Достав таблетку изо рта, я заколебался.
– Чародеи стараются раздобыть капельку слюны, крови... другие выделения тех, над кем они хотят получить власть, сказал я. Здесь замешана магия?
– Замешана. Но вас это не касается. Так должна поступить каждая далриада, впервые встретившись со своим повелителем.
– Я уже говорил, я не твой повелитель! Пожалуйста, больше никогда не произноси это слово. И что будет дальше?
– С вами ничего не случится, как я сказала. Я просто положу ненадолго таблетку себе в рот. Потом, когда наложенное на нее заклятие сработает, я, если хотите, вам ее верну.
– Но какое действие окажет эта таблетка? Алегрия молчала.
– Отвечай!
– Она привяжет меня к вам. Навсегда.
– Это любовное снадобье?
– В своем роде. Но только приготовлено оно очень искусно. Я... разумеется, я буду вас любить. Но я не стану слепа к вашим недостаткам, поэтому не буду раболепствовать перед вами, сводить вас с ума собачьей покорностью. Самым важным для меня будет дело вашей жизни, ваши достижения, ваше счастье.
– А если, предположим, я скажу, что ты должна умереть?
Потупившись, Алегрия едва заметно кивнула.
– Полнейший, омерзительный вздор! – взревел я, давая выход своей ярости. Подойдя к окну, я выбросил таблетку в ночную темноту. – Пусть эта дрянь отправляется ко всем чертям!
Внезапно лицо Алегрии скривилось и она залилась слезами. Я растерялся, не зная, что делать. В конце концов я сел рядом с ней и обнял за плечи. На девушку это не произвело никакого впечатления. Так я и просидел рядом с ней, пока она не перестала всхлипывать. Наконец Алегрия, извинившись, ушла в ванную комнату. Послышался плеск воды. Вернувшись, Алегрия уселась напротив меня.
– Все это выше моего понимания. Меня учили совсем другому, – сказала она. – Прошу прощения.
– Ты ни в чем не провинилась.
– Вашей жене очень повезло, что вы ее так любите. Дешевая, пустая ложь, вернувшись рикошетом, застряла горечью у меня в горле.
– Нет, – честно признался я. – Моя жена не так давно от меня ушла и намеревается со мной развестись, если уже не сделала этого.
Алегрия пытливо всмотрелась мне в лицо.
– О, – тихо произнесла она. – Значит, теперь вы ненавидите женщин?
– Разумеется, нет. Просто я... ну, в общем, мне кажется, что я умер.
– Меня научили тому, что, как говорили мои наставники, сможет открыть в сердце почти каждого мужчины дорогу страсти.
– Я не имею в виду плотские удовольствия, – сказал я, недоумевая, почему раскрываю душу перед этой совершенно незнакомой мне девушкой. – Но сердцем меня ни к чему не тянет.
Встав, Алегрия скинула с себя платье. Под ним была надета нижняя рубашка из тонкой, прозрачной ткани, усыпанной красными и зелеными блестками, в талии более плотной. Я разглядел нежные розетки сосков, дерзкую упругость груди.
– Нет? – выдохнула девушка. – Даже без таблетки меня тянет к вам, я хочу сделать вас счастливым.
– Нет, – решительно произнес я, и это была правда.
– В таком случае, что же мне делать? Вы хотите, чтобы я ушла?
– Сомневаюсь, чтобы твоему господину и повелителю понравился мой поступок. Но это мы бы еще как-нибудь пережили. А вот что будет с тобой?
– То же самое, что случится в любом случае после того, как вы покинете Майсир, поскольку, судя по всему, у вас нет никакого желания брать меня к себе на родину, – сказала Алегрия. – Я вернусь в далриады.
– То есть?
– Туда, где я выросла, где научилась всему, что знаю, где остались мои подруги. Где я состарюсь и умру. Наверное, мне поручат учить новеньких, хотя я, честное слово, не знаю, чему смогу их научить. Я потерпела полную неудачу.
– Напрасно ты себя коришь, – поспешил заверить ее я. – Не говори глупостей. Разве у тебя нет... ну... знакомых мужчин?
Алегрия пристально посмотрела на меня.
– Вижу, вы не шутите. Значит, вам не рассказали, кто я такая. Когда мне исполнилось семь лет, меня отобрали и определили в далриады. С тех самых пор и до сегодняшнего дня мне ни разу не позволялось оставаться наедине с мужчиной.
– О-о! – Похоже, дело принимало плохой оборот – Но когда ты вернешься к себе назад, тебе ведь наверняка разрешат делать все что угодно. Ты выполнила свой долг перед королем. Не твоя вина, что все так получилось.
– Увы, это не так. Если я выйду замуж или просто сойдусь с каким-либо мужчиной, это будет считаться оскорблением короля. И тогда моя жизнь будет кончена. – Алегрия непроизвольно оглянулась по сторонам, словно убеждаясь, что нас не подслушивают. – Не знаю, чем это может прогневить моего господина и повелителя, но я женщина, и не смею нарушать установленные законы. И тем более не король.
Я чуть было не выпалил, что при этом она и не полная дура и мне совершенно непонятен ход ее рассуждений, но вовремя сдержался.
– Такое происходит со всеми далриадами? – спросил я.
– С большинством. Но не со всеми. Кое-кому из нас везет. Ходят предания, что считанных счастливиц даже брали в жены.
– Ну а свобода? Неужели тебе не хотелось бы...
– Перестать быть рабыней? Это было бы ужасно, – сказала девушка. – Кто в таком случае стал бы обо мне заботиться?
– Первый встречный мужчина, – заверил ее я. – Ты очень красивая.
Она залилась краской.
– Благодарю вас. Но вы не знакомы с обычаями Майсира.
– Очевидно, не знаком. Но я готов учиться. Однако сейчас весь вопрос в том, что нам с тобой делать дальше.
– Пожалуйста, не позорьте меня сегодня. Позвольте провести ночь на полу у вас в спальне. А потом я сделаю то, что должна.
– Это тоже не выход, – нахмурился я. – Скажи-ка мне вот что: таланты далриад ограничиваются одной постелью?
– Ну что вы! Как вы думаете, почему нас так ценят? – с негодованием воскликнула Алегрия. – Я могу петь, танцевать. Вести торговые счета. Беседовать на любую тему, от легкомысленной светской болтовни и до серьезного обсуждения литературы и даже дипломатии. Нас учили и этому, – добавила она. – Возможно, потому, что наши хозяева нередко как раз из этой среды. По крайней мере так мне говорили.
– В таком случае, вот решение проблемы, хотя бы временное, сказал я. – Алегрия, согласна ли ты сопровождать меня в путешествиях? Быть моим учителем? Ибо мне отчаянно необходимо узнать как можно больше о твоей стране.
Разумеется, я не стал добавлять, что нужно мне это для того, чтобы завоевать Майсир.
– Да, – с радостью согласилась Алегрия. – Да, конечно же. Я всецело в вашем распоряжении.
– Мм, – задумчиво произнес я. – Полагаю, Трембелай вызовет к себе завтра моих слуг и спросит, что произошло этой ночью, так?
– Думаю, так и произойдет. Он проявлял ко мне особый интерес.
– В спальне только одна кровать. Наверное, всем будет лучше... Я хотел сказать... То есть я вовсе не хочу...
Я смущенно умолк.
– Благодарю вас, Дамастес.
Тщательно избегая встречи взглядами, мы направились в спальню. Я чувствовал себя очень неловко. Мне предстояло провести ночь в одной постели с незнакомой девушкой, с которой я к тому же ничем не собирался заниматься. Натянув толстый махровый халат, я несколько успокоился. Пока мы мылись, чистили зубы и умащивали тела благовониями, я старательно смотрел в противоположную сторону. Смею предположить, стороннему наблюдателю это показалось бы чертовски забавным, но мне было не до смеха.
Мы вошли в спальню, и Алегрия опустилась на край кровати.
– Еще одно маленькое одолжение, – сказала она, смущенно отводя взор. – У вас есть маленький ножик?
Я действительно держал в своем несессере маленький складной нож, которым чистил под ногтями. Я протянул его Алегрии.
– Только осторожно, он очень острый.
– Хорошо, – сказала она и, прежде чем я успел опомниться, разрезала себе кончик безымянного пальца.
– Что ты делаешь? – воскликнул я.
– То же, что и вы. Не даю родиться слухам. – Откинув одеяло, Алегрия уронила капельку крови в центр простыни. – Не забыли? Я ведь... я ведь была девственницей. – Она вдруг засмеялась. – У вас лицо такое красное!
– Знаю, – хмуро буркнул я.
– И шея тоже.
– Не сомневаюсь.
– Дамастес, как низко разлилась краска?
– Женщина, прекрати. Я говорю серьезно.
Нагнувшись, Алегрия задула свет. Сняв халат, я плюхнулся на кровать и натянул на себя одеяло. Алегрия тоже легла. В спальне стояла полная тишина; лишь откуда-то издалека доносился едва различимый стук колес арбы по брусчатке мостовой.
Алегрия снова хихикнула.
– Спокойной ночи, господин.
– Спокойной ночи, Алегрия.
Я был уверен, что – учитывая необычность ситуации – буду ворочаться часами, не в силах заснуть. К счастью, я ошибся. Сон овладел мной через считанные мгновения. Не помню, что мне снилось. Но проснулся я на рассвете с ощущением чего-то очень приятного, и на устах у меня играла улыбка. А мой член был твердым, словно стальной прут.
На следующее утро мы тронулись на юг, в Джарру. Нас сопровождали два эскадрона 3-го королевского Таэзлийского Кавалерийского полка. Всего в них должно было насчитываться около четырехсот человек, сказал нам шамб – это звание было равносильно нашему капитану – Алатыр Филарет, командир эскорта. Но на самом деле в двух эскадронах едва набралось двести пятьдесят солдат, причем пятьдесят из них были недавно откомандированы «помогать обучать пополнение» – еще одно указание на то, что Майсир наращивал военную мощь.
Другой шамб, Каре Ак-Мехат, как меня сразу же предупредили, происходил из древнейших и «лучших» семейств Майсира. В действительности же он напомнил мне одного надменного глупца, легата Нексо, чей череп, к счастью, проломил какой-то крестьянин во время восстания Товиети. Ак-Мехат был на несколько лет старше Нексо, но это не прибавило ему ума. Больше всего он любил разглагольствовать о себе; второй излюбленной темой разговора была знатность его рода. Я старался по возможности избегать Ак-Мехата.
Наш караван состоял из пяти экипажей, установленных на мягкие стальные рессоры. Однако непрерывная тряска на майсирских – я чуть было не сказал «дорогах», но вовремя одумался – разбитых колеях действовала на нервы. Я уставал не меньше, чем если бы скакал верхом или ехал в крестьянской телеге. Я часто с тоской вспоминал огромную неуклюжую карету, построенную по моим чертежам и предназначенную для того, чтобы возить меня по просторам Нумантии с относительным комфортом – смысл этого слова я начинал постепенно забывать.
Наши экипажи были просторными. В каждый экипаж было впряжено по восемь лошадей. Я подозревал, что это были переоборудованные дилижансы, обитые изнутри кожей, с окошками, закрывающимися на время непогоды промасленными холщовыми шторками. Не сомневаюсь, меня считали сумасшедшим, ибо в любую погоду я держал шторки раздвинутыми. Думаю, Алегрия, хоть она и не произнесла ни слова, мысленно ругала свое «везение», кутаясь в меховой плащ так, что были видны только глаза, кончик носа и пальчики, – и это при том, что на дворе стоял Сезон Дождей, а до Сезона Перемен было еще далеко.
Я объяснил Алегрии, что в детстве меня однажды заперли в крохотном чулане и с тех пор я боюсь замкнутых помещений. На самом деле я внимательно смотрел по сторонам, примечая все и вся, что может понадобиться полководцу, ведущему свои войска в эти земли, начиная от глубины бродов и заканчивая тем, где можно будет раздобыть фуражный корм. Мои люди, ехавшие сзади во второй карете, занимались тем же самым. Каждый вечер мы собирались все вместе, якобы для того, чтобы сообща помолиться, и майсирцы, с уважением относящиеся ко всему, связанному с богами, нас не беспокоили. На самом деле мы докладывали капитану Ласте обо всем увиденном, имеющем какое-либо военное значение, а он записывал все сведения мелким почерком в длинный свиток, который прятал в своем кивере. В последних трех экипажах перевозились припасы на чрезвычайный случай и материалы для лагерной стоянки. И то и другое нам приходилось использовать слишком часто.
День за днем мы упрямо ползли на юг. Мне очень хочется сказать, что мы постоянно были в пути, но это было бы слишком далеко от истины. То и дело нам приходилось ждать, пока успокоится вышедшая из берегов река, пока уберут завалы из деревьев, перегородивших дорогу, пока утихнет сильная буря. Дороги в Майсире представляли собой сущий кошмар. Сами майсирцы шутили – и в этой шутке, увы, было чересчур много правды, – что найти дорогу в море грязи очень просто: по выбоинам от колес.
Убогая система сообщений на бескрайних просторах Майсира производила удручающее впечатление. Без хороших дорог наша армия, если ей придется наступать, будет тащиться вперед так медленно, как в прежние времена, когда она была обременена огромными обозами с офицерскими любовницами, бесчисленными слугами и ворохом ненужного барахла.
Мы проезжали через крохотные захудалые городишки, скорее большие деревни, с неровным булыжником мостовой, на котором особенно сильно встряхивало колеса карет, – серые, унылые. Единственными прочными сооружениями были каменные храмы, неизменно самые внушительные постройки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88