– Как же нам передать тем, кто придет после нас, все то, чему Ты нас научила?
Богиня перевела свой взгляд с нее на Арданоса и снова посмотрела на Кейлин.
– Тебе ответ уже известен. В давно минувшие времена твоя душа дала клятву. Пусть один из вас исполнит ее, – вскричала Богиня. – Пусть один из вас отправится в Страну Лета и там на берегах озера выстроит Дом Дев. Там вы должны служить Мне, вместе со жрицами Назорея. Таким образом вы сумеете сохранить мудрость Мою для грядущих поколений!
И почти сразу же после этих слов тело Верховной Жрицы, трепетавшее, как тетива натянутого лука, потеряло упругость, – стрела была выпущена, воля Богини провозглашена. Эйлан тяжело откинулась на спинку стула. Кейлин и Миллин мгновенно подхватили ее, не давая упасть. Тело Эйлан подергивалось; она что-то бормотала себе под нос, постепенно приходя в себя.
Арданос стоял, склонив голову, он пытался объяснить себе суть повеления Богини и решал, как использовать ее наказ в своих целях. Оставить его без внимания он не мог, да и, будучи человеком набожным, он не смел возражать Великой Богине, – но в его власти было истолковать Ее слова по своему усмотрению. В следующую минуту архидруид вскинул голову и посмотрел на Кейлин. Ей показалось, что он улыбается.
– Великая Богиня объявила свою волю. Значит, так тому и быть. И этот дом будет возведен служанкой Великой Богини. Ты, Кейлин, отправишься на юг и позаботишься о том, чтобы на Холме был воздвигнут Дом Дев.
Кейлин пристально смотрела на Арданоса. Его выцветшие глаза светились триумфом. Для архидруида решение Великой Богини явилось неожиданной возможностью достичь желанной цели – разлучить ее с Эйлан.
Он вынул из чаши ветку омелы и окропил водой обмякшее тело Верховной Жрицы, и все вокруг потонуло в насмешливом перезвоне серебряных колокольчиков.
– Больно уж ты занятой, хотя и оставил государственную службу несколько лет назад! – ухмыльнулся Гай, глядя на отца. Мацеллий сидел за столом, на котором были разложены пергаментные свитки и вощеные дощечки. За окном холодный февральский ветер со свистом бесновался в ветвях деревьев, на которых уже начали набухать почки. В доме Мацеллия было тепло. Гипокауст подогревал выложенный плиткой пол, в железных жаровнях пылали угли, не позволяя разгуляться сквознякам. – Надеюсь, твой Брут сможет по достоинству оценить услуги, которые ты ему оказываешь?
– Он ценит мой опыт, – ответил Мацеллий, – а я, со своей стороны, доволен, что он делится со мной известной ему информацией. Знаешь, у него большие связи. Он состоит в родственных отношениях с половиной древних родов Рима. Его отец, между прочим, старый друг твоего покровителя Маллея.
– А-а, – понимающе промолвил Гай и плеснул себе еще терпкого горячего вина. – И что же легат думает по поводу политики, которую проводит император?
– Честно говоря, он в ужасе от того, что ему пишут из Рима. В этом году кончается срок его службы на посту командующего, и он ломает себе голову, как бы увильнуть от возвращения в Рим! Мы с тобой являемся представителями всаднического сословия, и в этом плане находимся в более выгодном положении: закон не требует, чтобы по выходе в отставку мы переезжали в Рим. Я слышал, что в нынешнем году в вечном городе для сенаторов сложился крайне неблагоприятный климат.
– Для таких, как Флавий Клеменс? – мрачно уточнил Гай. Ничего удивительного в том, что сенаторы переполошились. Если уж казнили двоюродного брата самого Домициана, на что же могли рассчитывать все остальные? – Тебе случайно не говорили, в чем его обвинили?
– Официально ему было предъявлено обвинение в атеизме. Но ходят слухи, что он был христианином и отказался восхвалять императора.
– Тогда, конечно, наш Dominus et Deus разгневался не на шутку!
Мацеллий кисло улыбнулся.
– Боги свидетели, эти христиане – крайне несносный сброд, и, если правительство не подвергает их жестоким гонениям, они сами сжирают друг друга. Лучше бы уж Нерон вместо львов выпускал на арену христианские секты сражаться между собой. Тогда на зверях удалось бы сэкономить целое состояние. Но Домициан требует такого поклонения, что это уже просто неприлично!
Гай кивнул. Юлия много рассказывала о проповедях отца Петроса; он знал, что христиане помешаны на мучениках, их секты погрязли в распрях, – Юлия называла это избавлением церкви от нечестивых. Но в более широком аспекте христиане представляли для империи куда меньшую опасность, чем мегаломания императора.
– Он вознамерился идти по стопам Нерона и Калигулы? – спросил Гай.
– Ну, пока еще он не пытался обожествить своего коня, если ты это имеешь в виду, – ответил Мацеллий. – Во многих отношениях он очень даже толковый правитель – вот поэтому-то он так и опасен. На что сможет опереться империя при очередном ненормальном правителе, если сейчас позволить Домициану расправиться с остатками сословия сенаторов?
Гай пристально посмотрел на отца.
– Ты и впрямь крайне обеспокоен этим, не так ли?
– Лично на мне подобное положение вещей вряд ли отразится, – сказал Мацеллий, покручивая на пальце кольцо – символ принадлежности к всадническому сословию. – Но твоя карьера еще вся впереди. А при нынешнем императоре разве удастся тебе пробить путь наверх?
– Отец… что-то происходит, да? Что тебя просят сделать?
Мацеллий со вздохом обвел взглядом яркие стены комнаты, полки со свитками, словно боялся, что все это вдруг исчезнет в одночасье.
– Разработан… план, – осторожно начал он. – Цель его – покончить с династией Флавиев. Когда Домициана устранят, сенаторы изберут нового императора. Но чтобы план этот осуществился, требуется поддержка провинций. Новый наместник – ставленник Домициана, однако большинство легатов происходят из семей, подобных той, к которой принадлежит Брут…
– Значит, они хотят, чтобы мы поддержали их, – смело высказался Гай. – А они представляют, что могут натворить местные племена, пока мы будем наводить порядок в высших эшелонах империи?
– Если мы пообещаем им кое-какие уступки, они нас поддержат… Скоро нам передадут дочерей Бригитты. Валерий уже ищет для них подходящих приемных родителей. Римляне и британцы в конце концов должны стать союзниками. Просто таким образом это случится несколько раньше, вот и все.
Гай беззвучно присвистнул. Речь идет о мятеже поистине грандиозного масштаба! Он одним глотком допил остававшееся в кубке вино и вновь взглянул на отца. Мацеллий внимательно наблюдал за сыном.
– Порой случаются самые невероятные вещи, – тихо произнес он. – При определенном направлении развития событий не исключено, что некоего римлянина, в ком течет кровь царского рода силуров, ожидает довольно интересное будущее!
Гай возвращался домой взволнованный. Голова кружилась, и не только от выпитого вина. Он уже достаточно долго ублажал Юлию. Теперь он окончательно решил официально усыновить ребенка Эйлан. Однако как только Гай переступил порог дома, Юлия тут же стала рассказывать ему о последнем визите к отшельнику, отцу Петросу.
– И он говорит, что в Священном писании буквально так и сказано – и это подтверждается другими пророчествами, – что с уходом нынешнего поколения наступит конец света, – заявила она с сияющими глазами. – Рассвет каждого нового дня мы должны встречать мыслями о том, что это не солнце просыпается, а мир начинает пылать в огне. И в результате мы вновь воссоединимся с теми, кого любили. Тебе это известно?
Гай изумленно покачал головой. Он не мог себе представить, как Юлия, имея прекрасное образование, способна верить в подобную чушь. С другой стороны, женщины – легковерные существа; наверное, поэтому их и не принимают на государственную службу. Интересно, пытаются ли христиане воспользоваться в своих целях нынешней нестабильной обстановкой, которую создал в империи Домициан?
– Ты что, намереваешься принять веру Назорея – этого проповедника рабов и предателей-евреев? – резко отозвался Гай.
– Для мыслящего человека я просто не вижу другой возможности, – холодно ответила Юлия.
«Что ж, – отметил про себя Гай, – я явно не отношусь к разряду мыслящих людей, во всяком случае, в ее представлении».
– А как отнесется к этому Лициний? – только и спросил он.
– В восторге он не будет, – печально произнесла Юлия. – Но это – единственное, во что я поверила с тех пор… с тех пор, как умерли дети. – Ее глаза наполнились слезами.
«Какая нелепость», – подумал Гай, но вслух этого не сказал. Похоже, Юлия не находила утешения в том, что поддавалось разумному осмыслению. И действительно, он впервые видел жену такой радостной с тех самых пор, как погибла Секунда. Образ утонувшей дочери преследовал его и ночью, и днем. Соответствовало это здравому смыслу или нет, но он почти завидовал ей.
– Что ж, поступай, как считаешь нужным, – устало проговорил Гай. – Я не стану запрещать.
Юлия посмотрела на мужа с некоторым разочарованием во взгляде, потом просияла.
– Если бы ты понимал, что такое истина, ты бы и сам принял веру Назорея.
– Дорогая моя Юлия, ты уже не раз говорила, что мне не дано понять истину, – огрызнулся Гай. Юлия уткнулась взглядом в пол. Значит, это еще не все. – Ну, что еще?
– Мне не хочется говорить об этом в присутствии детей, – произнесла она, запинаясь. Гай хохотнул и, взяв жену под руку, повел в другую комнату.
– Ну и что же ты хочешь скрыть от наших детей, Юлия?
Она опять опустила глаза.
– Отец Петрос говорит… раз конец света так близок… – она помолчала, – правильнее будет, если все замужние женщины – и женатые мужчины тоже – дадут обет воздержания.
При этих словах Гай вскинул голову и громко расхохотался.
– Но ты ведь знаешь, что по закону, если женщина отказывается делить с мужем брачное ложе, это является достаточным основанием для развода, не так ли?
Юлия была явно обеспокоена реакцией Гая, но его вопрос не застал ее врасплох.
– «В Царствии Небесном ни женятся, ни замуж не выходят», – процитировала она своего нового наставника.
– Ну, теперь все ясно, – со смехом произнес Гай. – Мне нет никакого дела до твоего царства небесного, во всяком случае, до той его части, которой повелевает отец Петрос. Можешь давать любые обеты и клятвы, дорогая, – добавил он, зная, что Юлии обидно слышать такие слова. – Учитывая, что уже целый год в постели от тебя толку не больше, чем от бревна, ты могла бы догадаться, что меня твое предложение вряд ли расстроит.
Юлия от удивления вытаращила глаза.
– Значит, ты не возражаешь?
– Абсолютно нет, Юлия. Но должен предупредить: поскольку ты отказываешься исполнять долг истинной супруги, то я, со своей стороны, также не обязан хранить тебе верность.
Гай сознавал, что испортил сцену, которую Юлия намеревалась разыграть; очевидно, ему следовало гневно негодовать или умолять ее отказаться от принятого решения.
– У меня и в мыслях не было просить, чтобы ты дал такую же клятву, – сказала она и язвительно добавила: – Даже если бы ты и согласился, сомневаюсь, что бы ты жил, не нарушая своих обещаний. Думаешь, я не знаю, для каких целей ты приобрел ту смазливую рабыню в прошлом году? Боги свидетели, на кухне она только мешается! Твоя душа обременена столькими грехами…
Но Гаю эта перебранка уже надоела. Он не намерен обсуждать с женой состояние своей души. Да и что может Юлия знать о его душе?
– О своей душе я позабочусь сам, – заявил Гай и направился к себе в кабинет. Там ему уже постелили постель. Выходит, Юлия, не дожидаясь его ответа, заранее решила, что он охотно согласится спать отдельно.
У Гая на мгновение мелькнула мысль отпраздновать свободу, пригласив в свой кабинет рабыню, но оказалось, что ему вовсе не хочется этого делать. Его не устраивала женщина, которая обязана была проявлять покорность, потому что он – ее господин. Он желал чего-то большего. В памяти всплыл образ Эйлан. Теперь-то уж, по крайней мере, Юлия не посмеет возражать, чтобы он усыновил Гауэна. Как бы ей сказать об этом?
Наконец-то он может со спокойной совестью вновь попытаться встретиться с Эйлан. Но в воображении, затмевая счастливые воспоминания, возник лик Фурии, который предстал его взору на церемонии в честь праздника летнего солнцестояния. И, погружаясь в сон, вместо образа Эйлан Гай видел лицо девушки, с которой случайно столкнулся в прошлом году в хижине Отшельника.
Глава 27
В середине февраля ураганные морозные ветры сменились временным затишьем. Погода установилась безоблачная, солнечная, хотя и довольно холодная. В садах зацветали ранние фруктовые деревья; наливаясь соком, зеленели вновь оживавшие ветви растений. На холмах заблеяли ягнята, берега болот огласили крики возвращавшихся из теплых краев лебедей.
Эйлан, взглянув на синее небо, подумала о том, что пришла пора выполнять обещание, данное Мацеллию. Она послала за Сенарой и отправилась в сад.
– Хороший денек, – сказала девушка, явившись на зов Верховной Жрицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Богиня перевела свой взгляд с нее на Арданоса и снова посмотрела на Кейлин.
– Тебе ответ уже известен. В давно минувшие времена твоя душа дала клятву. Пусть один из вас исполнит ее, – вскричала Богиня. – Пусть один из вас отправится в Страну Лета и там на берегах озера выстроит Дом Дев. Там вы должны служить Мне, вместе со жрицами Назорея. Таким образом вы сумеете сохранить мудрость Мою для грядущих поколений!
И почти сразу же после этих слов тело Верховной Жрицы, трепетавшее, как тетива натянутого лука, потеряло упругость, – стрела была выпущена, воля Богини провозглашена. Эйлан тяжело откинулась на спинку стула. Кейлин и Миллин мгновенно подхватили ее, не давая упасть. Тело Эйлан подергивалось; она что-то бормотала себе под нос, постепенно приходя в себя.
Арданос стоял, склонив голову, он пытался объяснить себе суть повеления Богини и решал, как использовать ее наказ в своих целях. Оставить его без внимания он не мог, да и, будучи человеком набожным, он не смел возражать Великой Богине, – но в его власти было истолковать Ее слова по своему усмотрению. В следующую минуту архидруид вскинул голову и посмотрел на Кейлин. Ей показалось, что он улыбается.
– Великая Богиня объявила свою волю. Значит, так тому и быть. И этот дом будет возведен служанкой Великой Богини. Ты, Кейлин, отправишься на юг и позаботишься о том, чтобы на Холме был воздвигнут Дом Дев.
Кейлин пристально смотрела на Арданоса. Его выцветшие глаза светились триумфом. Для архидруида решение Великой Богини явилось неожиданной возможностью достичь желанной цели – разлучить ее с Эйлан.
Он вынул из чаши ветку омелы и окропил водой обмякшее тело Верховной Жрицы, и все вокруг потонуло в насмешливом перезвоне серебряных колокольчиков.
– Больно уж ты занятой, хотя и оставил государственную службу несколько лет назад! – ухмыльнулся Гай, глядя на отца. Мацеллий сидел за столом, на котором были разложены пергаментные свитки и вощеные дощечки. За окном холодный февральский ветер со свистом бесновался в ветвях деревьев, на которых уже начали набухать почки. В доме Мацеллия было тепло. Гипокауст подогревал выложенный плиткой пол, в железных жаровнях пылали угли, не позволяя разгуляться сквознякам. – Надеюсь, твой Брут сможет по достоинству оценить услуги, которые ты ему оказываешь?
– Он ценит мой опыт, – ответил Мацеллий, – а я, со своей стороны, доволен, что он делится со мной известной ему информацией. Знаешь, у него большие связи. Он состоит в родственных отношениях с половиной древних родов Рима. Его отец, между прочим, старый друг твоего покровителя Маллея.
– А-а, – понимающе промолвил Гай и плеснул себе еще терпкого горячего вина. – И что же легат думает по поводу политики, которую проводит император?
– Честно говоря, он в ужасе от того, что ему пишут из Рима. В этом году кончается срок его службы на посту командующего, и он ломает себе голову, как бы увильнуть от возвращения в Рим! Мы с тобой являемся представителями всаднического сословия, и в этом плане находимся в более выгодном положении: закон не требует, чтобы по выходе в отставку мы переезжали в Рим. Я слышал, что в нынешнем году в вечном городе для сенаторов сложился крайне неблагоприятный климат.
– Для таких, как Флавий Клеменс? – мрачно уточнил Гай. Ничего удивительного в том, что сенаторы переполошились. Если уж казнили двоюродного брата самого Домициана, на что же могли рассчитывать все остальные? – Тебе случайно не говорили, в чем его обвинили?
– Официально ему было предъявлено обвинение в атеизме. Но ходят слухи, что он был христианином и отказался восхвалять императора.
– Тогда, конечно, наш Dominus et Deus разгневался не на шутку!
Мацеллий кисло улыбнулся.
– Боги свидетели, эти христиане – крайне несносный сброд, и, если правительство не подвергает их жестоким гонениям, они сами сжирают друг друга. Лучше бы уж Нерон вместо львов выпускал на арену христианские секты сражаться между собой. Тогда на зверях удалось бы сэкономить целое состояние. Но Домициан требует такого поклонения, что это уже просто неприлично!
Гай кивнул. Юлия много рассказывала о проповедях отца Петроса; он знал, что христиане помешаны на мучениках, их секты погрязли в распрях, – Юлия называла это избавлением церкви от нечестивых. Но в более широком аспекте христиане представляли для империи куда меньшую опасность, чем мегаломания императора.
– Он вознамерился идти по стопам Нерона и Калигулы? – спросил Гай.
– Ну, пока еще он не пытался обожествить своего коня, если ты это имеешь в виду, – ответил Мацеллий. – Во многих отношениях он очень даже толковый правитель – вот поэтому-то он так и опасен. На что сможет опереться империя при очередном ненормальном правителе, если сейчас позволить Домициану расправиться с остатками сословия сенаторов?
Гай пристально посмотрел на отца.
– Ты и впрямь крайне обеспокоен этим, не так ли?
– Лично на мне подобное положение вещей вряд ли отразится, – сказал Мацеллий, покручивая на пальце кольцо – символ принадлежности к всадническому сословию. – Но твоя карьера еще вся впереди. А при нынешнем императоре разве удастся тебе пробить путь наверх?
– Отец… что-то происходит, да? Что тебя просят сделать?
Мацеллий со вздохом обвел взглядом яркие стены комнаты, полки со свитками, словно боялся, что все это вдруг исчезнет в одночасье.
– Разработан… план, – осторожно начал он. – Цель его – покончить с династией Флавиев. Когда Домициана устранят, сенаторы изберут нового императора. Но чтобы план этот осуществился, требуется поддержка провинций. Новый наместник – ставленник Домициана, однако большинство легатов происходят из семей, подобных той, к которой принадлежит Брут…
– Значит, они хотят, чтобы мы поддержали их, – смело высказался Гай. – А они представляют, что могут натворить местные племена, пока мы будем наводить порядок в высших эшелонах империи?
– Если мы пообещаем им кое-какие уступки, они нас поддержат… Скоро нам передадут дочерей Бригитты. Валерий уже ищет для них подходящих приемных родителей. Римляне и британцы в конце концов должны стать союзниками. Просто таким образом это случится несколько раньше, вот и все.
Гай беззвучно присвистнул. Речь идет о мятеже поистине грандиозного масштаба! Он одним глотком допил остававшееся в кубке вино и вновь взглянул на отца. Мацеллий внимательно наблюдал за сыном.
– Порой случаются самые невероятные вещи, – тихо произнес он. – При определенном направлении развития событий не исключено, что некоего римлянина, в ком течет кровь царского рода силуров, ожидает довольно интересное будущее!
Гай возвращался домой взволнованный. Голова кружилась, и не только от выпитого вина. Он уже достаточно долго ублажал Юлию. Теперь он окончательно решил официально усыновить ребенка Эйлан. Однако как только Гай переступил порог дома, Юлия тут же стала рассказывать ему о последнем визите к отшельнику, отцу Петросу.
– И он говорит, что в Священном писании буквально так и сказано – и это подтверждается другими пророчествами, – что с уходом нынешнего поколения наступит конец света, – заявила она с сияющими глазами. – Рассвет каждого нового дня мы должны встречать мыслями о том, что это не солнце просыпается, а мир начинает пылать в огне. И в результате мы вновь воссоединимся с теми, кого любили. Тебе это известно?
Гай изумленно покачал головой. Он не мог себе представить, как Юлия, имея прекрасное образование, способна верить в подобную чушь. С другой стороны, женщины – легковерные существа; наверное, поэтому их и не принимают на государственную службу. Интересно, пытаются ли христиане воспользоваться в своих целях нынешней нестабильной обстановкой, которую создал в империи Домициан?
– Ты что, намереваешься принять веру Назорея – этого проповедника рабов и предателей-евреев? – резко отозвался Гай.
– Для мыслящего человека я просто не вижу другой возможности, – холодно ответила Юлия.
«Что ж, – отметил про себя Гай, – я явно не отношусь к разряду мыслящих людей, во всяком случае, в ее представлении».
– А как отнесется к этому Лициний? – только и спросил он.
– В восторге он не будет, – печально произнесла Юлия. – Но это – единственное, во что я поверила с тех пор… с тех пор, как умерли дети. – Ее глаза наполнились слезами.
«Какая нелепость», – подумал Гай, но вслух этого не сказал. Похоже, Юлия не находила утешения в том, что поддавалось разумному осмыслению. И действительно, он впервые видел жену такой радостной с тех самых пор, как погибла Секунда. Образ утонувшей дочери преследовал его и ночью, и днем. Соответствовало это здравому смыслу или нет, но он почти завидовал ей.
– Что ж, поступай, как считаешь нужным, – устало проговорил Гай. – Я не стану запрещать.
Юлия посмотрела на мужа с некоторым разочарованием во взгляде, потом просияла.
– Если бы ты понимал, что такое истина, ты бы и сам принял веру Назорея.
– Дорогая моя Юлия, ты уже не раз говорила, что мне не дано понять истину, – огрызнулся Гай. Юлия уткнулась взглядом в пол. Значит, это еще не все. – Ну, что еще?
– Мне не хочется говорить об этом в присутствии детей, – произнесла она, запинаясь. Гай хохотнул и, взяв жену под руку, повел в другую комнату.
– Ну и что же ты хочешь скрыть от наших детей, Юлия?
Она опять опустила глаза.
– Отец Петрос говорит… раз конец света так близок… – она помолчала, – правильнее будет, если все замужние женщины – и женатые мужчины тоже – дадут обет воздержания.
При этих словах Гай вскинул голову и громко расхохотался.
– Но ты ведь знаешь, что по закону, если женщина отказывается делить с мужем брачное ложе, это является достаточным основанием для развода, не так ли?
Юлия была явно обеспокоена реакцией Гая, но его вопрос не застал ее врасплох.
– «В Царствии Небесном ни женятся, ни замуж не выходят», – процитировала она своего нового наставника.
– Ну, теперь все ясно, – со смехом произнес Гай. – Мне нет никакого дела до твоего царства небесного, во всяком случае, до той его части, которой повелевает отец Петрос. Можешь давать любые обеты и клятвы, дорогая, – добавил он, зная, что Юлии обидно слышать такие слова. – Учитывая, что уже целый год в постели от тебя толку не больше, чем от бревна, ты могла бы догадаться, что меня твое предложение вряд ли расстроит.
Юлия от удивления вытаращила глаза.
– Значит, ты не возражаешь?
– Абсолютно нет, Юлия. Но должен предупредить: поскольку ты отказываешься исполнять долг истинной супруги, то я, со своей стороны, также не обязан хранить тебе верность.
Гай сознавал, что испортил сцену, которую Юлия намеревалась разыграть; очевидно, ему следовало гневно негодовать или умолять ее отказаться от принятого решения.
– У меня и в мыслях не было просить, чтобы ты дал такую же клятву, – сказала она и язвительно добавила: – Даже если бы ты и согласился, сомневаюсь, что бы ты жил, не нарушая своих обещаний. Думаешь, я не знаю, для каких целей ты приобрел ту смазливую рабыню в прошлом году? Боги свидетели, на кухне она только мешается! Твоя душа обременена столькими грехами…
Но Гаю эта перебранка уже надоела. Он не намерен обсуждать с женой состояние своей души. Да и что может Юлия знать о его душе?
– О своей душе я позабочусь сам, – заявил Гай и направился к себе в кабинет. Там ему уже постелили постель. Выходит, Юлия, не дожидаясь его ответа, заранее решила, что он охотно согласится спать отдельно.
У Гая на мгновение мелькнула мысль отпраздновать свободу, пригласив в свой кабинет рабыню, но оказалось, что ему вовсе не хочется этого делать. Его не устраивала женщина, которая обязана была проявлять покорность, потому что он – ее господин. Он желал чего-то большего. В памяти всплыл образ Эйлан. Теперь-то уж, по крайней мере, Юлия не посмеет возражать, чтобы он усыновил Гауэна. Как бы ей сказать об этом?
Наконец-то он может со спокойной совестью вновь попытаться встретиться с Эйлан. Но в воображении, затмевая счастливые воспоминания, возник лик Фурии, который предстал его взору на церемонии в честь праздника летнего солнцестояния. И, погружаясь в сон, вместо образа Эйлан Гай видел лицо девушки, с которой случайно столкнулся в прошлом году в хижине Отшельника.
Глава 27
В середине февраля ураганные морозные ветры сменились временным затишьем. Погода установилась безоблачная, солнечная, хотя и довольно холодная. В садах зацветали ранние фруктовые деревья; наливаясь соком, зеленели вновь оживавшие ветви растений. На холмах заблеяли ягнята, берега болот огласили крики возвращавшихся из теплых краев лебедей.
Эйлан, взглянув на синее небо, подумала о том, что пришла пора выполнять обещание, данное Мацеллию. Она послала за Сенарой и отправилась в сад.
– Хороший денек, – сказала девушка, явившись на зов Верховной Жрицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83