. Пачкуны.
— Ясно.
— Вы знакомы с кем-нибудь из приятелей вашего брата?
— Нет.
— Может быть, вам известно, что кто-нибудь из них занимался рисованием?
— Нет. Пачкотней, хотели вы сказать. Я вас правильно поняла?
— Да.
— Насколько мне известно, Генри работал в продуктовом отделе какого-то супермаркета. А что он делал по ночам, понятия не имею. Выцарапывал свое имя на витринных стеклах, узнаю теперь от вас. И его приятели тоже.
— Никогда никого из них не встречали, так?
— Никогда. Я мало виделась с Генри. Это ведь был псих с шилом в заднице. Прошу извинения за неприличное выражение. Я не любила его, когда он был мальчишкой, не полюбила, когда он стал взрослым. Если, конечно, можно назвать взрослым 32-летнего придурка, царапающего свое имя на витринных стеклах.
— Но вы ведь не знали, что он это делал.
— Ваша правда. А если бы знала, то любила бы еще меньше.
— Вам знаком этот почерк? — спросил Клинг и показал ей фотокопию записки, которую ему передали ребята из ЦЮ участка.
Ребекка внимательно прочитала ее.
— Нет, — ответила она. — Это написал тот, кто убил моего брата? Это о нем писали в газетах?
— Возможно, — произнес Клинг.
— Должно быть, сумасшедший. А вы как думаете? Хотя признаюсь вам...
Клинг выжидательно посмотрел на нее.
— Иногда мне хочется поубивать их собственными руками.
* * *
Никто не знает, почему этот шумный скандальный район был назван Спокойное Место. Возможно, он и был когда-то мирным уголком с патриархальными нравами, но с тех пор много воды утекло. Теперь же в этом названии звучала ирония, граничащая с сарказмом. Спокойное Место было самым шумным районом беспорядочно расползавшегося в разные стороны города, и неудачный экскурс его обитателей в английский язык вызывал повсюду в Соединенных Штатах насмешки, забавные шутки и грубые передразнивания. Спросите уроженца Спокойного Места, откуда он приехал, и он ответит вам так, что до неузнаваемости исказит название района, будучи, однако, уверен в своей правоте.
Полицейским, откликнувшимся на вызов по радиотелефону, приказали расследовать жалобу на любителей «громкой музыки», разносившейся из квартиры 42 дома 2116 по Соловьиной улице. Этот квартал Спокойного Места был населен в основном колумбийцами. Рев музыки полицейские услышали, едва только переступив порог дома. Умудренные опытом, они почувствовали неладное, еще когда поднимались по лестнице на четвертый этаж. Постучали в дверь сначала кулаками, потом полицейскими дубинками, потом крикнули «Полиция!», стараясь перекричать ревевшую в квартире испанскую музыку. Снова постучали в дверь. Потом вышибли ее.
Мужчина, которого, как было установлено позднее, звали Эскамильо Риомонте, лежал на полу с огнестрельной раной в затылке.
Женщина, которую, как выяснилось позднее, звали Анита Риомонте, лежала на полу рядом с ним. Затылок ее был пробит пулей.
Четырехмесячный младенец, которого, как обнаружилось впоследствии, звали Джуэл, был найден живым в своей кроватке.
Полицейские допросили соседей, и те показали, что супруги торговали в своей квартире героином, и поэтому мотивом убийства могло быть ограбление. Как было установлено позднее, жертвы были убиты с первого выстрела из полуавтоматического пистолета 25-го калибра. Сержант Джордж Каллиган из 63-го участка заметил: «Чья бы ни была эта работа, сразу видно, что действовала опытная рука».
* * *
Ребенка отвезли в риверхедский Муниципальный больничный центр. Врачи обследовали девочку и пришли к заключению, что она пролежала в кроватке минимум сутки перед тем, как была обнаружена полицейскими. В приемном покое ей измерили температуру, термометр показал сорок с половиной градусов. Она начала задыхаться, и ее, ни секунды не медля, перевели в отделение интенсивной терапии. Джуэл умерла в первоапрельский День Дураков, в 12.34, через день после того, как были убиты ее родители.
* * *
На прошлой неделе в воскресном выпуске газеты был назван спонсор концерта. Им оказалась фирма «Виндоуз Энтертэйнмент». Эта же газета опубликовала список ансамблей, приглашенных участвовать в концерте, который должен был состояться в конце недели в Гровер-Парке. Глухой выбрал из списка малоизвестный ансамбль — ему показалось, что он мало известен, потому что его название было набрано не таким крупным шрифтом, как названия некоторых других ансамблей — и позвонил в «Виндоуз».
— Здравствуйте, — приветствовал он женщину, ответившую ему с другого конца провода. — Звонит Сонни Сэнсон, технический координатор ансамбля «Блеск Плевка». Того самого, который будет выступать в конце недели.
— Слушаю вас, мистер Сэмсон. Чем?..
— Сэнсон, — поправил он ее. — С-Э-Н-С.
— Прошу прощения, мистер Сэнсон. Чем могу служить?
— Мои ребята беспокоятся насчет пропусков.
— Беспокоятся?
— Когда и где мы можем получить их?
— — Минуточку, пожалуйста. Я вас сейчас соединю с нашим отделом безопасности.
Глухой подождал. Он не был уверен, что ему следует связываться с отделом безопасности. Преступники всегда предпочитают иметь дело со служащими низшего ранга, потому что тем нравится изображать из себя важных персон и они готовы на все, только бы их принимали за таковых. А служащий отдела безопасности может...
— Алло, — послышалось в трубке.
— Звонит Сонни Сэнсон, — представился Глухой. — С кем имею честь разговаривать?
— Ронни Хэммлер.
— Мистер Хэммлер, я технический координатор ансамбля «Блеск Плевка». Он будет участвовать в концерте, который состоится в конце недели. Ребята беспокоятся из-за пропусков. Вам известны планы?
— Какие планы? — спросил Хэммлер.
Нотка подозрения прозвучала в его голосе. Не зря же он служащий отдела безопасности.
— Насчет их получения. Ребята нервничают.
— Какие ребята?
— "Блеск Плевка", — терпеливо разъяснял Глухой. — Ансамбль.
— Да?
— Мы хотим получить пропуска.
— А разве вы ничего не получили по почте?
— Пока ничего.
— Вам что-то послали на прошлой неделе.
— Вы послали?
— Нет-нет. Кажется, «Артко».
— "Артко"? Это другая фирма?
— Нет. Наш отдел. Он занимается координацией деятельности артистов и в частности делами, подобными вашему.
— С кем я там смогу поговорить?
— Сейчас, — сказал Хэммлер.
Глухой снова подождал.
Хэммлер вернулся, и в трубке послышался его голос:
— Сонни?
Глухой терпеть не мог, когда незнакомые люди называли его по имени, пусть оно и было ненастоящим.
— Слушаю, — откликнулся он, подавляя раздражение.
— Попытайтесь связаться там с Ларри Палмером. Я дам вам добавочный номер его телефона.
— А соединить сможете с ним?
— Попытаюсь, но это не всегда у меня получается. Я все же дам вам добавочный номер его телефона на тот случай, если у вас прервется связь.
— Спасибо, — поблагодарил Глухой.
Хэммлер дал ему добавочный номер телефона «Артко» и сказал:
— Не кладите трубку.
Глухой слышал, как он попросил телефонистку переключить на номер 394. Снова подождал, уверенный в том, что связь сейчас прервется, но, к своему удивлению, услышал женский голос:
— "Артко".
— Ларри Палмера, пожалуйста, — попросил он.
— Могу я узнать, кто его спрашивает?
— Сонни Сэнсон. Ронни Хэммлер из отдела безопасности сказал, чтобы я поговорил с ним.
— Минуточку, пожалуйста.
Глухому снова пришлось ждать.
— Ларри Палмер.
Глухой уже давно научился держать себя в руках. Палмер терпеливо выслушал его.
— Так что же вы хотите узнать? — спросил он.
— Мы до сих пор не получили пропуска. Мои ребята...
— Вы их получите на месте. Вы — менеджер ансамбля «Блеск Плевка»?
— Нет. Я просто решаю их проблемы, когда они выступают в нашем городе.
— Хорошо. Я думаю, ваши ребята захотят проверить звучание аппаратуры в парке. Они же должны быть уверены, что все идет, как надо...
— Разумеется.
— Пусть ваш гастрольный менеджер зайдет в автофургон и скажет, кто будет обслуживать ансамбль. На концертной площадке. Понимаете? Сколько человек будут там работать.
На всех ему выдадут пропуска.
— Какой фургон? — спросил Глухой.
— Фургон постановочной группы, — в голосе Палмера прозвучало удивление. — Там, в парке. Руководит группой режиссер-постановщик, назначенный фирмой.
— Ас кем нам разговаривать, если мы не застанем режиссера-постановщика? Он уйдет, скажем, на обед, — спросил Глухой, улыбаясь и стараясь говорить непринужденно.
— В фургоне будет сидеть секретарь, два или три помощника. Ну, вы же знаете порядок.
— Разумеется. В какое время можно будет к ним заскочить?
— Когда начнутся монтаж и настройка аппаратуры, они будут работать круглосуточно.
— А когда это будет?
— Слушайте, неужели вы этого сами не знаете?
— У нас случилась непредвиденная неувязка, — сказал Глухой.
— Какая неувязка?
— Долго рассказывать, — сказал Глухой. — Я все еще не знаю, ни когда мы будем монтировать аппаратуру, ни когда мы сможем приступить к ее настройке.
— Рабочие придут на площадку завтра в шесть утра. Но вам лучше в это время не ходить туда за пропусками, вокруг фургона будет ужасная давка. Они вам потребуются, когда вы доставите в парк свою аппаратуру. Так к чему же пороть горячку?
— Нам некуда торопиться, — произнес Глухой. — Огромное спасибо.
— Ни о чем не беспокойся, Сонни, — успокоил его Палмер и повесил трубку.
* * *
А днем в Риверхеде...
Название Риверхед произошло от фамилии голландца.
Правда, косвенно. Здешняя земля принадлежала когда-то хозяину, которого звали Рирхуртом. Отсюда и название поместья: Рирхуртова ферма. Со временем оно сократилось, исказилось и получилось Риверхед. Шли годы. Этот городской район последовательно заселялся евреями, итальянцами, неграми, пуэрториканцами. Совсем недавно там поселились корейцы, колумбийцы и доминиканцы. Риверхед был настоящим тиглем, в котором переплавлялись нации. Нужно было только следить, чтобы конгломерат не забурлил.
Этим днем в Риверхеде на улице Эджерли двое молодых мужчин притаились под лестницей в цокольном этаже Ведомства досрочного освобождения заключенных и шепотом толковали на своем родном языке о первоапрельском Дне Дураков. В Колумбии первоапрельский День Дураков называется el dia de enganabobos, а одураченных в этот день дразнят un inocente. Сегодня двое молодых мужчин вознамерились одурачить служащего ВДОЗ, которого звали Аллен Мэгир. Каким образом? Убив его.
В нашем городе убить кого-нибудь — пара пустяков. В первом квартале этого года, например, было совершенно 546 убийств. Это может показаться чудовищным по сравнению с 50 одеялами, украденными из приюта на Храмовой улице за три месяца прошлого года, но на день приходится всего лишь шесть убийств. Это мало, если вспомнить, сколько людей разгуливают по городу с оружием в карманах. В нашем городе огнестрельным оружием совершается 61 процент всех убийств, но разве это может служить основанием для конфискации у населения оружия, а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45