Кошки гуляют сами по себе, а если их заставить сидеть на привязи, то добром это не кончится. И потом, я ведь очень тяжелый человек по сути. Я относительно легко схожусь с людьми только потому, что из всей массы подпускаю к себе только тех, кто в данный конкретный момент подходит мне по настроению, состоянию, ощущению… Сам ведь знаешь, как я могла в один день тебя чуть ли не обожать, а на следующий – гнать в шею. Просто потому, что на другой день у меня было другое настроение и мне хотелось плакать, а не смеяться. Дайте каждому того, чего он хочет. Дайте птице – воздуха, дайте волку – луну, дайте дракону – скалы, дайте ведьме – клубок дороги, разбегающейся мириадами развилок. И дайте право выбора, куда свернуть. Иначе она, запутавшаяся на ровных и прямых линиях рутины, попросту погибнет. Не умрет, конечно, но погибнет как ведьма, странница, кошка…
Он слушал молча этот полуночный бред, поглядывая на меня так… Так, как смотрит уже семь лет как замужняя, располневшая, раздобревшая женщина с двумя-тремя детьми на свое старое, хрустально-белое, тоненькое, как березка, свадебное платье, все эти годы бережно хранимое на самом дне сундука завернутым в тонкий батист и холст поверх. Дочке в приданое. Смотрит с какой-то щемящей душу тоской и в то же время пониманием, что эта ностальгическая жалость и грусть не имеют смысла: жизнь – не круг, а река. Полная резких поворотов, порогов и подводных камней, то бросающая в самый водоворот, придавливающая волнами ко дну, то выносящая на светлый пологий берег, такая разная и похожая… И никогда не возвращающаяся туда, где один раз уже была.
– Знаешь, а ты ничуть не изменилась, – наконец-то проговорил он, подавляя в груди вздох и отводя глаза. – Такая же… неприкаянная…
Я усмехнулась одними губами. Потому что внутри смеха и не бывало.
– Я изменилась, Доен. Изменилась так сильно, что даже самой иногда страшно. Никогда не думала, что, не продавая своих идеалов, не разбивая мечты, не уходя со своего пути, можно так измениться. Я отличаюсь от той Иньярры, которую ты раньше знал, так же сильно, как отличаются два внешне абсолютно одинаковых клинка. Только один – человеческий, стальной, а другой – эльфийский, неприметный с виду, но ложащийся в руку так же привычно и естественно, как младенец в колыбель. С серебряным, перевитым заговорами на крови наконечником внутри.
Он горько дернул уголком губ, на лбу залегла морщинка.
– Что ж, а во мне, кажется, и клинка не осталось… Как можно было за какие-то полсотни – чуть больше – лет так опуститься? Знаешь, порой смотрю в зеркало – и хочется зашвырнуть в него чем-нибудь, лишь бы не видеть этой опостылевшей физиономии. Как дурак! Гонорары и пьянки – вот и все мои радости в этой жизни!
Я тяжело вздохнула, не зная, что ответить. Да, он изменился, что и говорить, это я заметила с порога, причем не в лучшую, с моей точки зрения, сторону, но…
…Прочитать чужую книгу – это просто, приятно, познавательно, интересно, да и еще мало ли как. Прочитать и высказать собственное мнение – это хорошо вдвойне, потому что такие действия предусматривают не только проглоченный суррогат информации, но и мысленную работу над ним. Похвально и полезно.
Но советовать автору, что он должен в этой самой книге изменить… Ненавижу. Даже если просит. Даже если хочет и смотрит на меня просящими глазами ребятенка. Какое я имею право черкать и переписывать набело шуршащие утекающим песком клепсидры страницы чужой жизни? Я и со своей-то разобраться не могу…
Но… как объяснить это автору? Как растолковать обиженному творцу, что ты не даешь советов не потому, что тебе безразлична его книга, а потому, что ты просто не имеешь на это права?
А он обижается! Искренне расстраивается, отворачивается к стене, бурчит что-то раздосадованное, скрывает рукопись пару дней, а потом снова бежит к вам за советом и приговором Высшего суда: быть или не быть?
И ты опять не знаешь, что ему сказать.
Почему люди верят, что тот, кто просто спокойно относится к неспешному плетению собственной жизни и способен понять, что гложет хозяина соседней, вот он-то – гений! Последняя инстанция! И бог, и царь, и судия!
Зачем, йыр побери?
У каждого человека в жизни столько развилок, что он ошибается бесконечное количество раз! Так зачем собирать в русло своей жизни еще и чужие ошибки, нелепости и оплошности? Чтобы потом припомнить: «А! Это ты мне вот тогда-то посоветовал! И вот что вышло…» Или просто осуждающе вздохнуть со страдальческим видом: «Нет, мол, я ни в чем тебя не обвиняю, но просто мне сейчас от твоего совета так плохо, так плохо, что хоть на стенку лезь!» Кому от такого может стать легче?!
Лодочнику, послушно переплавившему лодку в другую струю течения и обнаружившему пробоину в днище?
Или шкиперу, задавшему направление?
Да никому…
Доен со стуком отставил свой кубок и несколько раз сильно тряхнул головой:
– Так, ладно, отставить пьяные излияния! Мне есть еще что тебе сказать.
Я лениво приподняла левую бровь в знак того, что я слушаю.
– Тебя уже ищут не только твои эти наставники, но и несколько представителей Гильдии.
– Зачем? – почти испуганно вскинула голову я. – Они же от меня еще тридцать лет назад вроде бы отстали!
– Ха, размечталась! Они отстали от тебя тогда, когда ты была еще просто ведьмой, странницей с довольно упрямым характером. Теперь же ты – третья Хранящая, и заполучить тебя каким-либо образом в союзники для Гильдии – цель номер один. Так что можешь морально готовиться.
– Гвыздбр фрахк лажгрыматзз! – вполголоса выругалась я.
– Как вижу, подготовка уже началась, – иронично усмехнулся маг. – Если что, через пару месяцев Гильдия собирается провести осмотр нового Храма, причем запретить ты им этого не сможешь. Так что я бы все-таки посоветовал тебе вернуться в Храм и хоть как-то успеть разобраться в ситуации за оставшееся время.
Я бессмысленно теребила кончик собственного плаща, потирая другой рукой левый ноющий висок.
– Да, конечно. Спасибо, что предупредил…
Все равно завтра – последний день. И его я выпью до дна, залпом, сразу, как и оставшееся в кубке вино…
Солнце лениво-лениво облизывало первыми несмелыми лучиками покрытую тонким слоем припорошенного льда убегающую вдаль дорогу. Шэра бодро цокала по льду копытами, мало смущаясь резкими поворотами или ухабами, повергавшими обычных коней в состояние скользящего шока. Я, сонно нахохлившись, для проформы сжимала в руке поводья, на деле предоставляя лошадке самой право выбирать, где и как ей бежать, и со смутным утренним любопытством вглядывалась в только-только разгорающийся день.
Лиридан и Власта на моем равнодушно-замученном бессонной ночью фоне смотрелись просто неприлично бодрыми и говорливыми.
– И какую же, интересно, дрянь они нам нынче подсунут? – рассуждала вслух Власта, имея в виду предстоящий третий тур. Насколько я поняла по их рассказам, в нем на то самое нетронутое поле, удивившее меня еще позавчера, выпускают из клетки какое-нибудь чудище: нежить, зверя или кого-нибудь вроде, а ты должен справиться с раздраженным голодом и ревущей вокруг толпой противником за как можно более короткое время.
– Не знаю. – Лиридан с хрустом потянулся, чуть не потеряв равновесие. – Может, упыря, может, вурдалака, может, вообще просто медведя выпустят. Смотря кого они успели отловить.
– Надеюсь, нежить, – мрачно сказала Власта. – Убивать ни в чем не повинного медведя ради всеобщей потехи мне как-то не слишком хочется.
– Я вот что-то не понял: ты себя в элитную стражу города готовишь или в пансион благородных девиц?
– Иди ты… лесом!
Лиридан протянул руку, чтобы потрепать ее за плечо, но слегка промахнулся – и рукав его куртки полоснул чародейку прямо по глазам.
– Ай! Юггр мамрахх продзань! – завопила та, утыкаясь лицом в тыльную часть ладони. – Лиридан, сквирьфь этакая, я ж тебя прибью!!!
Наемник виновато что-то пробурчал, потом решил по мере сил помочь и достал из внутреннего кармана куртки свой носовой платок, протягивая его Власте.
Но на это нечто мы обе уставились с таким выражением лица, что василиски – те бы обзавидовались! Потому что лично мне в душу закралось глубокое подозрение, что этот платок принадлежал еще бывшему хозяину куртки, видимо, снятой с мертвеца, ибо на нем был не только слой грязи, но и пятна крови, причем где-то в правой части зияла неоднозначная рваная дыра…
– Лиридан, ты им что, дорогу вытирал? – ошарашенно выдавила чародейка, от удивления забыв о своем покрасневшем глазе.
Наемник рассмотрел свой щедрый дар поближе, едва заметно покраснел и поспешно спрятал назад, недовольно пробурчав:
– Вот хочешь людям добро сделать, а наслушаешься сплошных гадостей!
Мы с Властой в ответ только залились безумным смехом. Моя сонливость обтрепалась, размахрилась и сверкающей смешливой пылью осела на быстро убегающей под копытами вемили дороге.
Въехав в город, мы на время распрощались: Лиридан с Властой поехали получать причитающееся им обмундирование и инструкции, а я сказала, что мне надо заехать в гнездо, и пообещала непременно быть на площади среди зрителей к началу состязаний. На меня строго зыркнули: смотри, мол! – и отпустили.
В гнездо я действительно зашла: нужно было собрать сумку и настроить талисманы так, чтобы телепортировать можно было мгновенно и без проволочек. Потому что я глубоко подозревала, что, будь у меня хоть три секунды на раздумья и сомнения, – и никуда я не отправлюсь. А так все проще: как в воду с вышки прыгнуть.
«Ты помнишь, Хранящая?» – мягко толкнулось в виски, как только я села на пол и вплотную пододвинула к себе талисманы.
– Помню, конечно. Вот тут поднастроить кое-что решила. А то улечу к йыру на кулички – ищи-свищи меня тогда.
«Не волнуйся. И талисманы оставь. Когда решишь телепортировать – просто подумай об этом».
– А подумать и потом передумать нельзя?
«Можно. Но не стоит. Доверься мне, Хранящая. Знаешь, ты мне слишком необходима, чтобы я позволил тебе не добраться сюда благополучно».
Я задумчиво потерла переносицу и задала давно гнездившийся где-то в подсознании, но никак не приходившийся к теме вопрос:
– Скажи, а что тебе мешает просто прилететь за мной и забрать?
Храм тихонько усмехнулся:
«Не могу. Там, где ты сейчас, господствует Восточный Храм. Да и потом: в любом деле должна быть добрая воля».
– Хорошо. Я приду, жди.
Отодвинув от себя все талисманы, я еще раз проверила, что все на месте, ничего не осталось на полках шкафа, на трюмо или на спинках стульев, поставила сумку в дальний темный угол комнаты и вышла.
В городе царило хрустальное утро. Отражалось смеющимися лучами от витрин, бодрило дома со смело распахнутыми окнами, насмешливо светило прямо в глаз стражнику у ворот. Улицы были почти пустыми, только кое-где из питейных заведений вываливались странные субъекты в очень нетрезвом состоянии, бормотали что-то типа:
– Шутки кончились – начинается лестница! – И отправлялись по домам.
Только в одном трактирчике до сих пор цвела ночная жизнь, разливаясь по полутемной комнате тоскливой мелодией и низким, тягучим голосом:
Сиротою в городе дождливом
Встретившись с бесцветностью весны,
Распластаться под дождем строптивым,
Как душа под гнетом тишины…
Нет, не менестрель, конечно, но песня – странническая, явно переписанная у кого-то из них. Я огляделась по сторонам, прикинула, что время у меня еще есть, и спустилась в трактирчик, попросив себе чашку чая. Сидела, неспешно прихлебывала горьковатый напиток, лениво подпирала голову правой рукой, слушала песню и…
И, разумеется, опоздала к началу этих йыровых состязаний, за что была предана анафеме со стороны Власты и Лиридана, вышедших-таки в финал! Находилась-то эта парочка от меня, хмуро затесавшейся где-то на галерке среди зрителей, довольно далеко, но стоило только Лиридану случайно отыскать меня в толпе, как черты его лица удовлетворенно хищнически обострились, а Власта, услужливо подпихнутая локтем, одарила меня таким взглядом, после которого живут плохо, но недолго…
– Друзья называются! – обиженно проворчала я, отводя глаза. – Уж и опоздать на минуту нельзя!
Герольд между тем назвал имена победителей во втором туре конкурса, поочередно потряс их руками в воздухе и тут же, без околичностей, предложил встать друг напротив друга и поставить точку в этой затянувшейся какофонии. Заклятые друзья противиться и ломаться: «Ой, а я еще не готова!» – «Да, действительно, пусть носик припудрит, а то с ней, такой страшной, даже драться противно!» – «Я щас как дам кому-то мечом промеж глаз!» – не стали.
Они хладнокровно вытащили мечи, раскланялись друг перед другом (зрители тихо кворрели, не понимая, какого йыра эта парочка так ломается, а я давлюсь смехом) и разошлись.
Хлопок вышедшей-таки сегодня к финалу Альвиры возвестил начало боя. Противники начали сходиться. Легко, безо всякой угрозы, словно бы и вообще глядя в другую сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Он слушал молча этот полуночный бред, поглядывая на меня так… Так, как смотрит уже семь лет как замужняя, располневшая, раздобревшая женщина с двумя-тремя детьми на свое старое, хрустально-белое, тоненькое, как березка, свадебное платье, все эти годы бережно хранимое на самом дне сундука завернутым в тонкий батист и холст поверх. Дочке в приданое. Смотрит с какой-то щемящей душу тоской и в то же время пониманием, что эта ностальгическая жалость и грусть не имеют смысла: жизнь – не круг, а река. Полная резких поворотов, порогов и подводных камней, то бросающая в самый водоворот, придавливающая волнами ко дну, то выносящая на светлый пологий берег, такая разная и похожая… И никогда не возвращающаяся туда, где один раз уже была.
– Знаешь, а ты ничуть не изменилась, – наконец-то проговорил он, подавляя в груди вздох и отводя глаза. – Такая же… неприкаянная…
Я усмехнулась одними губами. Потому что внутри смеха и не бывало.
– Я изменилась, Доен. Изменилась так сильно, что даже самой иногда страшно. Никогда не думала, что, не продавая своих идеалов, не разбивая мечты, не уходя со своего пути, можно так измениться. Я отличаюсь от той Иньярры, которую ты раньше знал, так же сильно, как отличаются два внешне абсолютно одинаковых клинка. Только один – человеческий, стальной, а другой – эльфийский, неприметный с виду, но ложащийся в руку так же привычно и естественно, как младенец в колыбель. С серебряным, перевитым заговорами на крови наконечником внутри.
Он горько дернул уголком губ, на лбу залегла морщинка.
– Что ж, а во мне, кажется, и клинка не осталось… Как можно было за какие-то полсотни – чуть больше – лет так опуститься? Знаешь, порой смотрю в зеркало – и хочется зашвырнуть в него чем-нибудь, лишь бы не видеть этой опостылевшей физиономии. Как дурак! Гонорары и пьянки – вот и все мои радости в этой жизни!
Я тяжело вздохнула, не зная, что ответить. Да, он изменился, что и говорить, это я заметила с порога, причем не в лучшую, с моей точки зрения, сторону, но…
…Прочитать чужую книгу – это просто, приятно, познавательно, интересно, да и еще мало ли как. Прочитать и высказать собственное мнение – это хорошо вдвойне, потому что такие действия предусматривают не только проглоченный суррогат информации, но и мысленную работу над ним. Похвально и полезно.
Но советовать автору, что он должен в этой самой книге изменить… Ненавижу. Даже если просит. Даже если хочет и смотрит на меня просящими глазами ребятенка. Какое я имею право черкать и переписывать набело шуршащие утекающим песком клепсидры страницы чужой жизни? Я и со своей-то разобраться не могу…
Но… как объяснить это автору? Как растолковать обиженному творцу, что ты не даешь советов не потому, что тебе безразлична его книга, а потому, что ты просто не имеешь на это права?
А он обижается! Искренне расстраивается, отворачивается к стене, бурчит что-то раздосадованное, скрывает рукопись пару дней, а потом снова бежит к вам за советом и приговором Высшего суда: быть или не быть?
И ты опять не знаешь, что ему сказать.
Почему люди верят, что тот, кто просто спокойно относится к неспешному плетению собственной жизни и способен понять, что гложет хозяина соседней, вот он-то – гений! Последняя инстанция! И бог, и царь, и судия!
Зачем, йыр побери?
У каждого человека в жизни столько развилок, что он ошибается бесконечное количество раз! Так зачем собирать в русло своей жизни еще и чужие ошибки, нелепости и оплошности? Чтобы потом припомнить: «А! Это ты мне вот тогда-то посоветовал! И вот что вышло…» Или просто осуждающе вздохнуть со страдальческим видом: «Нет, мол, я ни в чем тебя не обвиняю, но просто мне сейчас от твоего совета так плохо, так плохо, что хоть на стенку лезь!» Кому от такого может стать легче?!
Лодочнику, послушно переплавившему лодку в другую струю течения и обнаружившему пробоину в днище?
Или шкиперу, задавшему направление?
Да никому…
Доен со стуком отставил свой кубок и несколько раз сильно тряхнул головой:
– Так, ладно, отставить пьяные излияния! Мне есть еще что тебе сказать.
Я лениво приподняла левую бровь в знак того, что я слушаю.
– Тебя уже ищут не только твои эти наставники, но и несколько представителей Гильдии.
– Зачем? – почти испуганно вскинула голову я. – Они же от меня еще тридцать лет назад вроде бы отстали!
– Ха, размечталась! Они отстали от тебя тогда, когда ты была еще просто ведьмой, странницей с довольно упрямым характером. Теперь же ты – третья Хранящая, и заполучить тебя каким-либо образом в союзники для Гильдии – цель номер один. Так что можешь морально готовиться.
– Гвыздбр фрахк лажгрыматзз! – вполголоса выругалась я.
– Как вижу, подготовка уже началась, – иронично усмехнулся маг. – Если что, через пару месяцев Гильдия собирается провести осмотр нового Храма, причем запретить ты им этого не сможешь. Так что я бы все-таки посоветовал тебе вернуться в Храм и хоть как-то успеть разобраться в ситуации за оставшееся время.
Я бессмысленно теребила кончик собственного плаща, потирая другой рукой левый ноющий висок.
– Да, конечно. Спасибо, что предупредил…
Все равно завтра – последний день. И его я выпью до дна, залпом, сразу, как и оставшееся в кубке вино…
Солнце лениво-лениво облизывало первыми несмелыми лучиками покрытую тонким слоем припорошенного льда убегающую вдаль дорогу. Шэра бодро цокала по льду копытами, мало смущаясь резкими поворотами или ухабами, повергавшими обычных коней в состояние скользящего шока. Я, сонно нахохлившись, для проформы сжимала в руке поводья, на деле предоставляя лошадке самой право выбирать, где и как ей бежать, и со смутным утренним любопытством вглядывалась в только-только разгорающийся день.
Лиридан и Власта на моем равнодушно-замученном бессонной ночью фоне смотрелись просто неприлично бодрыми и говорливыми.
– И какую же, интересно, дрянь они нам нынче подсунут? – рассуждала вслух Власта, имея в виду предстоящий третий тур. Насколько я поняла по их рассказам, в нем на то самое нетронутое поле, удивившее меня еще позавчера, выпускают из клетки какое-нибудь чудище: нежить, зверя или кого-нибудь вроде, а ты должен справиться с раздраженным голодом и ревущей вокруг толпой противником за как можно более короткое время.
– Не знаю. – Лиридан с хрустом потянулся, чуть не потеряв равновесие. – Может, упыря, может, вурдалака, может, вообще просто медведя выпустят. Смотря кого они успели отловить.
– Надеюсь, нежить, – мрачно сказала Власта. – Убивать ни в чем не повинного медведя ради всеобщей потехи мне как-то не слишком хочется.
– Я вот что-то не понял: ты себя в элитную стражу города готовишь или в пансион благородных девиц?
– Иди ты… лесом!
Лиридан протянул руку, чтобы потрепать ее за плечо, но слегка промахнулся – и рукав его куртки полоснул чародейку прямо по глазам.
– Ай! Юггр мамрахх продзань! – завопила та, утыкаясь лицом в тыльную часть ладони. – Лиридан, сквирьфь этакая, я ж тебя прибью!!!
Наемник виновато что-то пробурчал, потом решил по мере сил помочь и достал из внутреннего кармана куртки свой носовой платок, протягивая его Власте.
Но на это нечто мы обе уставились с таким выражением лица, что василиски – те бы обзавидовались! Потому что лично мне в душу закралось глубокое подозрение, что этот платок принадлежал еще бывшему хозяину куртки, видимо, снятой с мертвеца, ибо на нем был не только слой грязи, но и пятна крови, причем где-то в правой части зияла неоднозначная рваная дыра…
– Лиридан, ты им что, дорогу вытирал? – ошарашенно выдавила чародейка, от удивления забыв о своем покрасневшем глазе.
Наемник рассмотрел свой щедрый дар поближе, едва заметно покраснел и поспешно спрятал назад, недовольно пробурчав:
– Вот хочешь людям добро сделать, а наслушаешься сплошных гадостей!
Мы с Властой в ответ только залились безумным смехом. Моя сонливость обтрепалась, размахрилась и сверкающей смешливой пылью осела на быстро убегающей под копытами вемили дороге.
Въехав в город, мы на время распрощались: Лиридан с Властой поехали получать причитающееся им обмундирование и инструкции, а я сказала, что мне надо заехать в гнездо, и пообещала непременно быть на площади среди зрителей к началу состязаний. На меня строго зыркнули: смотри, мол! – и отпустили.
В гнездо я действительно зашла: нужно было собрать сумку и настроить талисманы так, чтобы телепортировать можно было мгновенно и без проволочек. Потому что я глубоко подозревала, что, будь у меня хоть три секунды на раздумья и сомнения, – и никуда я не отправлюсь. А так все проще: как в воду с вышки прыгнуть.
«Ты помнишь, Хранящая?» – мягко толкнулось в виски, как только я села на пол и вплотную пододвинула к себе талисманы.
– Помню, конечно. Вот тут поднастроить кое-что решила. А то улечу к йыру на кулички – ищи-свищи меня тогда.
«Не волнуйся. И талисманы оставь. Когда решишь телепортировать – просто подумай об этом».
– А подумать и потом передумать нельзя?
«Можно. Но не стоит. Доверься мне, Хранящая. Знаешь, ты мне слишком необходима, чтобы я позволил тебе не добраться сюда благополучно».
Я задумчиво потерла переносицу и задала давно гнездившийся где-то в подсознании, но никак не приходившийся к теме вопрос:
– Скажи, а что тебе мешает просто прилететь за мной и забрать?
Храм тихонько усмехнулся:
«Не могу. Там, где ты сейчас, господствует Восточный Храм. Да и потом: в любом деле должна быть добрая воля».
– Хорошо. Я приду, жди.
Отодвинув от себя все талисманы, я еще раз проверила, что все на месте, ничего не осталось на полках шкафа, на трюмо или на спинках стульев, поставила сумку в дальний темный угол комнаты и вышла.
В городе царило хрустальное утро. Отражалось смеющимися лучами от витрин, бодрило дома со смело распахнутыми окнами, насмешливо светило прямо в глаз стражнику у ворот. Улицы были почти пустыми, только кое-где из питейных заведений вываливались странные субъекты в очень нетрезвом состоянии, бормотали что-то типа:
– Шутки кончились – начинается лестница! – И отправлялись по домам.
Только в одном трактирчике до сих пор цвела ночная жизнь, разливаясь по полутемной комнате тоскливой мелодией и низким, тягучим голосом:
Сиротою в городе дождливом
Встретившись с бесцветностью весны,
Распластаться под дождем строптивым,
Как душа под гнетом тишины…
Нет, не менестрель, конечно, но песня – странническая, явно переписанная у кого-то из них. Я огляделась по сторонам, прикинула, что время у меня еще есть, и спустилась в трактирчик, попросив себе чашку чая. Сидела, неспешно прихлебывала горьковатый напиток, лениво подпирала голову правой рукой, слушала песню и…
И, разумеется, опоздала к началу этих йыровых состязаний, за что была предана анафеме со стороны Власты и Лиридана, вышедших-таки в финал! Находилась-то эта парочка от меня, хмуро затесавшейся где-то на галерке среди зрителей, довольно далеко, но стоило только Лиридану случайно отыскать меня в толпе, как черты его лица удовлетворенно хищнически обострились, а Власта, услужливо подпихнутая локтем, одарила меня таким взглядом, после которого живут плохо, но недолго…
– Друзья называются! – обиженно проворчала я, отводя глаза. – Уж и опоздать на минуту нельзя!
Герольд между тем назвал имена победителей во втором туре конкурса, поочередно потряс их руками в воздухе и тут же, без околичностей, предложил встать друг напротив друга и поставить точку в этой затянувшейся какофонии. Заклятые друзья противиться и ломаться: «Ой, а я еще не готова!» – «Да, действительно, пусть носик припудрит, а то с ней, такой страшной, даже драться противно!» – «Я щас как дам кому-то мечом промеж глаз!» – не стали.
Они хладнокровно вытащили мечи, раскланялись друг перед другом (зрители тихо кворрели, не понимая, какого йыра эта парочка так ломается, а я давлюсь смехом) и разошлись.
Хлопок вышедшей-таки сегодня к финалу Альвиры возвестил начало боя. Противники начали сходиться. Легко, безо всякой угрозы, словно бы и вообще глядя в другую сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67