Люди невольно стали разговаривать шепотом. Все бродили по Замку как неприкаянные, точно опасаясь, что сама скала, из которой он был сделан, может обратиться против них. Дети беспричинно плакали и вздрагивали, видя даже хорошо знакомые лица. Плотная атмосфера непонимания и ужаса сгустилась над Ревелстоуном, точно над ним распростерлись крылья хищного стервятника. Морэм даже не представлял себе, насколько глубоко в сердца людей проник этот страх, пока к вечеру третьего дня случайно не подошел к вомарку Квену сзади и не прикоснулся к его плечу. Вомарк подскочил как ужаленный и в панике отшатнулся, шаря рукой в поисках меча. Осознав, в конце концов, что перед ним Высокий Лорд, он задрожал, словно новобранец; его мужественное лицо побледнело и покрылось крупными каплями пота.
Только тут Морэм понял, насколько тяжелым было состояние Ревелстоуна. Страх перед неизвестностью действовал хуже, чем любая самая грозная, но понятная опасность. Обхватив Квена за плечи, он внезапно сообразил, что красно-зеленые вены на самом деле и не должны были нанести какой бы то ни было физический урон; они служили проводниками для холодной злобной энергии Презирающего, хлынувшей через них на Замок. И в той или иной степени цель эта оказалась достигнутой – мужество защитников города начало таять.
Защиты от ЭТОГО не было. Мастерство лиллианрилла и радхамаерля позволяло разжечь жаркие огни внутри Замка. Учителя Лосраата могли беспомощно дрожащими голосами петь храбрые песни о мужестве и победе. Те, кто возглавлял Армию Лордов, могли тренировать своих воинов до упаду, чтобы у тех не оставалось ни сил, ни времени для страха. Лорды в своих голубых одеяниях могли появляться то там, то здесь, начиная с бледного рассвета до глубокой ночи и до следующего утра, распространяя повсюду свет мужества и поддерживая людей. Обитатели Замка неустанно трудились. Короче, все, что можно было сделать, делалось. И все же с каждым днем Зло, сочившееся по красно-зеленым венам, угнетало дух города все сильнее и сильнее.
Вскоре даже сама скала, из которой был вырублен Ревелстоун, казалось, начала издавать молчаливые стоны. По прошествии пяти дней некоторые семьи заперлись в своих комнатах и отказывались выходить из них; им казалось, что в городе им со всех сторон угрожает опасность. Другие покидали Замок, полагая, что могут найти безопасное убежище в нагорной части Страны. Бессмысленные споры и ссоры возникали в трапезных и на кухнях, были случаи, когда люди даже хватались за ножи. Чтобы пресекать подобные вспышки, вомарк был вынужден везде разместить по Дозору.
Но несмотря на железную узду, в которой Квен держал своих воинов, он не смог даже их уберечь от панических настроений. В конце концов он был вынужден доложить об этом Высокому Лорду. Выслушав его, Морэм поднялся на сторожевую башню. Он был здесь один, перед ним во мраке пылал отвратительный немеркнущий изумрудный свет, сочившийся из Камня, и красно-зеленые змеи извивались по земле, куда бы он ни бросил взгляд. Он ощутил мертвую хватку ужаса; только теперь он испытал настоящее сочувствие к Кевину-Расточителю Страны – сочувствие, от которого слезы навернулись у него на глаза. Только теперь со всей остротой он понял, какое отчаяние охватило тогда сына Лорика.
Немного позже, когда холод зимы Лорда Фоула ощущался еще сильнее из-за сгустившейся ночной тьмы, в которой Камень Иллеарт сиял так ярко, что дозорные огни вражеского лагеря выглядели едва заметными искрами, на башню, захватив с собой небольшую чашу с гравием, поднялась Лория, жена Тревора. Усевшись на каменный пол, она поставила чашу перед собой. Огненные камни были раскалены, и яркий отсвет падал на измученное лицо. Глаза ее выглядели в этом свете как черные провалы, но все же Морэм смог заметить, что они были мокры от слез.
– Мои дочери… – Ей, казалось, не хватало воздуха. – Мои дети… Они… Ты ведь знаешь их, Морэм. Разве они не те дети, которыми родители вправе гордиться? – Голос ее звучал умоляюще.
– Конечно, ими можно гордиться, – мягко ответил Морэм. – Но и они тоже могут гордиться своими родителями.
– Ты знаешь их. Высокий Лорд, – настойчиво повторила она. – Они всегда были моей радостью, а теперь… А сейчас… Мое сердце изболелось за них. Они… Высокий Лорд, они отказываются есть. Они БОЯТСЯ есть… Они думают, что еда отравлена. Это сводит их с ума.
– Мы все на грани безумия, Лория. Нужно потерпеть.
– Как потерпеть? На что надеяться? Иногда я думаю. Высокий Лорд, что было бы лучше, если бы я их вообще не родила.
Стараясь говорить как можно мягче, Морэм продолжал успокаивать ее:
– Против этого Зла мы бессильны. Стоит нам оказаться вне стен – и мы погибли. Только они поддерживают и защищают нас. Надо терпеть.
Голосом, в котором дрожали слезы, Лория сказала:
– Высокий Лорд, призови Неверящего.
– Сестра моя Лория! Пойми же – этого я сделать не могу. Ты же знаешь, что не могу. В глубине души ты понимаешь, что я поступил справедливо, предоставив Томасу Кавенанту сделать то, что он хотел, в его собственном мире. За свою долгую жизнь я совершил немало поступков, о которых сожалею, но этот не из их числа.
– Морэм! – снова умоляюще воскликнула она.
– Нет. Лория, подумай, о чем ты просишь. Неверящий решил спасти жизнь ребенку в своем мире. Однако время здесь и там течет по-разному. С тех пор как он впервые появился в Ревелстоуне, прошло сорок семь лет, а он ничуть не постарел. Для него, может быть, прошло всего несколько месяцев. Наверное, тот момент, когда я в последний раз вызывал его, для него отстоит от настоящего времени всего лишь на считанные секунды. Скорее всего, он не успел еще спасти этого ребенка, какой же смысл снова вызывать его?
Внезапно, когда он упомянул о ребенке, лицо Лории исказилось от гнева.
– Вызови его! – Ее голос звучал теперь почти как змеиное шипение. – Какое мне дело до того, кого я в глаза не видела? Именем Семи, Морэм! Вызови…
– Нет, – по-прежнему мягко перебил ее Морэм. – Не стану. Он должен иметь право распоряжаться своей судьбой. Мы не смеем лишать его этого права – нет, не смеем, даже если от этого зависит судьба Страны. Пусть он придет к нам, когда сам пожелает. По крайней мере, эту истину я сумел извлечь из своей не очень-то разумно прожитой жизни.
Гнев Лории угас так же быстро, как появился. Она простонала:
– Сегодня вечером моя младшая… Иолнид… Она ведь еще совсем дитя… Она закричала, увидев меня! Как можно вынести такое?
Плача вместе с ней в сердце своем, Морэм тем не менее твердо посмотрел ей в глаза.
– Выход один – Осквернение. – Морэму внезапно захотелось рассказать ей о своих опасных замыслах, но тут же в голове его зазвучал сигнал предостережения. Он не сомневался в том, что ответила бы Лория, если бы он решился сделать это. Предупреждая возможные расспросы, он со вздохом добавил:
– Сила – страшная вещь.
В ее глазах сверкнула искра надежды. Пошатываясь, она встала и вплотную приблизила к нему свое лицо, внимательно вглядываясь. Их мысли на мгновение открылись друг для друга. Но то, что она ощутила, ее отрезвило. Холод и сомнение – вот чем повеяло от Морэма, потушив свет надежды в ее глазах. Смущенно, с горечью, она сказала:
– Хорошо, Морэм. Я не буду больше ни о чем просить. Я доверяю тебе как никому другому. Ты все расскажешь сам, когда будешь готов.
С благодарностью глядя на нее, Морэм ответил, криво улыбаясь:
– Ты очень отважна, сестра моя Лория.
– Нет. – Подняв чашу с гравием, она заторопилась прочь. – Хотя мои дочери вовсе не хотят этого, они делают меня трусливой.
Не оглянувшись, она растаяла в ночной темноте, оставив Морэма наедине с его мрачными мыслями.
Глава 5
Ломиллиалор
Смертная тяжесть, навалившаяся на Кавенанта, казалось, все глубже и глубже вдавливала его в землю. Он почувствовал, что больше не может дышать, но отсутствие воздуха почему-то не причинило ему страданий. Его все сильнее охватывало ощущение покоя – так бывает, когда у человека больше нет выбора и он не в силах сопротивляться неумолимому року.
Земля становилась холоднее и менее плотной. Теперь она скорее походила на густой темный туман или дым. Холод и туман, точно погребальные пелены, окружали его со всех сторон.
Он не знал, сколько времени все это продолжалось. Наконец наступил момент, когда в обволакивающем его плотном веществе возник ледяной ветер. Кавенант почувствовал себя свободнее, тело больше не было со всех сторон стиснуто. Зрение вернулось к нему, и на некотором расстоянии прямо перед собой он увидел расщелину, а сквозь нее – бездонное и беззвездное ночное небо. И еще там, вне этой расщелины, сиял странный зеленый свет, похожий на сверкание изумруда. Ветер дул именно из этой расщелины, которая постепенно расширялась. Вскоре на фоне черного неба видна стала полная луна, багровая и зловещая. Казалось, она притягивала Кавенанта к себе, и он медленно поплыл сквозь туман к выходу из расщелины.
В то же мгновение он ощутил запах дерева и услышал обрывки песни, долетавшие сквозь холодный полумрак: “Будь верен… Ответь…"
Он потянулся к этим звукам и заскользил теперь уже не к луне, а в их направлении. Вскоре он отчетливо ощутил, что лежит на твердой холодной плите, а над ним веет резкий, ледяной ветер. Он ужасно замерз, но, без сомнения, дышал. Тьма, окружающая его со всех сторон, казалось, окутала только его – за пределами небольшого пространства вокруг остальной мир купался в солнечном свете. И внезапно он, как ему показалось, понял, в чем дело. Он лежал на каменной плите, похожей на катафалк, а над ним пирамидой были сложены камни.
Полузнакомое пение смолкло. Некоторое время он не слышал ничего, кроме свиста ветра и звука своего собственного хриплого дыхания. Он замерзал все сильнее, становясь твердым, как камень под ним. Потом совсем рядом задыхающийся мужской голос произнес:
– Именем Семи! Мы это сделали! Другой голос, тоже, кажется, слабый и усталый, ответил с радостью и облегчением:
– Да, друг мой. Твое знание сослужило нам хорошую службу. Не зря мы трудились эти три дня.
– Мое знание и твоя сила. И конечно, ломиллиалор Высокого Лорда Морэма… Однако взгляни на него. По-моему, он ранен или болен.
– Разве я не говорил тебе, что ему тоже досталось? Этот слабый голос показался Кавенанту очень знакомым.
Солнечный свет стал ярче, разгоняя туман, пока тот не исчез полностью.
– Говорил, – раздался первый голос. – А я говорил тебе, что, скорее всего, мой вызов просто убьет его. Наверное, я что-то сделал не так. Посмотри – Неверящий, хотя и здесь, не отвечает на мой призыв.
Его собеседник хотел было мягко его упрекнуть:
– Друг мой, ты… Но первый прервал:
– В этом месте все пропитано Злом. Здесь мы не сможем ему помочь.
Кавенант ощутил, как сильные руки обхватили его за плечи. Веки дрогнули, с неимоверным усилием он наконец приподнял их. Солнечный свет ослепил его, он почти ничего не различал, кроме темного пятна прямо перед собой, которое загораживало все остальное.
– Он просыпается, – произнес первый голос. – Узнает ли он меня?
– Может быть, и нет. Ты теперь уже не молод, друг мой.
– Было бы лучше, если бы не узнал, – пробормотал первый. – Он может подумать, что я снова хочу сделать с ним то, что мне не удалось однажды. Уверен, что он именно так понимает возмездие.
– Ты не правильно судишь о нем, я знаю его лучше. Неужели ты не ощущаешь, как велика его потребность в милосердии?
– Все я вижу… И я не хуже тебя его знаю. Вот уже сорок семь лет я только и слышу о Томасе Кавенанте. Кто, скажи-ка, был немилосерден к нему? Может быть, мы с тобой – теперь, когда вызвали его?
– Мы вызвали его из того мира, которому он принадлежит по праву. По-твоему, это милосердие?
– По-моему, да, – твердо ответил первый.
– Может быть… – Второй вздохнул. – Во всяком случае, иначе мы поступить не могли. Без него Страна точно погибнет.
– Милосердие? – хриплым, каркающим голосом повторил Кавенант.
– Да! – убежденно ответил человек, склонившись над ним. – Мы дали тебе еще один шанс победить Зло, которому ты позволил захватить Страну.
Теперь Кавенант отчетливо видел широкоскулое лицо, прямой взгляд и мощные плечи жителя подкаменья. Черты его лица скрадывала тень, зато хорошо виден был плотный, отделанный мехом плащ, искусно расшитый на плечах узором, в котором перекрещивались две молнии, – узором, который Кавенант когда-то уже видел.
Кавенант попытался сесть. Человек помог ему и поддержал, чтобы он не упал. Кавенант находился на круглой каменной площадке, со всех сторон окаймленной невысоким бортиком, за которым он не увидел ничего, кроме манившей к себе небесной пустоты. Он сфокусировал взгляд на человеке из подкаменья.
Теперь он хорошо мог разглядеть его лицо. У него были черные с проседью густые волосы, лет на вид под шестьдесят, но возраст, похоже, не очень сказался на его облике. Суровый, горький рот был крепко сжат, но во взгляде не ощущалось враждебности – скорее, смиренная мольба о том, чтобы судьба не была с ним и дальше слишком сурова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71