Сначала он видел других гусениц, занятых поеданием листьев, их головы были обращены вниз. Он кричал им, чтобы они посмотрели на него, но его никто не услышал. Шум жующих челюстей заглушал все другие звуки. Потом он увидел прекрасные разноцветные создания, которые порхали рядом с ним и между листьями. Они прижимались друг к другу или откладывали яйца. «Это наверняка бабочки», – подумал он про себя.
Он почти мог поклясться, что слышал, как они разговаривают друг с другом, или, точнее, как бы поют, и ему было очень приятно слышать этот их напев. Он уже начал думать, что умер и оказался на том свете, но тут он почувствовал сильный удар о листья, ковром лежавшие на земле. Это вернуло его к той реальности с которой он расстался всего несколько секунд назад, что он всего лишь простая серая гусеница.
После изнурительного путешествия, достойного отдельного рассказа, Аври вернулся в общество гусениц. Очень скоро он понял, что ему не с кем разговаривать. Его больше не интересовали зелёные листочки, и даже верхушка была пройденным этапом. Он решил, что хочет быть бабочкой. «У тебя что-то сдвинулось в голове во время падения», – говорили ему, – «оставь нас в покое и окуклись».
И хотя в мире гусениц это было ругательством, не таков был Аври, чтобы легкомысленно относиться к словам, пусть даже вылетевшим в минуту гнева. Он стал исследовать явление окукливания. Он вспомнил, что бабочки выглядели очень похоже на гусениц, только у них были крылья. Возможно ли, что это просто гусеницы с крыльями?
Очевидный факт, который стал ясен ему с самого начала исследования, заключался в том, что никто не занимался выяснением этого до него. Просто потому, что это никого не интересовало. А если бы они стали изучать и проверять это по-настоящему, то обнаружили бы, что внутри оболочки куколки не остаётся и следа от гусеницы. Куда же они деваются? Неужели же они просто исчезают?
Аври решил пристать к старой гусенице и проследить весь процесс. Он наблюдал за тем, как гусеница становилась всё более жирной и всё более пресыщалась, он слышал от неё, что ей надоело поедать листья. Даже если бы ей сейчас принесли свежий листочек с края дерева, это бы её не слишком воодушевило. И тут он услышал от неё, чего, впрочем, и следовало ожидать, что она хочет окуклиться.
«Это естественный процесс», – сказала гусеница, и начала прясть паутину. «Сделай одолжение», – попросил её Аври, – «если после окукливания из тебя получиться бабочка, приди и позови меня, ладно?» «Брось свои глупости», – отвечала ему гусеница, – «ведь мы оба знаем, что куколка – это конец». Но Аври продолжал упрашивать, пока она не согласилась, и то только, чтобы он не мешал ей прясть паутину. Через два дня старая гусеница вся покрылась оболочкой, которая всё округлялась, пока гусеница и вовсе не исчезла под ней.
Аври не сдавался. Его серые гены передали ему упорство, и он пользовался этим качеством до конца. Дни и ночи он проводил около куколки, отказываясь внимать уговорам своих товарищей, убеждавших его вернуться к нормальной жизни. «Я не нахожу никакого вкуса в жевании листьев, и если мне выпало кончить жизнь куколкой, я по крайней мере хочу знать, что со мной будет».
Он почти не спал, опасаясь, что что-нибудь может произойти, пока он спит. А в тёмные ночи, когда видимость становилась совсем плохой, он дремал, опираясь на куколку, так, чтобы проснуться при малейшем ее движении. И вот это случилось. Как раз тогда, когда начали появляться первые признаки отчаяния, когда голод почти скрутил его пустой желудок, куколка немного зашевелилась.
Это зрелище очаровало его. Постепенно в оболочке куколки возникла трещина. Трещина всё разрасталась, и из неё появилась короткая чёрная головка. Через несколько секунд куколка так задрожала, что Аври в испуге отскочил назад. Куколка разделилась на две половинки, и два цветных крыла, точно такие, как он видел во время своего падения, выпростались по сторонам во всём своём великолепии, легко взмахнули в воздухе и понесли блестящую бабочку с листа на листок на фоне голубого неба. Аври вздрогнул и сердце его забилось.
Он посмотрел по сторонам, желая поделиться с другими гусеницами, но никто не видел случившееся. Они были заняты пережёвыванием листьев, попытками спрятаться от птиц и поиском новых зелёных листиков. Он хотел крикнуть: «Глядите, я был прав», но знал, что никто его не услышит. Аври почувствовал стремительную слабость, разлившуюся по всему телу. Дни напряжённого ожидания, сила переживания и разочарование от охватившего его одиночества давали себя знать. Он перестал держаться за листик, поднял вверх передние лапки, как бы взывая о помощи, и стал падать вниз, абсолютно равнодушный ко всему вокруг.
Очнувшись, он не понял, где находится. Звуки бодрой песни напоминали ему его первое падение, но на этот раз они были гораздо яснее и ближе. Листья дерева с большой скоростью пробегали перед его глазами, но к его удивлению, они бежали слева направо, а не сверху вниз. «Может меня схватила птица», – подумал он, «но тогда мне было бы больно», – тотчас перебил он самого себя.
Он посмотрел назад и увидел глаза, которые показались ему знакомыми. Да это же глаза старой окуклившейся гусеницы. «Я обещала тебе и сдержала своё слово», – пропела она и улыбнулась. «Почему ты поёшь?» – спросил он её, – «и вообще, где это я?» «Я пою, потому что теперь это моя природа, а ты у меня в лапках, и мы летим вместе с тобой».
Аври с трудом успевал разглядывать открывавшиеся ему виды. Бабочка забиралась всё выше, и впервые в жизни он увидел, как его тутовое дерево выглядит сверху. Он видел зелёные участки и объеденные площади, скопища гусениц, и одиночек на вершине, и даже соседние деревья. «Где ты хочешь, чтобы я тебя опустила?» – пропела бабочка. «Кто вообще хочет опускаться», – ответил Аври, подражая пению бабочки.
Даже когда они опустились на одну из самых густонаселённых веток, их всё равно никто не заметил. Очень близко от них расположилась старая бабочка, откладывавшая яйца.
«Так вот как это делается?» – спросил её Аври.
Бабочка улыбнулась ему, и её лицо засияло от счастья: – «Как мне повезло разговаривать с гусеницей!»
«В каком смысле?» – спросил Аври.
«Никогда ещё я не разговаривала с гусеницами,» – ответила она, – «то есть с того самого момента, как я сама перестала быть гусеницей.»
«Так почему бы вам не покатать всех гусениц над деревом?» – продолжал интересоваться Аври.
«Нет ничего, чего бы мы так хотели», – отвечала бабочка, – «но мы этого просто не можем сделать».
«Как же со мной вы смогли?» – не унимался Аври.
«Потому что ты этого хотел», – сказала она, – «Ты поднял лапки, потому что хотел именно этого, и ничего другого. Поэтому-то я смогла схватить тебя за поднятые вверх лапки. Помни об этом», – добавила бывшая старая гусеница и полетела своей дорогой.
С того судьбоносного дня Аври налетал много часов. С течением времени он научился разным и разнообразным мотивам и подружился со многими бабочками. От каждой из них он узнавал что-то новое о мире бабочек, получая при этом огромное наслаждение.
Даже когда он снова стал жевать листья, он обнаружил в них новый, неведомый ему доселе вкус. Он назвал его «вкусом цели» или «смыслом жизни». Теперь, впервые в своей жизни, он видел смысл в однообразном пережёвывании листьев. Он знал, что если будет много есть, у него будут силы долго летать, и тем самым он сможет доставить огромное удовольствие бабочкам, которые будут катать его по поднебесью. Он наслаждался от того удовольствия, которое доставлял им, и счастью его не было границ.
Однако, с течением времени он начал переживать всё больше и больше за своих братьев гусениц. «Если бы они только знали, что теряют», – думал он про себя, – «тут же подняли бы головы и стали бы искать крылья бабочек, они прекратили бы жевать, чтобы услышать льющиеся напевы, и подняли бы лапки в полной уверенности, что не упадут. Ведь наверняка одна из бабочек поймает их, прежде чем они достигнут земли». Так он чувствовал, что его одиночество среди сородичей растёт с ростом его счастья и радости в мире бабочек.
«Я уверен, что можно им это объяснить», – подумал он в глубине души и решил пуститься в новое предприятие – поведать гусеницам о мире бабочек. «Может быть, я и особая гусеница, но я уверен, что есть ещё такие, как я, которые ищут, не зная, чего они хотят, блуждают, как слепцы в тумане. Им-то я и покажу дорогу. Я никого не могу заставлять, но по крайней мере, я буду знать, что пытался помочь тем, кто ищет помощи.»
Пришло и время Аври, когда он сам превратился в куколку, в полном умиротворении. Осознавая, что до конца и полностью достиг цели своей жизни, как гусеница. После себя он оставил подробные карты строения дерева и строения леса, чертежи самых коротких и самых удобных путей к вершине, подробной анатомии строения бабочки, схемы откладывания яиц и вылупливания из них, и даже карты рекомендованных и защищённых районов поедания.
Он знал, что если родится ещё гусеница с сильным желанием летать, она сможет воспользоваться оставленными им сведениями. Хотя большинство гусениц пользовались картами только для того, чтобы быстро найти районы более зелёных и вкусных листьев.
Меньшее количество гусениц с помощью карт искало путь к вершине. Еще меньшее количество изучало с помощью его трудов структуру яйца и куколки. И лишь единицы задавались вопросом: «Как он получил эти знания? Откуда взялись эти простые решения столь сложных проблем? Откуда он взял эти чудные песни, которые он написал? Можем ли мы черпать из того же источника знаний, что и он?»
Аври был первым в династии летающих гусениц. Те, кто появился на свет после него, прошли похожий путь, и каждый из них добавил что-нибудь к знаниям своих предшественников. Они описывали мир бабочек для тех, кто придёт после них. Они знали, что бабочки любят гусениц больше, чем те даже в состоянии себе представить.
Они знали также, что придёт тот день, когда все гусеницы поднимутся в воздух, и бабочки будут им помогать, и тогда наступит совершенство наслаждения и радости, и в мире бабочек, и в мире гусениц. Они ждали этого дня и всеми средствами старались его приблизить.
Часть 5. Беседы с начинающими
5.1 Беседа первая
Как ощутить желание? Для того чтобы знать, что я хочу, я должен раньше попробовать. От этого остается во мне ощущение, какой-то вкус. Наслаждение было, а сейчас его нет, но я к нему стремлюсь. Таким должно быть настоящее кли, в котором когда-то побывал свет: оно вкусило всю силу наслаждения светом, а затем свет исчез, и кли страстно желает вновь ощутить вкус света.
А сейчас поговорим о том, как устроена душа, и почему мы должны что-то с ней делать. Душа – это единственное, что создано. Через свои 5 фильтров душа получает в себя зрительные, слуховые, тактильные, обонятельные и осязательные ощущения. За этими 5-ю органами чувств стоит компьютер, программа. Она переводит то, что находится снаружи, на язык, понятный нам: наслаждения или страдания. И в самой центральной точке нашей души мы ощущаем, плохое это или хорошее.
Если этот компьютер запрограммирован естественно, то программа его рассчитана таким образом, что удовлетворяет эгоистическое восприятие плохого и хорошего. Если же он запрограммирован альтруистически, то понятие хорошего и плохого оценивается относительно не себя, а внешнего, Творца.
Таким образом, есть две возможности запрограмировать душу на оценку и выбор: эгоистически, ради себя, или альтруистически, ради Творца. Ведь кроме Творца и творения, света-наслаждения и желания-сосуда нет в мироздании ничего.
Естественным образом человек рождается запрограммированным эгоистически. Поэтому на «задней» стороне его сознания, мозга, у него откладывается, проектируется эгоистически проявленное изображение, которое называется «наш мир».
Кроме света человек ничего не ощущает. Но если свет проходит эгоистическую обработку, он отражается в человеке как наш мир. Если бы эгоистическое влияние не вносило бы свою обработку, свои помехи (отбирает все, что хорошо, и отбрасывает плохое, т.е. программа самосохранения организма), то картина была бы совершенно другой. Она отпечатывалась бы на передней стороне души и показывала человеку все, что есть снаружи, объективно, а не внутри, субъективно, с выгодой для себя. То, что снаружи, называется светом, или Творцом.
Для перепрограммирования компьютера с эгоистического на альтруистический существует наука Каббала, которая помогает нам получать истинно существующее наружное изображение без налета эгоизма, мы сможем ощутить то истинное мироздание, которое находится вне нас. Такое состояние называется слиянием со светом, когда между душой и светом нет никаких помех.
Это немного напоминает то ощущение, которое испытывают люди в состоянии клинической смерти, частично оторвавшись от эгоистического тела (животного эгоизма).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75