Сейчас она была на голову выше Арни, – потом, о Громовержец, если они не убегут в ночь, подобно псам, каковыми они и являются, мы перебьем их.
Фрейя взяла полдюжины факелов из корзины возле двери, зажгла один, ткнув им в уголья, затем открыла дверь и вышла в ночь. Арни двинулся за ней.
Хорошо было бы иметь хоть какое-то представление о сути происходящего, однако Йену не оставалось ничего другого, кроме как следовать за ними.
Он никогда раньше не видел столько горящих глаз. Не меньше сотни Сынов окружили избу, и, тихо выходя на крыльцо, Йен заметил, как еще шестеро выскочили из леса и, огрызаясь, пробились в круг. Причем самые крупные и шумливые особи собрались перед крыльцом.
Фрейя метнула факелы, как копья – они вонзились в землю, образовав перед домом неровную дугу; затем Фрейя зажгла их. Сейчас она казалась еще выше, хотя, когда она сошла с крыльца на траву, было трудно оценить ее рост.
Арни взмахнул на пробу Мьёлльниром, а затем тоже спустился с крыльца. Йен чувствовал себя голым и ужасно уязвимым, но торчать на крыльце в одиночестве у него не было никакого желания, так что он последовал за Арни и Фрейей, держась чуть в стороне.
Даже если бы ему захотелось слинять – а эта идея неожиданно стала привлекательной, – сделать это было невозможно: Сыны замкнули избу в кольцо толщиной в два-три ряда.
Фрейя обнажила свой странный короткий меч с широким лезвием, еле видимым в темноте, и направила его вперед.
– Кто будет говорить за всех? Кто озаботится объяснить мне, почему вы осмелились прервать мой отдых?
Словно в ответ, самый большой из Сынов, широкоплечий волк с рваным ухом вскинул морду и завыл – так громко, что у Йена засвербело в ушах. Это был не просто клич, а какое-то хитрое чередование завывания и лая, с темой из четырех нот, которая повторилась несколько раз с вариациями. Еще один Сын подхватил первоначальную тему и украсил ее своими вариациями, затем еще и еще один, и вот уже завыла вся стая.
– Нет, – отрезала Фрейя.
Стая умолкла.
– Нет. – Фрейя покачала головой. – Вы не получите моих гостей, моих друзей. Пусть один из вас примет человечий облик, дабы мы могли обсудить условия моего прощения. Это все, о чем я буду говорить с вами.
Повисло неестественно тягостное молчание. Йен отошел вбок – как бы Арни по случайности не засветил в него, невидимого, Мьёлльниром. Жалко, что им не представилось возможности выработать подходящую стратегию, но Йен уже не первый раз замечал, что старики так же не любят обсуждать что-то с молодыми, как и молодые – со стариками.
Фрейя держалась уверенно. Она, конечно, сильна, но если бы ей одной ничего не стоило справиться с дюжинами и дюжинами Сынов, она бы уже упомянула об этом.
– Не желаете разговаривать? – продолжила Фрейя громким, тем не менее мелодичным голосом. – Тогда ступайте прочь, унося с собой мои дурные пожелания, – и тяжкой ношей покажутся они вам!
– Последний шанс, – пробормотал Арни.
То ли по какому-то сигналу, то ли по знаку, который незаметно для Йена подал кто-то из Сынов – но не здоровяк с рваным ухом, в этот момент Йен смотрел именно на него, – по меньшей мере дюжина волков безо всякого предупреждения бросилась на Фрейю, а еще одна дюжина или больше рванулась к Арни.
Полыхнула молния, оглушительно грянул гром – раз, другой, третий: Арни Сельмо метнул Мьёлльнир в голову Сына, и та разлетелась вдребезги, как разбившаяся об асфальт тыква. Один из волков прыгнул сбоку на перила крыльца, но Йен, догадавшись, что этот собирается исподтишка напасть на Арни с тыла, встретил его быстрым ударом, повернул оружие в ране и шагнул в сторону, а тварь, громко хрипя, бросилась в лес: из ее распоротой глотки хлестала кровь.
В начавшейся свалке остальные Сыны ничего не заметили, так что Йену удалось ткнуть между ребер еще трех нападающих, прежде чем мохнатая туша сбила его с ног и швырнула о стену избы. Йен так сильно стукнулся головой, что из глаз полетели искры.
Он плохо помнил, что происходило следующие несколько минут. Йен рубил «Покорителем великанов» направо и налево, однажды ему пришлось ногой спихнуть с клинка труп, который нанизался аж до рукояти. Все это время вспыхивали молнии и, не стихая, гремел гром, и собственное тяжелое дыхание мешалось в ушах у Йена со стонами и визгом раненых и умирающих Сынов.
Когда он пробился вперед, Фрейя, расплывшееся серебристое пятно где-то сбоку, походила на стальной шквал, который несется сквозь стаю, расшвыривая по сторонам трупы и части тел: она рубила, резала, колола, сокрушала и лягалась.
Но хотя враг падал один за другим и в воздухе стояло предсмертное зловоние волков, грохотал гром и раздавались крики раненых, на поляне возникали все новые и новые Сыны, которые поднимались по склону холма, чтобы вступить в бой.
Возможно, эта масса оборотней похоронит под собой даже Фрейю.
Зачем? Какой во всем этом смысл? Зачем Сынам Торсены, Фрейя и Арни… зачем?
Сквозь шум сражения откуда-то слева донесся вполне человеческий стон, и Йен принялся пинать, кромсать и рубить, прокладывая себе дорогу сначала к крыльцу, а потом на крыльцо, где Арни прижали к стене четверо здоровенных тварей, которые щелкали зубами и уворачивались, когда он размахивал молотом.
С левой руки Арни сорвали латную рукавицу; окровавленная, она бессильно висела. Все, что Арни мог сделать, это не дать Сынам подойти ближе. Если он метнет сейчас Мьёлльнир, на него прыгнет по меньшей мере один волк.
Йен отшвырнул ногой ближайшего Сына и вонзил «Покорителя великанов» в шею другого. Корчась и завывая от боли, Сын отпрянул, едва не вырвав меч из руки Йена. Он еле успел вытащить клинок из тела врага, но на Арни прыгнул еще одни волк, и хотя один-единственный удар Мьёлльнира превратил его грудь в мешанину крови и костей, сзади подбегали все новые и новые Сыны…
– А ну уйди от него! – крикнул Йен. Кольцо Харбарда больно сжало его палец.
Сын остановился и попятился, спрятав хвост между ногами, поскуливая от боли и страха.
Йен расстегнул тарнкаппе и накинул плащ на плечи Арни. С легким мерцанием тот исчез.
– Извини, малыш, – раздался в воздухе слабый шепот. – Я говорил тебе, что не особо гожусь в дело.
– Слушайте меня! – произнес Йен, возвысив голос. – Бойтесь меня!
Кольцо Харбарда сдавило его палец как тиски, но вой и ворчание постепенно стихли.
– Я – Йен Серебряный Камень, друг Фрейи и Громовержца. Бойтесь меня, о Сыны Фенрира!
Волки подняли скулеж, и свора, висевшая на Фрейе, отпрянула назад. Вокруг покрытой кровью богини на земле валялись тела, но с нее сорвали шлем и часть доспеха. На боку чешуйчатая броня была продрана от бедра до лодыжки, и серебристые лохмотья свисали с бедра, обнажив кровоточащую ногу.
Все глаза были прикованы к Йену. Удерживая Сынов силой воли, Йен убрал в ножны «Покорителя великанов» и поднял руки.
– Бойтесь меня! – снова возгласил он, шагнув вперед, на волков. Кажется, он сказал то, что надо.
Сыны раздались в стороны, как Красное морг перед Моисеем, кое-кто из них с почти смехотворной неловкостью пятился по телам и обрубкам, сплошь усеявшим поляну. Йен и забыл, что часть Сынов – волки-оборотни, а часть – люди-оборотни и что люди-оборотни, со смертью теряя способность оборачиваться, снова приобретали человеческий облик – вне зависимости от того, в каком обличье их настигла смерть.
Йену вспомнились картины Иеронима Босха: в неровном свете мерцающих факелов трупы и части тел волков в и людей усеяли всю вершину холма, белые кости торчали из зловонной мешанины как обломки раковин из песка на пляже. Почти у самых его ног лежала на земле голова женщины с длинными темными волосами; мертвые, забитые грязью глаза смотрели вверх, на него. Половина Сынов в посмертии становилась людьми; лучше бы все они оставались волками.
Самый здоровенный Сын, тот самый, с рваным ухом, один остался стоять на пути Йена: он скулил, показывая клыки.
– Бойся меня, – сказал Йен.
Тот и боялся, от страха обмочив себе задние лапы, но стоял неподвижно, рыча и тяжело дыша.
– Я Йен Серебряный Камень, – продолжал Йен, – убийца Сынов. Всякий Сын, что осмелится приблизиться ко мне, умирает. – Йен понизил голос. – И ты, пес, уже умираешь. Ты не можешь вздохнуть…
Рычание и сопение прекратились.
– …твои задние ноги как вата…
Сын осел на землю, и Йен двинулся налево, к Фрейе.
Сын поднял голову, блеснув оскаленными зубами. Он пытался рычать, но, поскольку он поверил Йену, что не может дышать, ему оставалось лишь щелкнуть зубами.
– …и твое сердце перестает…
– Нет! – Голос Валина перекрыл волчий скулеж. – Довольно, прошу тебя, перестань. – Валин стоял на крыльце, подняв руку. – Ты победил; ты убил множество Сынов и отпугнул остальных. Прошу тебя, оставь этого в живых. Незачем больше убивать. – Цверг спустился с крыльца, прищелкнув языком. – Пожалуйста, Йен.
Йен почувствовал приближение Фрейи.
– Как пожелаешь, мой Серебряный Камень. Не вижу в том вреда. – Богиня тяжело оперлась о его плечо. – Сейчас.
Йен посмотрел на Сына.
– Ты сможешь дышать, и ноги тебя послушаются – но только если ты побежишь прочь от меня. Так что беги… Все вы бегите отсюда, пока можете. А ну кыш!
Целые и невредимые Сыны бросились в разные стороны, раненые захромали следом. Валин кивнул:
– Спасибо тебе, Йен.
И тут до Йена дошло: цверг говорил не на своем языке и не на берсмале, а на английском, и всякое подобострастие его покинуло.
– Весьма ловко проделано, Братец Лис, – сказала Фрейя. – Мне даже в голову не приходило.
Валин хихикнул.
– А должно было прийти. Я так надеялся, что ты одолжишь Йену один из самоцветов. Ведь он хотел как лучше… – Его губы изогнулись в улыбке. – Конечно, ты хранишь их – или один из них? – где-то неподалеку. Я бы поискал здесь, но, думаю, это не самое безопасное из занятий, не так ли?
– Совершенно безопасное, – ответила Фрейя с холодной неприязненной улыбкой. – Ступай поищи. Может, даже найдешь. Не думаю, что мы в силах помешать тебе. Нет, Арни, не надо! Я понятия не имею, что произойдет, если ты швырнешь в него Мьёлльнир, но он сам уж об этом подумал.
– С другой стороны, вполне возможно, – произнес Валин, – что я обманываю вас и не могу отразить удар Мьёлльнира точно так же, как не могу отрастить крылья и улететь.
Наклонившись над телом мертвого Сына, он прищелкнул языком.
– Ты мог отрастить крылья и улететь, – сказала Фрейя. – Из всех асов ты лучше всех умел оборачиваться.
Валин – то есть Локи – фыркнул:
– Лучше всех? Я был, конечно, самым одаренным оборотнем. Самым сведущим. Но никак не самым лучшим. Хоть раз мне была от этого польза?
– Держись-ка подальше, – сказал Арни Сельмо, вешая через левую руку Йена тарнкаппе и поворачиваясь лицом к Локи. В правой руке он все еще сжимал Мьёлльнир. Тяжелый боевой молот легонько покачивался в его руке, словно весил столько же, сколько пестик фармацевта.
Двигаясь – впервые – как старуха, Фрейя медленно убрала меч в ножны.
– Не надо сражений, Арнольд, – сказала богиня. – Пока все кончено. – Она с восхищением кивнула Локи. – Весьма ловко проделано… Значит, за всем этим стоял ты?
– Тебе понравилось?
Локи уже начал превращаться и, подойдя к Фрейе, выглядел как высокий мужчина с широкой грудной клеткой, одетый в черный костюм с расшитым жилетом, как будто бы специально скроенным под основательное брюшко. Хотя покрой и стиль Йен не опознал, они смутно напоминали о вестернах. Сверкающая белизной гофрированная сорочка походила на манишку.
– Мне следовало догадаться, что это ты.
– Неужели? И это после того, как я приложил столько трудов, чтобы так долго сидеть в стороне от неприятностей? – Он щелкнул по манжетам и поправил запонки; запонками ему служили черепа каких-то мелких животных, Йен понятия не имел, каких именно. Потом Локи согнул руку. – Прошу, – произнес он, подавая Фрейе руку.
Богиня оперлась на нее, не обращая внимания на сердитый взгляд Арни.
– Помедленнее, – сказал Локи, пока она ковыляла к дому, поддерживаемая с одной стороны Йеной, а с другой – Локи. – Незачем торопиться.
Лицо у Локи было широкое и круглое, в волосах и черной бороде, окаймлявшей его подбородок, виднелись нити седины. Большой нос и кожа оливкового оттенка придавали ему сходство скорее с левантинцем, нежели со скандинавом.
– Все же я решил, что овчинка стоит выделки. Открывалось несколько возможностей. – Локи покачал головой. – Должно быть, мне следовало подольше поразмыслить – всегдашняя моя слабость: я терплю до определенного предела, а потом… Эх!
Проклятие Одина, насланное на Отпрыска?.. Сыны, появившиеся здесь и посланные за Торри в Миннеаполис?.. Локи улыбнулся Йену.
– Да, о почтенный, – сказал он. – Как Орфиндель всегда может рассчитывать на любовь вестри, так Отец Фенрира может рассчитывать, в общем и целом, на добровольные верность и послушание Сынов Фенрира.
Йен сжал губы.
– Значит, Херольф лгал.
– Пфуй, – откликнулся Локи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Фрейя взяла полдюжины факелов из корзины возле двери, зажгла один, ткнув им в уголья, затем открыла дверь и вышла в ночь. Арни двинулся за ней.
Хорошо было бы иметь хоть какое-то представление о сути происходящего, однако Йену не оставалось ничего другого, кроме как следовать за ними.
Он никогда раньше не видел столько горящих глаз. Не меньше сотни Сынов окружили избу, и, тихо выходя на крыльцо, Йен заметил, как еще шестеро выскочили из леса и, огрызаясь, пробились в круг. Причем самые крупные и шумливые особи собрались перед крыльцом.
Фрейя метнула факелы, как копья – они вонзились в землю, образовав перед домом неровную дугу; затем Фрейя зажгла их. Сейчас она казалась еще выше, хотя, когда она сошла с крыльца на траву, было трудно оценить ее рост.
Арни взмахнул на пробу Мьёлльниром, а затем тоже спустился с крыльца. Йен чувствовал себя голым и ужасно уязвимым, но торчать на крыльце в одиночестве у него не было никакого желания, так что он последовал за Арни и Фрейей, держась чуть в стороне.
Даже если бы ему захотелось слинять – а эта идея неожиданно стала привлекательной, – сделать это было невозможно: Сыны замкнули избу в кольцо толщиной в два-три ряда.
Фрейя обнажила свой странный короткий меч с широким лезвием, еле видимым в темноте, и направила его вперед.
– Кто будет говорить за всех? Кто озаботится объяснить мне, почему вы осмелились прервать мой отдых?
Словно в ответ, самый большой из Сынов, широкоплечий волк с рваным ухом вскинул морду и завыл – так громко, что у Йена засвербело в ушах. Это был не просто клич, а какое-то хитрое чередование завывания и лая, с темой из четырех нот, которая повторилась несколько раз с вариациями. Еще один Сын подхватил первоначальную тему и украсил ее своими вариациями, затем еще и еще один, и вот уже завыла вся стая.
– Нет, – отрезала Фрейя.
Стая умолкла.
– Нет. – Фрейя покачала головой. – Вы не получите моих гостей, моих друзей. Пусть один из вас примет человечий облик, дабы мы могли обсудить условия моего прощения. Это все, о чем я буду говорить с вами.
Повисло неестественно тягостное молчание. Йен отошел вбок – как бы Арни по случайности не засветил в него, невидимого, Мьёлльниром. Жалко, что им не представилось возможности выработать подходящую стратегию, но Йен уже не первый раз замечал, что старики так же не любят обсуждать что-то с молодыми, как и молодые – со стариками.
Фрейя держалась уверенно. Она, конечно, сильна, но если бы ей одной ничего не стоило справиться с дюжинами и дюжинами Сынов, она бы уже упомянула об этом.
– Не желаете разговаривать? – продолжила Фрейя громким, тем не менее мелодичным голосом. – Тогда ступайте прочь, унося с собой мои дурные пожелания, – и тяжкой ношей покажутся они вам!
– Последний шанс, – пробормотал Арни.
То ли по какому-то сигналу, то ли по знаку, который незаметно для Йена подал кто-то из Сынов – но не здоровяк с рваным ухом, в этот момент Йен смотрел именно на него, – по меньшей мере дюжина волков безо всякого предупреждения бросилась на Фрейю, а еще одна дюжина или больше рванулась к Арни.
Полыхнула молния, оглушительно грянул гром – раз, другой, третий: Арни Сельмо метнул Мьёлльнир в голову Сына, и та разлетелась вдребезги, как разбившаяся об асфальт тыква. Один из волков прыгнул сбоку на перила крыльца, но Йен, догадавшись, что этот собирается исподтишка напасть на Арни с тыла, встретил его быстрым ударом, повернул оружие в ране и шагнул в сторону, а тварь, громко хрипя, бросилась в лес: из ее распоротой глотки хлестала кровь.
В начавшейся свалке остальные Сыны ничего не заметили, так что Йену удалось ткнуть между ребер еще трех нападающих, прежде чем мохнатая туша сбила его с ног и швырнула о стену избы. Йен так сильно стукнулся головой, что из глаз полетели искры.
Он плохо помнил, что происходило следующие несколько минут. Йен рубил «Покорителем великанов» направо и налево, однажды ему пришлось ногой спихнуть с клинка труп, который нанизался аж до рукояти. Все это время вспыхивали молнии и, не стихая, гремел гром, и собственное тяжелое дыхание мешалось в ушах у Йена со стонами и визгом раненых и умирающих Сынов.
Когда он пробился вперед, Фрейя, расплывшееся серебристое пятно где-то сбоку, походила на стальной шквал, который несется сквозь стаю, расшвыривая по сторонам трупы и части тел: она рубила, резала, колола, сокрушала и лягалась.
Но хотя враг падал один за другим и в воздухе стояло предсмертное зловоние волков, грохотал гром и раздавались крики раненых, на поляне возникали все новые и новые Сыны, которые поднимались по склону холма, чтобы вступить в бой.
Возможно, эта масса оборотней похоронит под собой даже Фрейю.
Зачем? Какой во всем этом смысл? Зачем Сынам Торсены, Фрейя и Арни… зачем?
Сквозь шум сражения откуда-то слева донесся вполне человеческий стон, и Йен принялся пинать, кромсать и рубить, прокладывая себе дорогу сначала к крыльцу, а потом на крыльцо, где Арни прижали к стене четверо здоровенных тварей, которые щелкали зубами и уворачивались, когда он размахивал молотом.
С левой руки Арни сорвали латную рукавицу; окровавленная, она бессильно висела. Все, что Арни мог сделать, это не дать Сынам подойти ближе. Если он метнет сейчас Мьёлльнир, на него прыгнет по меньшей мере один волк.
Йен отшвырнул ногой ближайшего Сына и вонзил «Покорителя великанов» в шею другого. Корчась и завывая от боли, Сын отпрянул, едва не вырвав меч из руки Йена. Он еле успел вытащить клинок из тела врага, но на Арни прыгнул еще одни волк, и хотя один-единственный удар Мьёлльнира превратил его грудь в мешанину крови и костей, сзади подбегали все новые и новые Сыны…
– А ну уйди от него! – крикнул Йен. Кольцо Харбарда больно сжало его палец.
Сын остановился и попятился, спрятав хвост между ногами, поскуливая от боли и страха.
Йен расстегнул тарнкаппе и накинул плащ на плечи Арни. С легким мерцанием тот исчез.
– Извини, малыш, – раздался в воздухе слабый шепот. – Я говорил тебе, что не особо гожусь в дело.
– Слушайте меня! – произнес Йен, возвысив голос. – Бойтесь меня!
Кольцо Харбарда сдавило его палец как тиски, но вой и ворчание постепенно стихли.
– Я – Йен Серебряный Камень, друг Фрейи и Громовержца. Бойтесь меня, о Сыны Фенрира!
Волки подняли скулеж, и свора, висевшая на Фрейе, отпрянула назад. Вокруг покрытой кровью богини на земле валялись тела, но с нее сорвали шлем и часть доспеха. На боку чешуйчатая броня была продрана от бедра до лодыжки, и серебристые лохмотья свисали с бедра, обнажив кровоточащую ногу.
Все глаза были прикованы к Йену. Удерживая Сынов силой воли, Йен убрал в ножны «Покорителя великанов» и поднял руки.
– Бойтесь меня! – снова возгласил он, шагнув вперед, на волков. Кажется, он сказал то, что надо.
Сыны раздались в стороны, как Красное морг перед Моисеем, кое-кто из них с почти смехотворной неловкостью пятился по телам и обрубкам, сплошь усеявшим поляну. Йен и забыл, что часть Сынов – волки-оборотни, а часть – люди-оборотни и что люди-оборотни, со смертью теряя способность оборачиваться, снова приобретали человеческий облик – вне зависимости от того, в каком обличье их настигла смерть.
Йену вспомнились картины Иеронима Босха: в неровном свете мерцающих факелов трупы и части тел волков в и людей усеяли всю вершину холма, белые кости торчали из зловонной мешанины как обломки раковин из песка на пляже. Почти у самых его ног лежала на земле голова женщины с длинными темными волосами; мертвые, забитые грязью глаза смотрели вверх, на него. Половина Сынов в посмертии становилась людьми; лучше бы все они оставались волками.
Самый здоровенный Сын, тот самый, с рваным ухом, один остался стоять на пути Йена: он скулил, показывая клыки.
– Бойся меня, – сказал Йен.
Тот и боялся, от страха обмочив себе задние лапы, но стоял неподвижно, рыча и тяжело дыша.
– Я Йен Серебряный Камень, – продолжал Йен, – убийца Сынов. Всякий Сын, что осмелится приблизиться ко мне, умирает. – Йен понизил голос. – И ты, пес, уже умираешь. Ты не можешь вздохнуть…
Рычание и сопение прекратились.
– …твои задние ноги как вата…
Сын осел на землю, и Йен двинулся налево, к Фрейе.
Сын поднял голову, блеснув оскаленными зубами. Он пытался рычать, но, поскольку он поверил Йену, что не может дышать, ему оставалось лишь щелкнуть зубами.
– …и твое сердце перестает…
– Нет! – Голос Валина перекрыл волчий скулеж. – Довольно, прошу тебя, перестань. – Валин стоял на крыльце, подняв руку. – Ты победил; ты убил множество Сынов и отпугнул остальных. Прошу тебя, оставь этого в живых. Незачем больше убивать. – Цверг спустился с крыльца, прищелкнув языком. – Пожалуйста, Йен.
Йен почувствовал приближение Фрейи.
– Как пожелаешь, мой Серебряный Камень. Не вижу в том вреда. – Богиня тяжело оперлась о его плечо. – Сейчас.
Йен посмотрел на Сына.
– Ты сможешь дышать, и ноги тебя послушаются – но только если ты побежишь прочь от меня. Так что беги… Все вы бегите отсюда, пока можете. А ну кыш!
Целые и невредимые Сыны бросились в разные стороны, раненые захромали следом. Валин кивнул:
– Спасибо тебе, Йен.
И тут до Йена дошло: цверг говорил не на своем языке и не на берсмале, а на английском, и всякое подобострастие его покинуло.
– Весьма ловко проделано, Братец Лис, – сказала Фрейя. – Мне даже в голову не приходило.
Валин хихикнул.
– А должно было прийти. Я так надеялся, что ты одолжишь Йену один из самоцветов. Ведь он хотел как лучше… – Его губы изогнулись в улыбке. – Конечно, ты хранишь их – или один из них? – где-то неподалеку. Я бы поискал здесь, но, думаю, это не самое безопасное из занятий, не так ли?
– Совершенно безопасное, – ответила Фрейя с холодной неприязненной улыбкой. – Ступай поищи. Может, даже найдешь. Не думаю, что мы в силах помешать тебе. Нет, Арни, не надо! Я понятия не имею, что произойдет, если ты швырнешь в него Мьёлльнир, но он сам уж об этом подумал.
– С другой стороны, вполне возможно, – произнес Валин, – что я обманываю вас и не могу отразить удар Мьёлльнира точно так же, как не могу отрастить крылья и улететь.
Наклонившись над телом мертвого Сына, он прищелкнул языком.
– Ты мог отрастить крылья и улететь, – сказала Фрейя. – Из всех асов ты лучше всех умел оборачиваться.
Валин – то есть Локи – фыркнул:
– Лучше всех? Я был, конечно, самым одаренным оборотнем. Самым сведущим. Но никак не самым лучшим. Хоть раз мне была от этого польза?
– Держись-ка подальше, – сказал Арни Сельмо, вешая через левую руку Йена тарнкаппе и поворачиваясь лицом к Локи. В правой руке он все еще сжимал Мьёлльнир. Тяжелый боевой молот легонько покачивался в его руке, словно весил столько же, сколько пестик фармацевта.
Двигаясь – впервые – как старуха, Фрейя медленно убрала меч в ножны.
– Не надо сражений, Арнольд, – сказала богиня. – Пока все кончено. – Она с восхищением кивнула Локи. – Весьма ловко проделано… Значит, за всем этим стоял ты?
– Тебе понравилось?
Локи уже начал превращаться и, подойдя к Фрейе, выглядел как высокий мужчина с широкой грудной клеткой, одетый в черный костюм с расшитым жилетом, как будто бы специально скроенным под основательное брюшко. Хотя покрой и стиль Йен не опознал, они смутно напоминали о вестернах. Сверкающая белизной гофрированная сорочка походила на манишку.
– Мне следовало догадаться, что это ты.
– Неужели? И это после того, как я приложил столько трудов, чтобы так долго сидеть в стороне от неприятностей? – Он щелкнул по манжетам и поправил запонки; запонками ему служили черепа каких-то мелких животных, Йен понятия не имел, каких именно. Потом Локи согнул руку. – Прошу, – произнес он, подавая Фрейе руку.
Богиня оперлась на нее, не обращая внимания на сердитый взгляд Арни.
– Помедленнее, – сказал Локи, пока она ковыляла к дому, поддерживаемая с одной стороны Йеной, а с другой – Локи. – Незачем торопиться.
Лицо у Локи было широкое и круглое, в волосах и черной бороде, окаймлявшей его подбородок, виднелись нити седины. Большой нос и кожа оливкового оттенка придавали ему сходство скорее с левантинцем, нежели со скандинавом.
– Все же я решил, что овчинка стоит выделки. Открывалось несколько возможностей. – Локи покачал головой. – Должно быть, мне следовало подольше поразмыслить – всегдашняя моя слабость: я терплю до определенного предела, а потом… Эх!
Проклятие Одина, насланное на Отпрыска?.. Сыны, появившиеся здесь и посланные за Торри в Миннеаполис?.. Локи улыбнулся Йену.
– Да, о почтенный, – сказал он. – Как Орфиндель всегда может рассчитывать на любовь вестри, так Отец Фенрира может рассчитывать, в общем и целом, на добровольные верность и послушание Сынов Фенрира.
Йен сжал губы.
– Значит, Херольф лгал.
– Пфуй, – откликнулся Локи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40