Кристально чистый пол оптимистично заблестел в лучах утреннего солнца. Девочки, недоверчиво глядя на недовольно поморщившуюся ведьму, слезать пока не торопились.
– Еще какие-нибудь претензии имеются? – шутливо спросила я, горестно подволакивая за собой оставляющий на полу мокрую полосу «шлейф».
– А может, вы нам уж до конца убраться поможете? – осторожно спросила младшая, с восторгом глядя на свежевымытый пол.
– Только если моя кобыла еще что-нибудь вам зальет или испортит, – отозвалась я и, подметив хищный взгляд в сторону маячившей за окном лошадиной морды, поспешила добавить: – Но провоцировать ее на это не советую: она чужих не любит и кусается.
Девочки разочарованно переглянулись, слезли со стульев и потянулись за тряпками. Я, хмыкнув, развернулась и поднялась к себе.
«Как жизнь, Хранящая?» – легко толкнулось в виски, окутав всю голову мягким теплым маревом, не дурманящим, а уютным, как старый пушистый плед.
– Хорошо, пока жива.
«Рад за тебя, – с мудрой снисходительностью отозвался Храм. – Помощь не нужна?»
– Нет, спасибо. А ты там как?
«Скучновато, честно говоря. Ученики ничего толкового пока не умеют, учителя с ног сбились – тебя ищут, комиссия из Гильдии какая-то приезжать через два месяца собирается. Словом, обычная тягомотина».
– Вот поэтому я там и не осталась, – грустно призналась я, садясь на кровать и сбрасывая с себя наконец-то этот мокрый балахон.
«Боюсь, я должен тебя огорчить», – мягко начал Храм.
– Что-то случилось? – насторожилась я, замерев с рубашкой в руке.
«Не совсем. Просто тебе придется вернуться…»
– Зачем?
Храм помолчал, словно задумавшись, но все же ответил: «Ты нужна мне».
Я торопливо кивнула, не пытаясь перечить собственному Храму. В конце концов я и так уже два месяца гуляю по всему Древу под его прикрытием, иначе меня бы уже давно поймали и водворили «на место».
– Только когда?
«Чем скорее – тем лучше. Постарайся завершить свои дела сегодня, – посоветовал он. – И телепортируй не позже, чем завтра».
– Телепортировать?! – с ужасом воскликнула я, больше всех других заклятий боявшаяся именно этой йыровой телепортации.
«Я тебя подстрахую», – с чуть ироничной, но доброй улыбкой пояснил он. Словно отец, пытающийся научить сына ездить на велосипеде.
– Хорошо, – растерянно согласилась я.
«Благословенна будь, Хранящая», – легкий гул в голове растворился, словно его и не было, оставив за собой только чувство какой-то теплой уверенности, что все будет хорошо.
Эй-эй-эй, ведьма! Нечего тут расслабляться! Нашла время!
Когда рано утром меня разбудила Власта и потребовала выражения активной гражданской позиции на сегодняшнем втором туре Кубка рыцарей, я мученически промычала в ответ, что идти куда-либо не хочу, не могу и кворр заставите, так что чародейка, слегка попинав мое сонное тело, но не добившись ни малейшего результата, вздохнула и отступилась, решив, что сегодня они с Лириданом обойдутся без меня. А я на радостях (вот дура-то!) пожелала обоим удачи и пообещала подумать над задачкой, которую нам вчера подкинул Склеп Змея.
И вот теперь, произведя акт воспитания подрастающего поколения и ликвидировав результаты нарушения административной дисциплины голодной кобылой, я пришла к выводу, что оттягивать дальше некуда и надо думать.
Думать было лень.
«Бороться с ленью лучше всего на чем-нибудь мягком!» – подсказал проснувшийся от долгой спячки глас разума, но я героически преодолела искушение снова развалиться на кровати, небезосновательно полагая, что тогда я сразу же отключусь. А надо думать.
Сквозь гостеприимно распахнутые шторы в комнату яркими теплыми потоками вливался утренний свет, широким половодьем расплескиваясь по кровати, полу и стенам. Думать он не помогал, только расхолаживая ниточку рассуждений, обтрепывая факты солнечными зайчиками.
Я основательно потрясла головой, сбрасывая с себя расслабленную лень, порылась в сумке и положила перед собой чистый лист плотной дорогой бумаги и перо. Привычными корявыми штрихами набросала план вчерашнего коридора, по памяти отметила большую часть ловушек, шипов, нападений неизвестных животных, поставила жирный синий крест на месте битвы со змеем. Не помогло: вдохновение не прилетало и одарить счастливыми идеями не спешило.
Я педантично повторила все свои действия, включая встряхивание головой. Еще раз. Еще. Еще…
Через полчаса передо мной возвышалась стопка одинаковых закорючливых рисунков разного размера (это я пыталась масштаб менять), стопка чистой бумаги в сумке значительно уменьшилась, а волосы встали дыбом. Гадючливо свернувшийся коридор по-змеиному язвительно усмехался с эскизов, в очередной раз ехидно убеждая меня, что художник во мне скончался.
– Ну и кворр с тобой! – раздосадованно заявила я, поднимаясь с кресла и подходя к окну. Солнце все так же легкомысленно умывало улицы светом, и не задумываясь ни о каких темных коридорах в никому не нужных Склепах, и не вспоминая сине-сиреневую тварь, чуть не отправившую нас вчера на тот свет. Оно взирало на мир с философско-равнодушной точки зрения, мало понимая, зачем молодой симпатичной девушке в такую хорошую погоду сидеть дома и ломать голову над дурацкими вопросами. Я почувствовала себя ну просто полной дурой, что в радостный весенний денек сижу в душной комнате. И потом, кому нужно это мое самопожертвование?..
Позади скрипнула дверь, впуская воодушевленную чем-то чародейку.
– А мы в следующий тур прошли! – пропела она с порога, чуть отодвигаясь и впуская в комнату Лиридана. Тот, бодро блеснув белыми зубами, шутливо отсалютовал мне мечом.
– Чудно, – рассеянно отозвалась я, тщетно пытаясь собрать в кучу рассеявшиеся по закоулкам сознания клочки мыслей, разбежавшиеся во все стороны при скрипе двери, словно стая вспугнутых шорохом шагов колибри. Те напрочь отказывались собираться, склеиваться и вообще бесстыже посылали меня куда подальше. Это уже высшая степень пренебрежения – когда тебя отправляют к йыру собственные же мысли! Положительно, пора серьезно браться за их воспитание!
Власта, не замечая моего состояния, певчей птичкой пролетела туда-сюда по комнате и удивленным изваянием застыла у кровати с разбросанными по ней неровным слоем листами.
– Это что? Каллиграфией занялась? – со смешком спросила она.
Я, смущенно кашлянув, подошла и постаралась отодвинуть свои художества в сторону, дабы не травмировать тонкую душевную организацию чародейки сим кошмаром в карандаше:
– Э-э-э… Не совсем. А при чем тут вообще каллиграфия?
Власта, в хорошем настроении не имевшая привычки подолгу задерживать внимание на одном и том же предмете, тут же, словно вспугнутая бабочка, перескочила на другой:
– Да ни при чем, это я так. Ты любишь руну Миртл?
Я пожала плечами, не понимая, с чего был задан такой вопрос, и жестом предложила сесть неподвижно стоящему в дверях немым сторожем Лиридану. Тот улыбнулся и оседлал ближайший стул задом наперед.
– Так любишь? – никак не отставала чародейка, обегая меня и заглядывая в глаза.
– Ну люблю, – буркнула я. – У нас этой руной вход в подземный лаз до ближайшей корчмы в Храме был заговорен. Как только Храм опускался на землю – все ломили табуном туда, а возвращаться удавалось уже только на следующий день. Влетало от наставников жутко, ворота все время стоянки они охраняли лучше, чем магические тюрьмы с особо опасными преступниками, но поймать нас с поличным им так и не удалось. За время моей учебы, по крайней мере… А что за интерес-то вдруг взыграл?
Девушка удивленно посмотрела на меня, потом – на ворох исчерченных моими каракулями листочков и пояснила:
– Ну вот я и смотрю, что ты тут эту бедную руну с какой только стороны не нарисовала!
– Где?
– Иньярра, что с тобой? Да вон, на кровати!
– Ничего, – медленно ответила я, глядя на свои же рисунки новым взглядом. На всех была нарисована идеальная руна Миртл. Плавное подковообразное скругление влево, резкий поворот туда же – и небрежный завиток направо, словно раздосадованная кошка хвостом вильнула. – Все нормально…
– Точно? – скептически поинтересовался Лиридан.
– Ага… Ребята, я знаю, как нам пройти этот йыров вчерашний лабиринт…
– Правда?!!
– Правда… Собирайтесь.
Значит, Миртл…
Деньги счастья не приносят, но значительно укрепляют нервную систему. Впрочем, нам, магам-воинам, все нервы напрочь повытрепали еще где-то на третьем курсе, так что вопросами укрепления заниматься не приходилось. А вот заниматься добыванием денег – приходилось, да еще как!
– Всех денег не заработаешь! – как-то философски рассудил один из моих однокурсников, отказываясь от выгодной работенки в пользу очередного пьяного ночного шабаша.
– Да, часть придется украсть, – со вздохом согласилась я.
Лицо будущего коллеги вытянулось от удивленного негодования, я же, втихомолку смеясь в рукав, сохранила кристально-серьезную мину. Он поверил и с тех пор брезгливым святошей обходил зело падкую на деньги ведьму за четверть версты. Расстраиваться из-за такого типа не стоило: он был единственным из всего моего окружения, у кого ВООБЩЕ не было чувства юмора. Видимо, именно поэтому долго в нем и не удержался. Когда меня ни с того ни с сего начинали любить подобные личности, я первым делом проверяла, на месте ли у меня кошелек и чувство юмора, а потом проникновенным шепотом сообщала, что не одолжу конспекты по фантомоведению, на лекции по которому силы воли ходить хватало только у меня одной – учитель не отмечал прогульщиков и бубнил тему на одной и той же ноте, так что никто больше двух-трех занятий не выдерживал. А экзамены надвигались быстро, как голодная гарпия в бреющем полете. Обычно нежелательный элемент тут же скисал забытым на неделю под кроватью борщом и, бубня себе под нос что-то о сварливых жадных ведьмах, прекращал заслонять горизонт.
В этом месяце мы с Мирой – моей очередной соседкой по комнате, а их за все время обучения сменилось как минимум пять, ибо долго выдерживать мой характер не представлялось возможным, – решили пустить стипендию на покупку новых портьер в комнату: старые вконец обтрепались и висели на карнизе грустно, словно замерзший лисий хвост, пришитый к шляпе какой-нибудь фифы.
Долго спорили, обошли все доступные нам магазины (учитывая ограниченность в средствах и времени – вернуться надо было до рассвета), их оказалось не так уж много, ругались, плевались, ворчали, кидали монетку – и в конце концов купили. Причем не нравилось то, что мы купили, ни мне, ни ей, но деваться теперь было некуда – приходилось вешать. И именно этим мы и занимались, когда в комнату, наплевав на все приличия типа стука или открывания двери, просочившись прямо через последнюю, влетел Доен:
– Девчонки, вы пойдете?
– Куда? – мрачно спросила я, качаясь на стуле туда-сюда и честно прикидывая, куда мне в случае чего лучше падать: на подоконник с кактусами или на кровать с вытащенным из ножен и все утро тщательно полированным мечом. Обе перспективы гадливо скалились с ответ на мои тоскливые потуги провести сравнительный анализ.
– Как куда? В корчму, конечно! Сегодня же Скрадень – значит, впереди целых два дня – гуляем! – радостно пояснил парень, бесцеремонно плюхаясь в кресло и закидывая ноги на его подлокотник. От дурной привычки прыгать со всего размаху на мою только-только аккуратно заправленную кровать я его отучила еще в прошлом году. Способ простой и надежный, как табуретка. А кто ее, родимую, «случайно забыл» в тот роковой раз под кроватью, я так никому и не сказала. Ребро Доену срастили за неделю, но больше он с коронными прыжками на пружинные кровати не экспериментировал…
– Идем, – еще более мрачно подтвердила я, мысленно костеря злосчастные шторы на чем свет стоит. Пришитые к верхнему краю петельки язвительно загибались, не желая цепляться за крючочки, а последние с омерзением выскальзывали из пальцев, отскакивая дальше к стенке. Расшатанный стул довольно удобно вихлялся, позволяя мне дотягиваться до дезертиров, но где-то глубоко внутри меня зрело тревожное подозрение, что долго так продолжаться не может несчастная мебель либо согласится с подлым законом притяжения и завалится набок, либо попросту рассыплется прямо подо мной!
– Ну так и хватит здесь из себя девицу-хозяйку изображать! – не выдержав, фыркнул от смеха однокурсник и, бесцеремонно сняв меня со стула, вспорхнул на него сам, всего за пару секунд прицепив эту злосчастную тряпку к карнизу. Честное слово, надо, надо заняться бытовой магией. А то ведь смеяться скоро начнут! – Значит, так, девушки, вам три минуты на сборы, не успеете – через лабиринт пойдете в гордом одиночестве. И нечего фыркать, Иньярра. За тебя-то я не беспокоюсь, а вот Мира…
Я со вздохом мысленно признала, что идти через лабиринт, думая только о себе, – это одно, а постоянно держать под прикрытием дрожащую от страха и то и дело визжащую в ухо в самый неподходящий момент знахарку – совсем другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67